Отправлено: 23.12.09 05:56. Заголовок: Городская больница [4]

 Отправлено: 20.06.20 02:14. Заголовок: - Смотримся-то мы пр..

- Смотримся-то мы прекрасно, - Мэтт даже произносит это задумчиво, можно подумать, что он всерьез подумывает о том, чтобы забыть все свои прошлые и нынешнюю влюбленности, и отправиться в плавание по «голубым лагунам», - но вообще думаю, что твои носки бы меня бесили. А с твоим этим богатым баром от пациентов я бы спился и у нас бы в семье воцарилась неблагополучная обстановка, а потом и вовсе домашнее насилие. Я бы напивался вдрызг и бил бы тебя по смазливой морде твоими же носками.
Выть хочется от всей безнадежности ситуации. Мало того, что из всех девушек города Мэтт умудрился выбрать ту, которая разве что на лбу себе не выбила, что отношения ей не нужны. Мало того, что он себя зарекомендовал хрустальным мальчиком, который кряхтит от болезней, как старый дед. Так ему еще и за что-то на голову свалился этот белобрысый псевдогей. С одной стороны, очень хорошо, что весь коллектив Нео ратует за отношения двух «красавчиков», а значит Савре так же, как и ее подруга Адель выдохнет и подумает, что никакой опасности от Мэтта ждать не следует. А ведь следует, черт возьми! Он опасный натурал, который вообще-то хочет целовать ее, а не Нео. На войне и в любви все средства хороши, но, кажется, ни там ни там, не стоит быть геем.
- Теперь понятно, почему все думают, что я должен бухаться на колено и предлагать тебе замужество. Во мне остались частички мужского, а в тебе, эксперт по ногтям, уже нет. - досадливо, но шутливо хмыкает Мэтт, слушая историю друга, и параллельно поедая конфеты, к слову вот с коньяком оказались не такими противными. И очень быстро закончились.
Ситуация была, что называется, - Хэлп. Мэтт так и видит, как Адель после этого позорного похода по магазинам, отправила на встречу с Савре и, умиляясь, рассказала о том, какими крепкими бывают чувства и, прости Господи. сексуальное притяжение между двумя мужчинами.
- Умоляю, скажи, что там хотя бы было мое приличное фото, а не которое я тебе прислал, когда сделал себе бороду санты из пены для бритья. - Мэтт готов заламывать руки, и не только потому что уже ощущает алкогольное опьянение, а потому что ему что-то подсказывает, что поцелуи Нео слал именно тому позорному фото.
Мэтт ощущает опьянение. Не только потому что они с Нео начали «играть в саранчу» и пытаться найти все съестное, что было в кабинете у блондина. Первый признак того, что вечер удался. Мэтт даже умудрился найти остатки какого-то старого сэндвича, и они с Нео за него чуть не подрались и пришлось разделить пополам, хоть Мэтт и пытался доказать, что сандвичем владел тот, кто нашел. Плюс, идея Мэтта трещала буквально со всех сторон, с этим загородным домом и попыткой соблазнить Адель и Савре на «свидании» двух геев. Но, чем ты пьянее, тем лучше тебе кажется идея. И сейчас она казалась Мэтту просто идеальной, и он ругал себя лишь за то, что она не пришла ему в голову раньше!
- Если Шейди будет вставлять палки в колеса, я натравлю на нее Сверчка, - со знанием дела говорит Мэтт, правда потом добавляет не без досады, - хотя они обе опять на диете вроде бы. А значит, что опять злые как волчицы из голодного края. Никогда не пойму, зачем они сидят неделю на одной морковке, чтобы потом переночевать вместе, а я вытаскиваю из под кровати упаковки от пиццы и чипсов. Так вот сейчас у них морковная неделя. Значит, попрошу Зару ликвидировать Шей, Зара может найти подход к моей сестрице. - Мэтт умалчивает о том, что было время, когда Зара и к нему могла найти подход. До сих пор может, и для Мэтта отношения Зары с этим странным типом готическим такая же боль, как и для семьи Зары.
- Ты точно доведёшь нас с тобой до алтаря с вечными клятвами о любви. - мученически произносит Мэтт в ответ на план Нео по отступлению, если Адель и Савре сначала соблазнятся, а потом взбесятся.
И тут бы и тому и другому задуматься о том, что в их плане очень много пробелов. Но они слишком влюблены, слишком пьяны и слишком глупы, наверное, потому что Мэтт наполняет их стаканы опять, хватает телефон Нео и протягивает ему.
- Пиши сообщение Адель, под мою диктовку. Пиши - Мы с Мэтти… Да называй меня Мэтти. Мы с Мэтти собираемся провести уикенд в нашем заворотом гнездышке и смотреть мюзиклы. Не хотите ли присоединиться к нам с Савре? Посмотрим секс в большом городе, выпьем вина и приготовим что-нибудь по видео рецептам из интернета? - У Мэтта и у Нео было достаточно сестер, чтобы примерно понимать, как должны вести себя геи.

 Отправлено: 19.06.21 00:33. Заголовок: Иветт говорит стольк..

цитата:

Иветт говорит столько банальщины, что у Эсмонда буквально голова разрывается. Он бы ни за что не простил такие речи Кассиопеи, честно сказав бы, что она начиталась пафосным книжек. Но Иветт прощал и принимал. Он слишком хотел, чтобы у них все получилось. - Ровно? Я отношусь к тебе ровно? – он поднимает брови, не в силах поверить в то, что она только что жестоко вонзила ему в сердце, - почему тогда так больно, Иветт? Если я отношусь к тебе ровно? Не то, чтобы он желал как-то призвать к ее совести или вызвать чувство вины, но сложно было справиться со своими эмоциями. Она справлялась куда лучше. Он с ней старался бть лучше, но сначала она сделала ему больно, а потом разбудила в нем что-то плохое. - Это ты ничего ко мне не чувствовала, Иветт, - произносит он, словно внезапно это осознал. Ну, конечно. Ему больно, а ей плевать, она, как мотылек летит к тому, кому, по мнению Эса, она совсем не нужна, - а я чувствовал. Не надо думать за меня. Наверное, это просто последние и жалкие попытки, которые он пытался предпринять, чтобы убедить ее в том, что у них может все получиться. Его мир рушился на глазах, и он не мог его удержать. Иветт не шелохнулась. Лишь сделала несколько глотков виски, но осталась такой же холодной. Он ее понимал, с одной стороны. Так вышло внезапно, что чувствовал снова он. Так было и с Кассиопеей, что предала его ради хорошего парня и выбрала его. А Иветт выбрала плохого парня. Получается, что Эсмонд был везде не к месту. Везде, где ему было хорошо – его просто выкидывали. И дальше он ее уже почти не слушает. Как будто бы ее мелодичный и дорогой ему голос проникает в уши через какую-то пленку. Когда Кассиопея его предала, внутри него была ярость, желание ее пристрелить, придушить и отомстить. Он был с разбитым сердцем, но его наполняло нечто другое. А сейчас его ничего не наполняет. Сплошная пустота и боль. Она не понимает, как много значила для него, своими словами совсем обесценивая его эмоции и его старания. А она вновь говорит банальные слова о том, как он заставлял ее улыбаться. Конечно, он был смешон в своих стараниях. Сам бы смеялся над собой, если бы выпил больше. Но все впереди. Она уходит. И боль говорит быстрее, чем мысли. - Ты веришь в сказки. Не бывает страстной стабильности. Вот увидишь, он так же тебя оставит, - ему не хочется причинять ей боль, но внутри него уже начал говорить обиженный подвыпивший юноша с разбитым сердцем. Возможно, ему будет стыдно потом за эти слова, - ты поймешь, что ошиблась, - и это самая ужасная фраза, которую можно было произнести ей вслед, и он даже не знает, услышала ли она ее.

Он просто продолжает пить. Наверное, официанты поняли, что сейчас произошло, поэтому не слишком трогали Эсмонда. И, когда он заказал еще бутылку виски, никто не стал ему перечить. А он не смотрел на счет, просто кинул пять сотен долларов. Если бы не разбитое сердце, то он бы обязательно возгордился тем, что дошел до того момента, когда мог не считать деньги. но мысли были далеко.
Он собирался напиться с Эрнстом, трахать стриптизерш, привести парочку к себе домой. Он даже позвонил кузену и сообщил об этом плане. Эрнст, к слову, как раз в стриптиз и направлялся.
Эс сел в такси, сделал глоток виски прямо из горла. И решил, что ехать ему надо по определенному адресу.
Когда такси остановило Эса возле больницы города, он честно попросил подождать. Мол, если вернется, через десять минут, то поедут в стриптиз. Если не вернется, то водитель должен был уехать. Эсмонд знал, что Калеб задерживался на работе допоздна. Но все могло произойти. Именно сегодня Калеб мог уйти пораньше. Или вовсе не захотеть общаться с пьяным предателем Эсом. Это станет знаком Эсмонду мчаться в стриптиз. Но ему хотелось побыть с тем… кого он истинно любил и ценил. И с тем, кто… как казалось Эсу, раньше и правда любил его.

Волшебным образом он прорывается через дежурных, сообщив, что ему срочно надо видеть доктора Монтгомери, потому что ему плохо. На Эсе настолько не было лица и он держался за бок, потому что под одеждой прятал бутылку виски, что ему поверили и разрешили пройти. Эсмонд даже не постучал в кабинет, просто распахнул дверь.

- Слышал о переменах в твоей жизни. Выпьем за то, что все у тебя наладилось? – Эсмонд достал бутылку виски, сам сделал глоток и поставил на стол Калеба, который, конечно, был увлечен какими-то записями. Как обычно.

- У меня в жизни так много дерьма. Вот сейчас меня бросила девушка, на которой я хотел жениться. Мне не хватает настоящего друга. А ты все равно для меня лучший друг… - Эсмонду сложно говорить такие вещи, благо он пьян, и язык его развязан, - если ты не хочешь меня видеть, я пойму. Даже такси пока еще меня ждет.

 Отправлено: 10.03.22 21:19. Заголовок: Калеб сосредоточенно..

Калеб сосредоточенно и немного устало протирает запотевшие очки - с горделивостью задрота просиживая штаны в свою вторую рабочую смену. Он долго думал, как не изменить своему принципу пахать за спасибо в городской поликлинике со всем энтузиазмом, при том, сделаться способным содержать их будущую с Ки семью не только на словах, но и звонкой монетой. Не в том Монти возрасте, чтобы с рассеянным видом клянчить деньги у отца на букеты для своей красавицы, как это было в школьные годы. Кому и что пытался Калеб доказать, горбя спину в качестве почти бесплатного сотрудника, что с радостью дневал и ночевал на службе за других - тех, кто торопился к своим семьям к привычным шести вечера. Чем, чёрт дери, он хуже, скажите на милость? Ну, скажем, тем, что при всей серьёзной деловитости Монти непутёвый. Вот и теперь - он вроде бы и сохранил свои принципы, продолжая пахать в городской поликлинике, а, с другой стороны, перестал пыжиться, бить себя в грудь и взвалил на себя вторую смену уже в платной практике, где времени проводил куда меньше, а получал в разы больше - и уже не ощущал себя не способным принести Ки на ужин излюбленные ею устрицы, а не то, что попалось по пути под руку. Пока они романтично живут каждый в своём доме, как и полагается невесте и жениху - но в общем всё уже готово, в этом плане, что греха таить, конечно же, не обошлось без родительского содействия, как-никак, на их собственный с Ки особняк самому Калебу пришлось бы копить до гробовой доски с его, мягко говоря, не завидными предпринимательскими антиспособностями. Но, как бы то ни было, их уютное гнёздышко почти пригодно для обитания, а уж как лучится улыбками Ки, когда она то с подругами, то с Рейчел носится по магазинам в поисках всяческих милых вещиц вроде бесполезных, но таких симпатичных фигурок на полки или сто первого полотенца нужного оттенка. Калеба эта очаровательная суета чертовски умиляет, да и Ки довольна, что он, в отличии от многих мужчин, не нудит, мол, вот опять она встречается с девчонками. У него работы настолько много, что они не всякий день видятся - и порой Ки выносит ему по сему поводу мозг, а он привычно задумчиво чешет репу, недоумевая, где опять облажался. Раньше бы он точно тут же бы рассеянно спрашивал совета Эса. Но с тех пор, как Эсмонд показал ему всю свою подноготную, Калеб предпочитает давать себе советы сам. Он бы мог спросить у Честера, однако, странным образом бьёт себя по рукам. У них с Чесом хорошие отношения...просто Чес - не Эсмонд. Тот что со школьных лет был для Калеба братом. Крайне несносным засранцем, как оказалось, что, как назло, не умаляло любви Монти и того, до чего он скучал по их с Эсом мальчишеским дуростям всё чаще и сильнее. Даже Ки почти перестала пытаться уколоть Эсмонда, то и дело поглядывая на Калеба, а один раз словно невзначай бросила, мол, случайно натолкнулась на Эсмонда в торговом центре, пытливо ожидая, подхватит ли Калеб такой разговор. Он же привычно отмалчивался, оказавшись упрямым в своём стремлении не прощать Эсу обман, что тогда их с Ки развёл. Однако, всё больше Калеб задумывался над мыслью - по сути, пусть Эс тогда поступил подло, но разрушил их с Ки идиллию никто иной, как сам Монти. Ведь теперь - кто бы что ему не сказал относительно Кьяры, реакция Калеба была бы совершенно иной. И отныне он верит лишь собственным выводам и глазам. А тогда слушал Эса, буквально открыв рот, наивно доверяя каждому слову...но, кто из них, скажите на милость, оказался виноват? Калеб так усиленно винил друга, быть может, чтобы не взглянуть в глаза собственной позорной доверчивости?
Калеб уже было собирается сворачивать удочки, опасливо посматривая на часы – вот опять он умудрился задержаться до ночи, а ему ещё нужно заехать к Ки, а затем успеть как-то выспаться перед завтрашней утренней сменой. Но он скорее не выспится, прекрасно зная – Ки уж точно погрешит не на работу, а на мифически положивших на Монти глаз медсестёр, и он получит такую головомойку, что мама не горюй. Впрочем, Калеб не станет отрицать – он нежно любит, когда его Ки ревнует и немного дуется на него. А сегодня он прихватит для любимки эклеров – тех самых, что продают недалеко от его работы и во всём городе не сыскать вкуснее. Тем не менее, не успевает Калеб делать шаги в сторону двери, как на пороге появляется никто иной как Эс. Калеб так и застревает где-то между ящиком стола и дверью с дурацким озадаченным видом и папкой в руках, что он скрупулёзно собирался аккуратно положить на отведённой ей место. Отчего-то он ощущает странный прилив неловкости и в то же время радости.
Калеб не успевает сориентироваться, как Эс уже по-хозяйски, в своём репертуаре, водружает бутылку виски на его стол. Калеб мягко усмехается себе под нос – настолько остро его прошибает приступ ностальгии, как они напивались до косых глаз ещё в школьные годы. Монти, конечно, считался хорошим мальчиком, но как всякий уважающий себя врач пить умел всем на зависть и в этом ничуть не отставал от Честера и Эсмонда.
-Так такси тебя всё ещё ждёт, говоришь? В таком случае, пусть едут дальше без тебя. Уверен, этой бутылки нам хватит надолго.
Он даже почти лукаво подмигивает старому, как ни крути, неизменному другу. Просит того минуту подождать, чтобы непременно позвонить Ки и предупредить её о том, что задерживается на работе. Не то, что Калеб собирался ей врать, просто разговор явно не телефонный, он после объяснит ситуацию. Тем паче, он пока и сам не знает, как и чем закочится беседа с тем, кого он всегда считал братом. Пьяной дракой или пьяными обнимашками, от которых наутро им обоим сделается стыдно?
-Ты не переставал быть моим лучшим другом. Это не означает, что я всё забыл. Но мы это выяснили ещё в прошлом разговоре.
Калеб неуклюже похлопывает Эса по плечу, слегка замявшись в ответ на его любопытство. Впрочем, кому, как не другу, сказать о своих переменах в жизни. Калеб ведь так и не смог до сих пор выбрать шафера…потому, что, чёрт дери, кто, если не Эсмонд? Как бы это сопливо не звучало, другие люди – приятели, коллеги, на эту роль совсем не то.
-Спасибо, что поинтересовался. На работе, в личной жизни у меня всё хорошо. Наконец, набрался смелости, расхрабрился и сделал предложение Кьяре. Как говорится, не прошло и десяти лет. Я бы на её месте запихнул мне то самое кольцо в ноздрю как минимум. А это, между прочим, одно из самых болезненных мест. А она, на удивление, согласилась терпеть меня, возможно, даже до конца жизни...
Калеб знает – Эсу не надо пафосно предлагать присаживаться, между ними никогда не было всей этой высокопарной формальности, так что Эс легко приземлится без приглашений и расшаркиваний. Сколько дум они передумали в этом кабинете в своё время. А сейчас Калеб невольно улыбается, вспоминая, как сделал Кьяре предложение. Он попросил Фиону с Рейчел под благовидным предлогом затащить сестру на набережную, где Ки ждал настоящий сюрприз. Калеб снял, нет, не банальную яхты. А целый корабль с алыми парусами. Ему захотелось заставить Ки помнить этот день до самой старости, даже когда они оба впадут в маразм. На борту её уже ждала команда поваров, что сделала излюбленные Ки закуски, например, с изысканными сырами и фрутками, также нежно любимое ею вино и, конечно, также ждал в придачу уже слегка подвыпивший от нервов женишок. Он встал на одно колено и, как в фильмах, надел ей на палец кольцо. Правда, руки Калеба столь позорно дрожали от волнения, что он чуть было не уронил несчастное кольцо в море. А потом, глядя ей в глаза, он слегка высокопарно, но искренне произнёс, поддавшись очарованию момента – несмотря на то, что ты сказала да, это не значит, что я перестану тебя завоёвывать, моя принцесса.
Нынче же Монти усилием воли крутит головой, дабы вернуться к настоящему моменту. И впору было бы прикусить язык, так как, судя по всему, матримониальная тематика стала болезненной для Эса.
-Да на тебе серьёзно лица нет. Расскажешь, что у тебя приключилось. Ну то есть, ты как бы рассказал. Но как насчёт животрепещущих подробностей?
Калеб даже не знает, чему удивлён больше – что Эс, после пренеприятной истории с изменами Невесты Чаки вновь рискнул захотеть жениться, или же, что Эс, не особо стремящийся к семейному покою, так сильно огорошен сорвавшимся браком. Ему хочется как-то поддержать названного брата и привычно помочь. В то же время, между ними столько всего приключилось, что оба выглядят растерянными и не знающими как и с чего надо начать.

