Отправлено: 16.07.19 03:05. Заголовок: Закрытый бар.

 Отправлено: 16.07.19 03:33. Заголовок: Юкки недоверчиво осм..

Юкки недоверчиво осматривается по сторонам, всё ещё слегка сопротивляясь и продолжая гнуть занудную линию, мол, непедагогично получается – и лучше бы они пошли напились чайку. На что Ора закатывает глаза, не веря, что Юкки в этой своей Японии даже сакэ не нюхала. Юкиэ, страдающая раритетным упрямством, точно изобрела бы благовидный предлог, лишь бы не идти в бар, где в непривычной обстановке ощутила бы себя смущённо. Но не в этот раз – спасибо охламонам. Если точнее – их ученикам. Которые не нашли ничего лучше, как подраться с такими же охламонами на пару лет старше. Безалаберные паразиты – им, понимаешь ли, достались лавры крутых парней (хоть бы сказали, кто победил!), а Оре с Юкки – педсовет, где пришлось отчаянно скрипеть зубами и выслушивать от ректора комплименты. В отличие от Виджея, который нагло пользовался приватным положением. Однако, зубами подруги скрипели, но отстаивали паразитов, как родину красноармейцы. За что бравые училки получили выговор и яростное желание надрать уши малышне. Вот и сейчас, сидя в баре, куда Ора умудрилась Юкки затащить, они, почти миролюбиво потягивая алкогольный мохито, обсуждали планы мести. Юкки хлопнула кулаком по барной стойке, свирепо зыркнув на бармена – нечего пялиться! Они ему не свиристелки, которым можно лыбиться во все зубы, если, конечно, не мечта бармена собирать свои зубы. Ну так вот, о чём они?
-Ну всё, мелкие засранцы довели. Это война! Будут писать контрольную, пока не отсохнут ручонки. И пусть рискнут здоровьем возникать! Они своё имя забудут, но неправильные глаголы – никогда.
Цедит Юкки, но – что уж с ней поделать, слишком беззлобно, чтобы псевдогневной тирадой напугать. Ора хмыкает, зная подругу, деловитую на словах, на деле так и порывающуюся прикрыть задницы маленьких поганцев. А по факту не умеющая выключать инстинкты старшей сестры – да и попробуй, выключи, когда Хана с Мамору то и дело требуют её фирменную подгорелую, ну то есть поджаренную рыбу. И Юкки, вместо того, чтобы психануть, ворчливо продолжает быть кухаркой вперемешку с прачкой. Ора вздыхает – если отобрать у Юкки возможность о ком-то заботиться, Юкки взорвётся от распирающего её энтузиазма. И Юкки признаёт её правоту – она не всегда умеет вовремя нажать на тормоза. Вот бы эта её решимость распространялась на общение с Савадой – но в его присутствии у Юкки будто язык отсыхал. Ну а сердце выдавало кульбиты каждый раз, как его видела. Чёрт возьми! Она столько лет тщетно себя убеждала, что о нём забыла, что отношения – не её история, и она проживёт без романов. Только не учла одного – она прекрасно может без романов. Но ни черта не научилась чувствовать себя счастливой без романа с ним. Ора пыталась растрясти её на свидание хоть с кем-то, но Юкки ни о чём таком даже слышать не хочет. И уверяет подругу, что проживёт без любви. Только в сердце щемит до боли, когда она думает, как у них с Савадой могло бы сложиться, если бы Юкки всё не испортила заигравшим в пятой точке детством. Она бы сейчас была его женой, наверняка они бы ссорились, словно в последний раз. И как в последний раз бы мирились. Она родила бы ему сына. Часто девочки хотят дочку, а Юкки всегда хотела мальчишек-близнецов. Чтобы были похожи на него. Так...нельзя поддаваться каверзным мыслям, а не то придётся опрокинуть в себя ещё пару коктейлей – а Юкки уже чувствует в голове лёгкий дискомфорт. Она не пьяна, если только немного. Не так, чтобы сверзиться с каблуков, на которых не так давно научилась ходить стараниями Оры. Савада говорил, Юкки инфантильна, даже во внешности. Она обижалась, а сейчас диву даётся, почему не могла его услышать. Он ценил её верность. Но его раздражал её взгляд ребёнка, ждущего, когда погладят по голове. Юкки вздыхает. Она совершила много ошибок, и ей казалось, он её вышвырнул. Может, и так, только Юкки сознаёт – она бы и сама себя вышвырнула. Он ещё долго терпел её верещание. И, в этот момент, она натыкается взглядом на…Саваду, вальяжно расположившегося в компании приятелей. Они виделись в выходные – и она в очередной раз отрапортовала об успехах и о провалах Камуи, но главное снова не решилась сказать. Она подталкивает локтем Ору, залившись краской, и шёпотом произносит.
-Это он. Савада. Я должна сказать. Поддамся страху – не прощу себе.
Юкки, собравшись с духом, отставляет коктейль и направляется прямо к нему, предварительно попросив Ору пристрелить её, до того, как Юкки провалится сквозь землю, если Савада её отошьёт. Юкки немного пьяна. Достаточно, чтобы решиться, на что трезвая раскачивалась бы до старости. Но не так сильно, чтобы не сознавать значение своих действий. Она знает, что хочет сказать. Когда она к нему подходит, он переводит на неё взгляд, по которому сложно сказать, удивлён он или недоволен. Юкки набирает в грудь побольше воздуха, коротко поздоровавшись с его приятелями.
-Извини, что отвлекла. Можно тебя на пару слов?
Она уже готова к тому, что он в своей язвительной манере пошлёт её прогуляться, но он поднимается. В баре не так много народу, и Юкки не собирается стоять, словно тополь на плющихе, спросив его, есть ли тут тихий закуток, на что он, кажется, хмыкает. Когда они оказываются наедине в каком-то небольшом помещении, Юкки порывисто берёт Саваду за руку. У неё прохладные пальцы, но внутри они горят. Она нервничает, переживает. Но знает – о своём признании не пожалеет никогда. Пожалеет, если снова поддастся робости и заставит себя молчать.
-Ты говорил ни о чём не сожалеть. Но есть вещи, о которых сожалею. Только, пожалуйста, не перебивай. Я долго собиралась с духом это сказать. Знаю - я глупая белка и клуша с розовыми соплями.
Юкки правильна, застенчива и чопорна. И Савада ни раз раздражённо говорил, что ему нужна рядом женщина, а не девчонка из ясель. Раньше она чего-то боялась, не в силах раскрепоститься и быть взрослой. Прикрывалась спортивными костюмами, дурацкими очками. А хвостики…единственная причёска, которую не носила мама. Ей было тяжело смотреть в зеркало на своё отражение, потому, что она вырастала в её копию. Только вот Юкки поняла – это неплохо. И люди продолжаются в своих детях.
-Я была идиоткой. Ты меня бросил – и правильно сделал. Я несла такой киношный бред, что не знаю, как вообще не пришибил. Но, чёрт дери, я скучала по тебе. И…всё ещё скучаю.
Она научилась смотреть ему в глаза без страха. Её взгляд – уже не той восторженной девчонки, что заглядывала ему в рот, словно преданная собачка. Готовая таскать завтрак в постель и сидеть дома в ожидании него. Теперь она сама едва успевает спать и забыла что за слово завтрак. Ей больше нельзя витать в мечтах, потому, что учитель должен учить не как просто, а как правильно, и она носит строгие брючные костюмы на занятия. На него смотрит не девчонка, но молодая женщина. Далёкая от совершенства. Она ошиблась во многом – но в одном не ошиблась. Разлюбить его не сумела и не смогла. Она теперь умеет без него дышать. Но без него, как женщина, она не счастлива.

