Отправлено: 11.12.22 00:14. Заголовок: Заброшенное озеро.

 Отправлено: 11.12.22 00:17. Заголовок: -Нашёл о чём паритьс..

-Нашёл о чём париться, братишка, матерь божья. Эта мелкая азиатка – та ещё тряпка, раз вообще с тобой разговаривает после всего. Ну так трахни её, вышвырни пинком под зад, да забудь, как страшный сон.
Мерзко и порочно ухмыляется Эду себе под нос, нагло перебив сентиментальные оды Коннора, касаемо препирательств с этой его бывшей зазнобой, и – что важнее – подружкой Бене, за которую она, словно кошка, даже ему, Эдуардо, глаза порывается выцарапать. Самое забавное, Эду, казалось бы, так легко раздаёт дурные советы направо и налево, больше того – способен вредоносно фыркнуть прилюдно, мол, его сестрица, Бенедикта – истеричка плюс стерва в одном флаконе и с чего ему обращать внимание на её капризный писк да жалкие попытки его уязвить, подобные комариным укусам? Только вот всю эту брутальную хрень Эду может вешать на уши Коннору, да хоть кому угодно, в качестве лапши на уши. А себя не обмануть. Девчонке с глазами голубыми, как хрустальный лёд, улыбкой коварной анаконды и красотой греческой богини войны, удаётся коготками и ядовитыми трелями нервировать его, забираясь под кожу, бессовестно проникая в самую душу. Получается – легко говорить, трудно выполнить. Эдуардо распутный, высокомерный, обаятельный – когда ему то нужно – ублюдок и не сомневается в своих силах подло затащить в постель сводную сестрицу. Но…он сильно сомневается в том, что после этого сам же сумеет вынуть Бене из головы, как нахально советует Коннору про его мелкую головную боль. Так смешно, благо оба, по сути знают – ни черта не выйдет этот номер, но они в мальчишеском стиле кретинов на зависть многим упорно хорохорятся в обществе один другого, зубоскаля над эмоциональными симпатиями друг друга и всячески изображая повальный пофигизм. Два картинных барана-выпендрёжника.
Эдуардо, резко вырвав сигарету у друга из рук, теперь порочно выпускает тяжёлый табачный дым из своих воспалённых ноздрей - крылья его носа постоянно красные и до боли чувствительные, явно не от праведного образа жизни. Впрочем, когда это он имел тупость претендовать на роль праведника? Это вздорному папеньке чего-то вздумалось раскудахтаться на старости лет и, отшвырнув прочь привычный для сына пряник, запоздало взяться за долбанный кнут. Это, откровенно говоря, чертовски бесит - а ведь раньше, не столь уж давно, папенька был своим в доску парнем, но, как гласит житейская мудрость, старость - не радость. Так что некогда разбитного Гидо не миновала участь ополоуметь на бравом закате преклонного возраста и таскать их с новоиспечённой сестрицей на нудные ужины. Где Бенедикт каждый раз своим язвительным, острым язычков дерзко нарывается на "комплименты" - надо заметить, вывести из равновесия Эдуардо задача не для слабонервных, но и девочка не робкого десятка. Как же хочется схватить её за волосы...или же, шелковистые непокорные пряди ему страстно хочется ласкать? А ещё её матушка с распрекрасными проповедями о том, как здорово порой собраться всем семейством - от чего и Эду и Бене в кои-то веки проявляют солидарность, дружно скрипя зубами - ровно до момента, как Гидо всё же строго осаждает сына взглядом, ну а Бене журит куда более мягко, однако, также не даёт ей чрезмерно злословить в сторону матушки.
К слову, надо отдать должное Капризе - поначалу она жутко раздражала Эдуардо, он привык к их с батей холостятской разгульной жизни - посему, от вида всех этих кремов для лица да упаковок тампонов, сердобольно разложенных по шкафчикам в ванной, его могло перекосить с непривычки. Но постепенно, шаг за шагом, его ненавязчивая, свободная, но тёплая и открытая к нему мачеха, стала кем-то большим, чем врагом. Эду и сам не заметил, как, всё больше сцепляясь с папашей, то и дело меряясь с ним яйцами, к Капризе напротив стал относиться более трепетно. Он принципиально игнорировал всякие праздники, но для неё готовил подарок, даже если находился в невменяемом состоянии, не просыхая неделю. А ещё, не то чтобы люто нахваливал, но обречённо давился всеми этими её подгорелыми шедеврами кулинарии, коими она пыталась возрадовать железобетонный желудок его отца - а попутно и притязательный пасынка.
Как бы то ни было, до следующих выходных в «семейном гнёздышке» старпёров-милунов им с Бене предстоит наслаждаться свободой ещё целую неделю. Странно, отчего-то в кои-то веки сия светлая мысль воодушевляет Эдуардо не так, что бы особенно. Он скорее язык свой проглотит, чем сознается в том, как слегка скучает по засранке сестрице, и её противным выходкам. Чьи из них выходки были более противными – хрен разберет, они смело имели все шансы посоревноваться в умении друг друга выводить. На бешенство. На ненависть. На споры до крови и мозолей на языке. До страсти, от которой в глазах темнеет, и всё плывёт в мозгу…по крайней мере, у него. Что чувствует Бенедикт во время их столкновений? Он не имеет понятия, и от этого вовсе не находит себе места, перманентно психуя даже в сторону несчастного Коннора. Вот и сейчас, ломано сорвавшись с насиженного места в злачном клубе, он, наскоро бросив «до связи» другу через плечо, несётся на всех парах в сторону Пансиона. Делать уроки к завтрашнему семинару, дабы не ударить в грязь лицом – вы что, всерьёз поверили в подобную чушь? О, нет, Эду с ухмылочкой обаятельного гада прямо скажет училке в лицо, мол, ему неохота отвечать. А та не поставит ему двойку, ибо накануне он неплохо поимел её прямо после лекций в аудитории, и теперь старой курице стыдно даже поднимать на него глаза. А ему насрать на клушу. И всегда было насрать на чувства женщин, до тех пор, пока его сердце стрелой не пронзила молоденькая чертовка сестра с глазами-льдинками, горящими тёмным пламенем.
Возле Пансиона он сворачивает в сторону озера, хоть нынешняя погода не располагает купаться в его прохладной воде. Но ему хочется слегка охладиться, а ещё лучше, устроить Бене представление. Он набирает ей, уверенный – она не подойдёт не потому что на дворе почти сияет луна, а из бабского принципа. Она подходит, и его сердце гадко вздрагивает. Конечно, из-за этого Эду особенно остро контролирует, чтобы его голос звучал как можно более ленно, будто он едва ли не случайно её набрал. Хотя он обычно ни черта не запоминает телефонов, номер Бенедикты единственный, что врезался в сознание и память.
-Это ты, маленькая чертовка. Ой, только не заливай, что я потревожил твой сон, детское время, малышка. Можешь считать, что я пьян, и мне можно вести себя как долбанутый романтик. Приезжай на озеро.
Он садится возле берега, продрогнув до костей и греясь сигаретой. Когда ветер немного утихает, он ничуть не уповает на её приезд. Она капризная девочка, что стервозно не пошевелит каблучками, если мальчик ей не вызовет такси бизнес класс. И он страшно удивляется, когда видит её столь знакомый и желанный силуэт в тени деревьев.
-Хочешь сделать ужасную глупость, после которой получишь ангину, воспаление лёгких и, в придачу, взрыв адреналина?
Хмыкает он, картинно выгнув бровь, кидая сестрице негласный вызов, принимаясь скидывать с себя шмотки, будто сойдя с ума. Некоторое время стоит обнажённым, уперев руки в боки, ничуть своей наготы не стесняясь, и глядя на Бене исподлобья с прищуром, внимательным, изучающим, порочным взором. А потом озорно кидается в холодную воду, от чего перехватывает дыхание. Он, как полоумный, принимается растирать свою грудную клетку ледяными каплями, оказавшись по пояс в воде – и ему вскоре то ли от этих манипуляций, то ли от влитых литров алкоголя совсем недавно, становится жарко. Эду раскидывает руки в приглашающем жесте, и нахальная ухмылка прорезает странные черты лица обманчивого задрота, а на проверку подонка и возмутителя спокойствия.
-Иди ко мне, детка. Ну же, давай. Или что же ты… испугалась?..