Картинки к слову о предложении Ки) Как Калеб делал предложение, украсил особняк к этому событию, немного закусок из того дня с корабля и кольца, что он подарил Кьяре - помолвочное и обручальное)
https://i.pinimg.com/originals/92/a1/29/92a129077162e112ae876b9381c608e4.jpg
https://ibb.co/LkyXyB7
https://ibb.co/Xx4zbYZ
https://ibb.co/3k7F4yC
https://ibb.co/TPW20Xc
https://ibb.co/1XV6g9R

 Отправлено: 19.03.22 01:03. Заголовок: Терпеливо, вовсе не ..

Терпеливо, вовсе не в своем стиле, Эсмонд ждет, пока Калеб «отпросится» у своей невесты. Эсмонд – циничное дерьмо, но Калеб его не прогнал, и уже за это Эс был благодарен. Он и подумать не мог, что сумеет задержаться в этом кабинете больше, чем на пять минут, после всего того, что вытворил.
Они настолько разные с Калебом. Калеб – мягкий задрот, но, при этом ужасно упрямый. Эс, напротив. Не такой задрот, но, как оказалось, куда более гибкий. По этой причине, именно Эсмонд был напуган делать первый шаг. Конечно, тут еще играла роль, что Эсмонд был дерьмом. Но ведь все разрешилось хорошо… мог ли он уповать на сей факт?

- Может, тебе вообще стоит меня поблагодарить? Иначе ты бы никогда не решился, - шутка совершенно идиотская, но Эсмонд и не до конца трезв, вернее трезв до того, чтобы понимать, что это место, где он хочет находиться. Но не до конца трезв, чтобы контролировать, что он говорит, - наверное, вы всегда должны были быть вместе. я вел себя как дерьмо, не потому что хотел разлучить, просто я по жизни был уродом. Я никогда не любил ее. Она мне даже не нравилась. Честно. Но ты всегда был моим братом. я был плохим братом. А ты хорошим. Нет, не хорошим. Ты был самым лучшим братом, а я все испортил, причем сам не понял, зачем.

Можно сказать, то их разногласия были давно в прошлом. Но Эсмонд умудрился тогда разрушить нечто настоящее, ибо Кьяра и Калеб, словно странно были созданы друг для друга. Да она была красавицей школы, а он был странным, пусть красавчиком, но задротом. Но, между ними была такая киношная влюбленность. Такую обычно можно наблюдать в тупых сериалах. А Эсмонд был таким завистливым и одиноким, как ему казалось дерьмом, что он принял решение все испортить. А потом Эсмонд понял, что избавиться от чувство этого одиночества ему помог именно Калеб. Только вот Эс был слишком труслив, чтобы признаться тому в том, что сотворил. Только Б-гу известно, как сильно Дорнан боялся потерять Калеба. Даже сильнее, чем боялся потерять Кассиопею. Сильнее, чем боялся потерять Анхелин. Сильнее, чем даже боялся потерять Иветт. Забавно, что в сухом остатке Дорнан потерял всех.

- Ладно, прости. Я действительно рад за вас, - Эсмонд все же не может быть собой, если не добавит ложку дегтя, - я все еще считаю ее слишком капризной для тебя. Но раз уж она дождалась и простила, каким ты был идиотом… - он тут же спохватывается, делает глоток виски, заметив хмурый взгляд Монтгомери, - идиотом ты, конечно, был, благодаря мне. Уж я там всерьез постарался.

На что надеется Эсмонд? На то, что своим не слишком умным и тонким юмором сумеет разбавить обстановку, и Калеб сначала будет смеяться, а потом бросится на шею, словно потерянному брату. Обычно бросаются на шею тем братьям, которые, например, пошли на войну. А Эсмонд же умудрился предать всех и сразу. даже, когда Калеб спас Кассиопею, которой Эсмонд вроде как желал смерти, но не сумел бросить умирать; трусливый Эс не предпринял попыток примирения. Интересно то, что Иветт его бросила стало последней каплей? Или же оказалось забавно так, что именно Иветт сумела стать той, что сломала Эсмонда Дорнана? Даже не чертова кукла, что предавала его. Даже не роскошная Катрина Фишер, которая, словно была уготована ему судьбой, чтобы всерьез поломать. Неужели его сломала та, которая казалась ему той самой. Та, что казалась ему той, что не причинит такой боли. Он не ожидал боли от Кассиопеи, но даже не очень удивился. Он ожидал разрушения и боли от Катрины, но все равно страшно разозлился. Иветт была той, от кого он боли не ожидал. Но боль кипела в груди.

- Ты знаешь, я всегда был опцией, но не приоритетом. С Кассиопеей. Выбрала она другого. С другими... да даже с тобой, - тут вовсе не была вина Калеба, тут сам Эсмонд просто никогда не ощущал себя уверенным, ревнуя даже к этому мерзкому ленивому Честеру, что куда больше подходил на роль лучшего друга Калеба с самой школы, - быть опцией не так уж страшно. Пока тебе не говорят об этом в лицо.

Эрнст бы, скорее всего, засмеял Эсмонда за то, как тот мастерски играл в жертву. Впрочем, Эс ведь не играл, потому что пил виски прямо из горла, и с Калебом больше не собирался врать. Впрочем, он никогда не врал Калебу о чувствах и доверял тому. Да много врал. Да много испортил.

- Мне не стоит тебе даже говорить, что я всегда был дерьмом… знаешь забавный факт? Когда я был дерьмом, то меня кидали. Как Катрина Фишер. Это я хотя бы понимаю. Но еще более жестоко меня кидали, когда я был хорошим парнем, - Эсмонд усмехается, все это кажется таким глупым, - вот и моя девушка сегодня кинула меня ради того, кто и в половину не будет ценить ее так, как ценил я. И это я не выпендриваюсь. У меня как будто бы нет выхода, - он не в отчаянии. Но в совершенно упадническом настроении, - и мне нужен был друг. Все это время мне нужен был друг.

 Отправлено: 30.11.22 03:05. Заголовок: -Ты, как обычно - об..

-Ты, как обычно - образец тактичности. Чёрт с тобой, придурок, горбатого могила не исправит, так что…иди сюда!
Выдыхает Калеб, притянув к себе друга, неуклюже-грубовато (как-никак, мужики, а не розовые единороги в соплях!) – похлопав того по спине. Оба ощущают как некоторую вполне логичную неловкость, так и какое-то щемящее упоение от этой нежданной встречи. Но если до сего момента они вели себя пусть не сковано, но где-то настороженно, словно невольно ожидая подвоха и готовые ощетиниться один на другого – то нынче в душе чувство словно после прыжка в холодную воду. Сначала страшно, а после – хорошо.
Калеб в своём стиле, движения его немного медицински механически – словно Эсмонд поперхнулся, и он пытается изгнать из его горла соринку, совершая необходимые манипуляции повыше лопаток. Монти, гром и молния его разрази, даже похлопать друга по плечу как делают нормальные люди не в состоянии. Такое уж он ходячее недоразумение, и так повелось со школы. Калеб, конечно, уникум в вопросе задротичности, тут, надо признать, с ним сложно тягаться в тугодумии. Взять хотя бы их с Эсом и Честером пресловутую юность – когда они порой втроём ходили, скажем, в пафосный фитнесс центр для элиты. Калеб рассеянно не смотрел на нимфеток в стиле «инста самочек», что старательно накручивали педали тренажёров, в отличие от Честера и Эса, кои с ленным или хищным интересом оценивающе посматривали на их пятые точки. Но стоило одной из девочек расхрабриться да повилять бёдрами в сторону их компании - не успели Эс и Честер распушить перья своего харизматичного мужицкого очаровани, как Монти опередил их, напрочь отбив охоту знакомиться с ними у бедной дамы – с искренне участливым видом поинтересовавшись, отчего та вспотела, от преждевременной гипертонии или избытка массы тела, причём, зная придурочного докторишку, можно не сомневаться – в его словах не намечалось ни грамма язвительности. Клёпа не дала бы соврать, наверняка ещё добрые пару недель после той их памятной встречи ругая его на чём свет стоит. Но, касаемо того много более давнего школьного курьёза – вот так, ненароком сей простофиля причинил добро друзьям, от коих после каждая встречная в том клубе предусмотрительно шарахалась в противоположный конец зала. И, пока Калеб то начитывал очередные учебники по анатомии, то ворковал по телефону с Кьярой, Эсмонд с Честером в кои-то веки сошлись во мнении, что милого задрота на «ночную» охоту уж точно лучше не брать. Пользы от этого почти семьянина было немного, а вот вреда – хоть отбавляй. И с тех пор, вероятно, мало что поменялось. Чес, по крайней мере, по сей день изображает при виде школьного приятеля фейспалм.
-Ты всё же ужасный засранец, братишка. Не перебарщивай - мне, определённо, не поблагодарить тебя стоит, а начистить тебе физиономию. Но в другом ты прав - возможно, я иначе бы действительно тупил с предложением до старости лет.
Строго и рассеянно качает головой Калеб. А ведь Эс не соврал в том, что действительно, в какой-то степени, их случившийся не без его участия драматичный разлад с Кьярой послужил уроком дуралею Монти. В школьные годы он ведь вёл себя как малость пришибленный и больше интересовался учебниками да теоремами, чем тем, что творилось в душе у Ки. Прояви он к любимой девушке больше внимания, будь он более чутким, она бы и не повелась на интригу Эсмонда. Тут во много вина была Калеба. И если поначалу он с упрямым занудством не желал того признавать, то в последнее время сердился больше на самого себя. В конце концов, было очень удобно спустить «всех собак» на пусть и поступившего крайне некрасиво брата, зато себя объявить разве что не чистокрылым ангелом. Несправедливо, неправильно. Они оба в равной степени засранцы. Если кто в сей противной истории давних лет и не был по-настоящему виноват, так это Ки, что стала жертвой их братских невысказанных размолвок, затянувшихся на десятилетие.
-Слушай, не надо...ты...ты был паршивым братом. Только вот и мне петь дифирамбы не стоит. Я сам облажался - и, когда ты радостно повесил мне лапшу на уши, я не менее радостно на неё повёлся. Я, наверное, слишком погряз тогда в отношениях с Ки и забил на наш с тобой досуг...ты поступил нечестно. Но и я не был хорошим братом. Был отрешённым и жил своей медициной, вместо того, чтобы ходить с тобой на гонки и носить на руках Ки. Ни черта я вас тогда не заслуживал.
Калеб слегка запинается – раскрасневшись то ли от выпитого, то ли от некоторого душевного смущения, тем не менее, твердо положив руку на плечо Эса. Он видит, что его брату сейчас более, чем паршиво и без его вполне очевидных и ожидаемых нотаций да проповедей. И ему больно видеть Эса подавленным и словно пришибленным грузом навалившихся на него обстоятельств. Отчаянно хочется быть в такую минуту с ним рядом, забыть об обидах, стать, наконец, взрослыми людьми, и их дружбу начать с чистого листа, где не будет места детским обидам.
-И ты на меня зла не держи за всё, что было плохого между нами, ладно? Спасибо, правда. А я, несмотря ни на что, всё ещё считаю тебя братом.
Калеб, конечно, сознаёт, что получит законную головомойку от Ки, но он изо всех сил постарается объяснить ей свою позицию, почему не сумел оттолкнуть брата и протянул ему руку в ответ. Она имеет право злиться и беситься на них обоих…но отчего-то Калеб сердечно уверен – Ки непременно будет дуться, но сумеет понять его. Он вздыхает. Его любимая принцесса, быть может, капризная и очаровательно несносная, но уж точно сердце у неё на месте. Она у него чуткая и самая лучшая девочка на свете.
-Глупости не говори. Ты всегда был для меня приоритетом, как и Ки. Просто это совсем разные чувства. Я люблю вас обоих, это же нелепо, ревновать, брат есть брат, любимая женщина есть любимая женщина. Я же вам друг с другом, блин, не изменяю!
Ну вот же Эс засранец-манипулятор – не успели они наладить худой мир, как Калебушка умудрился раскудахтаться в оправданиях! Он, невольно хмыкнув, поддевает Эса кулаком в плечо, мол, ах ты пройдоха эдакий. Беззлобно и чертовски дружески. До жути не хватало этих дурацких моментов чисто между ними обоими.
-Да брось. Ты просто почему-то после Кассиопеи всегда выбирал тех девчонок, у кого глаза в сердечках к другим парням. Такое ощущение, что это как защитная реакция. Словно ты опасаешься выбрать ту, что с открытым сердцем и может стать новым дыханием для тебя...
Калеб даже не скрывает, что беспокоится об Эсе. Он многого о происшедшем в его жизни не знает, зато у него есть информация, о коей, вероятно, пока не ведает Эс. И имя этой информации, способной вывести из себя даже небесного ангела – Мона.
-Слушай, совсем забыл...а ты когда у нас пошёл по малолеткам? Это я к тому, что нас с Честером буквально терроризирует какая-то малявка, внешне она, кстати, вылитая Кассия. Странно. Только совсем ещё девчонка. Я, грешным делом, подумал, не сестра ли она ей, но у Кассиопеи же нет сестёр? В общем, тебя она ищет, требует и, честно говоря, с горящими глазами выглядит как опсихевшая в конец фанатка. Это я тебе говорю, как врач. Ей необходимо лечение у психиатра, я попытался было выписать ей направление, но она за словом не лезет в карман.