 Отправлено: 20.07.19 02:04. Заголовок: Каждому человеку ино..

Каждому человеку иногда нужно расслабиться. Савада исключением не был. Иногда ему хотелось отдохнуть в мужской компании, выпить немного не японских напитков. Например, он жаловал виски. Конечно, он не надирался до состояния невменяемости. В этом плане у него всегда срабатывал внутренний тормоз. Но пропустить пару стаканчиков со льдом было просто милым делом.
Сегодня Савада выбрал закрытый бар, чтобы его никто не беспокоил. Настроение было такое, больше одинокое. Можно быть достаточно закрытым и среди приятелей и среди головорезов. Особенно, если приятели твои в большинстве случаев – головорезы. Таким людям полезно помолчать. Савада разваливается на кожаном диване в небольшой огороженной вип зоне и лениво выпускает клубы кальянного дыма. Он прикрывает глаза и, когда открывает, то перед ним предстает Юкки. Савада окидывает ее оценивающим взглядом. Любопытство заставляет его прикрыть дверь в лаундж помещении для отдыха.
- Ты знаешь, что повела себя беспардонно? Ты прервала мое общение с друзьями. – очень четко чеканя слова, произносит Савада, глядя ей прямо в глаза.
Юкки всегда была порывистой. Савада не хотел жить по указке, но в ее голове сложилась вся картинка их совместной жизни, в которой она умудрялась думать даже самого Саваду. Его ошибкой было не распознать этого сразу и, как следствие, оставить ее с разбитым сердцем и ранить самого себя. Савада физически не мог дать ей то, чего она хотела. Если жизнь Савады расписана вплоть до его смерти, причем обязательно вместе с ней, то ему становилось плохо физически. Это он считал ничем иным как рабством. Савада не мог бы быть рабом. Саваде нравится непредсказуемость. Ему нравится быть предсказуемо победителем. Но романтические мелодрамы это не для него.
И пусть она остается родной. Роднее никто так и не сумел стать.
- То есть ты считаешь, что эта информация действительно стоила того, чтобы прервать мою беседу и повести себя так нагло? - хмыкает Савада.
Он бывает и жестоким. Вернее, большую часть своей жизни он бывает жестоким. То, что с ней он раньше был относительно мягок, не значило, что сейчас он собирался растекаться лужицей от признаний, которые, по большому счету, и так виделись ему очевидными. Ведь он и сам не забыл ее, хотя обычно не страдал сентиментальностью такого рода. Савада с легкостью мог бы снести голову с плеч любой девице, что так беспардонно осмелилась бы подойти к его мужской компании и перебить. Он не считает это правильным. Он не считает, что женщина должна быть безмолвной, но она не должна быть и наглой. С Савадой слишком сложно. и это было его виной. Ему нравилось, если все ходили по грани. Но эту грань было не так просто прочувствовать.
- С какой целью ты это мне говоришь, глупая белка? – у них это было чем-то вроде обмена любезностями и даже нежностями.
Она не обижалась, когда он звал ее глупой белкой. Он лишь мог играть интонациями. Угрожающе произнести эту фразу, устало или, наоборот, даже с долей жесткой, но все же нежности. Как, например, сейчас. Она всегда была излишне эмоциональной. Она такой же и осталось, пусть и в строгом костюме, который, признаться, ей очень шел.
Савада потянулся к ней носом, словно захотел поцеловать. Тут же сощурил глаза, что они превращаются в змеиные.
- Ты пила. – констатирует Савада со злой усмешкой.
Это было непривычно. Он никогда не видел, чтобы она даже потягивала легкий алкоголь, не то, чтобы она выглядела слегка опьяненной. Он делает шаг к ней на встречу, хотя между ними и так было не самое большое расстояние. Пальцами проводит по линии ее скулы, прикасается к волосам.
- Почему-то мне даже нравится.
Не отрывая тяжелого взгляда, произносит Савада. Он на секунду отпускает ее, чтобы скрыться за дверьми этого чилаута и вернуться уже с бутылкой белого сухого вина и двумя бокалами в руке буквально через пару минут, когда он успел перехватить официанта. И тот, конечно, постарался услужить Саваде, как можно быстрее. Почему-то Савада решил, что белое сухое вино это именно женский напиток. В то же время достаточно «пьяный», чтобы удовлетворить его любопытство.
Он ловко разливает вино по бокалам, и протягивает один ей.
- Что ж… пей. Раз тебе так хочется. Посмотрим, на какие глупости ты еще способна, когда в крови твоей играет алкоголь.
И он предельно серьезен. Даже не улыбается. Савада приказывает.

 Отправлено: 25.03.20 02:30. Заголовок: Щёки вспыхивают, ког..