 Отправлено: 16.12.22 00:24. Заголовок: - Гидо, я хочу те ту..

- Гидо, я хочу те туфли и желаю видеть их завтра, - капризно выносит мозг отчиму Бенедикт.

Привязалась к нему, пусть даже и через циничное то, что Гидо ее баловал нещадно, а Бенедикт бросалась ему на шею от каждого подарка. Это могло показаться циничным, но Бене ужасно радовалась и все больше привязывалась к отчиму, что становился настоящим отцом. В нем все было прекрасно, кроме его отвратительного сына – Эду. Засранца с ума сводящего. Она бы с радостью нажаловалась на него Гидо своему отчиму, ибо доверяла. Но все же Эду был его родным сыном. Поэтому она поджимала губы. Противная стерва. Такой она и была. Но Гидо обожала всем сердцем, пусть пока и пыталась скрывать, но уже принимала его как отца. Отца у Бене не было, всю свою дочернюю любовь она отдавала Гидо. И, пусть ее любовь была капризной, ждущей, требующей. Но Гидо дарил ей туфли. Гидо делал так, что Бене ощущала себя любимой дочкой, как никогда. Ведь не было такого в ее жизни, а Гидо показал. Она не жаловалась и не считала, что матушка ей чего-то не давала. Но чувствовать себя любимой дочерью, капризы которой полностью удовлетворяются… такое с ней было впервые. Она не могла насытиться этим чувством. Она – дочь.