 Отправлено: 03.12.22 00:53. Заголовок: Стоит Калебу его неу..

Стоит Калебу его неуклюже обнять, как Эсмонд весь сначала вытягивается в струну, а потом ужасно позорно сопливо расслабляется. Мужчины не плачут, мужчины не ноют и не успокаиваются в объятиях лучших друзей, так ведь? Но Эсмонд нарушил все правила. он ныл, готов был рыдать, и ему стало спокойно и умиротворенно, когда его обнял Калеб, которого он предал. Ему так этого не хватало. Плеча друга. пока рядом был Калеб, было проще справляться даже с болью. Когда на Эса обрушилось предательство Кассиопеи, он напивался на глазах у Калеба, тот стойко выдерживал все нытье друга. Становилось легче пережить. Но сегодня он был один. Провожая взглядом Иветт, что не поддалась его угрозам, мольбам и взгляду, полному обожания. Просто ушла. К тому, кто не ценил ее так, как обожал ее Эсмонд.

- Бей сюда, - он указывает на свою скулу, - тебе полегчает, а я уж точно не обижусь. Я знаю, что ты не сможешь, не ударишь. Но попробуй. Я заслужил. Может, так уйдет эта чертова неловкость.

Да не то, чтобы была неловкость, на самом деле. Возможно, Эсмонд просто хотел, чтобы Калеб его встряхнул, не был, твою мать, таким хорошим. Эс был монстром. Если бы он был на месте Калеба, то выбил бы из самого себя все дерьмо. Но Калеб другой. От этого физически больно. Калеб прощает, Калеб поддерживает, Калеб обнимает. От Калеба пахнет домом. У Эсмонда дома не было. Не было и семьи. Бешеная Надуа не в счет. Как не в счет и Эрнст, с которым они так похожи. Они больше отражения друг друга, но не та теплая семья, которой так хотел Эс. А Калеб был семьей. Калеб был другим. Он не ходил по злачным заведениям с Эсом, как это делал Эрнст. Калеб просто отпаивал непутевого Эсмонда по утрам, и нудил, черт возьми, так мелодично нудил о том, как важно выпить перед сном чай с сахаром, чтобы не было похмелья. И Эс был чертовски привязан вот к этому занудству.

- Ты, идиот, просто доверял мне, - разъяренно тычет пальцем в Калеба Эс, - никогда ты не был плохим братом. Не был для нее плохим парнем. Ты просто всегда был чище.

Он буквально рычит от злости. Ни за что Эсмонд не позволит Калебу говорить о себе дурные вещи. Несмотря, на алкогольное опьянение, он сдерживается и не говорит ничего плохого о Кьяре. Это не понравится Калебу, и, пусть Эсмонд не считает эту капризную принцессу той, кто заслуживает Калеба, но отмалчивается. Он повзрослел и, можно сказать, что поумнел. Только Калеб и, правда, был самым светлым и чистым в их идиотской компании в школе. Эс был уродом, но и Честер и Кьяра, например, были так себе. Для Эса только его брат был светом. Но Калеб продолжал корить себя. Никогда ни в чем не был виноват, черт возьми. Как ему доказать? Как сказать, что он лучший в мире брат на свете? как доказать, что Калеб – дом, что рядом с ним все ни по чем. Без романтизма. Но лучше друга, чем Калеб просто не может быть. А Эсмонд все портил. А ведь Калеб с первой встречи был самым лучшим другом.

- Там в школе… если бы не ты, я бы сдох, - признается пьяный Эс, - у тебя было все. А у меня только ты. Я до сих пор ревную к ней. В своей голове я был, как капризный брат. Но у тебя появилась девушка. Я так боялся тебя потерять. Так боялся… а ты растворялся в ней. И мне было так страшно, что ты останешься только с ней и забудешь меня.

Он ведет себя как идиот. От алкоголя признает совсем уж постыдные вещи, но почему-то осознает, что Калеб все поймет. Калеб всегда понимал, даже сейчас был рядом. Он ведь приревновал именно то, что у Калеба появилось что-то важное. Важнее, чем Эсмонд. И он возненавидел Ки. Потому что Калеб думал о ней, а сама Кьяра была готова быть постоянно с ним рядом. Кьяра Маршетт сходила с ума от Калеба. Тот этого не понял. А Эсмонд знал. Знал, что Ки умирала в тот момент, когда Калеб не обращал на нее внимание. Кьяра так же считала Эса своим соперником, потому что тогда, как юная принцесса, желала, чтобы Калеб был только с ней, был только ее. А Эсмонду, как человеку, что впервые познал дружбу, хотелось, чтобы Калеб был рядом с ним. И пусть ничто не встанет между ними. Но она встала. И тогда Эсмонд рычал.

- Иветт могла… я был уверен, что мы с Иветт идем к одним целям… да сначала цинично, но я привязался, а она, ка оказалось, отдалялась, - хмыкнул Эсмонд.

Они с Иветт были оба ранены, ему эта история казалась идеальной. А потом он просто к ней привязался, влюбился, можно сказать. Но Иветт не прочувствовала, захотела иного. Обида плитой надавила на грудь. А злости не было. он пытался ее призвать, но на Иветт злиться не мог. Злился на Кассиопею, на Катрину… а вот на Иветт не мог.

- Кассия… - хрипло сипит Эс от имени женщины, что разбила его сердце, - сестер нет… я мало знаю о чертовой кукле, Калеб, ты знаешь, - хмыкает заинтригованный Дорнан, - дай мой номер малолетке. И не осуждай меня. Ничего не понимаю. Но мне так больно, Калеб. Просто дай мой номер той, кто действительно ищет со мной встречи, я устал от того, что обычно от меня бегут.

 Отправлено: 16.03.23 01:02. Заголовок: В городской больнице..

В городской больнице произошло много перемен и рокировок. А начиналось всё довольно мирно, как поначалу грозило мерещиться. В отделении хирургии пришла новая начальница – энергичная, красивая, статная женщина, готовая строго вставлять шпильки в тех, кто провинился и, вместе с тем, щедро поощрять отличившихся в положительном ключе. Вроде бы, всё отлично, какие могут быть подводные камни? А вот, порой, у подводных камней и пятен на солнце даже есть имя. Имя пятна на солнце Кадди - её прямой подчинённый, старый зубоскал Байрон Сноустром. Размеренный, привыкший на каждом шагу ленно попивать кофе Нео не знает, что в этом раскладе может статься хуже - то, что Байон считался гениальным хирургом, и за это Кадди, закатывая глаза, всё же пока закрывала глаза на его специфичные методы лечения да сомнительные попытки угробить пациентов, дабы с блеском их вылечить. Или же то, что они являлись бывшими супругами. Вероятно, последнее было самым паршивым - ибо, благодаря их постоянным пылким препирательствам, сотрясающим все этажи многострадальной клиники – каждый новый рабочий день больше походил на полевые бои, чем на вменяемое перебирание медицинских бумажек, на что Нео наивно уповал, поступая на работу в больницу. Нынче же приходилось отрывать свою малость изнеженную пятую точку с дивана в комнате отдыха с завидной регулярностью и выслушивать ироничные комментарии Байрона, называющего его не иначе как «Кен» в лучшем случае. Чаще всего просто «Эй, ты, тот что крашеный блондинчик – ноги в руки и лети сюда, слюнявчик свой не забудь прихватить». И так далее.
Впрочем, Нео ли жаловаться на коварную затейницу судьбу? Он, перекрестившись, попал в команду Кадди. Как и Савре. Мэтту с Адель повезло куда меньше - им приходится выслушивать безумные идеи Байрона, который без зазрения совести сразу умыкнул Адель к себе в логово. К слову, про Мэтта вы не ослышались. Пару раз узрев «милующихся голубков», старый зубоскал, ухмыльнувшись себе в бороду и возмутительно подцепив Нео за шкирку, словно дурного котёнка, бесцельно мыкающегося из угла в угол, потребовал убедить его муженька, друга, любовника - нужное подчеркнуть - примкнуть к их бравому коллективу. Правда, взяв с Нео честное слово, что они будут грязно развратничать в не рабочее время и, чур, не на его священном столе - потому, как стол Байрона предназначен для закидывания туда исключительно его ног, пока он, воровато оглядываясь в поисках Кадди в близлежайшем радиусе, окаянно смотрит футбольный матч, игнорируя, как очередной пациент всего то скучно захлёбывается кровью в палате. Нео сразу смекнул – что Байрон ненавидел - так это снисходить до скучных пациентов. И посему с великой радостью этот хромой засранец гонял собирать анамнез Адель и Мэтта, попутно то и дело сталкивая их лбами с Нео и Савре - не со зла, но лишь бы сделать назло Кадди. И, с одной стороны, сложившаяся ситуация заставляла Нео отъявленно скрипеть зубами, ибо полоумный старикашка кого угодно доведёт до греха или, по крайней мере, стойкого желания поколотить его же клюкой. С другой же, в постоянный спорах касаемо установления диагноза с Адель было что-то...острое. Особенное, можно сказать, всё это имело сексуальный подтекст. Точнее, имело бы, не облажайся Нео с Мэттом по всем фронтам. Они, как два идиота, умудрились переплюнуть главных неудачников города, давно и прочно пребывающих во френд зоне. Ведь оттуда есть какая-никакая, но дорога к сердцу приглянувшейся дамы, хоть шансы невелики. Но какие, матерь вашу, шансы у двух картинных красавчиков, будто за ручки сошедших с обложек гламурных журналов для аудитории малых меньшинств. И что, скажите на милость, им оставалось, кроме как продолжать поддерживать эту явно сомнительного рода затею, многозначительно стреляя друг в друга в коридоре глазками, жеманно причмокивая губами, а то и кокетливо хлопнув то по плечу, то по заду для усиления театрального эффекта. Они, как два полоумных кретина, умилительно дружно отправились в отпуск, после коего их разве что рисом для молодожёнов не осыпали. А они в этом отпуске устроили неделю мужицкой рыбалки, вторую же посвятили мозговому штурму, сначала касаемо их жалких попыток извернуть всё себе на руку, а лучше, на член. Не романтично, но, знаете ли, не шибко до романтики, когда яйца горят. Им ведь даже с молоденькими медсестричками закрутить ничего не значащую интрижку никак, чтобы просто снять возбуждение и досаду от обломанных чувств да прищемлённого хвоста. Их же истолкуют не так и не простят им измену друг другу с девицами. После подобных фортелей Адель с Савре руки им не подадут. Ну уж нет, не для того им нынче можно смело выдавать диплом девственников – так давно они видят секс лишь в порочных сновидениях. Не для того они так изощрялись и заламывали руки в духе лучших подружек своих желанных красавиц. Мать вашу, дай Нео волю, он бы, задыхаясь от нервов, сделал предложение руки, сердца и пресловутого члена Адель хоть сегодня. И он готов прожить с ней до самой старости в счастье и гармонии – она та самая женщина его жизни. А вместо этого они с Мэтти позорно принимают поздравления. Эх, что за невезуха.
Сегодня Нео взбудоражен – ведь их оставили на ночном дежурстве вместе с Адель. Такое счастье выпадало ему не столь часто и, разумеется, он как следует навёл марафет. Его халат, наброшенный поверх щёгольски гейского прикида, едва ли не похрустывал от свежести, а сам Нео окаянно сверкал белозубой улыбкой, лихорадочно прижимая к себе папку с анализами, что им следовало обсудить с Адель – а он уповал, что не бухнется в обморок совсем уж позорно, в который раз млея от её внеземной красоты. К слову, про пациента. Небольшая травма головы, когда тот поскользнулся на улице. Вероятно, уже завтра его выпишут домой. Ничего серьёзного – посему, Нео рискнул попытаться сломать их с Мэтти гомо шаблон и воздействовать на свою малышку иными методами. Избрав брутальный способ…сопливо давить на жалость. Ладно, не брутальный, но беспроигрышный, а не это ли главное. Нео не нашёл ничего лучше, чем, лукаво подмигнув, позорно сговориться с пресловутым пациентом, чтобы тот заехал в глаз бедному лечащему доктору, а уж Адель точно над ним примется хлопотать. Нео ради такой движухи потратил пол своей зарплаты, благо пациент попался дотошный. Тихий такой, мирный мужичок средних лет. К коему они с Адель сейчас и приставлены, понаблюдать за самочувствием.
И всё бы ничего, если бы этот пациент накинулся вовсе не с кулаками, а со скальпелем, что лежал на столе в лотке с медицинскими инструментами. Чем-то незримым они его напугали и привели в буйную ярость. Очевидно, побочки от коктейля из капельниц да лекарств не прошли даром. Дальше Нео смутно соображал. Пациент кинулся к Адель, сжимая в руках острие лезвия, а Нео набросился на него, не позволив коснуться Адель и пальцем. А дальше…этот скальпель протаранил тело Нео аккурат неподалёку от сердца. Небольшая, не слишком кровавая дырка, вот только опасное место. По счастью, он успел к тому моменту скрутить буяна и дрогнувшим голосом обратиться к Адель…он себе иначе эту сцену представлял. Теперь же, по ходу недопьесы, придётся помирать по настоящему.
-Красавица…вколи ему седативное…вроде оно там валялось…в правом…ящике. Я подожду. Сначала пациент.
Он скрипит зубами от беспомощности, меньше того, чтобы Адель восторженно хлопала в ладоши при виде того, как они с Мэттом изголяются на голубом поприще, хотелось, чтобы она видела его валяющимся, словно овощ, на полу. Рана неглубокая, но серьёзная, его сердце иронично может пострадать. Когда она над ним склоняется, он, нервно облизнувшись, перехватывает её нежное запястье – даже в его положении осторожно, не стремясь причинить Адель боль.
-Не говори Кадди…она не простит мне подобной оплошности. Справимся сами?
Кажется, этот форменный лентяй готов скорее помереть, чем потерять работу. Ведь, на самом деле, такой класс, быть с лучшим другом ещё коллегами. И пусть странно, но хотя бы так быть рядом с Ней.