Щёки вспыхивают, когда он опасно её отчитывает. Пусть он не питал к ней невероятных чувств, но относился не как к другим. И, может, относится до сих пор – иначе её голова бы сейчас валялась отдельно от туловища. Она не отрывает напряжённого, слегка испуганного взгляда и ругает себя на все лады – от мысли, что он мог психануть, по коже пробегает холодок. Вместе с тем, её накрывает смущение – она могла бойко высказаться там, где благоразумные предпочли бы закрыть рот. Однако, не втискивалась в разговоры, которые её не касались – она и во время их отношений не покушалась на его досуг с приятелями, отправляясь одна в кино – да и в кино ходит смотреть фильмы, а не обжиматься. Юкки не билась головой о стену, что Савада не заваливал её цветами и не донимала звонками по сто раз на дню. Нет, её не назвать кроткой. Савада не имел ничего против общества гейш, а ей хотелось запихнуть веера этим продажным выдрам из чайных домов в мягкое место – Юкки рыдала в подушку, не понимая, зачем ему она, раз он посещает то одну, то другую. Уже потом пришли мысли – она сама невольно этому способствовала. Он столько раз говорил, что его напрягает её инфантильность, а она упорно наматывала сопли, заставляя его скрипеть зубами от злости. Сейчас, когда оба повзрослели, она надеется – вдруг у них получится. Однако, больше она не потерпит к себе отношения, как к собачонке, которую он тогда вышвырнул, как нечто незначительное и мимолётное – Юкки скорее пройдёт по раскалённым углям голыми пятками, чем согласится на роль необременительной подружки, нужную по настроению, что можно поманить, а наскучит – выставить. Она любит его. Только любит и себя и не позволит играть её чувствами.
-Признаю – накосячила. Этого не повторится… прости.
Ей стыдно. Она, пусть без задней мысли, полезла на рожон, нарушив его мужской разговор. Но она уже не та бестолковая девчонка, которая бы убеждала, мол, готова ответить за ошибку как угодно. Ибо осторожнее складывает мысли в слова, не гневя судьбу. Юкки не наивна – рискни она хорохориться, бармен бы не коктейли разливал, а оттирал бы стены от её крови. Что же касается ценности информации – решать Саваде. Он к ней тянется, и она ощущает запах его одеколона, смешанный с кальяном.
-Пила, не отрицаю. Впрочем, не так чтобы нашлось о чём поведать потомкам – голова, хоть и дурная, на месте, по крайней мере, пока.
Не обходится без чёрного юмора. Ведь она не питает иллюзий о его невозмутимости. Но он касается её щеки – она лукаво усмехается.
-Я настолько занудна, что в качестве панацеи мне лучше выпивать?
Рука Савады скользит по её волосам, и она сметена, а внутри всё пылко щемит. Но он выходит, и Юкки нервничает – он же появляется с вином – повезло, что не с катаной – а брови Юкки взметаются вверх, когда он протягивает бокал. Юкки беспокоится, она во многом старалась держать себя в рамках, до зубного скрежета этим раздражая – шутливо хмыкая, что лучше отправится на улицу голая, чем нацепит открытый вырез или размалюет губы помадой. Теперь она старается, не потеряв себя, учитывать его желания – и стала одеваться сдержанно, но сексуально. Правда, алкоголь ей не нравится, и она не понимает, зачем ей его смаковать. Она всегда упрямилась. Особенно в чувствах. Была в отношениях только с Савадой, а чужие ухаживания раздражённо игнорировала даже после их расставания. Не потому, что к нему прилипла. Просто другие мужчины ей не нужны.
-Предположим, на глупости я способна в любом состоянии.
Как хмыкает Ора – если подруга ничего не учудила, день бездарно потерян. Юкки, улыбнувшись, делает глоток вина, в надежде, что с неё достаточно, но Савада настроен категорично. Она могла бы препираться, будь она камикадзе. Ибо только камикадзе рискнёт доводить его – не лучший момент возникать. Вино, признаться, приятно на вкус. Юкки нравится, что Савада выбрал напиток с некрепким градусом – с другой он вряд ли бы стал церемониться – от этой мысли на душе становится...смелее. В ней сильна гордость, и признать, что она во многом виновата было нелегко. Но она стала гибче и не считает зазорным сделать первый шаг. Юкки снова пригубила напиток – но не отплясывает танцы на столе. Выпила немного. Просто алкоголь пробивает броню, коей она себя окружала. Он спросил, зачем её признание, и она мнётся – вдруг он снова её оттолкнёт или не примет всерьёз, отправив в вытрезвитель, если не в нокаут. Но решается.
-Не знаю, есть ли теперь тебе дело до моих откровений, но знаешь… я так и не сумела тебя забыть.
Ей боязно заглянуть ему в глаза и увидеть насмешку – ведь он один раз уже дал ей отставку, уязвив её и ударив по сердцу. И всё же, Юкки, что на душе, высказала, и его право как это воспринять. С ним она узнала, как кровь бурлит в жилах. С ним многое было в первый раз. Ей хотелось бы, чтобы с ним было и в последний. Но, если в нём что-то перегорело – она не станет навязываться. Юкки ловит себя на том, как откровенно пялится на его торс – и земле бы провалиться от стыда, но земля нахально не проваливается.
-У тебя не было этого шрама.
Ласково замечает она, увидев тонкий след в его вороте – он снова кидался в безумные битвы. Это навевает воспоминания, как он, порой будучи после разборок в злом настроении, мог процедить, что он кого-то порешил, и не стоит мозолить ему глаза. Она не лезла на рожон, но если он был ранен, она настороженно, но решительно перевязывала его – пусть уж лучше он её прирезал бы, но позволил помочь. Иначе совесть бы её заела. Он сверлил её тяжёлым взглядом, а она отвлекала его от боли болтовнёй.
-Не смотри так, это нечестно. Ты ужасно сексуальный, когда хмуришься – ну а хмуришься ты почти всегда.
Она смотрит ему в глаза. Он лютый воин, но для неё его злые глаза – родные. Он стал бриться гладко, и ему идёт. А она вспоминает, как щетина на его лице царапала её кожу. Вот и сейчас, когда его тяжёлый взгляд близко, она не справляется с желанием мягко провести кончиком носа по линии его шрама, потершись о него, словно домашняя кошечка, а затем горячо, даже слегка непристойно, как кошка дикая, коснуться губами его кадыка. Она слыла церемонной, но с ним у неё и раньше сносило крышу – что говорить теперь, спустя годы. И вино, положа руку на сердце, играет малую роль. Юкки с трудом отрывается от него. Она растеряна, возбуждена, в ней смешались муки гордости и тайного желания, чтобы он властно притянул её к себе и, чёрт дери, трахнул. Правда, Юкки в непутёвом стиле проливает немного вина на свой пиджак – хорошо, хоть не на Саваду – иначе, не ровен час, она бы красовалась без головы, а голова и сидя на плечах неплохо смотрится. Юкки сдавленно бормочет.
-Вот неуклюжая росомаха. Нужно заняться пятном, а то въестся глубже.
Юкки с пылающими щеками стягивает свой злосчастный пиджак, прижав к себе, словно щит, и озираясь в поисках раковины, силясь утихомириться, только Савада прекрасно знал, какой запал в ней сокрыт. Она была с ним невинной развратницей. В то время, как на других мужчин не обращала внимания, будучи строгой и непробиваемой. С Савадой было иначе. Она в те времена поначалу называла его на «Вы», и он ужасно бесился. Он был её первым мужчиной и до сих пор оставался единственным. Первое время Юкки стеснялась, но, раскрепостившись, превращалась в постели в нежную распутницу, он даже хмыкал, что она ведёт себя, как шлюха. На что Юкки не дулась, а лукаво подмигивала, ласково и жгуче прижимаясь к его плечу. А, сидя, в ресторане, где он рылся в телефоне с привычно злобным видом, она вдруг могла горячо положить под столом ладонь ему на ширинку. И у них случался шальной секс прямо в туалетной кабине этого чинного заведения. При этом, она искренне смущалась, если ему вздумывалось разглядывать её обнажённую, пока она роняла то свою кофту, то очки. Чопорная девочка, готовая отшить любого. Но с Савадой ощущала себя страстной фурией, стоило ему сжать её в грубых руках.

 Отправлено: 28.03.20 03:25. Заголовок: - Я надеюсь, что не ..

