Отправлено: 23.12.09 05:56. Заголовок: Городская больница [4]

 Отправлено: 22.05.10 20:55. Заголовок: Дионис весь состоит ..

Дионис весь состоит из пафоса и из снобизма, поэтому даже когда он просыпается утром и чувствует, что у него сильно болит голова. Смотрит на свою подушку, а на ней пятна крови. значит ночью у него кровь носом шла. Он идет в ванную, смотрит на свое бледное лицо, умывается, потом быстро принимает душ. Кашляет, закашливается буквально. Касается своего носа, снова идет кровь. Не сильно. Не течет ручьем, может так было бы и лучше. а как будто постоянно напоминает ему о том, что он болен, болен серьезно и болен неизлечимо. Поэтому у него с собой постоянно белоснежный платок. Поэтому, когда он едет за рулем, он в последнее время слишком часто стал доставать этот белоснежный платок, который вынужден был прикладывать к постоянно кровоточащему носу. И его это волновало гораздо больше, чем головные боли и температура. Боль во всем теле. К этому всему он уже привык и даже почти научился не обращать на это внимание. То есть он уже забыл как это было когда у тебя постоянно нормальная температура тела. И когда у тебя совсем не болит голова. К этому он уже привык. Привык к тому, что утомляется слишком быстро, чтобы сделать хоть что-то полезное. Поэтому теперь ведет слишком праздный образ жизни. Что, конечно же, не одобрил бы ни Далглиш, ни Хоул. поэтому он почти ни с кем не общается. Он привык к тому, что уже ни на чем не может сосредоточиться, что постоянно забывает даже то, о чем он говорил буквально недавно. Привык к синякам под глазами, привык к тому, что, если у него на коже появляется даже самая маленькая рана, то он не может долго остановить кровь, а потом эти раны еще и так долго заживают. Привык к тому, что у него на теле постоянно появляются все новые и новые синяки. Он не ударяется, он уже даже почти не касается никаких жестких предметов. Но синяки все равно появляются. И это все не так сильно его беспокоит. Его беспокоят кровотечения из носа. Вчера он обедал со своими родителями и у него пошла кровь из носа. Это было уже третий раз за неделю. Поэтому его отец всерьез обеспокоился о том, что Дионису нужно провериться у врача, на что Дионис отмахнулся что ему просто нужно пить как можно больше витаминов. и вот сегодня утром он просыпается, меряет температуру, которая снова поднялась очень высоко. И с пафосом думает о том, что, наверное, ему совсем не долго уже осталось. Потому что он все бледнее и бледнее. синяков все больше и больше. И кровь идет все чаще и чаще. Дионис проводит рукой по своим волосам. одевается, его подташнивает. Сначала он сидит за ноутбуком, пытается что-то написать. Пытается что-то написать, но у него с концентрацией совсем сегодня неважно. Дионис достает сигарету. Ему ведь нельзя курить, врачи твердят об этом постоянно. А Дионис отвечает, что, если бы ему сказали, что в тот момент, когда он бросит курить, он перестанет болеть, то он бы бросил. А так смысла нет. ограничивать себя, зная, что это продлит твою жизнь максимум на месяц. Дионис кашляет. Голова просто разрывается. Он принимает решение, что ему нужно попасть в больницу. Прямо сейчас. потому что не хватало ему, чтобы его родители видели его в таком виде. И вызвали врача, который бы сказал им всю правду. он выходит, целует свою мать в щеку, которая лениво перелистывает какой-то женский журнал. Говорит, что ему нужно срочно на встречу. он научился делать совершенно невозмутимое лицо, даже когда ему так плохо, что впору согнуться и лежать где-то на полу, желательно холодном. Но он такой человек, который лучше умрет, чем будет корчиться от боли. Он прекрасно научился делать хорошее лицо при плохой игре. Он выходит на улицу быстрым шагом. Садится в машину, включает тихую музыку. У него как у истинного сноба играет классическая музыка в машине и он как истинный сноб старается курить в своей машине не так часто. чтобы не слишком сильно впитался запах никотина. Дионис пытается найти очки в машине. Смотрит в бардачке, смотрит везде, где только можно. Потирает виски и смотрит в зеркало. И в этот момент вспоминает, что сегодня он в линзах. Определенно ему сегодня хуже, чем обычно. Память совсем ни к черту.
Дионис подъезжает к больнице. Паркуется, выходит. Направляется прямо ко входу. Он только заходит, как чувствует, что у него слишком кружится голова. Останавливается прямо около автомата с кофе. Дионис настолько привык к тому, что он сноб, что он всегда безупречен. Поэтому он как будто бы стесняется показывать, что ему плохо. Дио поворачивается к автомату, чтобы сделать вид, что он очень сосредоточенно выбирает себе какой-то дешевый капуччино. Дионис цепляется пальцами за этот автомат и костяшки его бледных и тонких пальцев еще больше бледнеют. Как будто бы узлы на пальцах вот-вот просто вылетят. У него мертвенно бледный цвет лица. Он отпускает автомат и на сей раз пытается зацепиться за стену. Проводит пальцем по носу и понимает, что у него идет кровь. Достает из кармана платок, белоснежный платок, прикладывает его к ному и тот тут же становится багрово красным. Он только надеется на то, что ему станет лучше прежде чем какой-то врач закричит, что ему плохо. И привлечет слишком много внимания.