Она в пансионе, вместе со своей Сиршей. Они просто остаются в номере, смотрят сериалы и едят чипсы, которые выбрала Сирша. А Бене так обожает свою подругу, что готова поглощать чипсы и те вкусы, что по душе Сирше. Ей рядом с азиаткой спокойно. Бенедикт ненавидит лук, но ее азиатка любит чипсы с луком. И Бенедикт влюбится в этот вкус, потому что Сирша – ее сердце. Да Бене делает из хорошей девочки плохую. Но при этом Сирша, ее трогательная малышка остается для Бене лучшей. Трогательное создание. Бене ненавидит Коннора каждый день и чай своей жизни. Защитить свою азиатскую принцессу от засранца, сделать ее порочной стервой, от которой у Коннора сведет челюсть. И ведь сводит. У Коннора даже желваки ходят, когда некогда робка Сирша виляет худыми бедрами в короткой юбке, его вовсе не замечая. А Бене победоносно ухмыляется.

Звонит засранец, она хмыкает, поднимает, толком ничего не говорит, просто его слушает.

- Иди к дьяволу, - равнодушно бросает Бене, поймав взгляд своей лапочки Сирши на себе. Сирша знает Бенедикт лучше, чем сама Бене.

Сирша распахивает глаза, глядя на подругу. Она уютная. Сирша вообще в мягкой пижаме поедает чипсы со вкусом сметаны и лука, а вот Бенедикт в шелковом халате, что так же смотрится весьма целомудренно. Им вместе так спокойно и логично рядом. Бене такая плохая, а Сирша вроде хорошая, но умеет быть еще хуже. Лучшие подруги, что доверяют друг другу до талого.

Она шепчет подруге, что собирается спать, а вот Сирша упрямо куда-то отпихивает Бенедикт. Сирша слышала разговор Эду с Бене. Она говорит, что Бене жаждет и точно пожалеет, а сама Бенедикт с ума сходит. Ей надо просто забыть о том, что рядом есть сводный брат. Надо забыть о том, как томно они ее позвал. Нельзя и ни к чему, но трепетная Сирша буквально выталкивает Бене из комнаты. И Бенедикт верит своей хорошей девочке. Потому что Сирша чувствует Бкнедикт лучше, чем сама Бенедикт чувствует себя. Сирша просто знает, что хочет сделать Бене, подталкивает ее и поддерживает. Сирша самая большая привязанность Бенедикт.
Оставив Сиршу, она ступает к озеру, буквально в тумане осознавая себя. Как в кино, черт его дери. Этого засранца. Ей бы хотелось быть сильнее, но она следует через все кочки к нему. Стыдно, неловко. Но Бенедикт буквально к нему мчится, забыв обо всем. Такая слабая дурочка. Видит его силуэт, и тает, как мороженое на жаре. Он не помогает, цинично ее высмеивая. Так она и заслужила. Дурная, привязанная к нему, она ведь прибежала по первому зову. А Эду – не просто засранец мальчишка, но ее сводный брат. Они – родственники.

- Хочу, чтобы ты объяснил, какого черта ведешь себя таким образом, - хмыкает Бенедикт, хотя его речи, его тон ее гипнотизируют. И заставляют так позорно пожирать его взглядом.

Он скидывает с себя одежду, а она сглатывает так нервно. Бенедикт просто на него смотрит, лаская взглядом поджарое обнаженное тело.
Он скрывается в воде, она с трудом глотает слюну. На ней только шелковый халатик, но дрожь по телу вовсе не от прохлады.
Как в тумане она сбрасывает с плеч халат. Медленно направляется к воде. Кожа вся покрывается мурашками, но причины она не анализирует. Он с легкостью берет ее слабо, а Бене ведется на провокации.

- И чего ты добиваешься, братец? – с сучьей улыбкой произносит она, все больше погружаясь в воду, двигаясь к нему, - во что ты играешь? Ты знаешь, что я люблю игры, но я хочу знать правила.

 Отправлено: 13.10.23 03:05. Заголовок: Эду – тот ещё стерве..