- Я надеюсь, что не повторится. Я вообще не понимаю, с чего ты решила, что это дозволено, - он пристально изучает ее глаза, совершенно не пытаясь смягчить, так сказать, удар. По мнению Савады Юкки все же облажалась, причем беспардонно.
Саваду нельзя было назвать человеком, который слишком сильно было привязан к правилам, но в то же время он считал, что нарушать их можно было только по его указке. Вот таким парадоксом был этот тип. Кроме, врагов Савады от этой его особенности, чаще всего страдал Камуи, который иногда пытался поймать настроение свирепого старшего брата, но практически никогда не угадывал его настрой. Может быть, Юкки просто сегодня удалось сделать то, что обычно не удавалось никому. Поймать настроение, поэтому она до сих пор стояла напротив него. Конечно, он не стал бы убивать ее за такую глупость, он не животное с катаной, что только и делает, что показывает жестокость. Но вышвырнуть ее за шкирку он бы сумел вполне, если бы она его взбесила окончательно.
Он привычно пропускает многое, что она говорит мимо ушей. Он, конечно, опасный воин, но, в первую очередь, мужчина, который просто относится к женщинам, как к тем, кого слушать не стоит. Это не слишком правильно, наверное, но Савада считал женщин прекрасными существами, честное слово. Он не был женоненавистником. Он всегда уважал мать, даже был с ней порой трогательно заботливым. Ему нравились красивые женщины и он даже не был монстром, после которого продажные женщины убегали в слезах. Он умел ценить красоту и нежность, ценил так же и красоту и нежность Юкки, ценил когда-то давно, продолжал ценить по сей день. Она считала, что он видел в ней какого-то соратника, который должен был стоять с ней бок о бок и вместе навсегда. По крайней мере, так ему казалось. Он видел в ней красоту и нежность. Ему этого было достаточно, и он не понимал, зачем надо было требовать от него обязательств и признаний. Он не был ниндзя, свободным как ветер. Не был самураем, у которого свои правила. Юкки он ценил. Просто для нее этого было мало. А для него ее желаний было слишком много.
- Я и не думал, что ты меня забыла, глупая ты белка, - если она боялась увидеть его усмешку, то все равно ее увидела. Правда усмешка была не насмешливой, если можно так сказать, а достаточно жестоко обыденной.
Дело вовсе не в его излишней самоуверенности. Но все же Савада был сыном своего отца, племянником своего дядюшки, в их семье, как-то было принято одна женщина и на всю жизнь. Поэтому Савада понимал, что отец все равно всю жизнь проживет с мамой. Дядюшка Рюу выбрал себе в спутницы Шииталь. Сам же Савада выбрал Юкки. Провести всю жизнь не слишком в понимании Савады обозначало хождение за руки и до смерти, а потом сопливая смерть от яда. В его понимании это была некоторая связь, что проходит через всю жизнь.
Он наблюдает за ней внимательно, особенно внимательно наблюдает за тем, чтобы она пила. Вот на такое настроение она попала. Ему плевать на шрам, что она заметила, более того, он даже не сомневался, что она заметит новый шрам. Он просто ожидает, что она сделает дальше, потому что раз уж она подошла, отвела от приятелей и теперь они оказались в лаундже наедине, то не следовало ожидать, что она просто убежит. Юкки никогда не была решительной, но никогда не была трусихой, это, возможно, ему тоже в ней нравилось.
Она его касается. Кончиком носа, проводит по коже, трется об него, прикасается, вроде бы это даже привычно, потому что между ними было многое. и все же он сдерживает себя, и когда она отстраняется, он лишь отпивает из своего бокала вина, хотя вино совсем не его напиток. Для него он слишком уж женский. Она же проливает вино на свое пиджак и тут же его стягивает. Любого мужчину заводит сочетание невинного взгляда и готового на все. Савада исключением не был, посему испепеляет ее взглядом.
- Тебе же раньше нравилось, когда глубже. – снова усмехается он, впрочем, такая шутка тоже не слишком похожа на серьезного обычно Саваду.
Савада снова оказывается рядом с ней, мягко отбирает у нее бокал. Касается пальцами ее волос, чтобы накрутить их на кулак и с силой оттянуть назад, заставив ее запрокинуть голову назад. Он не причиняет ей боли. Белке часто хотелось, чтобы ей причиняли боль, но Савада не понимал зачем. Она требовала того, что не могло быть в их отношениях. Она красивая девочка, что задевала его душу. Она пыталась коснуться сердца, но через те сосуды, которые к сердцу не вели, но она стала сейчас стала взрослее. Савада берет бутылку и наливает ей в горло вино прямо из бутылки. От чего-то она давится и, конечно, не в силах проглотить все вино. Савада же невозмутимо продолжает лить вино.
А потом отступает, дает ей отдышаться после всего вина, что попало в горло.
- А теперь снимай с себя все. Раз ты способна на глупости. Снимай все, а потом повернись ко мне спиной и нагнись.

 Отправлено: 03.07.20 03:49. Заголовок: -Не повторится, Сава..

-Не повторится, Савада. Я тебе обещаю.
Говорит Юкки пристыжено и серьёзно. Он не отрывает изучающего взгляда, и она не отводит глаза, хотя от стыда подмывает это сделать. Но она действительно не считает, что имела право влезать в его мужские дела. Где были её мозги, когда она хаотично ворвалась в его размеренные разговоры? Он смотрит внимательно, однако, она искренне дала обещание. Юкки честная, прямая. И слово всегда старается держать.
-Что верно, то верно – я действительно бестолковая.
Она мягко усмехается. Юкки не хочет тешить себя иллюзиями – ведь раньше она бы ждала ответных признаний, и была бы страшно уязвлена, когда их бы не последовало. А сейчас сознаёт – он не любит её. Но она пытается читать между его ухмылок – и ей не нужны красивые слова, чтобы быть уверенной по крайней мере в том, что он её не забыл. Она видит это в его взгляде, злом, но смотрящем на неё иначе, чем на других. Странное дело – она всегда тянулась к нему больше, а он стремился держать сердце закрытым. Но он видел нерушимую связь между ними, когда Юкки казалось, будто ему нужна совсем другая, и она была готова руки опустить.
-И это правда… как можно глубже.
В такт ему отвечает она, правда, её усмешка не такая хищная – а по-женски нежная. Но весьма озорная. Уж Савада знает, что не погрешил против истины. До него её опыт был равен нулю, она слыла недотрогой, и даже братья сетовали, не выпала ли из прошлого века их сестрица. Юкки же старомодной себя не считала – ведь она просто строго желала дождаться пожара. И, когда встретила Саваду, она не корчила из себя неприступную крепость, но поначалу зажималась, чем невольно раздражала его. Правда, быстро вошла во вкус, жарко изматывая его в постели не хуже, чем тренировки и битвы. Когда она у него ночевала, то перманентно пыталась готовить подгорелые завтраки, которые он безжалостно выкидывал. А Юкки не обижалась, сознавая – готовка не её стихия, и он не обязан травиться. Потому колдовать на кухне случалось Эйми, а у Юкки с Савадой случался отличный утренний секс. Как же она скучает по этим моментам. Раньше она взрывалась и выносила ему мозги, если он отмахивался от её романтической лабуды, считая, что она ему неинтересна – они часто ругались, он бесился, она возникала. Теперь же она оценила то, как пусть в своём стиле, он относился к ней. Он мог взять её без особых сантиментов, но после секса грубовато прижать к себе. И с ним она ощущала себя женщиной. А теперь она как вечно недовольная курица с затяжным ПМС. Чёрт. Юкки растерянно сжимает в руках пиджак, а он тем временем подходит к ней.
-Пить мне больше не стоит. Завтра тащиться на педсовет на тему подросткового пьянства. И что там скажу? «Многоуважаемый декан, положитесь на меня – уж я научу детишек не мешать пиво с водкой?»
Начала было частить Юкки, как он резко наматывает на кулак её волосы и запрокидывает голову. Не даёт ей опомниться и льёт вино прямо ей в рот. Он держит её крепко, Юкки давится, инстинктивно пытаясь вывернуться, от обилия жидкости ловя воздух губами. Упирается ладонями в его грудную клетку, он не реагирует, и ей становится не по себе. Но она ему верит, не даст же он ей захлебнуться, даже если разозлился на её нерасторопность. Он её отпускает, когда сам считает нужным, и она пытается отдышаться под испепеляющим взором. Он же огрошивает новым приказанием. И, помимо лёгкого смущения, она ощущает прилив животного возбуждения – его приказной, бескомпромиссный тон действует на Юкки лучше всякого афродозиака. Он и раньше велел ей делать вещи, которые многие женщины мира якудза могли пугливо счесть непристойными. Юкки же не видела зазорного в том, чтобы быть разной со своим мужчиной – иногда ласковой, а порой разнузданной. Правда, ей сложно было находиться перед ним обнажённой, когда он пристально разглядывал её. Она немела под его тяжёлым взглядом, но сейчас нервозность чувств и расслабляющая терпкость вина создают внутри неё сочетание лихорадочной тяги действовать и расслабленной заторможенности. Его физически грубое обращение её не пугает – ей всегда нравились его повадки, было в этом нечто очень мужское. В то время, как ему нравилось, как она по-женски была с ним страстна и нежна. На людях они смотрелись строгой парой, что церемонно не взялись бы за руки. Наедине же зажигали. Причём, наедине могло случиться в безлюдном коридоре чинного делового приёма. Он мог не больно, но ощутимо взять её за шею, резко задрав строгую юбку-карандаш, которую ей приходилось надевать на подобные мероприятия, а она, прижимаясь к нему сквозь ткань блузки грудью, дразняще касаться пальцами его места, особенно чувствительного к ласкам. Откровенно признать, они чаще занимались сексом, чем разговаривали. Но Юкки уж точно не возражала, задорно полагая – наговориться успеют как-нибудь потом. Она милая, правильная девочка, но считает физическую близость в отношениях важной ничуть не меньше, чем он.
-Хочешь устроить мне за глупости разнос?
Вопрос риторический – уж глупить она умела виртуозно. Она взбудоражена. То, что он решил её напоить, Юкки возбуждает – он всегда получает то, что хочет, и, если он сказал, что она выпьет вина – она выпьет, так или иначе. Она любит повелительные интонации и его остервенелость. Она с невинным пороком спускает свою строгую светлую рубашку сначала с плеч, а затем вовсе позволяет ей игриво сползти по талии. Юкки считала себя худощавой и угловатой, но ему хрупкость её фигуры нравилась. И это её воодушевляло. Хотя, по прошествии лет, её изгибы оформились более женственным образом, и сейчас она ощущает себя сексуальной. Она неторопливо расстёгивает свои брюки, лёгким движением пальцев помогая им слететь к щиколоткам. А потом откидывает их носочком туфли в сторону. Получается слегка неуклюже, но на лавры стриптизёрши она не претендует. Юкки возится с бюстгальтером – никак не получается совладать с дурацкой застёжкой. Когда у неё выходит бойко отшвырнуть лифчик в сторону, туда же отправляется нижняя часть. Она остаётся в одних туфлях – словно в фильмах для взрослых, которые, будучи девчонкой, смотрела по ночам, пока родители мирно спали в соседней комнате. Родители…Савада не понимал, почему она так боялась его смерти. Она уже теряла близких, и знала, какой болью, в случае чего, разорвёт её сердце. Теперь она сумела взять переживания в руки. Но молодость мужчины может продолжаться и в тридцать, и в сорок. Женская молодость коротка. И уже добрую половину молодости Юкки потратила на мучительное ожидание. Потому, пока оба живы, ей остро хочется не находиться от него вдалеке, а быть рядом и упиваться его запахом.
Юкки подходит к Саваде, одновременно нежная и немного вульгарная. Впиваясь в его в губы чувственным и диким, коротким поцелуем. Её так и тянет провести ноготками по его животу, шее, перебирать волосы. Но она его не касается, позволяя воздуху между ними наэлектризоваться. Пошло стоит перед ним обнажённая, с алеющими щеками и ласкающим его лицо взглядом, полным возбуждения и огня. Это глупости, будто нежным девочкам секс не так важен. Нежные обожают властно и глубже, как он отметил недавно. Она смотрит ему в глаза. Несмотря на её бешеный темперамент, она ни разу ни с кем не переспала, оставаясь верна своим чувствам к Саваде. Капли вина, попавшие на кожу, приятно холодят её шею, озорно стекая в ложбинку груди. В этот момент она кажется нерешительной, словно не знает, слушаться его указа или возмущённо возразить. Но она резво поворачивается, чтобы покорно, с невинным призывом, ему подчиниться и сделать то, что он велел. Изогнувшись в бесстыдно-изящной позе, опершись локтями о столик. Сердце бьётся, готовое её грудь порвать. Она не знает, злится ли он на её порывистость или её порывистости ему не хватало. Ей нравится немного его опасаться, это ужасно заводит. Сейчас её не тянет занудно думать, что и как. Ей страшно хочется, чтобы он её наказал за все истерики и дурости…как можно глубже. В этом он прав.