 Отправлено: 23.05.10 16:59. Заголовок: - Ну вот, мистер Уай..

- Ну вот, мистер Уайт. Стало гораздо лучше, не правда ли?
Сьюзи улыбается, поправляет подушку и натягивает одеяло чуть повыше, чтобы мистеру Уайту, одному из пациентов этой больницы, было немного удобнее. Сью прибирается на тумбочке у его кровати, складывает книги в аккуратную стопочку, ставит на стол стаканчик с таблетками и небольшую чашечку с водой. Мистер Уайт следит за её движениями, и Сьюзи старается всё время улыбаться ему. Она слышит, как он дышит, как даже вдохи и выдохи даются ему с трудом. Сью хотелось бы узнать этого человека таким, каким он был до болезни, потому что сейчас он настолько слаб, что даже не может ни с кем поговорить. Но Сью всё равно всегда улыбается, когда приходит к нему, и во время обходов всегда задерживается рядом с ним чуть-чуть подольше, рассказывая ему что-нибудь хорошее, что-нибудь смешное. Иногда он улыбается ей в ответ, и для Сьюзан это лучший подарок из всех, которые только могут существовать. Ей и в самом деле нравится находиться в этой больнице – может, потому, что внутри Сью всегда есть вера в лучшее, в то, что даже у самого безнадежного пациента есть шанс на выздоровление, и ей так хочется лечить их, помогать им, поднимать их заново после тяжелых заболеваний или трудных операций. Больные, наверное, чувствуют, как горит внутри неё этот свет надежды и веры, поэтому очень любят её и всегда охотно болтают с ней, угощают чем-нибудь, вроде конфет или печенья, которые им передают родственники. Но всё же бывают некоторые ночи, когда Сьюзан больше всего хочется одного – убежать отсюда куда-нибудь подальше.
Сьюзан выходит из палаты, устало потирая переносицу, а затем бросает взгляд на маленькие часики у себя на руке. Вечер только-только начался, а значит, у неё впереди еще целая ночь работы. И, как назло, именно сейчас её начало ужасно клонить в сон, поэтому она решила воспользоваться тем, что никого из начальства рядом не было, и можно устроить себе небольшой перерыв: дойти до автомата с кофе и уделить пять минут времени себе. Она проходит мимо палат, где лежат пациенты, и думает, что сегодня у неё будет тяжелая ночь – сегодня был неожиданный приток больных, а врачей катастрофически не хватало: кто-то улетел на очередную важную конференцию, кто-то попросту пропускал дежурство по своим причинам, объективным и не очень. Поэтому сегодня все валилось на сестер и на тех, кто проходил интернатуру. Обычно в ночь дежурства можно было успеть выкроить час или два, чтобы поспать в сестринской, но сегодня на это даже рассчитывать не стоило – и чтобы не засыпать на ходу, Сьюзи хотелось сейчас выпить чашку кофе: плохого, но горячего и бодрящего, а большего ей и не надо было.
Автоматов с кофе в больнице было, почему-то, всего два – один на самом последнее этаже больницы, а второй у самого входа, где всегда стояла толпа людей. Сьюзан, пробираясь к автомату с кофе, не сразу замечает молодого человека, прислонившегося к стене – она настолько устала, что не может думать ни о чем, кроме бесконечных медкарт и пациентов. Поэтому только когда она подходит почти вплотную к автомату, то ей в глаза бросается окровавленных платок в руках у...
- О Господи, - невольно вырывается у Сьюзан, когда она видит, кто стоит перед ней. Она тут же бросается к Дионису, хоть и не знает, что делать. От волнения она не может выговорить ни слова. И её сердце стучит так быстро. Так ужасно быстро. «Что делать? Господи, что же мне делать?» - лихорадочно думает Сьюзи. И сердце. Стучит. Тук-тук.
Несколько секунд спустя, вдохнув в легкие достаточно воздуха и успокоив себя, Сьюзан пытается позвать врача или старшую медсестру – все оказываются заняты больными, толпящимися в приемном отделении.
- Давайте-ка отведем вас в палату, - говорит Сьюзан, стараясь как можно удобнее подхватить его. Она очень худая и маленькая, ей тяжело, но она всё равно улыбается. Руки Диониса холоднее льда, и он такой бледный, невозможно бледный, что у Сьюзан внутри всё переворачивается от сочувствия и грусти за него и за то, что ему наверняка больно. Сьюзан, сохраняя улыбку на лице, ведет его по коридорам, время от времени повторяя, - Аккуратнее, старайтесь держать голову прямо. Вот так, да.
Она не говорит о привычных для нее глупостях, потому что внезапно становится невероятно серьезной – только вот её светлая широкая улыбка и добрые, лучащиеся светом глаза так не подходят к образу строгой серьезной девушки. Сью хочет спросить у Диониса, что случилось, но замолкает, потому что это не её дело и она случайно оказалась рядом с ним. Случайно. Сьюзи с Дионисом заходят в палату, и она как можно аккуратнее доводит его до кровати. От волнения у неё снова трясутся руки, и перехватывает дыхание – стоит только взглянуть на его идеальное красивое лицо. Когда она еще увидит его так близко от себя? Когда только еще сможет прикоснуться к нему, хотя бы на пару секунд? Она быстро осматривает его – кровотечение, кажется, остановилось, но зато поднялась температура. Сьюзи оглядывается, но в коридоре нет ни одного свободного врача, даже все старшие медсестры заняты, а без их согласия она ничего не может дать, ни одной таблетки. Она вздыхает и решает, что нужно принести хотя бы стакан воды и градусник, чтобы померить, насколько высокая температура.
- Подождите немного, - произносит Сьюзи извиняющимся тоном, - я принесу вам воды и попробую найти кого-нибудь, кто смог бы вам помочь.
Она выскакивает в коридор и останавливает кого-то из врачей, но все только проносятся мимо неё с раздраженным: «занят». Сьюзан растерянно оглядывается по сторонам, но все заняты своими делами, так что, все, что ей остается – это взять градусник и налить в стакан воды. Сьюзан остается пройти пару шагов до палаты, как она внезапно поднимает глаза и через сквозь прозрачную стеклянную дверь видит Диониса, как в первый раз. И он кажется ей таким... одиноким. Сью останавливается и смотрит на него, а внутри у неё все сжимается от этого ощущения, как будто... Как будто, несмотря на всех его знакомых, с которыми она постоянно видит его в этих дорогих красивых ресторанах, он всё равно один.
В палату она входит, сияя улыбкой, как будто может хоть немного этим его подбодрить. Дает ему стакан с водой и присаживается рядом, потому что это всё, что сейчас в её силах. Она снова растягивает губы в извиняющейся улыбке за то, что все врачи заняты. На светлое покрывало она кладет градусник, чтобы потом измерить температуру. По коридору снуют врачи, не обращающие на них никакого внимания, и Сьюзан знает, что еще нескоро кто-то из них освободится.
- Извините, но я никого не смогла найти. - Она смотрит на него, а потом зачем-то добавляет, - Меня зовут Сьюзан.
Замолкает и, взглянув на него, улыбается. А сердце у неё стучит по-прежнему так быстро. Так невозможно быстро.