 Отправлено: 18.03.23 23:17. Заголовок: Она не любит ночное ..

Она не любит ночное дежурство, а кто его вообще любит? Обычно, ей приятно находиться на дежурстве с Савре, они сплетничают, едят шоколадки и совсем не хотят спать. Но их вместе ставили редко и раньше, а сейчас, когда происходит какая-то «война» между Кадди и Байроном, им даже и надеяться стыдно на то, что их поставят вместе. Кадди и Байрон не позволят своим «воинам» есть вместе шоколадки.
Поэтому, когда Адель видит свое имя, как дежурной, она тут же говорит Савре, что подруга выспится. И Савре соглашается. Потому что они обе понимают, что двух подруг вечно воюющие Кадди и Байрон на дежурство не поставят. Савре, кстати, все пыталась остаться с подругой, но Адель буквально выгнала ее. Три дня назад так же Савре выгоняла Адель, когда их вновь не поставили вместе. Адель хотела остаться с Савре, но белокурая подруга просто выгнала Адель и отправила ее спать.

А потом Адель увидела, что на дежурстве она с Нео. И как-то огорчилась. Нет, она все так же обожает Нео, и то, как они вчетвером, Адель, Нео, Савре и Мэтт, ездили загород, было очаровательно и их сплотило. Но Адель в очередной раз поняла, что засматривалась на Нео, что очевидно сходил с ума от Мэтта. Черт возьми, Мэтт даже стал работать в больнице, да еще и в «команде Байрона». Адель обожает Нео, но ее бесит, что она ревнует его к бойфренду. Поэтому дежурство с ним для нее не радость, а больше наказание.
Вся больница делится на тех, кто сетует, что такие красавчики не достанутся никому, ибо верят в их любовь. И на тех, кто счастлив за них и готов поддерживать любовь Мэтео… так их называют, складывая имена. Мэтт + Нео = Мэтео.
Их «фанаты» жуткие. Адель почему-то злится. Ей от этого грустно самой, ведь Нео ее друг, которого она ценит. И раз его бойфренд даже в клинику к ним пришел, раз они настолько близки, что аж отдыхали вместе… она должна быть просто счастлива за своего друга. и счастлива. Но почему внутри нее разгорается какая-то глупая ревность? Она же вообще не хотела никаких отношений, и что задумалась об отношениями, кто счастлив со своим парнем? Адель – победитель по жизни. Паулина бы точно закатила глаза от «удачливости» сестры. Гейл бы от смеха умер.

Они сидели в кафе с Савре и глупо, пьяно, смеясь, обсуждали, что не против были бы поиметь Мэтта и Нео. Шутили, представляли всякие глупости, стараясь не переживать о том, что фантазировали о геях, что счастливы в отношениях. Они с Савре тогда напились шампанского, глупо фантазируя о том, как их могли бы взять геи, которых они поделили. Савре хотела, чтобы по ее спинке провел пальцами гей Мэтт. А Адель думала о том, как бы нежно перебирал ее волосы гей Кен Нео.
Они напились, посмеялись над тем, как мечтали о геях, разошлись по домам, да и к черту. Адель нравится дружить с Нео. И иногда во время посиделок пьяных с Савре, глупо хихикая, представлять, что самая крепкая парочка Нео/Мэтт вдруг с ними. а Нео и Мэтт, видимо, в такие моменты ласкают друг друга. И Адель, правда, умиляется их крепким отношениям. По ним видно, что друг друга любят.

Понятно теперь, почему Адель слегка огорчилась, что ей предстоит быть на дежурстве с Нео? Они почему-то ощущали себя не так уж адекватно и комфортно друг с другом, что весьма удивляло Адель. И винит она себя. Она ошиблась где-то. Теперь им с Нео сложно общаться. Не может она честно к нему подойти, сказать, что счастлива за его самые крепкие отношения с Мэттом, но испытывает ревность, от чего ей стыдно.

Пациент, общий, вроде как совсем не проблемный. И Адель слишком расслаблена, когда пациент бросается на них со скальпелем. Адель буквально примерзает к земле, словно пошевелиться не может. Ей так страшно, черт возьми, как же страшно. При этом она такая дура, такая глупая, выглядит, как равнодушный и хладнокровный врач.
А рана Нео заставляет ее сдерживать вопль и визг, когда Адель просто начинает над ним хлопотать, как может.

Она тут же вколола то самое седативное, когда Нео только сказал. От страха все было на автомате. Адель же прислушалась к чему угодно. Что бы ни сказал Нео, о чем бы ни попросил, Адель бы метнулась выполнять.

- Я даже Байрону не скажу, - ласково шепчет она, иронично показывая их такое забавное и даже не самую серьезное деление в больнице, - справимся, конечно, - она как может пытается унять дрожь в руках, когда готовит все нужные инструменты.

Руки все равно дрожат, поэтому докторам нельзя оперировать своих близких, но тут ведь не операция, просто обработать, зашить. Посмотреть, не задеты ли важные органы. Чем она и занимается. Хотя, когда он успел стать таким близким, что аж дрожь унять невозможно?

- Ничего важное не задето, больше ноешь, - она старается его отвлечь, прежде чем начинает обрабатывать рану, чтобы потом зашить, - Мэтт меня убьет, что я не досмотрела.

А руки все еще дрожат. Она прямо целиком и полностью себя выдает и это бесит.

- Только не отключайся, - предупреждает она, - а то расскажу Мэтту, какой ты трус, он тебя бросит и тебе придется кинуться в мои объятия, чтобы заглушить боль, - шутит, горько шутит.

 Отправлено: 08.07.23 01:05. Заголовок: -Ты мне, главное, ск..

-Ты мне, главное, скажи...ты в порядке? Нигде не болит? Не торопись, прислушайся к организму! Этот наш псих тебя точно не задел?
Деловито уточняет "умирающий". К слову, как-то уж для умирающего слишком деловито. А, с другой стороны, он действительно ранен. И в запале не имел существенно толкового времени, дабы оценить, насколько сильно умудрился его продырявить их как по учебнику поехавший крышей пациент. Эх, какая зараза жизнь. То на уэкенд вместо того, чтобы благополучно соблазнить своих прекрасных чаровниц, укравших все сны и мысли, они с Мэттом гордо утвердили обеих девушек в своём звании непорочных, вашу мать, голубков.
То теперь вот этот позор. Не хватало ему ещё вызывать жалость у Адель, как последний гвоздь в крышку гроба его жалкого, поруганного самолюбия вперемешку с ошмётками былого, так сказать, обаяния. В таком случае, от мужчины в её представлении у Нео мало что останется. Такой расклад – напрочно не придумаешь и гаже некуда. А он ещё, как назло, смазлив, аки трепетная баба. Что за жизнь. Жестянка, как там пел вездесущий Водяной. Ах да - а ну её в болото. Только вот что-то Нео ни черта не охота летать. А на его белоснежном халате с левой стороны грудной клетки всё больше растекается противное кровавое пятно. Конечно, ему повезло, что буйно помешанный чудом не пронзил ему сердце насквозь. Однако, не то, чтобы ему совсем уж удалось отделаться лёгким испугом. Нео не настолько везучий чертяка.
-Чёрт...ничего важного, кроме артерии. Что ж я за врач такой невезучий.
Почему-то, когда ему на душе боязливо, а телу больно, он не замолкает, а начинает много и безудержно болтать. Словно, таким образом немного абстрагируясь от происходящего и в шоке себе впадать не позволяя. Ну артерия, ну неприятно. Подумаешь, где наша не пропадала. Невезения – это когда больная акула перекусила пополам несчастного паренька. Или стая бойких людоедов поджарила заживо любопытного немецкого туриста. Вот им да, надо думать, не позавидуешь с любой стороны. А он уж как-нибудь управится.
Нео невольно шипит от боли, сдерживая вскрик, когда Адель принимается колдовать над его "боевой" раной. Он бы рад сказать, что всё это по-прежнему лишь грамотно разыгранное представление, и он такой весь обалденный подсуетился и сумел обратить себе на пользу ситуацию. Только ни черта. В грёбанном зобу спёло дыхание. Так, мало он цитировал тупые мультики, теперь настал что ли черёд не менее туповатых басен. Один хрен - перед глазами нависает неприятная плёнка с причудливыми летающими мошками. Он знает это состояние. И обморок - следующий этап. Не хватало ему ещё тут растечься по полу как кисейная барышня. Он такого позорна не переживёт и точно сам себя загонит в кому, только бы не просыпаться и сбивчиво не пояснять, какого чёрта он такой слабак.
-Если я всё же умру, скажи Мэтти, что я ему прощу только роман с Савре. Она такая миленькая, что я даже не ревную к ней. А за других достану его и с того света.
И всё же, он всё ещё силится сохранять коли не хорошую, то хоть какую-то мину при изрядно паршивой игре. Правда, ему пока хватает остатков сил, дабы уж не выпасть из своего образа холёного сладкого зайчика из "Голубой Луны" - и его в его тоне звенят нотки слащавого жеманства. Так ведь общаются как их там, ну эти...бесстыжие мужчины, строящие глазки таким же бесстыжим красавчикам мужчинам!
-Больно...
Всё-таки не сдерживается он от занудного причитания. Ох, Кадди бы дала жару, увидь справедливая, но строгая начальница, как он тут вольготно раскинулся на полу и прохлаждается, как на курорте. А Байрон уж точно принялся бы зубоскалить, мол, в гробу он Нео видел, хотя, сейчас он ни за что обидел безобидные трупы, от коих пользы явно больше, чем вреда. Чего никак не сказать о незадачливом блондине.
А она склоняется над ним, такая красавица. Ему откровенно хочется, чтобы её тяжёлые, картинные каштановые локоны озорно коснулись его подрагивающих плечей. Стоп, подрагивающих? Так, ещё и лихорадка подоспело. Что весьма неудивительно при его ране. Нео лишь надеется, что испарина на его лбу выглядит худо-бедно брутально, ну хоть отдалённо смахивающая на мужественную фишку. А не дурного мальчишки со спермотоксикозом, взопевшего при виде декольте такой желанной дамы.
-Поцелуй меня, Адель. Ну то есть, я, понятное дело, попросил бы об этом Мэтта...но моего малыша Мэтти здесь нет. А я тут помираю, так что, уверен, он нас поймёт и простит.
Он тихо хрипит свою пламенную речь – если так можно сказать при его виде помирающего лебедя. Хотя лебеди бы дружно сделали фейспалм и прокурлыкали, мол, этот не с ними. А он трогательно сжимает её ладошку своими горящими повышенной температурой пальцами и прижимает к сердцу. На крайний случай, можно будет сослаться, что он типа так намекал на разбушевавшуюся тахикардию. И непременно нужно добавить нечто «правдоподобное», в стиле, вот его Мэтт в таких случаях средь беда дня и ночи заваривает ему чая с мятой и мелиссой, попутно ограбив травяную лавку, и вливает в Нео тоннами сей полезный настой даже насильно. А то, чего доброго, он сейчас тут раскроет все карты, а потом ему Мэтт дружески заедет бейсбольной битой по яйцам, ибо, так позорно раскрываться они как бы и не договаривались!
Чёрт, интересно, Адель поведётся на его пылкую просьбу или прочтёт нотацию, мол, как не стыдно тут валяться и не читать оды любви будущему вдовцу-супругу. Кстати, Мэтту пошёл бы чёрный костюм. Да ему всё идёт, засранцу голубоглазому. Нео вовсе не обидится, если уж окажется чуть ниже этажом – а именно в бренном морге, если Мэтт воспользуется его «гранзиозным» посмертным подвигом и захомутает Савре. Пусть хоть на его вихрастой улице случится праздник. Нео бы скорее обиделся, примись Мэтт наматывать на кулак сопли, вместо попыток удачно под шумок подсуетиться. Только, вот загвоздка, помирать как-то не очень входило в планы блондина. Но он даже немного наивно ждёт поцелуя Адель. И как там опять в каким-то глупых историях говорится – и пускай бы ему помереть в этой долгожданном поцелуе. Пусть полученным и некоторым лукавством. Но оно ж, по всем законам жанра, ничуть не возбраняется на смертном то одре!

 Отправлено: 10.07.23 23:15. Заголовок: Заштопали блондина б..

Заштопали блондина быстро. Никаких рисков его жизни. Страшно было ужасно, особенно потому что она, как идиотка вся трепетала от его волнений не повредил ли ее этот псих. Плохой она врач, что вся тряслась от простых слов. Но «заштопать» сумела. Потому что его жизнь была куда важнее ее девичьих бестолковых переживаний. Страшно, как Адель сходила с ума от жизни Нео. Готовая все ему отдать. Кошмар.

- Ты не умрешь, - опаляет горячим дыханием его щеку, - Савре великолепная, но отдам ли ее я? – улыбается ему в щеку, - шучу. Конечно, они с Мэттом были бы лучшей парой, если бы ты умер, но ты будешь жив.

Адель хотелось бы такой же любви. Она честно умиляется паре Мэтта и Нео, им умиляются все. Савре ее лучшая подруга и никогда она ее не отдаст просто так. Савре любовь Адель. Адель была бы рада, если бы ее блондинка была счастлива с Мэттом. Но они обе пьют вино рядом, обе поддерживают одиночество друг друга. Савре и Адель кайфуют от дружбы друг с другом. Они пьют вино, посещают магазины, вместе ночуют и ужасно друг к другу привязаны. Крепкая дружба. И, порой, сплетничают о том, как бы хотелось таких же искренних чувств, как у Нео и Мэтта. Они буквально идеал здоровых отношений.

Адель спасает Нео не ради Мэтта, но как будто бы… ради себя? Да отношения Мэтта и Нео, - особая нежность. У них крепкие отношения. У Нео и Мэтта – любовь. Адель их привязанность друг к другу видит и поддерживает сердцем. При этом бесится… хочется иного. Хочется, чтобы ее отношения были нежностью. Она была уверена, что со своим израненным сердцем долго не захочет отношений. Но почему тогда так завидно смотреть, когда Мэтт переплетает пальцы с Нео?

Адель врач. Она не может думать о себе. Она просто спасает пациента. Пациента, что вызывает в ней особые эмоции. Но он сам, считая, что умрет, конечно, помнит о любимом. Опять. Адель вся в нем, в дурацких мыслях, как бы переплести с ним пальцы, а он, как обычно, в другом.

И, в то же время, как же Адель умиляется отношениям Мэтта и Нео. Как они с Савре выпивали вместе и говорили о том, как классно было бы получить этих безопасных геев себе. Они так шутили о своих симпатиях.
И Адель и Савре отношений опасались. Забавно, что им обеим понравились те, кто с ними были милыми, но не видели в них пару. Черт дери, Адель запала на Нео, а Савре запала на Мэтта. Они обе говорили о том, что происходит нечто странное.
Особенно, после их уикенда загородом. Им было так комфортно и хорошо вместе. Они сблизились сильнее. И Адель, к примеру, еще больше стала ценить отношения Нео и Мэтта. При том, еще сильнее запала на самого Нео, позорно и скрытно. Очень парадоксально.