 Отправлено: 04.07.20 01:54. Заголовок: - Хорошо, что ты мож..

- Хорошо, что ты можешь признать свою бестолковость, - снисходительно хвалит Савада Юкки, - ненавижу девиц, что думают о себе слишком много.
Он даже слегка морщится, девиц он повидал на своем веку немало. Несмотря на свою свирепость и то, что Савада проводил много времени в барах, его не считали дамским угодником или хотя бы человеком, который был палок на слабый пол. Он не был женоненавистником, к примеру, он уважал свою мать и старался не слишком ее огорчать, по крайней мере, старался. Он не презирал женщин, и, в общем, не оскорблял их, не позволял себе вольности, мог провести с женщиной всего одну ночь, но не вел себя, как свинья, как многие из клана, что знали и ощущали свою безнаказанность. И в то же время, у Савады была совершенно четкая позиция о женщинах. Он бы не стал терпеть в своем клане кого-то вроде Ивамура Томоэ. Он считал попытки женщин занять место мужчин глупыми и бесполезными. Это вызывало в нем лишь раздражение. В Юкки в свое время ему понравилось то, что она была женственной, она не лезла в мужские разборки, не задавала лишних вопросов и оставалась женщиной. Но при всем этом не была принцессой, которая бы хлопнулась в обморок от кровавой раны. Она его слушалась, но умудрилась дать волю тем эмоциям, которые не должны быть свойственны спутнице его жизни. По крайней мере, тогда он считал именно так.
- Я не задаю вопросы. Ты действительно бестолковая маленькая белка. - качает он головой, впрочем, пусть тон его и звучит строгим, но в нем нет раздражения. Даже, несмотря на то, что по его мнению она чертовски глупит.
Саваде нравится власть. Он не собирается злоупотреблять своей властью и силой, как, к примеру, Аоши Такахаси. Савада считает ниже своего достоинства быть совершенно тираничным и стирать любую индивидуальность окружения. Еще тогда, когда они с Юкки готовились к свадьбе, он мог бы просто встряхнуть ее, запретить ей вести себя столь опрометчиво, превратиться в тирана и сделать из нее покорную домашнюю белку в клетке, которая просто боялась бы шагу ступить и заглушала бы в себе все, только бы не разозлить его. Ему нравится ощущать страх Юкки, он чувствует кожей, как она дрожит, когда он рядом. Ему нравится, что она подбирает слова, но так же нравится и то, что, она может сказать «нет». Она боится его. Но находится не во власти страха. А во власти чего-то совсем другого.
Он внимательно смотрит за тем, как она раздевается. Попивает вино из бокала, словно какой-то представитель аристократии, хотя обычно он предпочитал или чай или пятьдесят грамм виски перед сном, если был тяжёлый день. Сейчас он оставляет голову светлой и трезвой, потому что ему хочется смотреть на ее светлую кожу не через призму опьяненного сознания. Его отношения к ней не было основано на страсти. Она была с ним страстной, постель занимала немалое количество их общего времени. И она раскрепостилась с ним, секс был ей важен. Но для Савады их секс не был самым важным. У Савады был огромный опыт в плане общения с женщинами, особенно в постели. И каждый мужчина, который «пробовал» множество женщин, скажет, что между ног у них у всех, в общем-то одинаково. Савада давно вышел из возраста пубертата и не был как Такеши и его дружки, которые могли хихикать от слова «сиська». И многие женщины ошибочно полагают, что секс может удержать мужчину. Нет. Удержать может та самая связь, которую Юкки тогда не разглядела потому что была слишком… женщиной. А Савада всегда о ней знал. Их отношения быдли страстными, но он вполне мог принять тот факт, что однажды они просто засыпали бы по разным кроватям, потому что он приходил бы поздно и не желал ее будить. Но от этого они не стали бы менее крепкими. Опять же, стремление заниматься сексом направо и налево - к телепузикам во главе с Такеши.
Она целует его страстно, а он отвечает на ее поцелуй, можно сказать, лениво, словно с любопытством ждет, что же будет дальше. Она же выполняет то, что он ей приказал, стоит перед ним обнаженная и нагибается так, как он и просил. Он ухмыляется. Снимает куртку, расстегивает ремень на брюках, расстегивает ширинку и оказывается прямо за ее спиной, с силой придавливая ее к столику, заставляя нагнуться еще сильнее. Он давит пальцами на ее поясницу, заставляя прогнуться в спине. Поливает шею вином, слизывая капли с ее кожи.
- А теперь не поворачивайся и не смей издать ни звука, - властно произносит он, прежде чем ворваться в нее. Как она и любила - глубже.
И, двигаясь в ней, он прислушивается к ее дыханию, понимая, что она закусила губу, но ведет себя, как хорошая и послушная девочка, когда он жестко и совсем не ласково разрывает ее изнутри, выпивая вино из горла, прямо во время процесса, и наматывая ее волосы на кулак.
Все это длится не слишком долго. Вино и длительная разлука, пикантность ситуации сослужили определенную роль, поэтому заканчивает Савада прямо в нее, ощущая, как тепло разливается по всему телу. А потом дает ей отойти от него. Медленно приводит себя в порядок, проводя рукой по волосам.
- Одевайся. Теперь подай усладу моему мозгу, раз телу уже подала. Расскажи, какими судьбами, тебя такую степенную занесло в этот бар.

