Отправлено: 25.12.23 01:19. Заголовок: Ресторан традиционной японской кухни "KABUKI"

рётэй, что весьма популярен как среди жителей города, но больше среди кланов, ибо придерживается политики "дружить" с ними.
https://i.pinimg.com/originals/fc/ef/29/fcef298e397f26097a6b1cde82a9152b.jpg

 Отправлено: 25.12.23 01:42. Заголовок: Странно, когда два б..

Странно, когда два брата такие разные. Шишио – принц, что знает манеры, никогда не обидит женщину, такое идеальное создание. А Чубака никогда бы не стал таким, как Шишио. Возможно, какое-то время ему хотелось, он ведь не такой вовсе не на зло и не для того, чтобы кому-то что-то доказать. Просто у Шишио душа всегда была благородной, а Чубака родился жестоким. Шишио не стал бы убивать обезоруженного, а Чубака бы с наслаждением отрубил тому голову. Шишио принял бы смерть, если бы ему казалось это верным исходом, а Чубака боролся бы до конца, а потом с наслаждением вырезал бы всех, кто заставил его «поволноваться». Кстати, кто из них родился «с браком» неизвестно.
Однако каждый из них на своем месте. Но даже, находясь в клане, где Чубаке комфортно, где его принимают, где его жестокость приветствуется, он постоянно находится в состоянии какой-то шизофренической паранойи, что все узнают про то, какой он, в сущности, псих, например, в постели с женой, и его просто выгонят. Ведь даже любимого пса Кенджи Миуру изгнали, когда тот показал всю силу своего безумия. И Чубака сдерживается. Но уверен, что Чоу собирается его подставить рано или поздно.

Чубака, пусть и бесится, что Момо тренирует его жену, но молчит. Потому что такие решения принимаются на высоком уровне, на уровне главы клана, а значит Дайсукэ-сан считает это чем-то уместным. У Чубаки, несмотря на его яростный и жестокий нрав, нет привычки ставить под сомнение решения глав. Ведь Дайсукэ-сан с ним общается крайне редко, поэтому Чу цепко выбрал в Боссы Нираги. Но Чубака вынужден мириться с тем, что его жена не становится той покорной фиалкой, которую он старательно пытался из нее «вылепить» регулярными побоями, насилием, извращением, да наказаниями. Чоу не могла работать, строить карьеру, как ей когда-то хотелось. Так дрянная стерва решила, что может стать воином. Чубака шовинист. Он бы никогда не позволил бы ей сам, ему бы нравилось, чтобы она собакой у его ног сидела, пальцы ему облизывала и молила о том, чтобы сегодня он ей сделал очень больно.
И плохо себе признается в том, что ему даже нравится, когда она его царапает, а один из ее укусов между ключицей и шеей до сих пор зияет шрамом. Он иногда зачем-то ласково по нему проводит тонкими пальцами.
Но дело не в какой-то сентиментальности. Да Чубаке нравится такой ее скотский нрав, что хочется ее скрутить, поломать, поставить на колени, заставить скулить и членом его давиться, когда он до треска тянет ее теперь еще и, словно ему назло, не такие длинные волосы. Но он так же испытывает особое извращенное удовлетворение от того, что уверен, что однажды сумеет ее поломать полностью. Тогда эта красивая тварь станет его идеальной куклой. Он не может позволить ей оставаться такой, какая она сейчас. Чем больше она тренируется, чем сильнее она становится, тем ближе приближается его судьба к тому, что красивая сучка нашепчет Момо о том, что Чубака псих, что извращается над ней и мучает ее. А дальше по цепной реакции дойдет до Дайсукэ-сана. И Чубака отчего-то уверен, что глава клана не захочет держать подле себя такого воина.
Поэтому его отношения с Чоу сейчас еще и война. Потому что от своей паранойи ему никуда не деться. И имя его паранойи всегда будет «Чоу». Его пока еще несломленная личная сука, от которой все огнем пылает.