Эду – тот ещё стервец, как говорится, против истины не попрёшь. Сиё со знанием дела готов признать в том числе е близкий ему Коннор. Эду засранец и даже друга по нормальному не может подбодрить, а лишь талдычет с завидной регулярностью, мол, узкоглазых шлюх, как эта его бывшая фифа Сирша, навалом, бери не хочу. Эта много о себе возомнившая клуша всё равно навряд ли забудет Коннору, что он так и не проникся ей, пока та была невинной клушей без зазывно драных по всем канонам моды чёрных колготок. Эду искренне не мог взять в толк, что там могло запасть его обычно избирательному другу в душу. Откровенно говоря, эта азитка – страшная, хуже некуда.
А Бене, как назло, вторит Коннору – вот на кой чёрт ей возится с этой невнятной жалкой пародией на крутых японских девчонок. Была бы на месте Бенедикт другая зазноба, Эду бы грешным делом подумал, мол, та цинично выбрала страхолюдную девицу дабы выгодно блистать на её фоне. Вот только Бене никакие фоны не нужны. Она красива до неприличия. Одни только глаза-озёры и повадки стервозной кошечки чего стоят. А эти пухлые, капризные губки и воинственные нежные кулачки с острыми коготочками. Он бы облизал их языком до кровавых порезов. Мммм…даже думать о сестре чертовски вкусно.
-Объяснения, солнышко, будешь требовать от тюфячков, что послушно таскаются за тобой, как бараны на привязи. На крайняк – от моего папочки, что скорее уже стал твоим папочкой, готовым стелиться ради тебя ковриком. Ну а я - моя девочка - буду делать, что хочу.
Гадко усмехается Эду, не выпуская изо рта зажжённую сигарету, что он удерживает одними губами, и, конечно, едва она раздевается - чёртова сигарета предательски падает в воду, заставив его грязно выругаться от неожиданности - и потухает, до того яростно у несчастного созерцателя прекрасного явления отвисла челюсть. Он подозревал, что под всей этой одеждой маленькой негодницы сестрицы сокрыта та ещё точёная фигурка с волнующими его взгляд формами. Вроде бы, девичьих тел Эду на своём веку повидал в достаточном количестве - признаться, уже в столь юном возрасте ему успели порядком осточертеть все эти простые такие банальные в своём однообразии ужимки, стоны и движения. Цветочные духи, коими так странно обожают обливаться дамочки. Не желая мириться с простой и до одури очевидной истиной - мужчинам по душе запах тела своих любовниц, а не вся эта сахарная пудра да шелуха.
Но она...Бенедикт будоражила его поначалу своим колким, порой грязным язычком и острыми, как ножи, взглядами таких нежно-голубых глазок. Он жаждал, чтобы деточка наглядно ему продемонстрировала, как умеет задирать эти свои ультра короткие юбочки пошлой и невинной первоклассницы и течь на его члене, как обезумевшая кошка. Уж это ощущение он с превеликим удовольствием бы ей обеспечил. Эду давно и ленно надоело изображать старания в кровати. А с ней бы он старался как в грёбанный первый раз. И даже сильнее. Притом, разумеется, самой Бенедикт в своём стиле засранца ни за что бы не сознался в этом. Прикрывая очередной порцией циничных шуточек своё нет, не смущение - Эду неведомо такое глупое словечко - но нечто настоящее, что начинает пульсом биться в сердце, когда она оказывается такая чарующе обнажённая и открытая перед ним.
-Что же ты сама? Для чего ты здесь, раз так бесишься? Хм..ты не мне ответь на этот вопрос. А себе, малышка.
Он растягивает нарочито препротивную усмешку на губах, одновременно не переставая сверлить Бене тяжёлым, пристальным и ещё более раздевающим взглядом, словно хочет пронзить рентгеновскими лучами её нежную кожу и прорваться до самых костей. Плотоядный хищник в этот момент. А она к нему движется, словно дикая, притихшая пантера.
-А мне нравятся игры без правил, любимая сестричка. Игры, как и я - без башни.
Порочно и заливисто хохочет Эду, резко ухватив Бене, что ленной, сосредоточенной кошечкой осторожно к нему подбирается - для полной картины ей не хватает лишь подозрительно втягивать носиком воздух, смакуя знакомый аромат ненавистного братца. Эдуардо, с крепкой – неожиданной для него самого лаской – удерживая Бенедикт за запястье, властно хулигански тянет её на себя, ничуть не смущаясь факта, когда их весьма оголённые в самом буквальном смысле тела стукаются друг о друга. Забавно, до чего раскалённая у обоих кожа, кою слегка остужает лишь изрядно прохладная, ласкающая лёгкими волнами, гладь озера.
-Может, мне было интересно, придёшь ты или нет, если я позову?
Он подхватывает её под попку на руки, заставляя невольно за него ухватиться, как за соломинку утопающая. Между тем, Эду с коварным прищуром увлекает её всё дальше на глубину, так, чтобы сестричка всё более судорожно вцеплялась в него, будто в последний шанс на чудодейственное спасение. Впрочем, чего у него за больные фантазии – кто знает знойную чертовку, может статься, она ставила в г баттерфляе рекорды.
Но ведь тот, кто не рискует, тот не пьёт шампанское. И уж точно не лакает смачные, густые соки своей обожаемо непокорной сестры. А он только того спит и видит, чтобы Бенедикт бездумно раздвинула перед его похабной физиономией ножки, в призывном недвусмысленном жесте. Чтобы по-животному вдавила его в себя прямо за картинные локоны. До чего возбуждает. Адреналин и сама жизнь так и закипает в его крови, будто бы кессонная болезнь у одержимо рвущегося ввысь водолаза, наплевавшего на все законы земной физики.
-А, может, я хотел утащить тебя на глубину и посмотреть, как хорошо ты умеешь плавать. Надеюсь, что ты плаваешь паршиво, и тебе ничего не останется, как вцепиться в меня длинными стройными ножками.
Он изворачивается, высвободив одну руку, второй продолжая её крепко и уверенно удерживать на поверхности воды. Пальцами же свободной ладони почти мучительно ласково ведёт по её влажному нынче личику, очерчивая линию изящного носика, острых скул, пухлых лакомых губ и замирая на выемке на шее над ключицами. Его глаза горят бешеным пламенем – в его руках столь желанная добыча. И не трофей, как какие-то прочие. А женщина, чьё имя он не спутает даже спросонья. Запах которой услышит в толпе с закрытыми глазами, как бы сам на себя не бесился по этому поводу.
Отец, как ему кажется, ни черта этой химией между детьми не чуял, наивный простофиля. Гидо вечно витает в облаках, но вот приспичило ему включить строгого родака по отношению к не блудному сыну. Что делать, видимо, старик медленно, да верно впадает в маразм. Чем лукаво рада пользоваться сестрица, вытягивая нежными клещами из новоявленного папеньки звёзды с неба, всё, что пожелает. Эду был в обиде. Но перестал, когда сам сблизился с Капризой. Хотя упрямо, по инерции, слегка ершиться продолжает.
-Ты меня мило злишь, за исключением некоторых моих частей тела, что не всегда слушаются. Видишь, мой дружок столь яростно решил тебя поприветствовать.
Порочная, если не сказать прямо – похабная усмешка. Стыд…чего нет, того нет. Есть с огромным трудом удержимая, запретная безумная к ней страсть.