 Отправлено: 24.05.10 01:06. Заголовок: Он думает о том, что..

Он думает о том, что, наверное, так и придет его конец. Только вот об одном он жалеет. О том, что он так и не сказал своим родителям, что он болен. Он почему-то думал, что ему отмерено чуть больше времени. видно он ошибся. Ему казалось, что он уже был готов к тому, чтобы принять смерть, но сейчас оказалось, что совсем он не готов. Ему бы только добраться до телефона и рассказать обо всем родителям, чтобы им не пришлось делать удивленные лица. Просто позвонить и сказать, что у него рак. Потом положить трубку. А потом им позвонят и скажут, что он умер от лейкемии. И тогда им хотя бы не придется краснеть за то, что они не знали про болезнь своего собственного сына. Он сейчас только немного вот тут постоит, отдышится. Посмотрит, чтобы кровь немного меньше шла и голова не так сильно болела. И тогда сразу же позвонит. Но голова болит все больше и больше, Дионис с силой зажмуривает глаза, чтобы комната перестала кружиться. И слышит голос. заставляет себя повернуться буквально усилием воли, потому что не может себе сейчас позволить быть слишком слабым. Он ведь сноб. И даже с этой мертвенной бледностью он поворачивается, смотрит на девушку, прикладывает к носу платок, так словно не льется у него кровь из носа ручьем. Выпрямляет спину.
- Сильно сомневаюсь, что Бог выглядит именно так.
выпад на ее «о, Господи». Его огорчает что кто-то стал все же свидетелем его слабости. Она не была его лечащим врачом, а он все равно послушно за ней следует. Потому что он, конечно, эгоистичен и порой даже бывает несколько ребячливым. Не в том плане, что он какой-то хулиганистый. А в том лишь плане, что он бывает ведет себя как ребенок. Как такой маленький и капризный ребенок. Избалованный. Вот и сейчас он мог бы упереться, сказать, что никуда с ней не отправится, хотя бы потому что на вид ей лет пятнадцать и она выглядит совсем девчонкой. И доверия к ней как ко врачу у него нет никакого. Но он все равно за ней следует. Хотя бы потому что боль сейчас сильнее его снобизма.
- Я знаю, черт возьми, что нужно держать голову прямо. И не надо никого звать. Или же Вы не справитесь сами? Я думал это приличная больница. Видимо, ошибся.
Даже в таком виде, болезненном он все равно ведет себя высокомерно. Прикрывая свое хамство под тем, что тон у него вроде как вежливый. Правда сейчас немного хриплый, но все равно вежливый. Он не осматривает эту девочку с ног до головы, он скорее обращается с ней так, словно ее вообще нет. Дионис очень красивый молодой человек. не то, чтобы он притягательный или мужественный или просто нравится девушкам. Нет. Дионис на самом деле обладает внешностью прекрасного принца, с правильными чертами лица, высокомерным взглядом холодных глаз и вышколенными манерами. Не мужчина мечты, когда ты узнаешь его ближе. Но определенно из-за внешности он относится к разряду тех, кого хотелось бы узнать поближе. Хотя бы чтобы понять на самом деле он такой прекрасный принц или же это просто прекрасная оболочка. Когда он проходит, на него оборачиваются. И тем более сейчас, на него смотрят заинтересованно, когда он так сильно прижимает когда-то бывший белоснежным платок к своему носу. Он заходит в палату, ложится. Дает себя осмотреть, во многом по той причине, что ему просто не хочется пререкаться, у него просто нет сил. Он не бросает куда-то на пол платок в крови, как мог бы сделать капризный ребенок. Он аккуратно кладет его на столик, который стоит рядом. Смотрит на эту девчушку.
- Да, пожалуйста. Найдите кого-то, кто действительно может мне помочь. моего лечащего врача зовут… впрочем найдите хотя бы кого-нибудь.
Ему противно от своей беспомощности. Потому что сейчас он понимает, что не может вспомнить имя своего лечащего врача. Когда девушка скрывается за дверью, Дионис пытается в карманах найти свой мобильный телефон, чтобы все же позвонить своим родителям. но мобильного телефона нигде нет. Дионис бьет кулаком по мягкой постели. За то, что такой беспомощный, за то, что так сильно ломит все тело и за то, что ему придется просить. потому что вместе с забытым телефоном, там же в машине лежат его обезболивающие. Которые он сейчас пьет уже как витамины. И без которых он уже просто не может. Они остались там в машине и поэтому ему нужно сцепить зубы. Дионис касается своего лба. Холодная испарина. Дверь открывается, снова заходит эта девочка с милой улыбкой и добрыми глазами. Ему даже смутно кажется, что он уже где-то ее видел. но это, конечно, возможно. он ведь часто бывает тут в больнице. Она худенькая. Светлая, с широко распахнутыми глазами. Он бы ее не запомнил. Черт возьми, он бы не запомнил ее. у него плохая память. Он поднимает на нее глаза.
- Мы ведь с Вами не знакомы?
И смотрит на нее так пристально своими красивыми глазами. Красивыми, немного впалыми глазами. Как будто бы заглядывает ей в душу. А потом делает глоток воды, которую она принесла и зажмуривает глаза.
- Что Вы сидите? Вколите мне что-нибудь. Принесите мне таблетки. Сделайте что-нибудь. Спасите меня. иначе зачем Вы здесь?
и у него такой измученный вид. Его слова могут звучать так двояко. С одной стороны как будто бы он снова обращается с ней как-то высокомерно. А с другой словно он только в ней и видит свое спасение.