Одним из моментов того, как он ее ломает, являются их еженедельные свидания. Что в этом такого? А то, что они не сентиментальная парочка, но обычно особой пикантности этому добавляет то, что они сдерживают себя на людях, оба ради клана. Они оба ценят клан и людей клана. Поэтому сдерживаются. Оба.
Сегодня же Чубака закрыл весь ресторан для них, их обслуживает несколько официантов, да повар. Чубака специально выбрал официанта юношу и девушку, с которой он даже флиртует, потому что ему нравится, как вспыхивают глаза Чоу. Почти так же, как вспыхивают глаза самого Чубаки, когда официант слишком долго смотрит на губы его жены. Такая вечная борьба между двумя кто вроде как друг друга просто ненавидят и желает лишь самой жуткой и мучительной судьбы. Чубака ее никуда не отпустит. Это самая для нее мучительная судьба.
Чубака бы хмыкнул, что официанту ничего не светит, как минимум, потому что его жена – воин. Только он все равно не верит в женщину – воина.

- Ты тренируешься, чтобы действительно участвовать в битвах или же это такой изощренный способ научиться давать мне отпор? – спрашивает насмешливо, - думаешь, в случае чего, сумеешь меня одолеть?

Он отпивает из бокала, наслаждается ужином, даже любуется своей женой. Сложно не признать, что красивее и желаннее этой женщины в своей жизни он не встречал. Дразнит специально, но, стоит отдать ей должное, что она держится.
Поэтому, когда официантка подходит, чтобы подлить вина Чубаке, он порочно ведет по ее ножке, почти доходя до промежности. Официантка дрожит и не может сказать и слова, а Чубаке на ее ноги-то плевать, но всем своим видом он показывает заинтересованность, впиваясь взглядом в свою самую желанную супругу, ожидая реакции.

 Отправлено: 14.01.24 23:54. Заголовок: Муженёк садист – под..