 Отправлено: 15.10.23 23:47. Заголовок: - Ты таскаешься за м..

- Ты таскаешься за мной, как баран на привязи, разве нет? – хмыкает Бенедикт, только чтобы его взбесить.

Ей хочется, чтобы он с ума сошел. У него глаза, словно янтарь и, когда он бесится, то красиво играют желваки и загораются очи, словно у вампира. А Бенедикт может вывести его из себя. Его такого всего равнодушного засранца. Неприятно признавать, но он так же в ответ может вывести из себя плохую стерву Бене.

- Я здесь потому что любопытная, - сверкает глазами Бенедикт, - к тому же, не хочу огорчать родителей… они бы огорчились, если бы мы не поладили. Ты же знаешь, как я не люблю огорчать папу.

Она стерва, что специально его провоцирует. У них это, можно сказать…. Семейное. Он притягивает ее к себе, она обнаженной кожей успевает почувствовать его сердцебиение и то, насколько у него горячая кожа. Дыхание позорно сбивается, а она еще и глаза на его губы опускает. Это нельзя. Это иная грань.

Она плохая девочка. по большому счету нет для нее моральных принципов, она так радуется тому, когда хорошая девочка Сирша нагло покачивает стройными бедрами в миниатюрной юбочке. Ей нравится смотреть, как Сирша… портится. Это плохое слово, но Бенедикт оно ужасно нравится. Ее Сирша становится испорченной маленькой азиаточкой, про которую будут слагать сплетни. Бенедикт, словно уксус. Она все портит. Она безумная и беспринципная сука, которой нравится, что из хорошей девочки Сирша превращается в азиаточку, которую хотят трахать. Которую хочет трахать мерзкий Коннор Саттон. а это уже успех. Тогда их план сработает. Чертов увалень будет думать членом, он уже думает лишь им. И Сирша сядет своей красивой задницей сначала на его лицо, а потом и на сердце, раздавив его к чертовой матери. Бенедикт беспринципная и ей нравятся игры.
И вспоминает она об этом особенно явно, когда он подхватывает ее под ягодицы, а она обхватывает его своими стройными ногами. Она просто держится за него, хотя надо бы колотить по щекам и визжать, что он гребаный извращенец. А она лишь сильнее прижимается. Он не качок с огромными бицепсами, но тело жилистое, сильное, горячее. Черт возьми, почему он имеет над ней такую власть? Обычно она имеет власть. Ее бесит быть беззащитной, но она обязательно покажет ему свои клыки, иначе она бы не была Бенедикт Сава с глазами дикой кошки. Она найдет способ отомстить ему за то, что он делает из ее дурочку, что бежит за ним по первому зову. Она отомстит ему за то, что она и есть дурочка, что бежит за ним по первому зову.

- Я совсем не умею плавать, - цепляется она за его шею еще сильнее, склонив голову, сверкнув глазами, - или умею, но умело вожу тебя за нос.

