Отправлено: 23.12.09 05:56. Заголовок: Городская больница [4]

 Отправлено: 20.01.24 02:33. Заголовок: Её речь звучит сумбу..

Её речь звучит сумбурно и взволнованно, пусть Адель изо всех сил старается сохранить былую приветливую невозмутимость на совершенном личике, будто бы высеченном из самой прелестной драгоценности на свете. Она и есть драгоценность, и, наверное, на Нео блажь нашла в тот момент, когда он наивно посмел понадеяться, будто драгоценная девочка с самым огромным на свете сердце всерьёз могла бы его весьма сомнительную кандидатуру рассмотреть для чего-то вроде…великих и ужасных отношений. Благо, единственная заслуга Нео, что можно ему приписать, мол, не кривой и не косой. А лучше – не ссытся и ладно. Не то, чтобы он страдал от комплекса неполноценности или тем паче от него в припадке ужаса шарахался весь женский пол, аки от Фредди Крюгера. Вроде, Нео вполне симпатичный, ну разве что слишком слащавый да напрочь лишённый брутальности. А ещё, оказалось, трус каких поискать. Это ж надо было ему выдумать и не полениться организовать целый маскарад, да ещё и Мэтта втянуть в эту вакханалию милейших даунов!
Он, то краснея, то бледнея и разом растеряв былое напускное бахвальство, будто становится ниже ростом. Было так легко кончить из себя уверенного мачо в голубых тонах – а стоило брякнуть невпопад да приоткрыть свой истинный облик натурала-неудачника…и всё становится куда страшнее. Жаль, им на лекциях в институте давали ценные советы, что мальчикам следует держать яйца в холоде. Эх, лучше бы им посоветовали, где им следует держать свой мозг, дабы время от времени проветривать и без того не густые извилины да не дать оным заплесневеть. Иначе вся степень безрассудства Нео, готового чуть ли не замуж за лучшего друга выйти, лишь бы не сознаваться в собственной дурости, вразумительным объяснением не понять. Впрочем, как не понять и невразумительными.
-Нет, что ты, не утруждай себя, ничего Мэтту не надо говорить, у него слабое сердце..ой, то есть, не сердце, конечно, ты не подумай! А..ээмммм..внутреннее ухо. Вот дружно сознаемся, а он как бы в обморок на радостях не рухнул. В смысле, конечно, от глубокой печали, я имел в виду.
Он, в бестолковом порыве молить её остаться, теребит в своих порывисто взмокших руках её изящные и нынче такие прохладные пальчики, перепачканные в его крови. Да уж..даже своё вопиюще всамделишное ранение он получает так, что в пору анекдоты слагать. Нео всё ещё, скорее машинально, пыжится разрядить обстановку и обратить всё в нелепую шутку, да и повод у него внушительный – его же, как никак, недавно и всерьёз пырнули ножом. Только вот, видимо, матушка уронила его мордой об пол ещё в младенчестве. С тех самых пор у Нео вместо нормального мужского ума розовая каша да сладкие пузырики.
-Знаешь...можешь считать меня самым последним подонком, а Савре - Мэтта. Ну то есть, выходит, мы такие и есть. Мы...не нарочно. Самое тупое оправдание, что можно лихорадочно подыскивать, но уж не обессудь. Даже не знаю, в какой момент эта почти курьёзная шутка юмора, мягко говоря, затянулась.
Прокашливается. Разумеется, это ни черта не помогает. Он просто с ошпаренной грустью, щемящей в самом сердце сверлом, понимает – Адель уйдёт. И дело вовсе не только в их с Мэттом «сладкой» лжи. Что бы он ни сказал. Как бы себя ни повёл и что бы не сделал. Нет у него ни единого шанса. И, вроде бы, пусть Нео никогда слишком много о себе не мнил, но нынче искренне теряется. Всё просто встаёт на свои места. Такие как он, жалкие слизняки, не пара таким волшебным принцессам, по-настоящему увлечённым своим делом, как она. Он ведь и всё это безумство затеял, чтобы какое-то время хотя бы немного побыть с нею рядом. Даже так курьёзно и забавно, а на деле вышло даже жестоко и подло с его стороны. Что ж, по крайней мере, ему хватит душевных сил прекратить этот балаган им же учинённый. Он будет счастлив до кровавых слёз, если Адель после его откровения будет с ним хотя бы здороваться…иногда. Но опять и снова завираться, обманывая её, столь решительно защищающую их с Мэттом придуманные отношения…ничуть не смущаясь запретного казалась бы «романа» между коллегами…он больше не может с ней так. И уж тем более, когда нынче всё обернулось, будто они с Мэттом не романтики, а циники с весьма разнузданными нравами. Терять нечего…надо вдохнуть побольше воздуху и выпалить всё…как на исповеди.
-Я не уверен, что после того, что я тебе скажу, ты мне захочешь просто при встрече подать руку, а не вцепиться в физиономию. Но хватит...достаточно шуток. Никакая мы с Мэттом не парочка. В смысле, мы парочка, с самого детства, прилепленные до невозможности, вместе сидели на горшках и прочие умилительные подробности. Но...мы с ним друзья. Не голубки и вообще ничего такого. Нам всегда нравились женщины. И, если уж вдавить последний гвоздь честности в крышку моего гроба...то конкретно - ты и Савре.
Господи, Мэтт, как узнает об этом не то, чтобы оговоренном откровении тупого дружка, имеет полное право хоть в кипятке Нео сварить. Нео настолько разволновался, что даже почти не ощущает боли из-за раны. Но…хотя бы в этом ему удалось проявить себя, как мужик. Он сумел защитить свою любимую мечту от ножа. Только вот никогда ему не получить её сердечко. И раньше бы не удалось, и он Адель ни секунды в том не винит. Он сам бы себя послал к чёрту. Слабак и размазня, а нынче вовсе Нео представляет собой жалкое зрелище. Он, сглотнув нервный ком, вставший в горле, выпускает её ручки из своих ладоней. Вероятно, ей его касания до боли неприятны. Размазня, чёртов трус. Что не может даже беседу закончить по крайней мере с жалкими ошмётками достоинства.
-Подожди, только не уходи, пожалуйста, Адель…Вы с Савре никакие не дуры! Рэми и Кэмерон тоже не дуры...но они не такие не дуры...как вы.
Предпринимает он отчаянную попытку хоть как-то спасти грозящее окончательно сбить их с Адель с толку положение. В висках позорно бьёт колоколами лихорадочная внутренняя мольба – не отворачивайся, дай шанс…Рами сейчас бы яростно засмеяла своего безмозглого братца да и вовсе пустила бы блондинистого недалекого мерзавца на уху. Ну или на корм рыбкам – и правильно бы поступила, всё больше от Нео вышло бы пользы.
Кажется, зловредный агрессивный пациент, что едва не протаранил Нео медицинским шилом сердце, и нынче на удивлением мирно посапывает на кровати, и тот бы сделал фейспалм от жалких потуг этого больничного шутка с соломенными волосёнками Аполлона местного разлива. Да уж...лучшего комплимента и нарочно не придумать. Вероятно, в этот самый момент Адель, скрипнув зубами, люто пожалела, что буйный пациент не перерезал этому улыбчивому вруну грёбанную глотку. Ну или гортань, если проявить врачебную дотошность, с чётким ударом в трахею, так, чтобы наверняка.