Муженёк садист – под отчётливый скрип её зубов – с издевательской ухмылочкой справляется, как, мол де, ей распрекрасное платье, что он выбирал, якобы бегая по магазинам с высунутым языком. Ну да, – зная нрав Чубаки, он и пальцем бы ради какой-то там дамочки (не столько сердца, сколько члена) не шевельнул, разве что в сторону слуг, дабы те, разбежавшись, подобрали, подходящее случаю одеяние. И правда – Чоу в элегантном, небесном наряде с красивым шлейфом и широкими полупрозрачными рукавами походит на Золушку, кою фея обратила в принцессу. Только вот улыбка на её холёном холодном личике напоминает плотоядный оскал каннибалов, которым Чоу с превеликой радостью и без мук совести скормила бы благоверного, поддав в костерок огонька.
Тем не менее, в закрытый ресторан она следует за муженьком покорно, потрудившись изобразить видимость примерной супруги при встреченных ими по пути «собратьях» из клана. Пропади все эти кланы пропадом, да гори в аду. Впрочем, она несправедлива, благо уж если и есть кто относительно демократично настроенный к талантам женщин, так это Дайсукэ-сан. Этого сурового человека Чоу искренне уважает и благодарна за дозволение шикарной в своей яростной и дикой натуре Момо тренировать её. Ведь, в отличие от боевой, воинственной красавицы подруги, Чоу напоминает воина примерно также, как сопливая маргаритка литое железо. И всё же… здесь Чоу ощутила себя не то, чтобы на своём месте. Собой.
С детских лет она была…обычной. Хваткой девочкой, далёкой от степенных хрупких цветочков на ветру. Отец её не гнобил, не мучил нравоучениями, но и не воспринимал всерьёз, давно расписав за Чоу всю её судьбу, полагая, что знает, как для неразумной дщери лучше и безопаснее существовать во враждебном «царстве» грёбанных повелевающих мужчин. Чоу с некоторой степенью наивности рискнула пыжиться переломить злой рок, при их первой же встрече договорившись с новоявленным тогда ещё женишком на честный цинизм, сразу выложив как на духу – брак по расчёту её более, чем устраивает и она вовсе не одухотворённая нимфа, мечтающая о духовных благах. Ей вполне угодят комплименты в бриллиантовом эквиваленте. Разумеется, в ответ она согласна была сознательно поступать так, как диктовала буква правил, так и быть, глотая занудные и однообразные будние, предписанные жёнам всех этих павлинов. Она не шибко стеснялась в выражениях, раздражённо закатывая глаза, неосторожно привыкшая, как былые робкие ухажоры послушно бегали за ней, как скучные щеночки, готовые целовать землю под её ногами. Чубака же тогда усмехнулся ей в лицо и ошарашил, залепив затрещину и рявкнув, чтобы не смела хамить ему. С тех пор она решила выразить ему протест и себя не сдерживать, стремясь обучаться на «амазонку» в самом соку. И с тех же пор безбожно запала на этого мерзавца и негодяя, ненавидя за нахлынувшую страсть то ли себя, то ли его. Ладно, обоих, к чему мелочиться.
Они с деланной церемонностью устраиваются за заказанным Чубакой столиком, обмениваясь праздными ничего не значащими любезностями. Официант кидает робкий взгляд мальчишки на неё, а Чоу не упускает момент немного позлить много мнящего о себе муженька, раскованно закинув ножку на ножку так, чтобы вырез её длинного, нежного в своей закрытости платья, наглядно приоткрыл всю заманчивую красоту её стройных ног. Реакции официанта она не предаёт значения, ей всегда было насрать на всех этих застенчивых милунов с краснеющими ушами. Захочет она подтирать мальчику сопли – сердобольно родит себе сынка. Но её цели иные. Научиться сражаться, для начала хотя бы немного постоять за себя. И, что важнее, за свою сестрёнку, ранимую малышку Сатоми, хоть, надо отдать Камуи должное, этому принцу с серьёзными глазами она почти доверят. По принципу – доверяй, но оставайся начеку. Пусть попробует обидеть её девочку, никакой его папенька всем своим злым величием не запугает её. Ибо Чоу готова всю себя пустить на растерзание и немыслимые пытки ада, лишь бы Сатоми сохранила чистой свою ласковую душу. Наплевать на всех, особенно на этого засранца напротив.
Она почти доверительно наклоняется к нему через стол, лукаво поманив пальчиком с острым коготком и с милой насмешливой заботливостью поправив выбившуюся прядь из его «рыцарской» причёски.
-Вот из-за таких, как ты, мой сладкий, люди и думают, будто самураи да воины – звери и изверги.
Отвратительно елейным голоском мурлычет Чоу, якобы ленно наблюдая, как его бесстыжие ручонки устремились официантке между ног. Чоу вовсе не нравится захлестнувшее ощущение жгучей ревности вместе с порывом придушить блудного гуляку. Она силится списать свой порыв на собственнический инстинкт, что, между прочим, в равной степени свойственен женщинам. Впрочем, вид застывший девочки в припадке ужаса вынуждает Чоу смягчиться к ней и обратить весь гнев на Чуи.
-Прекрати себя позорить – и меня заодно. Разрядился в чинные одежды, а ведёшь себя, как животное. Оставь бедную девушку в покое, как бы несчастную кондратий не хватил от твоих чудовищных манер.
Пытается презрительно сморщить носик, а сама разве что жаром дракона на засранца не пышет. Хотя её слегка утешает тот факт, до чего загораются тёмным пламенем глаза Чубаки, бросившего небрежный взор на траекторию взгляда мальчика-официанта. Право, того сложно винить. Благо, ножки Чоу – её верное оружие похлеще катаны, разве Чубака дал бы соврать?
-Я тренируюсь, чтобы действовать тебе на нервы, дорогой. Ведь эта планета крутится исключительно вокруг твоей персоны.
Хмыкает Чоу, с деланной невозмутимостью расслабленно откинувшись назад на спинку пафосного кресла. Чтобы тут же, схватив нож, оказаться на столе в духе порочных кадров из треклятого «Обнажённого оружия» - картина маслом. Любопытно, Чубака для чего-то даёт ей фору или же действительно не ожидает от «роднулечки» подобной прыти, когда Чоу яростно, рукавами выбранного им для неё вопиюще бабского наряда, закрывает ему обзор и нападает, совершенно безжалостно полоснув ножом прямо перед его наглой физиономией. Он, конечно, ловко увернулся, а жаль, ведь она была бы не прочь подпортить его обманчивую красу благопристойного джентльмена на минималках.
Чоу оказывается обезоруженной, лежащей на лопатках и изо всех сил пытающейся сохранить жалкие ошмётки своего достоинства, полагая, что муженёк прямо тут пригвоздит её к этому столу всё тем же ножиком. Она какой угодно гадости от него ожидает. Что ж, помирать, так с музыкой.
-Изображаешь рыцаря в грёбанных доспехах на людях, порочный лицедей. Хочешь бить – бей в лицо, а не исподтишка. Чёртов трус и подонок. Ненавижу! Скорее сдохну, чем буду плясать под твою дудку.
Она в этот момент ведёт себя настолько, как женщина, что хочется люто отчаянно взвыть. Не от страха – эдакого аттракциона невиданной щедрости он не дождётся, но от бессильной ярости. Бесит её неимоверно, до трясучки в каждой части тела. А ещё больше бесит, что она так рьяно вечно жаждет с ним совокупляться. У неё всякий раз, чёрт дери, голова идёт кругом, стоит ему за волосы жёстко заставить её опуститься на колени перед его грёбанным величеством. Свои предательски пылкие эмоции, она не выносит ещё больше, чем подлого муженька. Но не в состоянии контролировать.