Однако пальцы ее слегка подрагивают, когда она цепляется за его шею. Особенно, когда ее опорой остается лишь одна его рука. Он настолько силен, что может ее удержать? Пусть удержит…
Она лишь отвлекается на то, как он ведет пальцами по ее лицу, удержавшись от желания поймать их губами и пососать так порочно, глядя прямо в глаза, обещая наслаждение. Страстно хотелось бы его попробовать. От мыслей таких прошибает пот. Его родной отец – человек, что стал родным отцом для нее. Да они не по крови. Но Бенедикт считает Гидо отцом, поэтому его сын, с которому она крепко прижимается – ее брат. Черт возьми, этот засранец с янтарными мерцающими глазами – ее брат. Беспринципная сука Бенедикт совсем не хочет подвести того, кто стал ее отцом. Матушку она бы подставила куда более спокойно. Та любви давала больше этой чертовой балерине старшей сестре, которую Бене и любила и не выносила. А Гидо дал любовь Бенедикт.

И она так почти невинно сползает, чтобы буквально потереться о его весьма твердый орган, вроде как невинно заглядывая ему в глаза. Будь они не в воде, она бы запачкала его всего самой собой.

- Я мокрая даже в воде, - шепчет она ему в губы, потеряв голову, потеряв стыд, потеряв себя, - ты только держи. Я правда не умею плавать, - так уязвимо, совсем не в своем стиле прямо ему в губы, словно растеряв спесь от возбуждения.

И Бенедикт делает движения, буквально втираясь в его твердый член своей влажной промежностью. Цепляется за него, откидывает голову, стонет, растирая свою влажность. Она цепляется за его шею, вновь стонет в его губы, буквально используя его твердый член для своего возбуждения. Она чувствует, что подходит к пику, чувствует, что и он уже близок, когда внезапно прекращает, прижимаясь лбом к его лбу, жарко и страстно дыша в его губы.

- Ты такой извращенец, братик… почти кончил от того, как твоя сестра терлась о твой член.

Отпускает его шею, ныряет под воду, выныривает, ухмыльнувшись и резко стартует к берегу, совершенно профессионально.

 Отправлено: 14.01.24 00:15. Заголовок: -Не льсти мне, детка..