 Отправлено: 16.09.20 03:38. Заголовок: Раньше Юкки принялас..

Раньше Юкки принялась бы эмоционировать, в попытках доказать свою точку зрения, сейчас же дипломатично отмалчивается, когда Савада строго её отчитывает – она вовсе не силится продемонстрировать самодостаточность, упомянув о педсовете. Пусть ей пришлось стать самостоятельнее, когда он её оставил, она не поставила бы работу выше чувств и, если бы он пожелал создать с ней семью, где муж – добытчик, а жена – опора и поддержка, она без сожаления готова была бы отказаться от карьеры. Но ни за какие коврижки не бросила бы подругу – Юкки всегда будет отстаивать право на их дружбу с Орой с пеной у рта.
А потом события и эмоции закручивают её, словно вихрь. И она отпускает мысли, сомнения, страхи, когда он впивается в неё взглядом, а затем руками придавливает к столику, касаясь языком её облитой им же вином шеи. Она вся горит, возбуждённо дрожа, как в лихорадке, и пусть он не может видеть её лица, ощущает ладонями жар от её распалившейся кожи. Он в ней оказывается так резко, так глубоко, что боль с наслаждением разрывают её. Савада приказывает ей молчать, и это страшно заводит Юкки, хотя сложно не издать ни звука, когда бесстыдно громкие стоны грозят сорваться с губ – но она до крови кусает свои губы, немного опасаясь ослушаться. Голова идёт кругом, словно у пьяной – она ведь правда выпила, но ещё больше пьяна происходящим. Он не даёт ей двигаться, крепко прижав к столу, и это ощущение – он владеет ей, а она подчиняется, буквально сводит с ума. Она с трудом не пропускает вдохи, настолько ритм сердца сбивается. От его жёстких властных движений больно и чертовски приятно. Почему-то именно в сексе она ощущает то, что, возможно, он никогда не скажет ей в словах. То, что он тоже по ней скучал. И всё взрывается внутри, когда они практически одновременно доходят до пика. Под действием вина и любовных игр она не сразу соображает – они упустили из виду вопрос контрацепции – хотя прежде серьёзно подходили к оному. Савада велит ей одеваться, а она всё ещё тяжело дышит, с раскрасневшимися от смущения, лёгкого испуга и дикого удовольствия щеками.
-Не разберу...где здесь пол, а где потолок?
Растерянно спрашивает она с дурацкой улыбкой – сейчас всё влитое вино начинает более явно давать о себе знать – Юкки нестройно покачивается, с удивлением взглянув на свою кофту. Комната вертится перед глазами и Юкки, не без труда, упрямо надевает блузку – ничего, что пуговицами назад, так, между прочим, теперь даже модно. Брюки натянуть удаётся, а вот пиджак она не находит – да пропади пропадом этот пиджак. А ещё говорят, это мужчины разбрасываются своими носками. Юкки не в состоянии твёрдо держаться на ногах – потому увлекает Саваду на диван, словно домашняя кошечка с томной робостью его обняв. Сейчас она притихшая, умиротворённая – такой эффект их жёсткий секс на неё оказал. Её не тянет удариться в слёзы и думать – сесть она ещё некоторое время вряд ли окажется в состоянии. Ей больно, но до остервенения понравилось. Юкки стыдливо утыкается лицом в его плечо, шепнув на ухо.
-Знаешь, внутри всё адски горит…но мне чертовски хорошо. Впрочем, ты всегда говорил – я слегка ненормальная.
Когда он задаёт вопрос, она мягко усмехается, ласково водя по его шее кончиками пальцев, куда более расслабленно. Ей нравится, что его кожа влажная, а она вся пропитана вином и его запахом вперемешку с кальяном.
-Ну...я подбила подругу выпить для храбрости, ибо завтра декан устроит вселенскую бучу. Нам с Орой было необходимо выпустить пар.
Юкки не умеет лгать, но, если дело касается подруги, станет помалкивать, как партизан – не признаваясь, что пить её подбила Ора, пусть Савада и знает о нелюбви Юкки к спиртному. Кроме того, им с Орой в самом деле требовалось приободриться перед предстоящим в институте разбором полётов. У декана имеется особенность орать на подчинённых, пока не полопаются барабанные перепонки. Ора выразила сомнение, часом, не глухой ли он – Виджей же, в трогательной порыве подлизаться, принялся кивать да поддакивать в этом утверждении, хоть на него руководитель, по совместительству его батюшка, вопил особенно самозабвенно. Телефон Юкки вибрирует, и она улыбается, взглянув на экран.
-Это Ора. Мы всё же хрупкие девушки - потому пишем друг другу, как добрались, если вечером едем одни на такси.
Юкки рада, раз подруга уже дома и уверена – Ора за неё не беспокоится, кажется, подруга то, что здесь произойдёт, поняла много раньше Юкки. Ещё у барной стойки, когда многозначительно хмыкнула, в ответ на стремление Юкки сказать Саваде всё, что в трезвом виде не решалась озвучить.
-Я степенная, но не настолько. И с удовольствием сходила бы…да хоть в ночной клуб или что-то в таком духе. Правда, есть риск помереть со стыда – сам видел, танцую я с грацией носорога.
Юкки, безусловно, зануда. Но она живой человек, зря Савада думает, будто предел её мечтаний – вязать крестиком. Она вообще не умеет вязать и как-то зашила дырку на рубашке Мамору так, что бедолаге ничего не оставалось, как выкинуть кофту со стенаниями. Юкки хотелось бы попробовать тот же кальян – она не курит, но её разбирает любопытство. И Юкки бы не отказалась пойти в клуб с Савадой, он просто не звал, она же стеснялась проявить жинициативу, не имея представления о его реакции.
Только вот Юкки не подозревает – скоро ей станет не до клубов. Хотя, конечно, царапает мысль – они не предохранялись. Таблетки от незапланированной беременности, логичные в нынешней ситуации – не вариант. Когда их отношения только начались, она попробовала противозачаточные, что обернулось тяжёлым приступом аллергии. Она уверена – Савада тоже помнит тот эпизод, ибо им пришлось рассматривать иные способы. Нынче Юкки не суетится и не причитает – что будет, то будет, нет смысла просчитывать варианты, всё равно не угадать как получится на деле. Она с трудом, но сознаёт, как много говорит сейчас, и, стоит Саваде приняться сверлить пристальным тяжёлым взглядом на её лбу дырку, она трепетно целует его – необычайно нежно на этот раз.
-Родной, давай ты разозлишься на мою болтливость завтра. А сейчас...обними, хорошо?
Она провела словно в тумане все эти годы, многое делая на автомате. Ей повезло сдружиться с Орой – если бы не харизматичная подруга, Юкки давно бы затерялась за грудой тетрадок. Ведь Юкки вгрызалась в работу, не позволяя себе ослабить хватку, дабы не перебирать в голове мысли, как могла бы иначе сложиться жизнь, стань она ему женой тогда. Юкки ожила в компании с Орой, однако, так и не сумела обрести пресловутое женское счастье вдали от Савады. Она чувствует, что будет любить его всю жизнь.
-Знаешь, я редко спрашивала обычные вещи. Но не потому, что это было неважным - просто ты никогда не любил, чтобы женщина лезла в мужские дела. Я и теперь лезть не стану. Однако, если тебе захочется поделиться, поддержу и выслушаю тебя.
Произносит Юкки, засыпая. Веки наливаются свинцом, и впервые за долгое время она не мучается бессонницей – благо в эту ночь она рядом с любимым мужчиной. Она пока не знает, но, через несколько недель, когда начнутся головные боли и не наступят женские дни, у неё будут основания нервничать, как на иголках – едва она увидит две волнительные полоски на тесте. Он всегда говорил, что не горит желанием обзаводиться потомством. Ей было странно, но она искренне принимала его позицию, настроившись однажды повозиться с племянниками, став им тётушкой и другом. Теперь же, когда между ними всё стало хрупко налаживаться, её изводит паника – вдруг он снова пошлёт её к чёрту. Но Юкки не станет таиться, это было бы нечестно и глупо. Она отважится на разговор как на духу, сознавая – судьба подвела их к переломному моменту, определяющему нечто важное.