 Отправлено: 15.01.24 01:01. Заголовок: - Ты очаровательна, ..

- Ты очаровательна, - ухмыляется, - чем я заслужил столь приятные комплименты? – в ответ на то, что она говорит о самураях, - мы прямо истинная женатая пара. Ты осыпаешь меня комплиментами, я зову тебя на свидание.

Он так же копирует этот ее издевательский тон и голосок. Вывести его из себя достаточно просто, но не такими глупыми манипуляциями. Он сам справляется с тем, чтобы вывести себя, взбеситься и захотеть ее придушить в очередной раз, когда доводит себя до паранойи. Но, когда она сверкает в него глазами, чтобы вывести своими комментариями… нет. Он этим только наслаждается.

Как и тем, как старательно она делает вид, что ей плевать на его пальцы, что уже почти коснулись белья официантки. Отвратительно. Дальше он, конечно, не идет, потому что придется мыть руки, а у него на это времени нет, поиграть он сюда пришел с желанной сучкой, что носит его фамилию. О себе он иллюзий тоже не питает. Судя по тому, как мальчик официант всеми силами пытается больше не смотреть на Чоу, правда весьма бесполезно, потому что от таких женщин взгляд не оторвать. Она стерва, что строит свои паучьи ловушки, чтобы уничтожить Чубаку. Но нельзя не признавать, что от стервы улицы города огнем гореть могут. Так вот официант старается не смотреть, хоть и безуспешно, но это лишь означает, что Чуи взгляд свой не слишком сумел проконтролировать, в зрачках взыграла ревность. Огненная, как и ее невероятная сексуальность.

- За девушку не переживай, прелесть моя, - хмыкает, теперь уже положил ладонь на упругие ягодицы той, благо обтянутые тканью белья, сдавив их, - уверен, что ей все нравится, - на официантку он даже не смотрит, все те же испепеляя взглядом Чоу, только вот обращается к официантке, - тебе ведь все нравится? Можешь идти, я поужинаю с очаровательной супругой, а потом мы продолжим с тобой.

Официантка ретируется, а Чубака невозмутимо продолжает трапезу, попивая вино. Он, конечно, не собирается натягивать дурочку на свой член. за каким чертом нужны другие, когда под себя можно подмять сучку, которую и убить хочется, и стоны ее на грани боли – услада для его безумных ушей.

- О что ты, моя прелесть, - делает глоток из бокала, - планета вокруг меня не крутится, а вот твой жалкий мирок принадлежит мне, поэтому весьма очевидно крутится вокруг меня.