 Отправлено: 20.01.24 03:42. Заголовок: Мэтт мирно посапывал..

Мэтт мирно посапывал до будильника, но, к несчастью, разбудил его вовсе не будильник, а сообщение. Он не просыпается обычно от сообщений, но тут даже трель была какой-то особенной, что он распахнул глаза и… из сообщения от его обожаемой, возлюбленной Савре он узнал в красках не то, что она влюблена и хочет, чтобы он поцелуями бабочками покрыл ее лебединую шею, а что его дражайший друг Нео в ночи признался во всем Адель, что они не геи и влюблены в Адель и Савре.
И ведь Мэтт себе спокойно спал, но так и не понял, почему его обожаемый блондинистый друг вдруг сдал и Мэтта, что просто видел пятый сон после ужина с Дэйми, с которой ему так хотелось быть рядом, хоть он и не выносил ее выбор спутника, даже попугай ее разукрашенный был лучше, чем этот дед. Санни и Сверчок спокойно относились к выбору Дэйми, а вот Шейди буквально устроила истерику Дэйми. Поэтому Мэтт, как обычно, пытался решить все эти склоки между сестренками. Поддерживать их всех, особенно свою малышку Дэйми, немного Сверчка и журить Санни – словно еще одна профессия Мэтта, которую он так же обожает, но валится с нее с ног.

И вот он усталым лег спать, не думая даже, что в этот самый момент Нео просто рушит не только свою историю, но тянет на дно и Мэтта! Савре же в своем сообщении в красках описала, что Адель послала к черту, но более мягко Нео, после его признания, потом сбежала и тут же приехала к Савре с этим рассказом. Сердобольная Савре, конечно, добавила, что Нео был ранен, видимо, чтобы Мэтт от злости своего несостоявшегося женишка не ранил сам. Мэтт успел умилиться тому, что и Савре и Адель задумались о ранении Нео. Только после того, что подруги, видимо, посовещались и написали коллективную просьбу обманщиков больше их не беспокоить, Мэтт честно готов был ранить лучшего друга еще раз.
Настолько он до ужаса огорчится и распсиховался, что даже расстроился, что не остался дома у Дэйми, старый жених которой был в командировке или у Санни, что просто звала его к себе. Да хоть у Сверчка, что больше не светит как Сверчок в своей депрессии. Он бы, в таком случае, психовал с утра, но его любимочки сестры бы налили ему кофе. Каждая бы сделала завтрак в своем стиле. Дэйми сделала бы салат, посыпала бы его сухариками, Санни бы сделала яичницу, что слегка бы подгорела, а Сверчок бы намазала на хлеб кетчупом и сложила бы не хлеб не слишком аккуратно колбасу.