 Отправлено: 24.05.10 18:29. Заголовок: - Нет, не знакомы, -..

- Нет, не знакомы, - Сьюзан слишком быстро отворачивается, чтобы он не успел заметить, как её бледные щеки в момент стали розовыми. Он не должен её вспомнить, он не может её вспомнить, она же всего лишь маленькая девочка, всегда стоящая в тени. И никогда он не должен узнать о том, как она следит за ним, ловит каждое его движение, смотрит на него глазами слепо влюбленного человека. Это то, о чем он никогда не узнает. Ведь, когда придет врач, Дионис тут же забудет про неё. Сьюзан просто растворится, как будто её никогда и не было в его жизни. Маленькая незаметная девочка. И потом он уйдет, а она останется, как всегда остается, чтобы снова стоять в тени и снова издали смотреть на него и молчать, и только слушать, как сердце сходит с ума. Потому что она из тех людей, которые всегда остаются, - да вот только оставаться порой в тысячу, миллионы раз больнее и страшнее, чем уезжать, уходить самому. Но она все равно останется, а он все равно уйдет, тут же забыв про неё. И всё будет идти так, как и должно было идти, если бы не эта случайная встреча. А случайная ли?
Сьюзан нервно смотрит на Диониса, кусая губы. Он такой бледный, такой измученный, что она и сама не может просто так стоять и смотреть. В этом ожидании, пока кто-нибудь придет, можно лишиться разума. И поэтому она кивает головой, словно соглашаясь с чем-то.
- Хорошо, - говорит Сьюзан, - хорошо, я что-нибудь придумаю.
Когда она выходит из палаты, то на мгновение оглядывается назад. Однажды Дионис появился в жизни Сьюзан, осветив эту жизнь, сделав её осмысленной, он открыл ей сам смысл того, чтобы жить. Чтобы улыбаться, просыпаться по утрам, читать книжки, сидеть на теплом асфальте летом, обнимать кота, приходить каждый день в больницу, делать всё то, что Сьюзан так любит. Чтобы дышать, радоваться всем этим мелким вещам, вроде хорошей погоды, неба, шума моря. Каким странным и нереальным казалось сейчас то, что она так близко к человеку, который когда-то, сам того не зная, спас её. А сейчас она может спасти его.
Сьюзан нельзя ничего давать Дионису, никаких таблеток, пока она не посмотрит его медицинскую карту и не узнает, нет ли у него врожденных болезней или аллергии. Её длинные пальчики быстро находят нужную медкарту – Слава Богу, что у него такое редкое имя, и карта, на которой было написано Дионис Кроули, нашлась сразу же. Сьюзан пробегает глазами по карте и начинает читать.