- Больно? – умирает она вместе с ним, - больно быть не должно…

И ее пальчики тут же ласкают рану. Залечивают, пусть даже зашитую. Ужасно осознавать, как Адель вообще испугалась.
И никакой опасности больше нет. Нео спасен. При этом, он, конечно, испытал стресс и шок, и ему было больно.

Она расслабляется почти, а тут он со своим поцелуй меня. И ведь она знает, что он не помирает. Но почему-то его просьба ее будоражит. Можно ли пользоваться отчаянием того, кто влюблен в другого? Нео думает лишь о Мэтте, что не рядом. И просит поцелуя Адель, считая, что может умереть.
А Адель, как врач, знает, что он не умрет. И ей бы сказать ему, чтобы не глупил, что будет жить, что все в порядке и что поцелует его обязательно Мэтт. Но его просьба дает ей воплотить желание в жизнь. И перед Мэттом будет стыдно, ведь Адель не подлая, она не из тех, кто хочет разрушить отношения, тем более такой крепкой пары. Она должна отказаться. должнадолжнадолжна

Она наклоняется. И целует Нео, нежно обволакивая его губы своими губами, лаская и всасывая нижнюю, касаясь языком языка, увлекаясь его просьбой. Как будто бы выполняет не его просьбу, а свои желания.
Так страстно поддалась. Как же будет стыдно потом.
Как же хотелось почувствовать вкус его губ.

Поцелуй она заканчивает так же внезапно, как он начался. И теперь ее бьет под дых пониманием того, что же она натворила.

- Прости, прости, - как в бреду пытается что-то сказать она, но какое ей может быть прощение? Как смотреть в глаза Мэтту? Даже Савре будет стыдно сказать о том, что натворила Адель, - я не знаю, как это вышло, испугалась за тебя, просто… это ужасно. Умоляю, забудь об этом! Прошу тебя как друга, иначе, я умру от стыда, уволюсь и через два дня умру.

 Отправлено: 13.07.23 01:38. Заголовок: Было почти забавно у..

Было почти забавно узнать, что его принцесса дочурка знала о планах матушки относительно убийства Джианни. Киллера поймали, кстати, тогда, когда он закладывал ручную гранату под машину Джианни. Тот оказался совсем несмышленым, Агустина что выбрала самого недорого? Даже обидно.
Но Джианни бы его не заподозрил и вообще ничего бы не понял, если бы не осознавал, что его супруга его всем сердцем ненавидит. Не ожидал подлянки он лишь от дочки, что, конечно, вынуждена была приняла чью-то сторону. Но выбрала сторону не отца, а матери. придется с этим смириться. Киллера можно было бы убить, но Джианни предпочел засадить того к самым отмороженным преступникам, зная, что его каждый день будут иметь палками. И разобраться с наемным убийцей было проще.

С семьей сложнее. Агустина его ненавидела долгое время, но закрывала глаза на его измены. Между ними не было любви. Но они оставались вместе. Что-то логично изменилось. Наверное, Агустина не сумела закрыть глаза на его «интрижку» с малышкой Дэйми, ибо раньше Джианни никогда не возвращался к кому-то. Только тут все вышло как-то иначе, даже для самого Джианни. Он вдруг засыпал и просыпался с малюткой Дэйми, что кинула своего отвратного женишка и ухажера. Они спали в отелях. Пусть в лучших, но просыпались рядом. Оба кинули тех, за кого держались, потому что было нужно. Агустина не ревновала, но была слишком умна, чтобы понять, что Джианни уже, можно сказать, в отношениях. В других. В каких-то более серьезных.

Стоит отдать Агустине должное, скандалов она не устраивала, потому что давно не любила. Просто решила от Джианни избавиться. Скорее всего, она не ревновала, просто решила все завершить таким методом, раз уж их брак теперь не просто трещал, но был чем-то бессмысленным. Агустина ненавидела бессмысленность. Ее садист муженек нашел свое в какой-то малолетке. Именно это она ему выплюнула. А сама Агустина собиралась найти свое в чем-то стоящем.
Она победила. Едва не убила Джианни и переманила на свою сторону Ренату, в которой Джианни души не чаял. Но и Джианни она знала. Он не из тех, кто будет страдать. Агустина с достоинством была готова к тому, что Джианни ее просто убьет. Он же ледяным тоном попросил ее удалиться из дома и забрать с собой Ренату. Прощаться с дочерью было больно… но так же он понимал, что для новой жизни, возможно, более свободной, он должен был освободиться. Дочь выбрала мать. И это нормально. Отец, что готов быть с ровесницей дочери – большая боль, чем находиться с матерью.
Его жена заказала его убийство, о котором знала его дочь. Агустина и Рената друг друга не выносили, но сошлись на том, чтобы избавиться от Джианни. Будь Джианни мягче, это все разбило бы его. Но Джианни знает, что есть боль, он ее ни раз причинял другим и будет причинять.

Однако, скорее всего, Агустина все же попыталась его отравить перед уходом. Так сказать, прощальный подарок, потому что после кофе, Джианни стало слегка не по себе. и он решил не рисковать, тут же отправился в больницу, чтобы его приятель Байрон его осмотрел. Напоследок Агустина могла оставить ему какой угодно подарок, например, в виде крысиного яда в кофе.

- Агустина меня отравила, - говорит он Байрону, что вскидывает бровь, - не смотри так. в моей машине была взрывчатка от ее киллера. А после кофе, который остался от ее ухода, мне дурно. Мне нужен анализ.

Пусть Байрон не слишком всерьез воспринимает опасения Джианни, впрочем, если честно, как и сам Джианни. Однако анализ крови взят. Для успокоения души.
Джианни и Байрон друзьями не были, но вполне приятельствовали. И Байрон выказывает свои мысли, что Джианни просто перенервничал.

- Не смотри на меня так, Сноусторм, - хмыкает Джианни, - да Агустина узнала о моем романе с Дэйми, но у меня и до этого романы были, - закатывает глаза, - ой молчи. Да Дэйми другая. Полностью меня удовлетворяет.

Приходят результаты, что показывают, что никто Джианни не отравил. Байрон хмыкает, мол Джианни просто зря паниковал.
Джианни выдыхает.

- Значит, я буду жить, - ухмыляется, - я моральный урод, что кинул семью, а она кинула своего жениха и ухажеров, - Байрон не слишком даже заинтересован в истории Джианни.

Не отравлен. Один. Он выходит из больницы и набирает номер Дэйми.

- Сладкая дырочка, - похабно, - собирай необходимые вещи, ибо сегодня ты переезжаешь ко мне. Хочешь воспротивиться? Очень мило. У меня есть записи того, как ты стонала подо мной. Ты же такая дырочка правильная...Жду тебя покорную и без глупых сцен. Шантажирую, малышка. Так что жду тебя с вещами у себя дома.

Ему нужна эта миленькая детка. Он знает, что он просрал семью и знает, что она прослала семью так же. И ему хочется, чтобы она просто была в его доме. Маленькая порочная дрянь, что так отдается ему всем телом.

 Отправлено: 13.07.23 03:22. Заголовок: Байрон - старый цини..

Байрон - старый циничный засранец, что не пускает скупую мужскую слезу, если его пациенты вдруг набираются наглости помирать - это, между прочим, невзирая на весь его мозговой штурм и нечеловеческие старания за гранью добра и зла. Он засранец настолько, что может даже толкнуть речь, мол, до чего это невежливо, у безмолвной морозильной камеры в морге. Ну а нехрен отдыхать там, как на курорте, когда он много бессонных часов, вместо того, чтобы зависать на сайте "горячие цыпочки Острова" горстями глотал таблетки да усиленно хмурил брови в своём кабинете, раздражающе задумчиво гоняя теннисный мячик о стену, в процессе размышления над постановкой диагноза (хоть, к слову, более продуктивно было бы шибать мячиком по пустой голове гееватого блондинчика, но Кадди отчего-то трясётся над сладкоголосым голубком, как над златом хозяйка Медной горы).
Вот таков зубоскал-ублюдок Байрон Сноусторм в глазах всей больницы. Ну ладно, малыш Мэтта с лапушка Адель порой, ради приличия, делают вид, будто заглядывают «светиле медицины» в рот. А он в ответ ехидно изображает видимость, мол, купился над их подхалимство!
А если говорить в целом за весь персонал, Байрон не сомневается, что каждая из горячих и не очень медсестричек и тем паче дуболомов врачей (уж куда им всем взятым до его гениального мозга, даже если дружно сделают себе лоботомию, Байрона им не удастся переплюнуть) - с превеликим удовольствием подарят всю свою зарплату тому, кто бы радостно вышиб ненавистного Сноуторма пинком под зад прямиком из клиники. Только Кадди странно до сих пор встаёт его на защиту, прикрывая его грудью...к слову, весьма выдающаяся её часть. Не подумайте, что главная. Ибо главная - конечно, задница. Самая сладкая и обожаемая на свете. А она, зараза, как нарочно щеголяет перед ним в строгой, облегающей её плодовитые бёдра, юбке-карандаше. То и дело роняя какие-то свои бумажонки и наклоняясь за ними с запалом стриптизёрши с Уолл-стрит. Чёрт возьми, он готов поклясться, что через вырез на одной из юбок он почти разглядел её матку! Ну вот как после этого у неё ещё хватает окаянства - мол, все эти богатства для этого её чуда в перьях по имени Лукас, а не для противного бывшего. Ну да, как же. Может, Лукас и крутой - откуда бы Байрону об этом знать - только вот не отличит бактерию от вируса. Кадди ядовито заверяет - это огромный плюс. Байрон же ехидно хмыкает - ни фига подобного, это огромный минус. Жирный, как лоснящиеся локоны крысёныша Лукасёныша. Впрочем, это нечто чем-то умиляет Байрона. Так, как умиляет юродивый, или там дети дауны, которых какой-то взбеленившийся кретину взбрело в голову сопливо обзывать "солнечными". Как говорится, грешно смеяться над больными. Хотя - когда это Байрона останавливали грехи. Не верите, спросите у Уилсона - его Байрон бесстыдно донимает без намёка на приглашение, роется в его холодильнике, отнимает еду под эгидой - я избавляю тебя от гастрита и мужественно возьму все эти чипсы и пиво на себя! Но потом, разумеется, слегка устыдившись, делится с Уилсоном отжатыми пожитками. Всё же Уилсон у него такой один, других таких блаженных и почти что прижизненно возведённых в ранг святых ой навряд ли много предусмотрено в этом паршивом мире. Так что Байрон предусмотрительно и даже трогательно вцепился в друга всеми фибрами и жилами. Доставляя оному ужасные каждодневные неудобства, при том, готовый отдать ему своё сердце, если однажды друга одолеет какая-нибудь гаденькая, не поддающаяся антибиотикам, хворь. Ведь даже в этом Байрон эгоист - он предпочтёт сдохнуть и оставить тут страдать Уилсона, чем дать ему умереть и остаток дней беспробудно бухать и страдать самому. Но такая вот его своеобразная любовь. Ничего не поделаешь, остаётся только смириться. Кадди вот до сих пор не смирилась и с упрямством горной козы продолжает играться в развод - спасибо, хоть не девичью фамилию.
Нынче же он, мрачный, сидит на полу возле своего опустевшего к вечеру кабинета. Лениво отвечает на звонок Невы, своим проспиртованным этим вечером мозгом всё же смекнув – дочка может волноваться, где там носит этого великовозрастного шалунишка. И это ещё пока семейство не ведает, что он настолько шалунишка, что аж умудрился под шумок по молодости обзавестись ещё одной дочкой. Алма…красивое имя. Три девчонки. Ба, да он истинные ювелир. Интересно, когда он наберётся храбрости заставить Уилсона преподнести Кадди эту милую новость – она изобретёт для него, и Уилсона за компанию, какой-то особый вид казни? Но сейчас не о том…
-Ты смотри, как бы с такой паранойей не пришлось готовить тебе койку в психиатрическом отделении. Гляди в оба, там тебе погоны не помогут – там каждый второй прокурор.
В своём стиле, правда, слегка вяло, подтрунивает Байрон. Ну а где он слукавил – если там собралось высокое общество, преимущественно, правда, состоящее из Наполеонов. Ох уж эти психи – не способны что ли изобрести нечто новенькое, так нет же, переклинило их что ли, как заезженную пластинку. Мол, Наполеон и всё тут. Но случалась пара пациентов, что пытались претендовать на прокуроров.
Байрон делает приятелю анализы – невзирая на свой помятый вид и окончание рабочего дня, а он не то, чтобы обожает перетруждаться. Иногда опаздывает на службу, а уж отлынивать от лишних пересудов с пациентами – его святое всех святых. Однако, дружба есть дружба. Пусть даже Джианни не Уилсон – Байрона не так много людей в этом мире переваривает, чтобы ими разбрасываться. Анализы чистые, о чём он и сообщает Джианни.
-Ты серьёзно что ли? Хреново, что сказать. Но не тушуйся. Ты чувак пробивной, и у тебя сложится паззл. Ну…предложил бы выпить, но тебе не повезло – уже успел всё выдуть в одну харю. Сам виноват, надо было сказать, что едешь, я стащил бы у Уилсона винцо. Его вечно балуют пациенты, благо, он не такое, как я дерьмо.
Он поднимает на Джианни тяжёлый от выпитого взор. Сейчас даже от голубых, обычно озорных глаз Байрона, веет алкоголем. Он, с понимающей, правда, слегка рассеянной усмешкой, хлопает Джианни по плечу. Мол, кому он рассказывает. Уж не тому ли, кто не менее виртуозно просрал свою семью. Только Невада пока ещё немного верит в своего старика. Что есть ещё порох в пороховницах. А Байрон молча наблюдает в окно за удаляющимся силуэтом Джианни, с коим они обязательно как-нибудь дружно напьются в баре. Но не сегодня. Сегодня Байрону хреново так, что нога отчаянно даёт о себе знать. И, когда он на свой страх и риск – благо, уже почти ночь на дворе – вваливается в кабинет жены, он не особенно надеется на успех застать её на месте. А она там. Недоумевает или понимает, чего это он припёрся мозолить ей глаза. Язык не поворачивается назвать её бывшей. Единственная, навсегда. Она, вероятно, полагает, он снова начнёт донимать её всяким бредом, мол, ему нужен личный самокат рассекать по больнице, а то он грозится отобрать инвалидное кресло вон у того полуживого дедка. Но…
-Я утром угробил пациента. Поставил чёртов диагноз. Только какая разница, если лечить уже некого.
Все думают, ему плевать. А ему больно каждый раз, как в первый. Он так и не научился терять и каждый раз напивается в хлам, пропуская свои ошибки и эту боль ножом через сердце. Он с трудом опирается на трость, а его растрёпанную физиономию искажает болезненная гримаса. Нога болит так, словно ей выворачивают из его бедренного сустава шурупом. Байрон ненавидит ощущать себя слабым, но сейчас почти падает в её такие любимые и родные руки.

 Отправлено: 14.07.23 23:11. Заголовок: Она себя не может на..