Но он остался дома и теперь просто собирался и бесится на лучшего друга. Потому что тот умудрился сделать так, что отшили и его и Мэтта, но Мэтт-то спал и ничего не делал! Обидно, черт возьми.

Кофе ему никто не налил, а он так и не придумал, что мог бы написать в свое оправдание Савре, что дала ему понять, что ни она ни Адель, никаких оправданий не ждут. Все его сообщения для Савре остаются без ответа. Они обманули. Ужасно. Мэтт понимает негодование девушек.
Мэтт врывается не в больницу, но направляется прямиком в кабинет Нео. У него спрашивают, почему он так зол. Он язвительно отвечает.

- Мой жених облажался, готовьте носовые платки, ибо сегодня он идет к черту, - забавно, что Мэтт настолько зол, что сам в это верит, - не грустите, все будет хорошо!

Он видит, как все страшно распереживались. Еще бы. Сначала Нео с перевязкой вышел на работу, а потом его вроде как возлюбленный весь в бешенстве идет к нему в кабинет, чтобы с ним очевидно порвать. Любимая пара больницы трещит по швам, понятно, почему все в ужасе. Многие даже говорили, что, если разройдутся Мэтт и Нео, то они в любовь перестанут верить. Что ж. Видимо, пришел тот самый момент потери веры в любовь, потому что Мэтт собирается расстаться с Нео. То есть, черт возьми, высказать ему все, что вообще он думает о его болтливости.

Мэтт распахивает дверь в кабинет лучшего друга. Сначала все равно сканирует, в порядке ли тот, на предмет ран, бледности лица.

- Смотри-ка, мой парень жив и здоров, - начинает Мэтт, - только бросил меня в ночи, все рассказал предметам нашей симпатии, пока я мирно не спал и не предполагал, что ты вообще там мелешь языком своим.

Усаживается в кресло, но Нео тоже не выглядит довольным, счастливым. Как у истинного друга, у Мэтта улетучивается желание устраивает Хиросиму и Нагасаки.

- Савре мне написала, что Адель тебя к черту послала и сказала, что мы с тобой извращенцы… да она тут же рассказала об этом Савре, - закатывает глаза Мэтт, - зачем ты раскрыл меня? Савре меня не простит.

Мэтт даже слегка отчаянно звучит. Он сдаваться не будет, но в данный момент находится в отчаянии.
Выдыхает и откидывается в кресле.

- Что у тебя там за ранение? – при всей злости, переживает за Нео, - ты в порядке? - уже просто по-дружески.

 Отправлено: 22.01.24 01:25. Заголовок: Его миссис Роскошная..