Пятнадцать минут спустя, Сьюзи швыряет карту на стойку, и сама опирается на поверхность руками, думая, что сейчас упадет. Как же она не заметила сразу: кровотечения, высокая температура, боль по всему телу? Как сразу не догадалась найти его карту? Она тяжело сглатывает, после чего механическим жестом ставит папку на место.
Если слова, которые могут ранить хуже ножа. Есть слова, которые оставляют огромную черную дыру где-то в районе твоих легких, и эту дыру нельзя уже ничем заткнуть. А есть такие, которые просто делают тебя такой пустой-пустой. И такой слабой. Хронический миелоидный лейкоз. Слова, которые не звучат как приговор только потому, что они и есть приговор. Сьюзан хочется расплакаться. Как же это несправедливо, - думает она, - как же это всё несправедливо! И что она может сделать теперь? Ничего, она просто не имеет права, она просто не может, не может...
«Спасите меня».

- Меня точно уволят, - бормочет себе под нос Сьюзи, открывая ящик с ампулами, но никакого страха перед выговором от главного врача или старшей медсестры у неё нет. О каком страхе может идти речь, когда он там, в этой палате, сидит, мучаясь невыносимой болью? Разве может она оставить ей там, дожидаться пока кто-нибудь придет? Разве может она... Не может, конечно, нет. Слишком много было в её сердце влюбленности в этого странного, такого далекого для неё человека, слишком сильно хотела она помочь ему, хоть немного облегчить боль, скопившуюся в нём. Всё внутри у неё снова сжалось от внезапно нахлынувшей печали. Она упрямо сжала губы, доставая из ящичка шприц. Когда-то давно, после смерти матери, она поклялась, что раз она не смогла спасти её, то будет спасать других. Она ведь сможет, было что-то такое в ней, может, вера в чудеса или в свет, что помогало больным вставать на ноги, что заставляло их чувствовать себя лучше. А значит, и ему она поможет, потому что по-другому просто не могло быть. Она смахнула со лба светлые прядки волос и стала вдруг такой маленькой и беззащитной на вид. Хватит ли сил у неё? Она ведь всего лишь медсестра, зачем она так рискует, зачем с такой решимостью достает все эти ампулы и шприцы? Сможет ли она? Но даже если не сможет, Сьюзи всё равно бы сделала. Потому что она влюблена, а любовь делает человека слепым. Заставляет делать самые невозможные и безумные вещи. Любовь придает решимости. Именно поэтому, когда Сьюзи входит в палату, в её глазах светится какая-то невероятная сила и такая же невероятная нежность.
Молчание такое томительное, холодное и страшное, что Сьюзи решает как можно быстрее приступить к делу. Она тщательно моет руки в небольшой раковине в углу палаты, подставляет ладошки под струи горячей воды и делает глубокие вдохи и выдохи. Она волнуется. Она не может не волноваться. Страх сделать что-то неправильно сидит у неё под ключицами и раздирает всю её изнутри. В палате было отчего-то холодно, а может, ей только так казалось, но руки у Сьюзи дрожали мелкой дрожью. Она выключает воду и вдыхает воздух в легкие. Выдох. Нельзя ей больше бояться, она делает такие уколы каждый день во время обходов. Но почему-то именно сейчас её сковал этот жуткий-жуткий страх. Вдруг, лекарство не поможет? Вдруг, это будет всё зря, и Диониса продолжит терзать ужасная боль? Сьюзи бросает быстрый взгляд в зеркало. Выдох.
По этой девушке не скажешь, что всего несколько секунд назад она дрожала от какого-то необъяснимого волнения. Её пальцы привычным жестами исполняют все эти привычные для неё действия: разломать ампулу, набрать лекарство, выпустить пузырьки воздуха из шприца – это всё то, что она делает десятки раз на дню. Сьюзи аккуратно закатывает рукав рубашки Диониса, быстро протирает место укола ватой, смоченной спиртом, и резким движением втыкает иглу в кожу. Медленно вводит лекарство, после чего осторожно извлекает иглу и прижимает к коже вату. И только после этого на неё вновь накатывает волна необъяснимого страха, но Сьюзи храбро улыбается. Она забирает использованный шприц и прочие принадлежности, чтобы потом выбросить всё это в ведро.
- Сейчас станет лучше, - тихо говорит Сьюзан. Она всё улыбается, и по ней сразу видно, что эта улыбка идет изнутри. Ей кажется, что она сейчас задохнется от нежности, и какой-то тоски. Ей всегда было так больно, когда она видела пациентов, которых нельзя было излечить, а сейчас ей начало казаться, что её сердце просто разорвется от сочувствия и от грусти. Сьюзи украдкой глядит на Диониса. Грустный-грустный мальчик. Такой красивый и такой ужасно грустный. Она не знает, почему, но сейчас он уже не кажется ей принцем из прекрасной сказки. Не кажется ей далеким-далеким. Вот он сидит, рядом, такой бледный, измученный этой страшной болью, но всё равно такой красивый, и Сьюзи чуть ли не плачет, так ей печально за него. Ей кажется, что сейчас, когда они так близко, она сможет увидеть что-то очень важное в его глазах, что никто никогда не видел до сих пор. Но Сьюзан отводит взгляд.
Тишина снова давит им на плечи, так что Сьюзан пытается найти какой-нибудь повод, чтобы заговорить. Обычно она рассказывает больным какие-нибудь смешные, немножко глупые истории, но сегодня явно был не обычный день. Сьюзи смотрит в окно.
- Дождь закончился. - Улыбается она, - Хотя, знаете, я люблю дождь. Вы когда-нибудь выходили на улицу во время грозы? Я так часто делаю. Мне нравится, как пахнет свежестью сразу после сильной-сильной грозы. Или вот, знаете...
Сьюзан не совсем понимает, о чем она болтает, просто говорит и говорит, не различая слов. Ей хочется только заполнить эту невыносимую тишину, потому что в молчании сразу становилось как-то тягостно и гнетуще внутри. Поэтому она болтает о чем-то, становясь всё более похожей на себя настоящую, на ту девочку, которая всегда говорит странные вещи невпопад. Она украдкой поглядывает на Диониса, улыбаясь, но внутри у неё все равно очень много грусти, как и у него. Или нет, это не грусть. Это потерянность.
Чтобы он не выглядел таким потерянным, Сьюзи почему-то очень хочется обнять его или взять за руку, просто чтобы как-то поддержать. Но она не может ничего сделать, кроме как говорить, говорить, говорить, хотя все это всего лишь какие-то слова, совершенно неважные. Их всех можно было бы заменить другими. Сьюзан говорит про дожди и грозы, про ветра, сбивающие с ног, а думает, что хотела бы сказать совсем другое. Например: не бойся. Не бойся, тебе станет лучше. Всё будет в порядке, это всё ничего, всё наладится как-нибудь. Я же тут, слышишь? Я помогу, я всё сделаю. Я тут. Я с тобой.