Она себя не может назвать трудоголиком, да просто не хочет, это слово ей слышится дурацким, как клеймо какое-то. Ей нравится работать, и она не ленивая, черт возьми, к чему закатывать глаза и вешать на нее ярлыки? Особенно бесит, когда ярлыки на нее вешает матушка дражайшая или же сестрица, которая вместе со своим картавым доктором только деньги лопатой гребут, и отдыхают. И плевать, что они там тоже работают, но Кадди не упустит возможности с сарказмом пройтись по сестренке. Та, конечно, в долгу не остается. Так и живут, переругиваясь, а по выходным, вместе ходят по магазинам, выбирают лампы или еще какие элементы декора. Кадди к семье относится трепетно, пусть она и ужасная жена была, потом стала ужасной матерью. А с самого детства была плохой дочерью и так себе сестрой. Преуспела она лишь в работе, поэтому вполне имеет право проводить на ней дни и ночи. А иногда уходить раньше. Работа ее понимает, иногда она просто вешает всю скучную работу на Нео и Савре забавно смотреть за готовностью этих белокурых «малышей» помочь. Но Кадди считает, что им повезло больше, чем Адель и Мэтту, которого вообще Байрон перетащил себе даже из другой специальности, можно сказать. Кадди была все же мягче. Как ей казалось, потому что многие с ней не соглашались. Засранка Реми, к примеру, сообщила, что Кадди сложнее, чем Байрон. Кадди сцепила зубы и процедила, что каждому, мать твою, свое.

Но сегодня она опять останется в своем кабинете. Даже не заметила, что Лукас ей заботливо принес кофе, а потом отчалил, причем так же цокнув, что она себя не жалеет, на что получил отборный мат в спину. Даже Эсси не сумела оторвать сегодня Кадди от работы, потому что у Кадди на ночь были свои планы. Сегодня у нее свидание с работой и это, долгое время, - ее самые серьезные любовные отношения.
Что происходит в больнице, что творится за дверьми ее кабинета, она не пытается контролировать. Просто перебирает бумаги, пытается заполнить письма для спонсоров. В отличие от сестренки и ее картавого кретина, у Кадди и их больницы нет столько денег. Но и пациенты больницы не те важные шишки, что приходят в больницу, где сестра Кадди правит балом.

Она чертовски устала, когда дверь ее кабинета открывается. Ну, конечно. Байрон. Она тут же принимает внутреннюю позу отрицания. И хочется сказать ему какую-то гадость. Видно, что он пил. Она вполне может устроить ему разнос. И как начальница и как бывшая жена и просто как человек.
А он говорит, и весь ее сарказм мигом улетучивается. Сердце ухает в пятки. Она даже не успевает подумать, когда он буквально падает в ее объятия. И Кадди его усаживает, тут же открывает шкаф, где всегда хранится алкоголь. Она не фанатка алкогольных напитков, лишь иногда может выпить крепкий виски перед сном. Сейчас же она тут же наливает виски и ставит перед Байроном, наливает и себе. Показывая, что справятся они вместе.

- Помнишь, как я не заметила опухоль вовремя? – хрипло спрашивает Кадди, - помнишь пациент, что страдал от болей, а я просто выписывала ему обезболивающие? И не могла найти эту чертову опухоль, что потом его и убила. И я хотела умереть.

Это не единственный случай в практике Кадди, к сожалению. Но того пациента помнила. Помнила и как корила и ненавидела себя. Тогда встряхнул ее именно Байрон. Значит сейчас она встряхнет его. Подливая ему виски, пусть его страсть к алкоголю ее всегда бесила. А сейчас подливает сама. Поглаживает его по голове. Ей хочется его успокоить. Такие моменты между ними – только между ними. Они не говорят о них даже между собой. Просто забывают, что поддерживали. Забывают официально. Но Кадди, к примеру, помнит каждое слово Байрона, когда она лажала. Когда он говорил, чтобы она успокоилась. Не сжимал в крепких объятиях, но своими словами помогал ей смотреть на ситуацию иначе. Байрон ее не оберегал. И она не собиралась его оберегать. При этом они поддерживали друг друга.

- И что ты сопли распустил? Мне не хватало еще тебе слюнявчик менять, - она специально говорит жестко и строго в своем стиле, потому что поглаживания по голове уже было признаком слабости, - у всех бывают ошибки.

Достает из шкафа еще и коробку конфет, кстати, тоже с ликером. Обычный набор врача. Байрон привыкший, а вот Кадди уже сейчас понимает, как завтра у нее будет болеть голова. Ну ничего, придется гонять «блондинчиков».

- Это больница, Байрон, здесь каждый день умирают, - жесткие слова, чтобы его встряхнуть, - и, если лучший врач будет жевать сопли, то что прикажешь делать остальным? – она не так часто говорит ему, что он лучший врач, но, действительно так думает, - хочешь ныть? Ной. Я знаю, что ты нытик тот еще. Но не смей себя ни в чем винить или слишком заморачиваться.

 Отправлено: 01.10.23 00:13. Заголовок: Усталая Реми. Все дл..

Усталая Реми. Все для нее тяжело. Да, ей хочется быть вне родителей. Но это не значит, что она сама не может уставать. Она могла бы быть принцессой своих родителей, но идет своим путем. Реми не ценит себя. Реми странная.

Кэмерон буквально вся извелась от синяков под глазами у Реми. Кэмерон, ее девочка, честно, трогательно вынесла мозги Реми, сводя с ума своей заботой.

Больше всего Реми в своей любимой подруге Кэм Гардении ценила то, что та никогда ее усталость не привязывала к наркотической зависимости. И не упоминала это дерьмо, пусть оно и было. Кэмерон просто была рядом.

Реми не была идеальной. И как только выглядела усталой, так даже ее супер толерантная семья аккуратно спрашивала, не вернулась ли Реми к наркотикам. Только Кэм никогда не связывала, например, усталость Реми с наркотиками. Но Реми часто выглядела усталой, если честно.

Если Реми чихала, то даже ее родители, очень демократичные и любимые, особенно отец, просто спрашивали, на наркотики ли это. И Реми понимала и просто отрицала. Родители ее любили, ценили, обожали, но не всегда верили. Винить их за это Реми не могла. Она сама – врач, она видела, что бывших наркоманов не бывает. Просто Реми себя считает сильнее многих, поэтому старается верить в то, что излечится, хоть и не исключает возможности плохого исхода для себя.

А ее самая близкая подруга Кэми Гардения всегда просто спрашивала, не устала ли Реми слишком сильно. Потому что Кэмерон, была единственным человеком, что верил в то, что Реми может избавиться от зависимости. Родители не верили. При этом любили. Как и вся семья, которую Реми обожает, но скрывает. А Кэм просто спрашивала и просто была рядом.

По-настоящему, в нее верит всегда лишь Кэмерон, что просто принимает Реми, что просто с ней рядом, что просто понимает. Поэтому друг к другу они так привязаны. И Реми сама привязана лишь к подруге Кэмерон.

Реми борется зависимостью, что все равно будет с ней. Но понимает, что довериться может лишь своей Кэмерон. Как и Кэмерон. Реми принимает и понимает страсть подруги к Хьюго Бергману. Кэм Гардения и Реми принимают друг друга и не осуждают. Такая у них дружба. такая понимающая.

Реми сегодня ужасно сложная и никто ей не нужен, когда она кутается в больничный халат. Ее бесят слащавые подружки Адель и Савре, что о чем-то шепчутся возле пирожных. Бесят и их дружки геи, что за идиоты. Эта гейская драма порядком надоела Реми, что даже не здоровается с ними, и жестом предупреждает, чтобы не смели с ней заговаривать. она злючка и колючка.Хмыкает даже на Амбер Элин, что о чем-то милуется с Уилсоном Шоном. Даже боссы, вроде Байрона и Кадди Сноусторм не заставят Реми сегодня быть милашкой.

Сегодня она как никогда близка к тому, чтобы вернуться к пагубным привычкам. Она честно старается контролировать и алкоголь, которым часто заменяла зависимость от наркотиков. Но сейчас она без стука заходит в кабинет к Форману, лисьими прищуренными глазами не сулит ему ничего хорошего. Вообще одно ее присутствие в его жизни не сулит ему ничего хорошего.

- Через десять минут будь в моем кабинете.

Она достает алкоголь в своем кабинете. Да, у врачей всегда есть алкоголь. Особенно, если рядом где-то тростью по полу стучит Байрон.
Движения Реми слегка рваные, но какие-то медлительные, словно. Она готовится к чему-то плохому, налив себе чистый виски. Налив во второй стакан.
Она пьет всяскую дрянь. Реми не дешевка, но Реми нравится вдыхать воздух свободы.

Когда заходит Форман, то ее стакан наполовину пуст, а руки дрожат не так сильно, как до этого. Реми зависимая. Так уж вышло, что Кэмерон он любит больше, чем мужчин в целом, поэтому ее созависимым стал Форман. И иногда ей даже жаль. но не сегодня.

- Я планирую напиться до сизых соплей, - цинично оповещает она его, - ты со мной? или мне придется сюда притащить этих голубых двух с их подружками из спайс гелз, потому что кто-то должен будет вызвать мне такси и уложить так, чтобы я не захлебнулась, если меня вырвет. И предвижу вопрос, нет. Кэмерон неудачная кандидатура, не хочу огорчать ее, а ты привык.

 Отправлено: 06.11.23 22:45. Заголовок: -Погоди...ты хочешь ..

-Погоди...хочешь сказать...то есть...ты и Савре...в смысле, Савре и ты...матерь Божья, какой ужас! Ох, видишь, как рана на меня действует - я хотел сказать, до чего замечательная новость!
Выпалил на одном дыхании, тут же с самым несчастным видом умирающего лебедя - ну или петуха - слегка жеманно опрокинувшись на спину да трагично умастив запястье на своём лбе с отчаянно пульсирующей веной на виске. Дышит и закатывает глаза аки умирающий. Правда, на сей раз ему даже играть не приходится, до того охота то ли грязно выматериться, то ли горько расплакаться.
Нет, вы только не подумайте, Нео ни в коей мере не этот, как его там - гомофоб. Ей Богу, не существуй у них с Мэтти крошечная проблемка, они всенепременно сочетались бы брачными узами кроме всяческих шуток и не постыдились бы созвать на праздник всю больницу и свои огромные семейства, кои неустанно по-доброму над голубками подтрунивали. А Адель и Савре бы, тесно стоя друг с дружкой в обнимку, точно бы с огромным умилением взирали на сладкую парочку и трепетно хлопали в ладоши - мол, уже целуйтесь, голубки. Так вот, крошечная проблемка голубков заключалась в той маленькой детали, что они никакие не голубки.
И поэтому, буквально на секунду глупо выпав из уже практически сроднившейся с ним роли гомика в припадке, Нео поверить не может, до чего же они с Мэттом "любимчики фортуны". Как иначе объяснить то, сколь длительно и неустанно они разыгрывали свой голубой спектакль, дабы заманить в лукавый сладкий капкан так сильно понравившихся им девушек...а девушкам то, по ходу пьесы, даром не сдались ни эти двое пареньков, ни какие бы то ни было другие.
До Нео, целиком и полностью ошарашенного подобным невезением, не сразу и доходит - Адель всего лишь просто пошутила. А он, идиот, поспешил навести панику да чуть было себя не раскрыл да заодно и второго голубочка. Вот бы Мэтт сказал ему огромное спасибо. И, вполне справедливо, вероятно бы, впервые в жизни проредил бы зубы блондинистому туповатому засранцу.
К слову, негодник недогомик Барнео быстренько находит утешение в том, как нежные пальчики Адель ласкают его рану у самого сердца, что, между прочим, она ему и нанесла! Ой, то есть, подлатала. Ну а нанёс их ныне посапывающий пациент, разве не так? Или же...чёрт. То ли мысли его нещадно путаются в голове, и он поплыл от её прикосновений, то ли рана оказалась малость серьёзнее, чем он надеялся. Перед глазами словно дымка.
-Вот не зря все пациенты, и даже наш местный свинтус всея больницы - Байрон - говорят, мол, у тебя лёгкая рука. Между прочим, за право попасть только к тебе изо дня в день все дерутся в очереди на уколы. Эта твоя чудодейственная особенность явно работает и на мне – когда ты касаешься сердца, оно…не так сильно болит!
А он нежно и одновременно крепко сжимает её пальчики своими. Он наивно надеется, что сейчас выглядит словно благородный рыцарь, в венце вечной славы на смертном одре - на деле же, смотрится как обычно. То бишь в стиле дёрганного идиота, что несёт какую-то чушь и явно перебрал с просмотром романтических фильмов да клише типа бара "Голубая луна". Настоящие любители своего пола точно бы от хохота уже рыдали и покатывались прям рядом с ним на полу. Комичный рыцарь без копья и толики здравого смысла.
А потом происходит то, чего он совершенно не ожидал, хотя он же сам об этом её попросил. О поцелуе. Не особенно веря, будто Адель пойдёт у недоумирающего слащавого коллеги на поводу. А она в этот незабываемый момент такая...девочка. Такая трепетная, эмоциональная, взволнованная. И, стоит её губам соприкоснуться с его, как Нео, чёрт дери, и правда чуть не отправляется к праотцам, растекаясь по полу сахарной лужицей. До чего она вкусная, невероятная...он, конечно, подозревал...но смаковать аромат и вкус её сладких, отдающих цветочным запахом губ, это то, ради чего он готов играть их дурацкий спектакль на пару с Мэттом до победного - ну или до момента, как им ничего не останется, как, горемычным, и правда сойтись.
-Мэтт помрёт от зависти...ты самая вкусная на свете.
Едва ли не рычит он в её губки, нежно прикусив и медленно облизнув её нижнюю губку и вновь, уже более решительно, её к себе привлекая. Ладони зарываются в эти желанные, шоколадные волосы, что так приятно ласкают и щекочат его плечи, спадая на них лёгкими волнами. Его зрачки резко расширяются, когда Нео осознаёт, чего умудрился ляпнуть. Да блин, всё испортить в столь интимный момент - такое только ему может удастся. Сноусторма бы на его голову, желательно, с тростью наперевес - быть может, мозги блондина бы живо встали, куда надо. Хотя, если верить зубоскалу Байрону, серое вещество Барнео находится в непосредственной близости к его заднице, не иначе.
-Мэтт помрёт от ревности, от ревности, разумеется! Это тут вот...я...понимаешь, мысли путаются, в голове туман....ооооо...голова раскалывается. Кажется, мне снова поплохело...
Тараторит Нео, как на духу, вознося всем известным ему божествам из разномастных мифологий импровизированные молитвы пощадить его дурную душонку. Это ж надо было такое сказать. Вон, как она от него отшатнулась...так...стоп. Минуточку. Адель ещё и у него просит прощения за поцелуй?! Если ей за что и надо приносить ему трепетные извинения, так только за то, что, жестокая красавица, перестала его целовать!
Он ласково и понимающе сгребает её подрагивающие от беспокойства руки в охапку, нежно и слишком уж пылко для почти что женатика голубого оттенка, поцеловав её пальчики. Может, сойдёт за проявление жеста жеманного джентльмена, вот только, Нео своими вздохами да взглядами мог бы выдать себя с потрохами. Коли бы не железобетонная репутация самой крепкой и непотопляемой парочки больницы. Забавно, с его самым лучшим другом детства и до самого конца. Только, что им теперь делать, и как из всего этого выползать? Ладно, была-не была, надо хоть попытаться.
-Адель...красавица, открою тебе огромный секрет, смотри, никому! Мы с Мэтти - не совсем геи. Не думай о нас плохо, мы, конечно же, геи, но не совсем. Нам обоим - о ужас - случается, нравятся девушки. Другие мужчины - это жуткое табу, ни за какие коврижки. Но прекрасные девушки...кто мы такие, дабы устоять? И мы с..возлюбленным это принимаем друг в друге. Эээээммм...вот, например, Мэтт без ума от одной своей коллеги. И я...тоже.
Нео делает невинные глазки, мягко улыбнувшись себе под нос. А вдруг прокатит? Эх…девиз всех современных мужиков!