Потом придется признать, что он, действительно не слишком ожидал того, что она попытается на него напасть. Впрочем, так оказалось даже интереснее. Он воин, весьма неплохой воин, поэтому одолеть или нанести ему травму она, конечно, не смогла, но, когда он выбил из ее рук нож, и буквально повалил ее на пол, одной рукой удерживая ее руки над ее головой, то на губах его невольно расплылась какая-то безумная и кровожадная ухмылка.

- Твоя психованная подружка забыла научить тебя, что нападать надо, когда ты полностью уверена в своей силе, - специально сдавливает ее запястья так, чтобы ей было больнее, второй рукой ведет по линии ее челюсти с нажимом, - или вы все это время учитесь стилю «жаль как комарик и жди, пока тебя прихлопнут?»

Стоит отметить, что его не на шутку заводит все, что связано с этой шикарной и совершенно ненавистной, но единственной женщиной. Как оказалось, его заводит даже то, что она изображает из себя воина. Нет, никогда он не пример и не станет уважать этот ее выбор. Но оказалось, что это весьма интересно, когда она так старательно пыталась порезать его лицо. Возможно, однажды, он ей даже позволит. Его лицо для него – ничто. А вот повеселиться, капая кровью потом прямо на ее алые губы, нависнуть сверху…. Вот это ему нравится.

- Ты уже пляшешь под мою дудку, сука, - он хоть и улыбается, но цедит эти слова буквально с рыком, - зачем мне бить тебя в лицо? На твое лицо у меня член встает, его я не испорчу, но я порежу все твое тело, шрамы на теле меня даже заводят.

Он коленом раздвигает ее ноги, все так же удерживая ее руки, двигает бедрами, показывая ей, что член действительно стоит. А потом берет нож, которым она пыталась его задеть. Ему так плевать, что официанты где-то рядом, пусть и не наблюдают, но прекрасно понимают, что происходит. Когда разрезает ножом подол этого ее платья принцессы Диснея, обнажая бедра, специально касаясь кожи кончиком ножа, оставляя неглубокие раны, но все же кровавые. По ее молочным бедрам теперь текут струйки крови, когда он отпускает ее руки лишь для того, чтобы оказаться у ее бедер и слизать эти струйки. Но потом резко вновь завести ее руки над головой, освобождая свой колом стоящий член, всегда от нее. Отодвигает ее трусики и резко в нее входит на полную длину. Чубака ее трахает, пока лезвие ножа буквально порхает по ее ключицам и шее, пока не оставляя следов.

- Высунь язык, - приказывает он, - хочу слизать с него твою ядовитую кровь, чертова ты сука, сводишь с ума.

 Отправлено: 27.03.24 00:17. Заголовок: Чоу из последних сил..