Его миссис Роскошная Попка точно не даст соврать - Байрон и в юные годы обожаю зубоскалить. Пусть в институте он слыл задротом, но, знаете ли, не тем миловидным и услужливым лапушкой, что молча упирал в учебники заумный взор и ничего вокруг не замечал. Да ни черта подобного. Байрон уже тогда был задротом, что доводил всякого встреченного до стремления вёдрами поглощать валерьянку. И это, заметьте, он ещё от безумных болей в ноге не страдал - а отсюда простой вывод, сам его характер тогда ещё не успел обрасти совсем уж замшелым цинизмом. Тем не менее, это нисколько ему не мешало развлекаться, вступая в ленные и не слишком красивые споры с преподавателями, обожая ставить их на место и утирать нос у всей группы на глазах. Ему ставили паршивые оценки, скрипя зубами, уже не силясь искать благовидные поводы, ибо он поводов ставить ему лебедей не давал. Он же лишь только больше изгалялся в своём желании ничьё паршивенькое самолюбие не щадить, а говорить, будто режет бензопилой по артериям.
Чем же подобный ершистый фрукт без намёка на такт, обожающий зубосколить по поводу и без оного, умудрился привлечь в свои объятия такую шикарную умницу и красавицу, как Кадди? У неё будто бы на роду было написано стать главврачом однажды - с её прилежанием и мозгами. И Байрон всегда ценил, что они могли поговорить, помимо кровать. Правда, как истинный засранец мужчина он предпочитал вести беседы непосредственно в кровати, а желательно расслабленно голышом после бурного секса, почти ласково сжимая её пятую точку, к коей он питал совсем уж бесстыдную тягу. Хоть бы постыдился. Только стыд - не о больничном зубоскале. Байрон он такой...как вирус, или на худой конец бактерия. И не разбрасывается людьми, что на свою голову согласились принимать его таким, как есть. Бедолаге Уилсону, ломанись он хоть к бабке-колдунье за отворотами, никак от чумы по имени Байрон не отделаться. Да дружище вроде бы смирился со своей незавидной долей и непосильным крестом на спине. А вот Кадди пыталась брыкаться, лихо полагая, будто какой-то там сопливый развод заставит муженька перестать считать её своей. А вот дудки и фигушки, не дождётся, сколько бы Лукасов-дуралеев не обивали яйца вокруг её вагины!
-Да Бога ради, миссис Роскошная Попка. Отстраняй сколько влезет. И причина самая что ни на есть благопристойная. Мне такую и озвучить душке Уилсону будет не стыдно.
Он картинно закатывает глаза, даже потрудившись хмыкнуть – на тот случай, если из-за своего ворчливого настроя крошка Кадди его охренеть какую утончённую иронию не уловила. Он даже якобы умудрёно чешет подбородок пальцами, будто бы силится вспомнить, бывало ли меж ними такое, что Кадди посылала Байрона к чертям – не только из её постели, но и из её больницы, как пить дать. Ведь на деле куда проще перечислить моменты, когда меж ними творилось нечто вроде штиля.
-А знаешь, что самое забавное? По той же самой причине моего непревзойдённого маразма ты меня примешь обратно. Готов делать ставки, сколько на сей раз ты выдержишь, прежде чем лихорадочно подыскивать повод отправить ко мне своих горе-интернов с белым флагом под наивным соусом переговоров. Имей в виду, на сей раз за возвращение затребую, как минимум, инвалидную коляску для себя любимого. И обезболивабщих вперёд, ну так и быть, на пару месяцев.
Надо отдать Байрону должное, на все эти её попытки поставить его на колени да заставить следовать каким-то нудным правилам клиники, он отвечал ей той же монетой и набивал себе цену похлеще элитных проституток (а он знает, он же пачками таких малышек лечил от венерических радостей и уж наслушался откровений на пару жизней вперёд) – пафосно требуя за своё так и быть возвращение на трон очередную конфетку, как нашкодивший, противный, но всё ещё любимый и, между прочим, жгуче любящий ребёнок.
-Мне ни к чему тебя идеализировать, моя самая обаятельная и привлекательная курочка. Поменьше бы кудахтала – вовсе тебе бы не было цены! Но, если кроме шуток, то ты сама успешно справляешься с тем, чтобы маниакально стремиться к каким-то там идеалом. Вот скажи, ты поэтому вышвырнула меня, как старого и не особо идеального, плешивого пса?
Его ухмылка набок и глаза-незабудки с глумливыми чёртиками в зрачках когда-то сумели её покорить. Наверное, спустя десятилетия, с тем же запалом все эти до боли знакомые черты в циничном засранце её стали отталкивать. Странная штука, время…вон Джианни Байрон помнит ещё тем юнцом, что всерьёз увлёкся строгой балериной. Кто бы мог подумать, что Агустина подарит ему не только белокурую дочурку, но едва ли не подарит заточку в бок…Хм. Только вот, один нюанс. Брак Джианни развалился потому, что интересы их с первой супругой, по сути, не совпали изначально, просто юношеские эмоции затмевали сигналы рассудка. А вот Байрон с Кадди…они ведь всегда смотрели в одном направлении. В какой момент Байрон, как последняя скотина, посмотрел на сторону? Да ещё и заделал дочку на стороне. Это как назвать вообще? Как бы он шутливо не понукал Кадди в распаде их брака, он при всём своём цинизме да бесконечных играх в детские противные капризны сознавал со всей возможной горечью – это он тот из них, кто всё…просрал. Кто просрал женщину своей жизни. И от неё на память ему осталась…их Нева. Звучит как-то не слишком умилительно, но нынче их младшенькая самая голубоглазая на свете красавица малышка, его сердце и отрада – для Байрон стимул не издохнуть от перебора болеутоляющими препаратами прямо посреди дивана.
- Ну наконец же ты сообразила. А я, между прочим, всю нашу семейную жизнь тебе ласково намекал и совершенно ненароком набивался на комплименты. И, заметь, солнышко – свершилось, наступил мой звёздный час. Как-как. Дерьмово, Кадди. Брось, ты же не ожидала, что я примусь петь дифирамбы твоей безалаберности? Но я джентльмен. Так что только после меня, родная.
Усмехнувшись, разряжает обстановку очередной жестоватой не то, чтобы совсем уж шуткой. Он не станет гладить по головке, раз уж мысли о том, где купить умопомрачительные колготки, такие, дабы Лукас погряз в слюнях, были ей на тот момент важнее, чем покопаться в скучных бумажонках да спасти кому-то жизни. И всё же…Байрон не слишком верил жене. Она имела склонность драматизировать и искать в себе какие-то косяки, коих не было и в помине. Будто таким образом слегка маскуриую и непонятно зачем умаляя ужасные и очевидные недостатки муженька. Бывшего – выдавить это слово язык не поворачивается. Зато вот горло неплохо поворачивается напиваться.
-Я знаю одно, Кадди. Мы с тобой врачи, не забыла? И сердце и мозг – одинаковая ерунда. Рано или поздно они прекратят функционировать и тогда станет неважно, что они ощущали при жизни. И поэтому, может, зря ты столь упорно делаешь ставку на разум, наплевав на чувства. Ты не была лучшей. Ты есть и будешь самой лучшей. Начальницей, супругой. Жаль, что ты взяла и…расхотела быть женой моей. Я…чертовски скучаю по тем дням, когда у нас была семья, а не её руины. А ты? Хоть иногда вспоминаешь об этом или ты вся такая всесильная?..
И он залпом глотает любезно подлитый ему Кадди виски, едва ли не блаженно заглатывая все вложенные ему в ладонь препараты. В слепой надежде – боль не утихнет. Но хотя бы…не станет сильнее.
Он выжидательно смотрит на любимую женщину, словно большой несносный да причиняющий всем беспокойства ребёнок ожидая от неё ответных откровений.