 Отправлено: 07.11.23 23:24. Заголовок: - Что? – округляет г..

- Что? – округляет глаза, - мы с Савре? Нет… то есть да. То есть мы близки, но нет! Ну или иногда, но это не то, что ты думаешь. Мы друг друга просто любим.

Она до того заикается, что, по всей видимости, отрицает все не так рьяно. Она обожает Савре и не может прямо отнекиваться от любви к ней. Если вдруг пойдет слух по больнице, что Савре и Адель еще и в отношениях, Байрон будет подкалывать их до скончания веков, а Реми с Кэмерон, наверное, ядом подавятся. Особенно Реми. Кэмерон как-то спокойнее относится ко всему.
Если бы она саму себе переслушала, то дала бы себе по лбу за столь неубедительную и ужасную речь. Но Адель тоже можно понять. Он прямо здесь, такой потерянный, дышит тяжело, капелька пота по виску стекает, ее хочется на язык попробовать. Ей от этих мыслей никак не избавиться. Поэтому все остальное и путается у такой обычно рациональной Адель. Почему все так путается? Почему она несет какую-то чушь, почему не может просто спокойно рассмеяться и спросить, в своем ли уме Нео, что задает такие вопросы. Ведь так поступают настоящие друзья, они очень свободны друг с другом. Вот Нео с ней свободен, а она заикается и несет чушь.

Адель поклялась, что ей отношения больше не нужны. Она еле починила свое сердце после неудачных отношений. И не знает, что хуже, когда сердце разбивают тебе или когда сердце разбиваешь ты. А других вариантов у нее больше не осталось. Вариант того, что ни одно сердце не будет разбито, она даже не рассматривает.
А Нео… он был ее спокойным безопасным местом. Она и сама не заметила, как стала к нему относиться совершенно непозволительно. Он занят. Черт возьми, он в счастливых отношениях с Мэттом. Они с Савре напоминают себе об отношениях этих двоих постоянно.

Но он целует ее в ответ вовсе… вовсе не как тот, чье сердце занято. Это сбивает ее с толку, только бессмысленно, потому что, когда он облизывает ее губы, зарывается в волосы и голос его такой низкий и рычащий прямо ей в губы, Адель позорно стонет прямо в его рот.
Она молится о том, чтобы не заканчивалось.
Сквозь затуманенный разум до нее доходит, что он сказал.
Ореховыми глазами смотрит на него вопросительно, отдышаться пытается, привести в порядок набатом бьющую в виски мысль, что ей чертовски мало, хочется еще, хочется больше.
И стыдно-то как. не должно ведь такого быть. Как она в глаза Мэтту посмотрит? Да и Савре огорчится, что Адель такими своими действиями сделает больно Мэтту, ведь Савре Мэтта обожает.

- От ревности, ну, конечно, - Адель сама едва ли не плачет, потому что как она виновата, как это ужасно, - наверное, я должна ему сказать, что я тебя поцеловала, чтобы у вас не было секретов, вы ведь такая пара, вы так близки, из-за меня тебе придется хранить тайну от своего возлюбленного. Я ему скажу, я все объясню!

От отчаяния ее кидает в крайности. От попытки молить о том, чтобы Нео обо всем забыл до прямой готовности на разговор с Мэттом и признание своей ужасной ошибки.
Однако, в голове противно греется мысль о том, что разве могло это быть ошибкой? Им обоим понравилось. Она винит себя, она и будет винить себя, но он… он же зарывался в ее волосы пальцами, притягивал ее к себе так смело, а как понизился его голос и потемнели глаза… черт, это ведь было нечто особенное. И, может быть, от этого ей еще страшнее. У них ведь просто не может быть взаимно. Это совсем не правильно. Адель не из тех, кто может увести кого-то из семьи, из отношений. Плохой пример сестре, причинить боль и Мэтту и Савре, да даже Гейл бы вряд ли одобрил этот ее поступок.

Она совсем поникла, лишь отдаваясь его приятным поглаживаниям по плечам, немного успокаиваясь. А потом, поднимая ореховые глаза, внимательно слушая.

- Что ты такое говоришь? – округляет глаза, - Мэтт без ума от своей коллеги? Ты тоже без ума от своей коллеги? – теперь она скидывает его руки со своих плеч, - у вас… свободные отношения?

То есть, пока Савре и Адель восхищались их отношениями, они потрахивали каких-то коллег. Пусть не Реми и Девон, пожалуйста, пусть не их. В ее голове сыплются их идеальные отношения. И какие-то симпатии к другим.

- Мы с Савре такие дуры… - шепчет она самой себе, но слышно, когда идет к двери и уже возле двери, прежде, чем уйти - Реми и Кэмерон, да?

 Отправлено: 09.11.23 21:29. Заголовок: Байрон хмыкает, слег..

Байрон хмыкает, слегка рассеянным на сей раз взглядом наблюдая, как Кадди деловито разливает по бокалам горячительное. Свой стакан он тут же опустошает залпом, требовательно вновь поставив уже опустошённый перед ней. Желая тут же заправиться добавкой. Ещё и ещё. Хоть немного забыться. Боль Байрона всегда сопровождает. Двадцать четыре на семь. Когда нога, когда уколы совести, как с этим чёртовым почившим пациентом. Не мог что ли этот жесть какой невезучий чудак, в дань вежливости, помереть по крайней мере не в его смену? Тогда у Байрона была бы целая ночь блаженного неведения. Возможно, он даже проспал бы целых пару часов без стремления, скрючившись от боли и, сцепив зубы, хватаясь за свою почти бесполезную ногу, ползти в сторону кухни за очередной порцией таблеток.
-Ты же не пьёшь в рабочее время, мисс круглая попка всея нашей лечебницы. Только не говори, будто из-за меня вдруг решила изменить своим привычкам. Ах...ну да...как же я мог совсем забыть про Лукаса. Уж извини, старость - не радость. Может, по причине моего не проходящего маразма, отстранишь меня от работы?
Он всегда звучит безбожно циничным. Кажется, все окрестные священники исчерпали свои годовые запасы святой воды для прихожан, силясь обрызгать его с головы до пят, причитая себе под нос молитвы. Одного, кстати, Байрон вылечил от гонореи. Посему, ему искренне странно, как он там, без святой то водицы.
Что же до Лукаса...он его напрягал. Раздражал тем, каким был галантным, услужливым. Байрон никогда так не умел. Он не корчил из себя джентльмена. В школьные годы, такие как Лукас, отодвигали стулья перед дамами, дабы те изящно сели. Такие, как Байрон, отодвигали стулья перед дамами в последний момент, дабы те изящно повалились на пол. С Кадди же такое свинство бы не прокатило - она бы запросто огрела Байрона по голове его же известным оружием - в смысле, тростью. И эдакое причудливое сочетание в ней женственности с воинственностью всегда будоражило сознание Байрона, обожающего, когда всё сложно и запутано. Он ведь знатный любитель головоломок и ребусов. Вот сестрица Кадди - та ещё открытая книга. Скучная до зевоты предсказуемая среднестатистическая женщина. Таких на улице обычно так безлико и окликают - "женщина". Таких, как Кадди, даже в её сорок, эмоционально окликают или - "Эй, красавица" или же "Ух, стерва!"
-А ты права. Чего это я. Помер и помер. Ну да и чёрт с ним. Мало у нас что ли других подопытных кроликов.
Вновь прикрывается бездушным цинизмом доктор Сноустром. А прикрытие, надо сказать, у него железобетонное. Кадди не даст соврать – она целыми днями вынуждена выкраивать немалое количество времени на то, чтобы разгребать бесконечно сыплющиеся на её головушку жалобы на этого одноногого засранца без малейшего намёка на честь да совесть. Ну а сколько нелепых и откровенно жалких попыток принимали его коллеги-старожилы больницы, в робкой надежде скооперироваться да изгнать нечисть в лице неугодного Байрона пинком под причинное место. И он, при всех его заслугах и талантах, давным-давно оттуда бы вылетел. Только вот Кадди всегда готова была пылко прикрывать грудью его…карьеру? Или просто…его? Так странно и болезненно. Так странно и…на душе становится почти хорошо.
-Каждый может не заметить опухоль. Кадди, мы - врачи, а не боги. Но знаешь, в чём мы с тобой отличаемся? Ты старалась заметить её. Ты просиживала день и ночь в своём кабинете, так и представляю, как ты сосредоточенно морщила лоб и забывала о необходимости что-то забросить в желудок. А я...торчал на сайтах для стариканов, играл в теннисный мячик тростью да гонял балду. Пока мой пациент благополучно загибался. Я - дерьмо. И самое поганое, не собираюсь меняться.
Определённо, в своём дружном стремлении не нажёвывать сопли они смело могут посоревноваться. Правда, в подобном случае, бедолаге Уилсону придётся, как всегда, проявлять дипломатию и разрешать их извечные споры. Байрон – заноза у правильного и доброго доктора Уилсона ровно во всех местах. Сказать в заднице – было бы слишком скромно и не достаточно бы отражало реальное положение вещей. А тут ещё Байрон умудрился недавно причинить радость знакомства Уилсону и Джианни – сложно было найти более разных буквально во всём на свете людей. Именно это ему в их старческой дружбе и нравилось. Байрон не ищет лёгких путей. А ведь сиё весьма полезно иногда.
-Не имею понятия, что будет делать больница в таком случае. Если ты всерьёз хочешь знать - то спроси у этого самого лучшего доктора. Чего же ты ждёшь - или запамятовала номер Уилсона? Так я подскажу.
Он с ухмылкой зубоскалит, нервно поведя плечами. Ему становится холодно. Он, разумеется, уже почти традиционно перебрал с обезболивающими. Кадди вечно скрупулёзно выдаёт ему строго требуемую дозу, а он традиционно клянчит у Уилсона добавки. Байрон, кроме шуток, загибается. И тут вопрос, кто доконает его первым в этой гонке – неблагодарные, помирающие от его лечения пациенты или же противная, восставшая против собственного владельца, практически костяная нога.
А Уилсона Байрон считает лучшим врачом по-настоящему. Хоть почему-то ему страшно нравится на сей счёт постоянно его по-мужицки подкалывать, заставляя заливаться задротичным румянцем. И всё же, Уилсон – единственный, кого Байрон бы искренне и без раздумий назвал в работе лучше себя.
-Ты меня как-то спрашивала, почему я готов выпрыгнуть из штанов и бежать по битому стекло, лишь бы отмазаться от новых пациентов. Вот поэтому. Я многому научился за свою жизнь. Терять - так и не научился. Уж тебе то лучше всех известно, моя жёнушка любимая. Ибо, наш дурацкий развод ничуть не стал для меня поводом донимать тебя меньше.
Очередная стопка алкоголя. А ему всё мало. И всегда будет мало. Кадди всегда будет звать его бывшим мужем. Пациенты будут дальше злостно помирать. Нога будет дальше калечить каждый его выходной и уж тем паче отпуск. Он закидывает в себя конфеты, едва ощущая, как по языку приятно разливается коньячный сироп или что там за таблица Менделеева.
А она…гладит по волосам, пусть совсем недолго. Он выдыхает, как на духу.
-Я был настолько паршивым мужем? Да ладно, не пугайся так. Можешь не отвечать - вопрос вполне себе риторический. И мы оба прекрасно знаем ответ на него.
Смотрит на женщину всей своей жизни прямо и немного устало. Он всклокоченный и измотанный, особенно сегодня. Он то и дело в раздрае. И ничуть не грешит против истины – мол, хуже мужа, чем он, днём с огнём не сыскать. Он этим не гордится. Однако, вполне готов честно признать.
-Ты была самой лучшей женой. И для меня - остаёшься. Сразу предвосхищу твои попытки заняться самобичеванием - они не прокатят. Ты лучшая. Точка. Слова засранца Сноусторма и не спорь со мной, когда я с похмелья и готов расплакаться.
И он снова отшучивается со своими неизменными ухмылками законченного циника, коего уже не обратить на светлую сторону. Но…где-то в самой глубине его зрачков едко засели нотки грусти. Он ужасный засранец с насмешкой глазах и печалью, прикрытой зрачками.
-Сдаюсь. Мне нужно сильное обезболивающее. И крепкий алкоголь. Ты же знаешь - и то и другое. Без этого - хоть в петлю. Я чертовски устал и не жалею, что не дал отрезать себе ногу просто из природного упрямства да принципа.

 Отправлено: 10.11.23 23:08. Заголовок: - У меня сейчас не р..

- У меня сейчас не рабочее время, - отрезает она, - будешь говорить о Лукасе, отстраню тебя по причине маразма.

Кадди прекрасно замечает его состояние. Она его не до конца понимает. Наверное, на этом они тоже не сошлись, потому что вроде были такими похожими, но на каком-то уровне совсем разными. Но понять и заметить его состояние Кадди всегда могла. Он о Лукасе говорит из вредности, к которой сама Кадди его подвела. Лукас был ее другом, близким человеком, зачем она тогда играла, мол меж ними что-то есть, чтобы Байрон бесился. Они оба вели себя, словно дети. Иветт и Неваде с ними было сложно, даже за семейными ужинами, именно их дочери вели себя куда более зрело. Пока Кадди и Байрон разве что спагетти друг в друга не швырялись.

Но Кадди резво наливает ему в стакан алкоголь, сегодня не решаясь ворчать. Сегодня ему нужно. И его циничные фразы лишь показывают, как сегодня Байрон уязвим. Чем циничнее, тем уязвимее.

- С чего ты взял, что я просиживала день и ночь в попытке поставить диагноз, - поднимает брови Кадди, - ты совсем с ума сошел от страсти и любви ко мне, что меня так идеализируешь? – она вроде как с серьезным лицом разряжает обстановку шуткой, - я ничего толком не изучила. И ужасно раздражалась, когда пациент донимал меня своими жалобами, что мне быстрее хотелось просто выписать ему обезболивающие. Как тебе такое, Байрон Сноусторм? Мне сейчас пойти повеситься или после тебя?