Чоу из последних сил силится держать марку, наблюдая за его похабными реверансами да препротивными расшаркиваниями перед симпатичной официанточкой, кою муженёк разве что не поцеловал в задницу. Впрочем, как говорится, ещё не вечер. Чоу не без труда выдавливает из себя умиротворённый оскал, смахивающий на гримасу, с притворно заботливым видом подкладывая харчи ему в тарелку, словно благообразная жена. Мечтая засадить вилкой в его глазное яблоко. О чём несносно Чубаке приглушённым тоном и сообщает, соблазнительно перекинув россыпь своих длинных волос как из тупых дорам через плечо, призывно приоткрыв шею.
-Я прирежу тебя во сне, ласково распотрошу. Наделаю из твоей тушки пирожков и скормлю твоей шлюхе. Не беспокойся, я приправлю блюдо соусом из твоей спермы. Дабы деточке был привычен вкус.
Ухмыляется Чоу ослепительной улыбкой в стиле Мартиши Адамс, когда та трогательно предлагала семейству поиграть в прятки на фамильном кладбище. Хорошо, что Чоу толстокожая и способна – пусть примется отпаивать себя, несчастную, парами валерьянки – претерпевать зрелище его заигрываний с официанткой. Чоу лишь бровь выгибает с демонстративным отвращением от этих тошнотворных воркований. Девица не многим лучше – благо замерла в его руках, будто каменная статуя. Проститутка проклятая. Катились бы оба в дом терпимости, с глаз подальше. Ничего, Чоу справится.
А вот рискни таким образом бить по сердечку её Сатоми засранец Камуи, она бы сердобольно опустила ему на голову самую громоздкую из его низкопробных книжонок. И пусть его папенька Чоу бы заживо сжёг, она никому не простит насмешек над своей ранимой малышкой сестрёнкой.
Тем не менее, она оказывается побежденной и лежащей на лопатках, обезвреженная и беззащитная перед напором Чубаки. А он ещё нахально рассуждает, мол, бабы ничего не стоят, как и их тренировки с Момо. Вот подонок! Пусть не недооценивает женщин, пришлось бы ему рожать или менять тампоны, посмотрела бы она, кто здесь слабый пол.
-Да кто вокруг тебя крутится. В твоих влажных мечтах, бесстыжий нелюдь!
Он безжалостно, по-животному рвёт её платье, а она едва ли не рычит от бессильной невозможности противиться ему. Не только от железной хватки, но и от позорно охватившей её сладкой дрожи и истомы.
-Некоторые комарики переносят малярию, дорогой. И можешь размахивать перед их крохотным жалом ножиком сколько угодно, от разрыва селезёнки это не спасёт.
С испуганной горячностью звенит она ему в губы и, воспользовавшись тем, до чего опрометчиво он к ней склонился, предоставив свою наглую физиономию в опасной близости от её зубов, она, запечатлев на кончике его носа сладкий и нежный поцелуй – так, в качестве обманчивой прелюдии, тут же в сей кончик впивается зубами. Не как чинная девчонка. Как акула. И как акула или озверевшая собака – как вам больше угодно – рвёт в разные стороны плоть, попутно силясь грубо спихнуть с себя озверевшего муженька, явно вознамерившегося одним махом впечатать её в деревянный пол ресторана. Куда и без того безбожно прижимал её весом своего тела. Весьма…возбуждающе. Гад ползучий.
Надо отдать Чоу должное – она и не рассчитывала на успех, слишком уж ловкий Чубака да сильный засранец. Её «атака» для него курам на смех. Вернее, петуху. Вон как недавно свой клюв разинул вперемешку со слюнями да распушил мерзкий хвост перед шаболдой официанткой. Ну и девица хороша – словно вяленая вобла, послушно рада была раздвинуть ноги. Зла не хватает. Так вот, засранец, конечно, отделался легкомысленным следом от её маленькой челюсти да парой капель крови на своём высеченном из мрамора носу. Чоу уже обречённо ожидает возмездия и того, как на её бедовую голову обрушится пара завершающий ударов. Завершающих, понятное дело, её дурную судьбу. Однако…изощрённый мерзавец вгоняет в неё свой кол. Прямо насухую, до боли, без сантиментов. И она, самой себе в насмешку и назло, вопреки здравому смыслу, от подобного варварского обращения нещадно на его кол течёт, увлажняя соками и кровью от бесцеремонного вторжения. По внешней стороне бёдер пущенные его ножом струйки крови также продолжают покорно – а посему бесяще её – стекать куда-то на подол разодранного платья. Нечестивец, бес! Он её трахает с животным рыком, обрезая любые возможности увернуться, и всё, что она может, просто перестать бессильно и злостно под ним трепыхаться, наперекор Чубаке изображая бревно. Только вот обычно ледяная, как обжигающий айсберг, в его удушающее сдавливающих все кости объятиях, она превращается в бешеную фурию и нимфоманку.
-Мы чудесная пара. Правда. Сука и ублюдок. Ненавижу… Умираю, как тебя хочу.
Она, прищурившись, высовывает язык, как он жаждал, и, когда он режет нежную бархатистую поверхность, она, дёрнувшись, будто от удара тока, скулит, тут же пошло и размашисто облизав его шею, оставляя на ней дорожки своей крови, что осталась на языке после того, как он исполнил свой очаровательно похабный фетиш. Ножки помимо воли жарко и тесно смыкаются на его бёдрах, пачкая своей свежей кровью его белоснежную кожу да чинные одежды. Она, поймав момент его лёгкого расслабления из-за затуманенных похотью мозгов, резко наклоняется вперёд, невольно заставив его податься назад – не опрокинуться на спину, так бы ей не хватило силёнок, однако, принять сидячее положение, дабы она оседлала своего извращённого жеребца. Делает это Чоу с безумной целью…нет, не вырваться из его хватки. Но, дёрнувшись навстречу верхом тела, плотоядно насадить его прижатый к ней нож на своё нежное плечико. Лезвие проходит сквозь её шёлковую кожу и плоть, а она, взрыв одновременно от его безжалостных движений внутри и режущей боли в руке, с каждой новой фрикцией насаживает себя на его нож ещё сильнее. В то время, как он с той же яростью насаживает её на свой столь обожаемый ею – что уж греха таить – божественный член. Если он думал, будто его дражайшая жёнушка трусиха, что подожмёт ушки при виде ножика – пусть катится к милашке официантке. Чоу чёртова ведьма и, как он же сам изволил заметить – сука. Её до одури заводит его член между ног, его нож в её плече и то, как он пустил ей кровь и жадно поглощает багровую тягучую жидкость своим выплёвывающим грязные оскорбления ртом.
-Ты… моральный урод…но…долбишь меня как Бог и Дьявол. Чубака…Чуи…
Те редкие секунды перед оргазмом, во время и чуть позже – когда она просто не в состоянии язвить или ему перечить, порываясь во всём возражать. В эти секунды она вся его до последней молекулы и вжимается в его тело своим остервенело, бесстыдно, как заправская шальная путана и вместе с тем…его жена. Она, сама того не замечая, сдавленно стонет это чёртово «Чуи»… И, тяжело дыша, уткнувшись изрядно вспотевшим лицом в его шею, не удержавшись, чувственно целует в кадык, и без неё ходящий ходуном. Изрядно ласково.
Впрочем, тут же её состояние благостной кошечки меняется на противоположное, когда она негодует, отрезвляюще полоснув его по щеке своей пятернёй хищных коготков. У неё по всему телу следы от его мечей да ножей, некоторые она цинично сама себе нитками штопала, дабы вышло некрасиво, а ему отчего-то это срывало крышу. На его коже также немало отметин от её сопротивления в виде укусов и болезненных следов ногтей.
-Не вздумай в меня кончать…не смей…глотку тебе разорву.
Шипит ему в ухо, надрывно, прерывисто, почему-то глупо не отпуская его шею, в кою вцепилась, словно в соломинку и, чёрт дери, всё ещё подрагивая, обнимает его. Он ведь так не поступит. Хотя это было бы до того подло, в его стиле. «Обрюхатить» непокорную спутницу и тем самым вынудить свернуть с лихой дорожки доморощенной воительницы. Она способна упоительно причинять муженьку вред сколько угодно и ничего не намерена безропотно сносить, как домашняя клуша. Но никогда не причинила бы вред ребёнку. Даже от него… только от него.