 Отправлено: 24.01.24 00:06. Заголовок: Байрон выбешивал Кад..

Байрон выбешивал Кадди с самого момента, когда она в него влюбилась глупой носатой девчонкой. Влюбилась в задрота с циничной усмешкой. А потом визжала в подушку, что он ответил ей взаимностью. Ну не визжала, конечно, но точно пищала и обозначала, как он ей нравится. Это было ее ошибкой. Не надо было выбирать Байрона, но что сейчас она может сделать? Ее все предостерегали, но она выбрала его, вышла замуж, да родила двух волшебных дочек. Она не жалеет о своем выборе сейчас. Но носатой дурочке бы дала совет не зацикливаться. Хоть бы сестрица что ли поумнее была, но такая же тупица как Кадди, подтирает косяки за своим картавым. А мама и вовсе на стороне Байрона даже больше, чем на стороне Кадди. Короче, шансов не было.

Невада вся в отце. У Кадди с ней связь на нуле. А Иветт Кадди старается вывести из странного грустного состояния. Ее любимую красавицу старшую. Сдох бы чертов Келлан, Кадди бы лично не позволила никому завести его сердце на операционной. Только Иветт грустить будет. Кадди знает и Келлана и Эсмонда и ратовала за Эсмонда. Но ее красавица дочка выбрала не Эса. Как и сама Кадди выбирала Байрона все равно, а не Лукаса. Для того, чтобы дети не делали твоих ошибок, их не воспитывать надо, а своим примером вдохновлять. Кадди и Байрон были так себе вдохновителями. Особенно, когда переругивались за семейным ужином, на котором напрягались как раз больше дочки.
Только Кадди вот заигрывает с другом, а сама готова его отправить домой, чтобы побыть с Байроном. Как сейчас. Кадди готова все бросить. И бросила. И отправила Лукаса домой, запретила проводить себя, потому что теперь остается рядом с Байроном. Ему нужнее. Ему ведь всегда нужнее. Это же называется токсичными отношениями, когда вы уже давно не вместе, но твоему бывшему мужу все равно всегда… нужнее.

- Ты идиот, - шипит Кадди, но с усмешкой. - ты знаешь, как сильно ты меня бесишь. Мои интерны – не горе интерны, они лучшие, в отличие от твоих кретинов прихвостней, - специально бесит, - коляски тебе не будет, но я лично прослежу, чтобы твоя команда на руках тебя таскала по очереди. Посмотрю как Мэтт передаст твою тушу Адель, а потом прибежит Уилсон всех спасать и надорвется.

У них вечная борьба. Кадди взбесить сложно. Но ее несколько выбило из колеи это его «примешь обратно», что относится к их больничным делам. Ее на мгновение стриггерило, что это касается и их. Потому что это как будто бы логично. У нее ни черта нет нормальной личной жизни, а ей и не надо. От немногочисленных попыток позвать ее на свидание, она отмахивается. Эсси как-то хотела ее познакомить со своим знакомым, а Кадди осталась на работе допоздна.

- Кто тебя вышвырнул? – поднимает Кадди брови, - что ты устраиваешь, Байрон? Театральный этюд? На меня это не подействует.