-Не льсти мне, детка. Таскаюсь, как баран без привязи.
Порочно хмыкает Эду, с яростным прищуром неожиданно...не то, чтобы ласково, но определённо бережно сжимая её сладкие, сочные ягодицы в своих одеревеневших было от прохладной воды длинных, узловатых и беспрецедентно цепких пальцах - но нынче горящих пожаром. Почти таким же, как его колом стоящий и непримиримо затвердевший мужской орган.
-Надо же, малышка. А ты, оказывается, не только любопытная, но и наивная. Как забавно. - Нагло усмехается в её нежное и нынче такое растерянное личико так похабно и совершенно бесцеремонно разглядывает её черты, буквально впиваясь янтарными глазами, как острыми, пронзающими иглами. Так, как его грёбанный член жаждет прямо сейчас отменно пронзить её вагину, заставить извиваться на его жарких бёдрах и беспрестанно стонать его имя, моля о добавке. -если серьёзно думаешь, будто бы при виде наших пошлых обменов любезностей святошу Гвидо не хватил бы инфаркт.
Его усмешка становится ещё более явной и вызывающей. Впрочем, уже не столь воинственно, когда она умело и бесстыдно обезоруживает своего названного братца, ранимо обхватив своими стройными ножками за поясницу. Хм...а проиграть в подобной схватке Эду вовсе не против. И внутреннее чутьё ему явно подсказывает - он проигравшим себя и не почувствует. Если любимая сестрёнка - его горячий приз.
Ему по барабану, если честно, что там и кто думает об их далеко не укладывающихся в чинное представление о видимости одной семьи порочных препирательствах. И уж конечно он не намеревается давать по тормозам, оттого, что кому-то там вздумалось проводить их обсуждающим взглядом. Да пусть подавятся да от зависти издохнут. И как бальзамом по душе со шрамами, что Бенедикт думает точно также – разве что праздно развекает себя очаровательно лицемерными девчачьими попытками косить под святую простоту.
О нет, она не милая и тухлая закомплексованная пташка, как эта её неприметная подружка. Надо же, удивительно - чем более ярко и заметно обряжает себя эта азиатская серая мышка, тем большей невидимкой становится. По крайней мере, Эду искренне не может взять в толк, на что там можно было всерьёз повестись. Правда, он не шибко заботится этим вопросом и не собирается церемонно изображать заинтересованность. Благо, насрать так безбожно, что даже совестно. Ах, нет, простите. Даже не совестно. Так вот, Эдуардо - также не ванильный пряник на выданье. Ему пофигу практически на весь этот мир, включая, к слову, многострадального Гвидо. Но тут они с очаровательным цинизмом к взаимной радости поделили родителей с Бене - ей пришёлся по душе отчим, а Эду - мачеха. Ни Гвидо, ни Каприза не сопротивлялись этому раскладу ничуть. И, к слову, та откровенно редкая сфера жизни засранца Эдуардо, что никак не сопряжена с пороком. Было бы красиво сказать, мол, он питал к взрослой мачехе запретную страсть. Но он питал запретную страсть к её молоденькой стерве дочери, которую глумливо звал сестрёнкой, наслаждаясь злым румянцем на её щёчках.
-Глупенькая девочка. Никак не поймёшь. Я тебя не отпущу. Уж об этом можешь не беспокоиться.
Шепчет хрипло, тяжело дыша куда-то ей в шею, кою покрывает порывистыми влажными поцелуями. Настолько пропитанные вожделением из его рта, что даже вода кажется будто бы сухой. Его свободная рука почти мелодично ласкает её ягодица и внутреннюю сторону бёдер, ведёт вверх по линии её позвоночника, хаотично обрисовав её и накрыв сзади шею - не абьюзивно, на властно. Вместе с тем, другой рукой он действительно намертво вжимает в своё разгорячённое тело сестру. Он ведь не шутит. Он не отпустит её. Как в жестоком и даже слегка издевательском - в их неизменно стиле - так и в самом прямом. Он ублюдок, что может легко заставить её разрыдаться и посмеяться, слизывая кончиком языка её слёзки. Но он же ей сердце отдаст, если ей потребуется пересадка. И испытает странно мрачное удовольствие, представляя, как он будет тусоваться на том свете, а она в бессильной ярости хлопать глазками, что теперь внутри неё стучит...он. Да. Даже столь романтичные воображаемый момент он в своём гадком сознании запросто обратит отнюдь не в сказку.
Но ей не даёт толком опомниться, лаская шею, зарываясь в перепутанные в воде тёмные локоны и врываясь в её губки жадным, яростным поцелуем. Чувственно стучась об её сердце своим прямо через их грудные клетки.
-Извращенец, но не больше чем ты, моя сладкая. Я почти кончил, пока ты благостно тёрлась о мой член, как кошечка, желающая отведать кота.
Рычит он в её самые желанные на свете губки, когда она, доведя его почти до умопомрачения и туманных звёзд в глазах, вдруг резко прекращает потираться о его своим насквозь промокшим роскошным телом. Обнажённым и промокшем вовсе не от одной озерной воды. Она юрко выворачивается их его почти ласково захвата, подловив момент, когда у него перед глазами стоит пелена вожделения до чёртовых мушек в глазах - и рьяно движется к берегу. Хм..а сестрёнка недурственно плавает. Сексуальная и соблазнительная негодница даже в таком, казалось бы, простом жесте, как гребля к берегу. Будто бы идёт, виляя бёдрами ему назло и в удовольствие.
Он, развязно и бесспорно досадливо ухмыляясь, хищно поджимает губы. Дав ей небольшую фору и раздумывая, не обогнуть ли берег с другой стороны и не перехватить ли её одежду, посмотрев, как Бенедикт после этого поступит с ним. Хм..хотя, есть ведь куда более приятный вариант. Эдуардо, к слову, сознаёт – если бы он нынче занялся бахвальством и всего лишь бравировал, она бы не повелась, всеми фибрами ощутив исходящий фальшь от него. Он не самый обалденный актёр да и на лучшие роли в этом мире не претендует. Он скорее скажет прямо, как отрежет, до жгучей обиды и горькой боли. Слишком ленный и противный, дабы корчить из себя какие-то маски да образы. Так вот – он не придуряется. И идёт ва-банк, желая просто…так странно желая просто её вернуть. Отчаянно и бесшабашно.
-Убегаешь? Ну, давай, сестрица. Только вот…ты меня слишком задела за живое. Мне осточертело держаться на плаву.
Хмыкает в своём стиле подонка без тормозов и привитого благоразумного чувства страха. Гвидо не даст соврать – в детстве, схватившись чокнутой пятерне за раскалённый чайник, Эду не столько разнылся, сколько ощутил внутри бешенство и принципиально от горячих предметов не шарахался и их не избегал. Он больной, словно бросающий всеми и всем вызов. И особенно – своей непокорной красавице и самому себе, наверное.
Удостоверившись, что Бене скептически выгнула бровь, нехотя на его зов повернувшись, он даже не потрудившись сделать вдох, резко уходит под воду. Ничуть не скрывая, что делает это по своей воле и не силится изображать случайного утопленника. Она не спешит бросаться спасать его, он не спешит всплывать на поверхность. А в какой-то момент его яростное упрямство настолько захватывает его, что, вперемешку с кислородным голоданием, заставляет ещё более рьяно погружаться на дно. Эду краем глаза видит смутно развивающиеся вокруг него водоросли, будто готовые принять его в свои смертельные объятия. А если и правда умрёт? Разве что-то изменится? Он прикрывает глаза и почти расслабленно делает вдох, ощущая одновременно и панику и какой-то бешеный кайф от потока воды, хлынувшей прямиком в его лёгкие.