Она такими погаными вещами может поделиться лишь с Эсси обычно. Сказать ей честно, где-то в ее гостиной или в своей гостиной, когда они пьют вино или чай, как, порой Кадди нервируют пациенты. И пациенты и сестрица, что деньги гребет лопатой со своим картавым муженьком. И как иногда нервируют даже любимые дочки, особенно Невада, какая же она иногда глупая. И как сложно с мамой, что задушить ее хочется. И как слащавых Адель с Мэттом отравить хочется. и что Кадди жизни спасать должна, а ее часто все просто бесит и убивать хочется. Эсси никогда не осуждала, просто слушала и постоянно оправдывала Кадди.
Но еще, этим кошмаром Кадди могла поделиться с Байороном. Они друг друга буквально не выносили, но оба знают, что моменты слабости и боли не используют друг против друга. они постоянно друг другу больно делают. Но не используют запрещенное, поэтому могут доверять. Поэтому Кадди честно говорит, что не является идеальным врачом, и что лажала, как и все. Не для того, чтобы его успокоить, дело не в этом. А для того, чтобы показать ему, что нет никого идеального. И каждый врач в этой больнице лажает. И каждый врач в пафосной больнице, где заправляет ее сестрица и ее картавый супруг, так же лажает, пусть и считается лучшей платной и самой роскошной. Даже идеальные Адель и Савре лажали. И даже Мэтт и Нео просто от невнимательности что-то упускали. Да что уж говорить, но и Уилсон не всегда был идеален. И, если бы она вела статистику зловредную, то все остальные уж точно косячили бы больше Байрона, но она бы не стала ему этим тыкать в нос.
При всем своим цинизме Байрон забавно верил в идеальность тех, кого сам ценил.

- Уилсон прекрасный доктор, - хмыкает, - но не лучший, а, если ты так на комплимент нарваться хочешь, то метод ужасный, ибо это отнюдь не комплимент. Быть лучшим врачом – полное дерьмо. Живи с этим.

Она старательно отшучивается, все так же ему подливая, понимая, что внутри него какой-то жуткий раздрай, поэтому сегодня позволительна и буря алкоголя.
Но Кадди врать не умеет. Уилсон и правда великолепный врач. Но во всей больнице лучший врач это Байрон. При этом он, кстати, худший человек, так что никакой лести. Но с чего лучший врач должен быть отличным человеком, это надо оставить как раз Уилсону. И, стоит отметить, их тандем весьма эффективен.

И ей вдруг как-то даже страшно становится, когда он откровенно говорит, что не научился терять. Лучший врач, что не умеет терять.

- Ты был лучшим мужем, - честно говорит она, - просто ужасно поганым. Сердцем лучшим, разумом – поганым. А ты сам знаешь, что сердце это все полная чушь. Его даже на картинках неправильно рисуют.

Кадди так цинично пытается расплыться в улыбке, но почему-то вся их встреча сейчас и тут кажется ей очень трагичной.

- Никакого самобичевания, - хмыкает, - я знаю, что была лучшей.

Ни черта не знает, просто опять отшучивается. Она просто его понимает, молча доставая сильные обезболивающие и наливая ему в стакан виски. Не до нравоучений. Врачи всех лечат, но кто вылечит врача?

 Отправлено: 11.12.23 00:49. Заголовок: Денёк в больнице, ка..

Денёк в больнице, как уже повелось, выдался суматошным. Форману выпала великая «честь» на сей раз быть кем-то вроде главным задротом по дневным дежурствам – проще выражаясь, наступил его черёд вести приём текущего потока разношёрстных пациентов, каждый из которых отчего-то полагал за благо его поучать, мол, невролог, это что-то там по нервным срывам да и вовсе не переквалифицироваться ему в психологи с такой табличкой. Он уже устал планомерно поскрипывать зубами, так что просто с железобетонной невозмутимой улыбкой, больше смахивающей на раздражённый оскал, счёл за благо не тратить свои же лимитированные время да нервы на бесполезные препирательства. Он машинально, действуя, словно робот слегка вышедший из строя, делал своё дело, привычным размашистом почерком выписывая необходимые рецепты и строго всё сверяя с их аптечным пунктом. Так, как полагается и того требует буква свода правил городской лечебницы. Многие высмеивали Формана за глаза за эту его приверженность к педантичности, но ему было плевать. Благо, начальник – Уилсон – мягко его скрупулёзную дотошность принимал. Принимала ли Реми? Это зависело от её настроение и степени тихого бешенства, кое Форман в ней теми или иными своими заскоками невольно вызывал. Форман принимал свою малышку с её перманентными всплесками ненависти или пофигизма, направленными в его сторону. Она принимала его с его повальной невозмутимостью, которая иногда выглядела весьма неуместно, если не сказать жестоко, будто ему вообще всё равно, что творится и происходит вокруг него. Порой Реми гневно или слегка иронично цедила, мол, упади на его голову горящее дерево, Форман и с проломленной черепушкой машинально продолжит с изощрённым упоением заполнять все положенные отчёты. А так ли это было на самом деле или же он всё же в некоторой степени прикрывался эдакой маской непробиваемого сухаря? Он сам негласно морщился от этой мысли, не желая выглядеть ни сопляжем, ни слабаком. Может, это повелось со смерти матери. Он слишком долго наблюдал за тем, как женщина, что произвела на свет его и брата, теряла свою личность, а он, будто в насмешку, чёртов медик, способный спасти многих людей, ничего не мог сделать для близкого человека. Он поступил подлого, отгородился от проблем. Чаще старался покидать дома, вместо того, чтобы послушно перебирать с матушкой старые фотографии, пусть она и забывала, что накануне уже дважды пересматривала их. Толком не признавая собственных детей. Она умерла, отец спился, братец покатился по наклонной. А Форману показалось проще усиленно предаваться иллюзиям, будто бы у него всё лучше всех и жизнь на этом не остановилась. Может так. А, может, он циничный увалень.
Как бы то ни было, сложный день планомерно худо-бедно катится к финалу. Он в своём кабинете заваривает кофе, плеснув тут немного алкоголя, сам не зная на черта. Форман не из тех, кто станет церемонно отказываться от спиртного, но сочетание с кофейными зёрнами уж слишком на любителя даже для его своеобразного гастрономического вкуса гурмана.
Форман с привычным мрачноватым недовольством угрюмо закатывает глаза. Раздражённо стукнув кулаком по своему ни в чём неповинному рабочему столу – хаотично разметав по нему многострадальные залежи медицинских бумаг. Брат опять прислал ему электронное, в его стиле чрезмерно лаконичное послание, мол, жди, и ничего, что без приглашения. Знает, засранец – приглашения бы не последовало, по крайней мере, по доброй воле Формана. Форман, как обычно, злится. Скрипит зубами и исходит невысказанным раздражением в сторону этой привычки второго, с позволения сказать, Дюкейна, вечно врываться в его жизнь, словно брутальный чёрт из табакерки. Удивительное дело. До чего любит насмешки жизнь. Братья похожи до умиления и до такого же безбожного умиления ко всему на свете относятся различно. Им до боли сложно понять один другого, правда, Форман с яростным упрямством не желает учитывать прискорбный факт, что он сам же установлению сего хрупкого гипотетического понимания ни черта не способствует. Лишь отталкивая брата от себя, будто бы прокажённого, категорично не мирясь даже с самыми невинными его недостатками, не говоря уж о выбранной им очевидно сугубо криминальной дорожке. Форман до ужаса строг ко всем на свете, включая, конечно, себя. Его личным исключением является только его крошка Реми, и этот перечень исчерпывающий. К слову, многие искренне диву даются, как добрый и мягкий начальник доктор Уилсон умудряется держать при себе этого сухаря. Ну а Форману отлично работается у Уилсона под началом. Быть может, эти двое сработались и срослись как врачи на зависть всем.
Не успевает он сгрести малость расшатанные мыслишки в удобоваримую кучу, как на пороге его кабинета возникает Реми. Как, чёрт дери, она умудряется выглядть столь свежо и соблазнительно в этом своём строгом халатике в пол, вечно расстёгнутом, не порочно, но словно в дань её неприязни к скованности движений. Реми любит свободу даже в манере носить одежду, она вся пропитана ею и мягким ароматом коньяка. Она сводит с ума его одним своим лукавым, при том мрачным, взглядом И Форман прекрасно знает, давно без лишних слов, что этот взгляд может означать. Что Реми и подтверждает, когда он, для виду изобразив пару минут бурной деятельности, мол он заканчивает многострадальный отчёт – размашистым шагом заходит в её кабинет. Он мог бы читать заурядные лекции о праведности своему засранцу брату. А за Реми даже её вроде бы понимающих родителей готов порвать. Когда просто видит её грустные глазки и нежелание выбираться из омута своих противоречий. Ему не нужно, чтобы Реми выбиралась. Он будет нуждаться в ней любой, всегда. Но он нутром ощущает, что ей зачастую самой плохо и больно от того, как наркотики заставляют её сознание следовать за их нашёптываниями будто в самых барабанных перепонках. Он не желает, чтобы его крошка страдала.
-Ты же знаешь, как меня заводит твой приказной тон. Хм…это и есть твой коварный план, Реми? Так вот – он сработал.
Хмыкает, церемонно и в своём стиле немного сердито сложив на груди свои медвежьи руки. Но, вероятно, выбирает странный способ это показать. Молчаливо подливая ей алкоголь, который нельзя мешать с наркотиками. А он не самый вменяемый врач, когда дело касается его к ней чувств. И он, кроме шуток, будет её реанимировать и откачивать, пока сам не сдохнет, но с того света достанет и вернёт. При этом, вариант строго хотя бы пытаться отслеживать её порывы снова поддаться соблазну видится ему странным абьюзом. Он не пуглив и ничуть не опасается вызвать гнев Реми на свою бедовую голову, братец имеет обыкновение цинично хмыкать, мол, у Формала даже черепушка из стали, не говоря уже о железяке где-то там в груди на месте сердце. Только это неправда. Если его сердце и умеет болеть, то особенно – за его Реми. Что непременно бы взвилась и отчеканила, что она – своя собственная.
-А вот над предвидением тебе ещё придётся поработать. Благо, я не собирался упоминать о твоей подружке. Почту за честь удерживать твои волосы, пока ты будешь выплёвывать содержимое желудка. А я как галантный джентльмен на руках отнесу тебя к унитазу.
У него своеобразное чувство юмора хотя бы по той причине, что он ни черта не умеет шутить. Как и разряжать обстановку. Пресловутые голубки справились бы с оной задачей, сверкая лучезарными улыбками, очевидно, от одного дантиста, куда лучше. Форман – не Нео, что выглядит заправской лучшей подружкой. Коли его затащить на шопинг, он неустанно примется закатывать глаза да бросать нервные тяжёлые взгляды в сторону часов.
Сейчас же он присаживается на край стола подле Реми, мягко подцепив её за подбородок. Не властно, но с вкрадчивой нежностью и вдумчивостью. Словно желая по одним её зрачкам что-то понять и проанализировать в своей башке, сродни калькулятору.

 Отправлено: 11.12.23 03:29. Заголовок: - Приказной тон? – х..

- Приказной тон? – хмыкает цинично Реми, - он у меня всегда такой. Не приказной, а тон отчаявшейся.

Реми просто сейчас на взводе, поэтому и говорит странные вещи. Она даже сглатывает медленно. Горло пересыхает, как будто бы какой-то сраный ком. Хочется или много глотать или вообще не глотать. Когда отказываешься от наркотиков, то есть момент и принятия и эйфории. Есть и ломка. Но у Реми она уже приходит так относительно спокойно. Просто Реми вдруг понимает, что сегодня будет полная задница, потому что она перестанет быть хорошей дочерью, подругой, бывшей, а вновь станет сплошным разочарованием. Работает, как хороший врач. Даже ведет себя адекватно с коллегами. Но внутри все начинает клокотать, и Реми понимает, что в заднице снова. Трясется и мечтает о том, чтобы сознание вновь стало туманным. Чтобы вновь Реми просто отдалась безумию, помешательству.

Такая она и есть. Форман подливает ей алкоголь, а ей хочется напиться так сильно, чтобы вообще отшибло память к черту. Она на завтра взяла себе выходной. Можно сказать, что исправилась, ибо раньше о завтрашнем дне не думала никогда. А сейчас… исправилась в своем стиле. На всякий случай, если все же позвонит дилеру, и обдолбается до смерти. Смерть, кстати, весьма уважительная причина не прийти на работу. Ей не хочется, чтобы Кэми переживала. Плакать блондинка точно будет. Но у Реми давно лежит рядом с кроватью письмо посмертное, где она просит не переживать родителей, не винить себя ни в чем, пишет, что любит, пусть друг друга они толком не понимали. И так же обращается и к Форману, только в посмертном письме Реми пишет, что он был лучшим мужчиной в ее жизни. Реми катастрофа. Только в таком письме она может быть честной, ибо в их реальных отношениях Реми колючая и одинокая сука. И ей кажется, что Форман о ее привязанности должен узнать лишь из ее посмертного письма, и там она чувства описала ярко. Целый абзац письма, конечно, для Кэми. Где Реми даже подбирает возможных подруг для своей девочки из больницы на замену Реми. И где пишет, что Кэми стала ее отдыхом и самой сильной привязанностью. Кэми вдохнула жизнь в Реми. Кэми показала, что, есть те, кто не осуждает. Невероятная.
Как-то Реми звали на вечеринку на новый год в больнице, уж слащавые Адель и Савре в тупых платьях там первыми были, как и их геюги. А Кэми заболела и осталась дома. Реми себя решила, что встретить новый год в двенадцать дома одной, но с перепиской с Кэми, было куда лучше тупой вечеринки. Да Реми просто без подруги не пошла.
И в ее письме написано, что Кэми она будет оберегать и с небес.
У нее всегда припасено гребаное письмо. Потому что Реми никогда не знает, когда придет тот самый момент. Вроде как она не самоубийца. Не думает об этом постоянно. Но, если вдруг что. То написала письмо заранее. Реми себя толком не знает. но письмо быть должно, потому что она от себя вполне ожидает и того, что внезапно порежет гребаные вены. И не успеет. Поэтому пусть письмо будет. На всякий случай.

- Не надо удерживать мои волосы, я не девственница на выпускном, - внимательно смотрит ему в глаза, - я не напиваюсь, как выпускница, Форман, тебе ли не знать, я пью как в последний раз, еще немного и сдохну. От тебя требуется доставить меня домой, налить мне обезболивающее и молиться. Молиться, чтобы я не сдохла.

Реми относится к Форману особенно. Ее не слишком любят в больнице, мол эта колючка только с Кэми мягкая булочка. Так и есть. Она Адель недавно назвала тупой селедкой, Адель аж вся тупыми глазами задрожала, а Реми сказала, чтобы та захлопнулась. Но Форман все же для нее особенный. Она с ним не сама нежность. Никогда. Больше никогда. Но почему-то постоянно к нему идет. Всегда будет идти. В больнице Реми и Кэми мало кто любит. Ибо они не Адель и Савре, от которых диабет начинается к дьяволу. Кэми и Реми - слишком стервозные, да себе на уме. Реми и Кэми – не ласковые кошечки.

Он подцепляет ее подбородок, заглядывает в глаза, и Реми сначала залипает на его глаза цвета виски, зависает на пару секунд, а потом со своими триггерами, психует, отпихивая от его себя.

- Что ты там, твою мать, увидеть хочешь? – шипит, - я ничего не употребляла, но обещаю тебе, что напьюсь так, что лучше бы кокаин гребаный нюхала.

У Реми, как у больного человека, куча триггеров. Но она такая рассеянная, такая готова поверить Форману.

- Домой хочу, - честно говорит вдруг Реми, - сейчас хочу напиться с тобой, а потом довези меня до дома, уложи… ты же не выкинул ключи? – Реми дала ему ключи от своей квартиры, - пей со мной, - цедит, - тебе же нравится мой приказной тон.