Кадди хмыкает, как он играет на ее нервах. Его дифирамбы ей не нужны вовсе, но забавно, как он умудряется быть таким трогательным, беззащитным, в то же время циником, которого придушить хочется. Да всегда он таким был, кого Кадди вообще обманывает?
Лучше подлить ему алкоголь в стакан. Она врач, но понимает, что иногда чертов алкоголь помогает, что бы там ни говорили другие. И запивать сильные таблетки алкоголем врачи иногда запрещают, потому что случится понос, а его ужасно противно лечить. Вот такая дурацкая правда. Если, конечно, не перебарщивать. В случае Байрона все еще сложнее. Она, как врач понимает, что его организм уже привык к тому, что его травят. Алкоголики и наркоманы умирают чаще всего, когда пытаются слезть, а их организмы не выдерживают. Кадди своего бывшего мужа понимает, она всеми силами пытается его уберечь или хотя бы не сделать хуже. Поэтому делает вид, что забывает лекарства его на столе, которые тут же подхватывает Уилсон, делая вид в свою очередь, что он понятия не имеет откуда они там взялись.
Байрон – как их большой и проблемный ребенок.

- Я не всесильная, - серьезно говорит Кадди, - у меня есть свои слабости, очевидно, одной из них до сих пор являешься ты, Байрон, причем ты сам это отлично знаешь и спрашиваешь, чтобы потешить свое эго. Но это даже мило.

Она достает свой телефон и вызывает такси. Снова наступает на одни и те же грабли. Кадди просто не умеет игнорировать его, когда у него по-настоящему проблемы.

- Но это не значит, что я скучаю и хочу что-то вернуть. Я скучаю, но мы с тобой, Байрон, это законченная история, как муж и жена, - она сосредоточенно смотрит в телефон и произносит фразу, что весьма противоречит тому, что сказала секунду назад, - собирайся, отоспишься у меня, - закатывает глаза, - не надо, чтобы ты ехал к Неваде в таком состоянии. Поспишь у меня, а завтра будешь свежим и готовым к свершениям.

 Отправлено: 27.03.24 03:02. Заголовок: Она как маленькая ер..