 Отправлено: 16.11.23 22:56. Заголовок: Гук ласкает свою мал..

Гук ласкает свою малышку, остервенело нежит, утробно рычит в её губы, ласково мучает её раскрытое местечко между ножек до того момента, как она со стонами не изливает на него всю влагу своего возбуждения, что он смачно всасывает со своих пальцев прямо в себе горло – удивительный и наркотический нектар его жизни. Единственно ему необходимый до дрожи в коленях. Он прижимает её к стене всем своим разгоряченным телом, целует до потемнения в глазах обоих, до напрочь перемешанных слюней, словно любовный порочный эликсир. Её сладкая шейка, так бы и съел. Плечики, линия ключиц, сладкие губы. Он и кусает и целует и лижет и сосёт их, яростно и ласково переходя на её торчком стоящие упругие сосочки.
Но она слегка отрезвляет его словами про старшую сестру – красивое и дерзкое лицо Чонгука искажает гримаса надрывной эмоции. Он, от звука этого имени, словно опять в детство проваливается. Когда их родители умерли, и им предстояло учиться полагаться на себя. Некогда избалованным отпрыскам разрушенного клана. Енхва…Али права. Сестра сумела стать сильной. Вот только…что за извращения за это она исполняла ему вспоминать неприятно. Бездушной Енхве – плевать. За это он, младший брат, легко может назвать её шлюхой. Ведь когда-то он так хотел чтобы она придумала что-то получше. Даже сознавая – не так просто было что-то придумать в их некогда бедственном положении. Гук не делает скидок сестре, он жесток. Али снова права…он прощать умеет только её. Всё для неё. Свою жизнь бросит к ножкам Али. А сестре не простит мелочи.
Детские мытарства Гука и его сестрицы закончились после встречи с главой клана Канеки. И теперь Гуки бесится уже оттого, коли его спрашивают – мол, ты ли брат той самой докторши.
-Даже если станешь как Енхва...не смогу ненавидеть. Кого угодно. Только не тебя. Ты - моё счастье. И катись всё пропадом, малышка.
Хрипит он сиплым, низким - вместе с тем взволнованным тоном. Его старшая сестра...он действительно на дух её не переносит. И стремлением походить на эту бездушную суку его малышка Али причиняет ему боль не меньшую, чем мимолётным сексом с похотливыми санитарами. Эти чёртовы ублюдки наслаждаются телом его крошки на глазах Чонгука. А он позволяет. Он всё позволяет своей с цепи сорвавшейся напугано порочной крошке, будто бы сам вдруг напрочь лишился воли и покорно двигал ручонками да ножками на верёвках по её командам. Эти грёбанные санитары, самодовольно облизываясь, думали, вот лошок. А ему больно по той причине, что больно Али. Она стала любить причинять боль как своему крольчонку, как она всегда его зовёт. Так и самой себе. Она могла рыдать истерически после всех этих связей на раз, перед ним. А он лихорадочно сжимал её в объятиях, гладил по шелковистым волосам. Ему насрать на усмешки всех ублюдков мира. После, за одну её слезинку, он выдирал всем этим моральным уродам глаза. И смачно плевал прямо в глазницы.
Он с трудом заставляет себя от неё оторваться. Нежная кожа, горящая огнём от его яростных засосов и нежных поцелуев. Раскрасневшиеся щёчки нежной детки и коварная улыбка жестокосердечной серены. Он рехнётся от своей малышки. Дышит тяжело, срываясь на свист.
-Хорошо…уйду. Я не собираюсь трахать шлюх, маленькая. Мне на всех, кроме тебя, наплевать. Ты мне делаешь больно. Но ты станешь моей женой. Ты дала мне обещание, и я сделаю всё, чтобы ты не пожалела и не передумала.
Он её отпускает. С трудом, через боль. Ему почти плевать, как у него всё пожаром горит между ног от страсти, коей его девочка не позволила дать выхода. Чёрт дери, дрочить он не собирается. Он не прыщавый подросток, которому не дала бы ни одна одноклассница. К слову, во многом не от цинизма, а именно из-за с младенческих ногтей вбитых правил большое количество воинов шатается по борделям. Это как дрочка, да. Никакой лирики. Так уж им всем объяснили – мол, дрочить себе вроде как слабость. Когда для того существуют дома терпимости. И раньше Гук не брезговал их посещать. А, после аварии и разбитой жизни Али, что висела на волоске, к другим его как отрезало. Они с его девочкой иронично поменялись местами. Теперь Али жаждала отдаваться другим - у него на глазах, сердце Гука выворачивая, словно мокрую простынь. А он знает, что заслужил. И только теперь начал сознавать, сколько он причинил ей бессонных ночей бестолковыми похождениями по не нужным ему посторонним бабёнкам.
Гук и без того не самый приятный и спокойный паренёк. Что уж говорить, когда неудовлетворён. Его малышка сыграла с ним в игру подразнить и не дать. И раньше бы он встал на дыбы и устроил ей яростный разнос, а нынче угрюмо исполнил её просьбу уйти на сей раз. Она постоянно его прогоняет, а он таскается к своей девочке с завидной регулярностью. И будет таскаться всю свою жизнь, даже если жизнь его будет недолгой. Гук не боится делать шаги. Его предложение было, быть может, импульсивным, но обдуманным. Он уверен, Али – та самая. Он не желает помереть в расцвете лет и, пока его труп будут сжирать могильные черви, ошмётками души сожалеть, что не успел ощутить на земле, какого это быть её мужем. Он обязательно ощутит. А потом… не жаль и помереть. Гук бешенный, пусть сильный. Но то и дело нарывается на комплименты. Он не лезет ко всем этим пафосным и кровожадным Мацумото, Арисима и компании. У него где-то внутри имеется какой-никакой инстинкт самосохранения. И всё же – пресмыкаться да расшаркиваться Чонгук не намерен ни перед кем. Пусть убивают, расчеляют, варят его в кипятке. Бешеный. Не злой, но щетинистый парень.
В закрытый, для особо одарённых – в области якудза – бар, он является уже взвинченный и страждущий заправиться алкоголем по самые уши. Он повзрослел и из-за того, как его любимая девочка психанула, не собирается искать утешения у шлюх или стриптизёрш. Пошли все эти тёлки нафиг. Он за свою пока не самую длинную судьбу немало натаскался по злачным местам. В одном, к примеру, он имел «счастье» лицезреть противно сахарного Гуожи, что потом каким-то чудом нарисовался в клане Миуру. До чего же Гуки бесят два слащавых принца, ну, Эниши в меру, а этот похожий на бабу Гуожи в особенности. Но ему он не интересен. Интересен чёртов Гон. Засранец, что упорно ставит Чонгуку палки в колёса в его остервенелой жажде дать просраться старику Като. И каково, спрашиваться, хрена. А тут, будто в дурном анекдоте, Чонгук видит никого иного, как своего долбанного врага, развалившегося на диване випа. Он бесцеремонно влетает туда. Всем его дружкам чётко советует прошествовать на *й, если, конечно, те не желают отправиться в мир иной. Гук им это устроит. Без проблем и с превеликой радостью. Он вгрызается глазами в Гона. А он, со снисходительной усмешкой этих своих прилипал всё же подальше отправляет. Гуки не благодарен ему. Он отчаянно скрипит зубами.
-В благородство играешься, Нода? Пускай пыль в глаза своим тупым последователям. Какого дьявола ты лезешь в мои дела со стариком Като? Тебе же он отказался делать меч. И что же, решил подработать его телохранителем и подлизаться к старой развалине?
Гук раздражённо рычит, яростно опрокинув в себя чью-то недопитую стопку, оставленную на столе. Он не брезгливый. Юноша с лицом мальчишки, но взрослый мальчик в битвах. Он дерьма повидал на своём веку более чем. И чёртов высокомерный старикашка, что не взял его в ученики. Гуки не милый зайчик. Только крольчонок – с Али. Он порубил на куски лучшего ученика Като. Наивно полагая, что займёт его место или, по крайней мере, узреет старика в соплях, бьющимся головой о стенку. А старый ублюдок лишь холодно хмыкнул, мол, ученик оказался бездарным. Почти настолько же, как выскочка Чонгук. И вновь углубился в бессмысленные медитации, даже меч достать защищать себя не счёл нужным. Блин, как же Гук ненавидит старого Като. И искренне недоумевает, какого рожна чёртов жестокий со всем что шевелится, Нода решил сопливо выстроить вокруг его храма баррикады.