 Отправлено: 14.01.24 23:33. Заголовок: Хотеть брата нельзя...

Хотеть брата нельзя. Пусть он и не родной брат. Но все равно – неправильно. Обхватывать его ногами, тереться об него, стонать ему в губы – неправильно. Тереться и желать кончить от трения об него – запрет. Даже, когда ты знаешь, что в ваших венах не одна кровь, но нельзя.
Каприза и Гвидо ведь родители, что пытаются создать настоящую семью. Изо всех сил. Каприза и Гвидо и есть истинная семья. А Бене и Эду косячат. Гвидо и Каприза радуются, когда Бене и Эду не ругаются. И вовсе не видят, как брат и сестра переглядываются. Переглядываются страстно, нереально, ужасно, безумно, словно, пока Гвидо и Каприза просто радуются, что их дети приняли друг друга. Бене и Эду не ругаются лишь тогда, когда хотят друг друга трахнуть. Но огорчать Гвидо и Капризу не будет ни Эдо ни Бене. При этом, они есть разочарование папы и мамы. Если они еще и трахаться начнут за спинами родителей, что пытаются создать настоящую семью, то это будет провалом.

Даже на семейных вечерах и ужинах, Бене чувствует, как трусики ее намокают от того как сводный брат языком трогает острый перец, перед тем, как его съесть. Эдуардо ее до безумия бесит. До такого же безумия сводит с ума. Бенедикт же, глядя в глаза сводного брата, ласкает языком кончик банана, на котором прислуга распылила взбитые сливки. И друг друга глазами трахают, пока родители рады, что дети друг друга не ненавидят.

Бенедикт на таких вечерах семейных брата не выносит и хочет в то же время. Нельзя хотеть брата. Это же нечто странное. Нужно забыть… нужно возненавидеть, тогда все будет в порядке. Не будет хотеться получить член брата в себя.

Только Бенедикт на все это готова. И это ее с ума сводит. Неправильно. Надо взять себя в руки, быть сестрой. А хочется, чтобы он, черт дери… что? Трахнул ее? Или чего она от него хочет и от себя?

Особенно, когда в воде, когда он касается ее влажного тела. От того, что он рядом ей хочется громко стонать. Он же касается ее шеи и губ своими страстными губами и языком, она лишь выгибается. Как кошка, сейчас ее глупый позвоночник просто возьмет и треснет.

- Не отпускай, - шепчет, выгибаясь в его руках, - и можешь кончить мне в рот. Куда угодно, - с усмешкой хмыкает, вроде как шутливо, они же брат и сестра, - шучу. Иди ты к черту.

Она уверена, что победила, увернувшись из его рук. Обожаемый братец, с которым просто нужно сделать перерыв. Ведь со своими пошлыми мыслями она уже успела проиграть. Самой себе проиграла. Ему проиграла, они же ведут эту дурацкую войну.

Но Бене уплывает его, считая, что раздразнила и оставила выживать без нее. Она уверена, что проиграла войну, но битва это иное.

- Надеюсь, ты сдохнешь, братец, и наследство достанется мне, - ухмыляется Бенедикт подмигивая брату, вроде как спокойно.

Она и думать не может, что Эдуардо серьезно играет. Сама так эротично пытается отряхнуться на берегу. Она показывает ему свое обнаженное тело с усмешкой, когда просто флиртует. Эротично руками проводит по своему обнаженному телу, постанывая слегка, как будто бы просто очень насладилась прохладной вечерней водой.

- Наследство. достанется. мне. - воспринимает она его слова таким образом.

Он же подмигивает ей на воде, а потом вдруг пропадает, тонет. Сначала Бенедикт просто наблюдает, он ведь ее специально дразнил. Засранец. Закатывает глаза.
Но он не всплывает, а Бене паникует, тут же бросившись за ним, буквально на себе вытащив его на берег, потому что действия опережают мысли.

Он хлюпает и хрипло дышит. Как только он ожил, Бенедикт лупит злобно ему в грудь. У него фонтаном из горла вода плещет. А у нее руки дрожат и придушить его хочется.

- Ты подонок, - старается сделать так, чтобы голос ее звучал как можно с более явным презрением, но проскальзывает чертово беспокойство, - если хочешь сдохнуть, то не на моих глазах, не хочу объяснять все Папе.

Она снова бьет его в грудь, сверкает глазами, тут же накидывает на плечи халат и быстро уходит, оставив его одного. Ей сейчас нужны мягкие объятия Сирши, потому что Бенедикт уже на подходе к их комнате понимает, как в горлу подступают слезы. Хотеть брата нельзя. Но еще хуже так сильно до слез за него переживать.