Она как маленькая ершистая дикая кошечка, кою словно по страшной ошибке напутали с домашней да нахально силятся гладить по шёрстке, когда в её душе живёт отнюдь не сладкая пушистая тигрица. Ярая, свободная и дикая, не терпящая клеток или поводков. Форман готов биться об заклад и даже столь не свойственно себе рисково ставить собственную руку на отсечение – умудрись Реми родиться парнем, точно на дух бы не переносила удавки под бодрым названием галстук. Коими благостно сковывает своё горло Форман каждое утро на добровольной основе. Или он просто привык так поступать и уже действует по наитию?.. Чёртас два он уже сам в себе разгребется, благо, душа каждого взрослого человека с его радостями да горестями подобна кладовой с бесконечными, непроходимыми завалами. Пусть не романтично, зато жизненно.
-Мы, между прочим, врачи, Реми - ты, часом, не забыла? Поэтому...ты же знаешь. Я не верю в молитвы. Они не помогают.
Произносит он со строгим вздохом, впрочем, не намереваясь отказать себе в удовольствие напиваться с Реми из одной бутылки. Форман вечно держит себя в жёстких рамках, будто бы боится отпустить себя хоть на минуту "на волю". Только в обществе своей столь бесшабашной и отчаянной малышки он немного научился отпускать свои мысли и постоянные занудные попытки всё на свете подвергать анализу. Он просто делает несколько задумчивых и жадных глотков прямо из горла бутылки. При том, Реми же по-джентельменски и почти красиво подливает горячительную жидкость в бокал.
Он уверен, что Реми его понимает. Он многим кажется жёстким, высокомерным дерьмом без намёка на сострадание. Многие вовсе не могут взять в толк, да какого рожна он пошёл в столь человечную профессию, как доктор. Даже Байрон, при всём его зубоскальстве, выглядел почти человеком на его далёком от образа Айболита фоне, не говоря уже об обаятельном, располагающем к себе Уилсоне с его незримым нимбом над головой. И всё же...когда его брат сделал всё, дабы загреметь за решётку, куда с завидной регулярностью возвращался снова и снова, будто ему там намазано мёдом...когда его мать умирала и стонала за стенках от боли, а мелкий Форман, сцепив кулаки, силился заснуть дабы забыться хоть на минуту...когда отец из человека превращался в нечто бесхребетное и жалкое, отдалённо напоминающего мужика...разве молитвы помогали? Форман дал себе слово больше никогда. Без молитв. Он не рассчитывает на слепое провидение. И полагается только на себя. Он не всесилен и не питает глупых иллюзий, мол, а вдруг и а что если бы. Он прекрасно знает, что произойдёт с его Реми, если она вовремя не нажмёт по тормозам со всей силы. Только вот от этого рационального осознания, пожалуй, ещё более чертовски больнее.
-Я не твой отец, Реми и не собираюсь учить тебя жизни. Ты моя любимая девочка, как ни крути. Вместе с тем - ты взрослая девочка и сама знаешь, как жить. Прости, я не Беренс, который готов обнюхивать все твои вещи и шариться в карманах на предмет запрещённых веществ. И, знаешь, малышка...я немного тебе завидую. Мой отец шарил по моим карманах в поисках долбанной премии.
Снова хмурится, покачав головой и разве что картинно смехотворно не ворчит, словно древний старикашка. И всё-таки…сложно сказать, кто вёл себя с Реми более адекватно. Родители, что продохнуть ей не давали со своей то гипер опекой вперемешку с заботой, то заунывными нотациями. Кэмерон ли, готовая ласково кудахтать над Реми хоть посреди ночи и всем не согласным с её образом жизни намертво выцарапать глаза. Или же Форман, что с образом жизни Реми согласиться никак не желал, однако, упрямо не силился диктовать ей «как правильно» и что, блин «так нельзя».
-Никогда, глупая. Я никогда не выкину твои ключи.
Хотя…сегодня какой-то особенный день что ли. И в нём всё клокочет, как бы он не пытался гасить в себе ярость и отчаяние. От мысли, бьющейся в висках. Что он, чёрт дери, может её потерять. Свою самую главную…самую любимую девочку на свете. Он ведь грёбанный отшельник, но не эгоист. И он бы принял, даже если бы Реми обрела своё счастье не с ним. Но не так…нет, не так, чёрт дери. Да и разве…можно всё это назвать её счастьем?
Он вдруг резко, порывисто обнимает её, прижимая к себе. Крепко, надрывно. Так пьяно зарываясь носом в её волосы и затягиваясь её запахом, как она кокаином. Лихорадочно раздувая ноздри, словно в нелепой жажде этим её безумным и пьянящим каждую его нервную клетку ароматом сполна напиться. До беспамятства. Она любит наркотики…и он полюбил наркотик. Только вот наркотик Формана – она. Форману, будто маленькому и упёртому мальчишке, всё ещё сложно признавать свои зависимости.
Он на удивление послушно привозит Реми домой. Подхватывает на руки, невзирая на её возмущения в её излюбленном стиле «сама разберусь, мне, мол, помощь не требуется». Его любимая упрямая мечта. Что будет на ногах не держаться, но всё же найдёт в себе силы упорно отмахиваться от его стремления проявить суховатую заботу, будто от назойливого комара.
Он ласково усаживает её на уютный и стильный диван, что они с таким истинно женским энтузиазмом битую неделю выбирали с Кэмерон. Форман бы, как истинный мужчина, давно бы рехнулся и поехал бы головой от переизбытка мебельных магазинов, посему искренне их дружному запалу был восхищён. Форман бережно кутает свою девочку в пушистый плед, накинув на её плечи. Он её чувствует не потому, что он врач. А потому…просто чувствует, вот и всё. За секунду до момента, как кожу Реми пробьёт озноб. Он всегда относился к ней страстно при всей своей невозмутимости и обожал после жаркой ночи просыпаться в её постели, а ещё лучше, когда она оставалась у него. Форман всё же старой закалки мужчина. А вот свои чувства к ней осознал он в иной ситуации. Вот как сейчас. Когда он готов не раздевать её, а бережно укутывать. Теперь – пиши пропало. Как говорится, потеряли пацана и можете смеяться сколько душеньке угодно.
-Зачем ты это делаешь? Зачем уничтожаешь себя....не закрывайся от меня, Реми. Я тебе кто угодно...но точно не враг.
Ухмыляется мягко, себе под нос, тут же, впрочем, картинно закатив глаза, в ответ на её не слишком довольно изогнутую бровку.
-Предрекая твоё патологическое возмущение, детка. Я лишь сказал, что не Беренс. Заметь, я не говорил, что чем-то лучше него, так что не обессудь, будь уж любезна.
Форман из тех, кто, чертыхаясь, всё равно заварит для неё крепкий чёрный чай. И он может запамятовать за рабочим цейтнотом, сколько ложек обычно кладёт для себя. Однако, разбуди его среди ночи – он совсем сонный, с полузакрытыми да слипшимися веками всё равно отчеканит как мантру, сколько ложек для сносного самочувствия требуется ей.

 Отправлено: 31.03.24 00:29. Заголовок: - Когда меня впервые..

- Когда меня впервые родители отправили в рехаб, как думаешь, когда я вышла оттуда, через сколько я нанюхалась в хлам? Два часа, - спокойно пожимает плечами Реми, - так что в этом плане в медицину я не верю. Только молитвы.