 Отправлено: 27.03.24 02:05. Заголовок: - Которой из моих шл..

- Которой из моих шлюх? – деланно вскидывает брови, - ааа… ты и расчленишь меня, чтобы всем досталось по кусочку?

Дразнить Чоу – сплошное удовольствие. Ему нравится, как она может сцепить свою скульптурную красивую челюсть, делая вид, что ей совершенно плевать. А потом, чисто по-женски выдает себя с потрохами. Странно признавать, но этот момент Чубака обожает. Нет, ему весьма нравится ее покорность, когда он в ней. Нервируют эти ее попытки стать воином, ибо не в парадигме Чубаки это все. Но он не может высказать свое мнение вслух. Потому что Нираги смотрит на тренировки Момо с удовлетворенной усмешкой. А глава клана Дайсукэ, пусть и не позволил бы своей женщине, своей Хи махать мечом, но не имеет ничего против происходящего беспредела. Когда однажды Чубака с уважением решился задать вопрос, почему глава спокойно относится к женщинам воинам, тот сказал, что женщины бывают более полезными, потому что от них не ждут выпадов, они могут застать врага врасплох. Дайсукэ не говорил, что женщины сильные. Он как раз играл на их слабости, но старался сделать так, чтобы они могли себя защитить.
И для Чубаки было необходимо видеть и слабость в Чоу. Она относительно неплохо показывала себя на тренировках, если бы он хоть на секунду мог поверить, что и она и ее чокнутая подружка Момо могут быть воинами. А слабость его сексапильной женушки была в нем. И в том, как чертовски она могла его приревновать. При этом умело делая вид, что для ревности не создана. Ему шлюхи не нужны. Чубаке в постели ее весьма хватает, хватает даже больше. Он не его пучкастый братец, что просто благородных правил и был бы верен даже дереву, если бы их обвенчали из принципов чести. Нет, Чубака бы наплевал на правила чести. Просто они с Чоу ни черта не действуют. Он хочет ее огненно, горячо и страстно. Воблу официантку можно было бы разложить где угодно, только зачем? Член вяло бы пихался в нее, а Чубаке пришлось бы зажмуриться, да представить эти губки бантиком суки жены в крике оргазма, чтобы хоть как-то слабо кончить в чужую тухлую щель.