 Отправлено: 25.05.10 01:46. Заголовок: - Показалось. Равнод..

- Показалось.
Равнодушно констатирует Дионис. Он и сам не знает почему ее лицо показалось ему знакомым. Не то, чтобы ее лицо было каким-то обычным, какие ты видишь каждый день. Не то, чтобы она показалась ему очень необычной и поэтому он ее запомнил. Он вообще очень внимательный человек, но нельзя сказать, что он обращает внимание на людей, что она запоминает их лица. Дио привлекательный внешне, он очень привлекательный внешне и поэтому очень многие пытались сделать все возможное, чтобы Дионис их запомнил. Волосы, губы, глаза. а он просто игнорировал эти желания. Потому что как бы смешно это ни звучало, но Дионис был слишком верным, чтобы забыть Миру. И слишком снобом, чтобы спать с кем-то на одну ночь. И с момента расставания его с Мирой, а потом и с момента ее пропажи, было просто загадкой относительно того, а были ли у него вообще отношения? Он сам себе говорил, что навсегда обвенчался с больницей. Поэтому пусть его отношения, его стрессы остаются при нем и будут лично его секретом. Он совершенно измучен, очень бледен. Он не думает о том, что эта девушка не может помочь ему, возможно. Не потому что она этого не хочет, а потому что, быть может, она просто не может. У него в висках пульсирует одна лишь мысль. Ему нужно как-то облегчить эту боль. И она должна ему помочь. она, кажется, теряется от этой его просьбы спасти его. Она нерешительна, а он смотрит прямо на нее, своими янтарными сегодня глазами. Не щурится словно близорукий. И смотрит на нее не с мольбой. Дионис очень гордый. Он просто смотрит на нее внимательно и выжидающе. Она уходит, а он сжимает свои кулаки, что костяшки становятся еще более бледными. Как будто бы и вовсе бескровными. Просто ждет, ему ведь важно, чтобы его спасла эта девушка с таким почему-то знакомым лицом. С таким странно знакомым лицом и доброй, знакомой улыбкой.
Ему кажется, что прошла целая вечность, прежде чем она, наконец, появляется в палате. Сейчас она – его единственная надежда. Он зажмуривает глаза, она сейчас как свет, если она его не спасет, то кто же? он молчаливо наблюдает за ней. ему становится холодно и он словно ребенок думает, что раз холодно, значит это и есть конец. Не думает о том, что часто бывает так, что в палатах вообще прохладно. Он просто очень часто бывает в этом больнице, но не был в палатах. Ему кажется, что она слишком долго. Слишком долго моет руки, слишком долго делает что-то с этими ампулами.
- Пожалуйста. Чуть быстрее.
сцепив зубы буквально стонет он. и в этих его словах столько боли, что любой бы понял, что он не притворяется. Он всегда сдерживается, он вообще старается не показывать свою боль. Но сейчас уже нет больше мочи терпеть. Он снова пытается зажмурить глаза, когда спасительная вата со спиртом, наконец, касается его кожи, а значит что скоро ему действительно будет легче. Игла в кожу, он не боится уколов. И вдыхает воздух и верит ее словам, что сейчас будет легче. Хотя ее голос доносится до него как будто бы откуда-то издалека. Но он кивает, по крайней мере ему кажется, что он кивнул. И закрывает на какое-то время глаза. укол действует не сразу. А он безмолвно ждет действия. А она говорит, говорит и он просто слушает ее. потому что тон ее голоса как-то успокаивает. Он не знает, что так подействовало укол или же ее голос, но ему правда становится чуть легче. Испарины на лбу больше нет. и теперь он может дышать глубже и все тело не пронзает эта ужасная боль. Он открывает глаза. как-то совсем нехотя.
- Я даже не заметил, что дождь шел.
Задумчиво говорит он, слышит, что голос у него какой-то слишком хриплый. Кашляет, чтобы прочистить горло. Морщится, потому что кашлять ему оказывается, больно. Он ехал сюда и даже не заметил, что шел дождь. Только сейчас он чувствует, что его одежда немного намокла. Что его так небрежно повязанный шарф сейчас на нем словно какая-то мокрая удавка. Возвращается к жизни. Теперь он может рассмотреть эту девушку более внимательно. светлые волосы, немного совсем вьющиеся. Такая худая, что кажется, что ей тоже нужна помощь врача. Губки обиженно надуты и словно поджаты. Он отмечает про себя, что это странное сочетание. Она странноватая. Невесомая такая, воздушная. Ямочка на подбородке и добрые глаза. он не верит в ангелов, но кажется, что она выглядит как ангел. Совсем как его ангел. Его тело все еще болит. Ему все еще больно дышать и голова все еще раскалывается на две части. Поэтому он почему-то берет ее за руку и сжимает своими тонкими и сейчас такими слабыми пальцами.
- Если я сейчас умру, то ты будешь единственная, кто рядом. Ты скажешь моим родителям, что я их люблю.
у него, кажется, все еще температура. Но он все равно сжимает ее руку и говорит тихо. Все таким же спокойным голосом, который отличает принца Диониса Кроули. Спокойно, гордо и даже красиво. Все, что он делает, это красиво. Так уж вышло. И это совсем не хорошо. для него это плохо и он уже давно от этого устал. Что то, что он стал бледнее от болезни, идет ему настолько, что он стал еще красивее.
- Ты ведь всегда будешь рядом? Кто, если не ты будет меня спасать. Я не справлюсь без тебя.
У него, конечно же, бред. Но кто знает.. говорит он в бреду то, что никогда не пришло бы ему в голову или он говорит в бреду то, что просто никогда не произносил, а бред развязал ему язык?