Реми просто на один бок усмехается, специально говоря так цинично. Она и есть циничная и колючая. Реми всегда самая неправильная в семье. Еще сильнее Реми бесило то, когда их огромное семейство собиралось вместе, по тупым традициям. Матушка блистала, перебарщивая с женственностью, тетушка Амаль смотрела на Реми с видимым недоверием, как будто бы Реми могла достать из кармана белый порошок и втирать его себе в десны прямо в тот момент, когда Оушен с пафосом говорит очередной тост. Самые лучшие моменты это сбегать куда-то на задний двор, много курить и иногда делиться сигаретами с Пак, которая так же сбегает.
Реми выстроила себе защитную стену. Она иногда может цинично посолить свой салат, а потом зыркнуть на семейство и огрызнуться, мол «серьезно, мне даже посолить нельзя? это же не гребаный кокаин.». Реми – оголенный циничный нерв. Она всегда находится в состоянии отражать атаки. Она расслабляется только с Кэми. И иногда с Форманом. Но даже ему она огрызается и не может просто довериться. Специально цинично говорит о болезненном опыте, что даже рехабы ей не помогали. Специально выставляет свою зависимость напоказ. Это ее защита. Только вот Форман никогда не нападал. Она обожает отца. Но даже Беренс иногда нападает. Очень мягко, на тех же семейных вечерах, она кладет ему голову на плечо с бокалом вина, а он вдруг может спросить, может ей перейти на кофе. И Реми психует. Пусть и потом запоздало понимает, как за нее переживает отец. Как много она заставила родителей переживать.

- Находил твой отец премию? – вдруг спрашивает она, все так же просто методично накачиваясь алкоголем, - мой отец находил то, что искал. Удивительный человек, безошибочно находил всякое дерьмо в самых скрытых местах.

Реми умеет быть неплохим специалистом. Но она совсем не умеет быть хорошим человеком, хорошей дочерью, и уж, тем более, хорошей девушкой. С натяжкой она может быть хорошим другом. Но там ей просто досталась Кэмерон. С ней не так сложно быть хорошим другом, потому что для Реми Кэмерон – сущий ангел. Для других бывает мрачной сукой. Что особенно ценно для такой же мрачной суки Реми. Ссыкливые Адель и Савре по дуге их обходят. Да что Адель и Савре, их геи тоже предпочитают не сталкиваться с Реми и Кэми.
Но Реми дерьмовая девушка. Поэтому с завидным постоянством притягивает к себе Формана, а потом так же отталкивает, оставляя его с громким званием «бывший».

И, когда он ее к себе прижимает, она кусает губы, чтобы не разреветься. Пьяной она бывает такой сентиментальной. Или с ним она всегда такая? Только рыдать на его плече – последнее чего она хочет. Годы зависимости научили ее себя контролировать и даже властно отстранить его от себя. Что хорошего, что колючка Реми разрыдается, прильнет, как гребаная героиня романа? Ей срочно нужно выпить. И она пьет.

Пьет в кабинете. Пьет в такси, куда ее усаживает Форман. Она не буйная. Не танцует, не поет и не просить везти ее в караоке. Просто мрачно, сцепив зубы, пьет из бутылки. Она молчит. Не разговаривает с Форманом. Ей ценно, что с ним можно молчать. Это ценит Реми. Как ценит то, что Кэми просто не лезет в душу, если чувствует, что Реми на взводе. А Реми в душу подруге больше лезет. Кэми привыкла закрываться так же, как сама Реми. Сложные отношения со старшим братом, которого она и обожает, но в то же время не до конца понимает. Да и вся история с Бергманом. Кэмерон Девон ненавидит подвешенное состояние. А вот Реми это состояние нравится. Ей нравится балансировать, нравится быть пограничной. Ей хуже от конкретики.

И вот она дома. Пытается Формана от себя отпихнуть, но послушно скручивается, словно младенец, на диване. Она может пить еще, но уже достаточно пьяна. он здесь, словно для того, чтобы Реми не принялась опустошать свой бар. Который опустошает и пополняет постоянно.

- Оно само… уничтожается, - как ребенок, доверительно говорит Реми, - знаешь, я хочу, чтобы ты встретил другую и был счастлив. Чтобы во мне проснулась совесть и я перестала тебя дергать.

Она пьяно пытается подняться и цепляется за его одежду, глядя своими яркими глазами, лихорадочными.

- Обещай, что встретишь другую, - словно это и правда для нее так важно, а ведь это важно, - иначе я и тебя разрушу.

И Реми закрывает глаза. Тяжело дышит. И отключается глубоким сном. У него есть ключи. Ей спокойно. Он ведь укроет и уйдет. Так как она того хочет. Он делает, как она хочет. Поэтому Реми спокойно. Пусть вовсе неправильно.