- Давай, - хмыкает, - одари меня малярией, сладкий пищащий комарик.

Он веселится откровенно от этих сравнений, размазывая ее кровь по этой фарфоровой белоснежной коже, такая вообще бывает у простых девиц и шлюх доступных? У его суки супруги самая белая кожа, по ней красиво течет кровь, ее соки блестят и красиво остаются синяки. Но дикая сучка вновь удивляет, цапнув его острыми зубками за нос, пока он разнежено чуть потерял контроль, подставившись поцелуям.

Он рычит и шипит. Это не то, чтобы больно, но вгоняет себя на полную длину, вообще уже не пытаясь как-то быть нежным. Он сделает ей больно тем, как грубо ее поимеет, но сучке же понравится. Впрочем, понравится и ему. В этом плане у них полная взаимность. Она строптивая сучка без его члена в своей текущей сладкой дырочке. Он знает, он пробовал. Не так, как другие, разнежившись между ее ножек. Чубака другой. Он в нее буквально вгрызался и кайфовал, как она пыталась убрать его за волосы от себя, а он ее мучил, даже делал больно, кусал нежность плоти сладких губок. У нее сладкие малые губки, что можно было раскрыть пальцами, как цветок и до боли кусать, до красноты сосать, доводить до алого цвета. Он, словно не ей удовольствие доставляет, а причиняет боль, терзая место удовольствия.

Их секс походит на жуткий танец, он как заворожённый смотрит, как нож пронзает нежную кожу ее плечика. Он не останавливается, трахает ее с безумной улыбкой.

- Смотри-ка… твоя бешеная подружка научила тебя правильно вонзать нож, чтобы не причинить сильного вреда, - ловит ее губы, только быстрее в ней двигаясь, в порочной и странной, - только вот знаешь… - рука его ложится на рукоять ножа, которую он прокручивает, делая травму куда более серьезной, - какая жалость… теперь тебе придется какое-то время забыть о тренировках. Ты не проведешь меня, сука.

Ей больно, но он эту боль забирает тем, как жестко ее имеет, и болезненные стоны от неожиданности, ловит своими губами, глуша их глубокими поцелуями. Он тащится от шрамов на ее теле. Он никогда не тронет ее лицо с этими алыми губками. Но он изуродует ее бока, животик, бедра. Чтобы потом углублять, но облизывать каждый шрам.

Она вновь ведет себя дико, когда царапает его по щеке ногтями. От боли в плече или от страсти.

- Серьезно, - он ухмыляется, на какие-то мгновения внутри нее замедлившись, просто грея внутри нее член, сжимая ее глотку – проверим твою фортуну, вкусная сучка?

Он не дает ей даже опомниться и начать сопротивляться. Пары движений внутри нее хватает, чтобы он ее схватил за талию своими сильными руками и держал, пока извергался в нее, с затуманенным взором похотью, но такой самодовольной ухмылкой.

- Разрывай глотку, - хрипло, все так же удерживая ее на себе, - а вдруг тебе нельзя нервничать, если ты уже носишь нашего малыша? – дышит тяжело, но дразнит.