 Отправлено: 16.11.23 23:58. Заголовок: Младшему брату от Го..

Младшему брату от Гона знатно досталось. Из передряги вытащил, забрал, как и требовал младший, но не свернул ему шею от бешенства только потому что его белокурая на прощание попросила не психовать. А он дал себе слово выполнять все, что она просит, кроме одного. Если она просит ее оставить. Этого не выполнит. Пусть умоляет, сколько хочет. А она будет умолять. А, когда рано или поздно узнает, что именно он лишил жизни ее возлюбленного, то будет требовать, царапаться, ненавидеть его. Он к этому вполне готов и, можно сказать, даже спокоен. Ему лишь не хочется ее огорчать, однако он точно знает, что ее не потеряет. Этому он случиться не позволит, даже, если весь мир придется сжечь дотла, чтобы она осталась совсем одна и у нее не было никакого выхода, кроме, как остаться с ним.
Она попросила не психовать? Он взял себя в руки, даже отвез брата домой, а, когда успокоился, тогда и устроил тому взбучку. Младший у него не самый хороший пример, однако Гон мальца любит. Он жестокая скотина, выращенный самим собой зверь. Но есть два человека, за которых он помочится в пустые глазницы тем, кто посмеет их обидеть. Его женщина и его младший брат.

Однако, младший подпортил ему нервы, особенно тем, что отвлек от Сатоки, что именно сегодня вознаградила его текущим меж ножек нектаром и отзывчивым телом с белоснежной кожей. Он не все тело успел пометить кровавыми засосами, как метками принадлежности ему одному. Не увидел еще пару раз, как красиво изгибаются ее брови, когда она протяжно кончает. Ему всегда будет мало. Его личный наркотик – лицо его женщины, когда она кончает и, когда крошечные пальчики на ее крошечных ступнях поджимаются в ожидании оргазма, что дарит ей только он. Только Гон. Он такой собственник, что, если она захочет заняться мастурбацией, то он с радостью сорвется с любой разборки, чтобы предоставить в ее владение свои пальцы, язык и прочее. Или, чтобы мастурбировала на его глазах. Ее стоны и надломленные бровки, ее дрожь по всему хрупкому телу, ее покрасневшие щеки – все это должен видеть только Гон. Все это принадлежит Гону. До самой гребаной смерти.

Поэтому ему нужно расслабиться. Он закрытый клуб выбирает не от излишней симпатии к этому клубу, куда ходят сильнейшие Острова, а потому что клуб мужской. Здесь не встретить шлюх, которые в мини юбках трутся у бара и всеми силами пытаются привлечь внимание кого-то опасного и властного. Гону на шлюх плевать до такой степени, что он бы и не заметил их. У него лишь одна шлюха, как бы грубо это ни звучало, но в постели с ним, его женщина может быть грязной шлюхой, что он грязно трахает, или даже она трахает себя им в погоне за тем удовольствием, что он ей подарит. Его Сато – нежная принцесса, которой он притащит все гребаные чипсы мира с разными вкусами в ее пмс, чтобы она дегустировала, а потом в ночи пойдет за шоколадкой. Его Сато, что будет ходить с ним на пафосные приемы однажды и будет выглядеть самой холодной, самой отрешенной королевой, что принадлежит лишь ему. Его Сато – развязная шлюшка в их общей постели, когда меж ними нет запретов, но только они вдвоем. И его Сато – капризный ребенок, что пошлет его на все четыре стороны, если узнает, что он хоть дышал рядом со шлюхами. Поэтому он выбирает этот бар. Ему шлюхи не нужны, а еще меньше ему нужно, чтобы его девочка в нем усомнилась.

Он устраивается с приятелями из своего разбойного клана. Выпивает пару стаканов виски, когда прямо перед ним оказывается пышущий огнем малыш Чонгуки. Конечно, он далеко не малыш, и откровенно говоря, Гон даже опасается того, что тот все же доберется и до дедушки Сатоки и вообще раскопает что-то. Ибо опасностью от Вэня веет. Но Гон не удерживается от того, чтобы не подразнить соперника, красноречиво подав знак напрягшимся подельникам, оставить их наедине. Прекрасно знает, что это взбесит Чонгука. Гон его критически осматривает. Забавно, они даже, словно одеты в одном стиле, хотя такие разные.

- В благородство? Мне их вернуть? – поднимает бровь, лениво попивая виски, - хочешь позаигрывать с разбойниками? Думаешь споют тебе колыбельную? Они плохо поют, не обессудь.

От соперника буквально исходит ярость, а Гон этому ухмыляется. Они оба весьма яростны, жестоки. Но Гон более рационален. Однако, Вэнь умудряется заставить желваки на лице Гона гулять.

- Ты назвал старой развалиной того, кто до безумия дорог той, ради которой я хоть сейчас вырву твой гребаный язык и его зажарят прямо в этом баре, - цедит Гон, лениво поднимаясь с места, - и я скажу тебе так. Если с головы мастера Като упадет хоть волосок, я сниму с тебя скальп. В твоих интересах так же защищать Мастера.

Гон разминает шею. Хрустит костяшками пальцев. В некотором роде он понимает, что Чонгук соперник опасный, несмотря на обманчивую смазливость. Но он не позволит ему лишить Сатоку того, кого она любит.

- Знаешь, что такое ради любви? – хмыкает Гон и бьет первым, кулаком, рассекая губу соперника, там, где пирсинг.

Возможно, Гону просто это необходимо. И с соперником, которого он видит на равных.