 Отправлено: 25.05.10 21:51. Заголовок: Дыши. Слушай мой гол..

Дыши. Слушай мой голос и дыши, давай, отсчитывай вдохи-выдохи. Слушай, как я говорю и считай. Сейчас станет легче, я обещаю. Ты только дыши. Дыши.
Сьюзи жалеет, что не может взять на себя его боль. Если бы только она могла, то всё бы за него вынесла. Каким же мучением было видеть его, истерзанного, измученного этого ужасной болью, когда она сидит здесь, такая маленькая, совсем беспомощная. Сьюзи обеспокоенно глядит на Диониса, а сердце её стучит и стучит, сведенное страхом. Когда же уже подействует это лекарство, когда? Сьюзан всё бы сейчас отдала только за то, чтобы Дионису стало лучше. В холодной палате пахнет лекарствами и еще чем-то неприятным, наверное, тоской или отчаянием. Это отчаяние читается сейчас и в глазах Сьюзан, когда она понимает, что больше ничего не может сделать для Диониса. Только разве что быть рядом и рассказывать ему что-то. Но какая разница, что она ему говорит? Правду, неправду, просто какие-то слова. Какое значение сейчас имеют все эти фразы, когда она сама себя не слышит? Сьюзан не может себя остановить. Ты только слушай внимательно мой голос, думает она про себя. Пожалуйста, слушай, цепляйся за мои слова. И станет легче, я обещаю. Сейчас, сейчас, потерпи немного.
Она вздрагивает от неожиданности, когда Дионис зачем-то берет её за руку. Сьюзан замечает, какие невыносимо холодные у Диониса руки и переплетает его пальцы со своими, сжимает руку чуть крепче, как будто этим сможет немного его согреть. Как, должно быть, холодно и больно у него внутри, с печалью думает она. Сьюзан все смотрит и смотрит на Диониса, не в силах оторвать взгляд от его лица. В какой-то момент улыбка сходит с её лица, и она становится почему-то очень взрослой на вид. И в глазах её грусть и нежность. Это всё её влюбленность, которая заставляет её легкие болеть, а сердце – сжиматься от нестерпимого счастья и нестерпимой горести одновременно. Сьюзан сжимает руку Диониса еще чуть крепче и молится каким-то своим божествам, чтобы ему стало лучше. Пожалуйста, пожалуйста, - проговаривает она про себя. Пожалуйста, пусть ему станет лучше, я прошу тебя, небо. Она не знает, слышало ли её небо, но почему-то верит в то, что эти просьбы не звучали внутри неё напрасно. Мама всегда говорила ей, что если хочешь чего-то по-настоящему сильно, то такое желание обязательно сбудется. Поэтому Сьюзан на секунду прикрывает глаза и еще раз повторяет: «Я хочу, чтобы ему стало хоть немного легче. Пожалуйста, пусть лучше мне будет больно, но только чтобы с ним всё в порядке было».
Наступившую было тишину нарушает хриплый кашель Диониса, и Сьюзан тут же резко переводит взгляд на него. Только сейчас она замечает, что из-за дождя его одежда слегка намокла, а шарф, обмотанный вокруг шеи Диониса, так и вовсе превратился в насквозь мокрый кусок ткани. Сьюзан качает головой, в глубине души ругая себя за глупость. «Можно?», - спрашивает она, осторожно разматывая и снимая с шеи Диониса шарф. Она бы всё равно это сделала, поэтому вопрос так и повисает в воздухе, а Сьюзи аккуратно складывает мокрый шарф и откладывает в сторону. Как же странно было просто прикасаться к Дионису. Ей начинает казаться, что это всё происходит во сне. Столько раз она представляла себе их встречу (хоть и никогда не надеялась, что та действительно произойдет), но никогда она не думала, что всё будет – так. Что они встретятся в переполненной людьми больнице, где у врачей никогда не бывает времени, а затем будут вместе сидеть в сухой и прохладной палате, где все выкрашено в белый цвет. Сьюзан слышит, как капает вода из небрежного закрытого крана. Кап, кап. Это невыносимо. Весь этот холод, такой, что немеют ноги, эти белые стены, люди, бегущие куда-то. И у всех пустые-пустые взгляды. Невыносимо.
Сьюзи удивленно поворачивается к Дионису, когда тот произносит эти страшные слова: «если я сейчас умру». Она упрямо сжимает губы и, снова взяв его за руку, отвечает:
- Нет уж, - Сьюзан смотрит ему прямо в глаза, - ты сам скажешь своим родителям, что любишь их. Сразу, как приедешь домой сегодня. И с тобой всё будет хорошо, слышишь меня?
«Если я сейчас умру»... Сьюзи строго смотрит на Диониса, а потом внезапно улыбается светло-светло. Глупости какие, нет, ну какие же все-таки глупости он говорит. Она же не допустит, чтобы с ним что-то произошло. Ты ей веришь, Дионис? Ты веришь в то, что пока она рядом, с тобой ничего не случится? Она верит – видишь, как эта вера горит её глазах? Но как же всё-таки замирает сердце с каждым его словом.
- Конечно, буду. – Всё внутри заныло и заболело, как еще никогда не болело, от этих слов. Зачем ты ворвался в её жизнь, Дионис? Она думала, что хуже всего, когда испытываешь к человеку невероятную любовь и нежность, а он и не знает ничего о тебе. Оказалось, что оказаться близко-близко к человеку, в которого влюблен, но знать, что уже совсем скоро ты снова исчезнешь из его жизни, куда хуже. А он и не почувствует ничего или забудет совсем скоро. Ведь так всё и будет, потому что разве может быть иначе? Ведь всё то, что сейчас говорит Дионис, всего лишь бред, вызванный температурой и лихорадкой. А как бы ей хотелось поверить в то, что это не так! Что она действительно сможет быть рядом всегда. Но так просто не получается.
И всё равно, Сьюзан зачем-то повторяет:
- Конечно, я буду, Дионис, - и тут же осекается, понимая, что с её губ случайно слетело его имя, которого она не должна знать. Сьюзан тут же замолкает и надеется, что Дионис ничего не заметит. Сьюзи молчит, только сжимает его руку сильнее. И снова просит у небес, чтобы ему стало лучше. Почему так долго? Почему ему всё еще больно? Сьюзан смотрит на Диониса, на этого красивого грустного мальчика, в которого она так влюблена. Потерпи еще немного, повторяет она про себя. Потерпи, пожалуйста. Сейчас будет легче, осталось немного, ты чуть-чуть еще потерпи. И дыши. Ты только дыши...

My mamma said that the worst thing in life was getting used to love
Somebody is harder than anything else in this world, baby
Knowing you're going to, knowing you're going to lose it all ©

 Отправлено: 26.05.10 01:40. Заголовок: Он очень крепко держ..

Он очень крепко держит ее за руку, словно ее рука для него это портал. То есть это портал вот в эту реальность. Ему сейчас кажется, что он буквально на грани жизни и смерти. Словно он сейчас где-то там застрял, где-то там сейчас ходит и еще один неверный шаг и он просто закроет глаза и так не успеет сказать своим родителям, что он их любит. Так и не успеет сказать про свою болезнь. Так и не успеет сделать ничего. Он уже на грани, осталось совсем немного времени. и ему нужно держаться за ее маленькую и такую теплую ладошку. Ему кажется даже, что он никогда не держал такую маленькую и такую хрупкую ладошку. И по иронии судьбы именно такая ладошка, такая хрупкая, которую он даже со своей ужасной слабостью может сломать, является его порталом в эту жизнь. если сейчас он отпустит пальцы свои, то умрет. Он слегка отпускает ее руку, просто чтобы перехватить как будто бы ее тоненькие пальчики и тут же словно сознание от него уходит. Он сжимает ее руку почти с силой. Держится. Как будто бы он падает, с крыши, с обрыва. Как будто бы он падает куда-то вниз, туда, где больше нет жизни. И как будто бы держится за ее руку. а она хрупкая, она слабая.
Ему кажется, что его просто душит какая-то змея и от этого влажного шарфа ему становится все сложнее и сложнее дышать. он слишком тяжелый для него сейчас. укол действует, ему становится чуть но он ведь не может его снять, потому что он просто не может отпустить ее руку. и тут она помогает ему. Она снимает с него шарф и, кажется, что он даже приподнимается, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Как будто бы его стягивала какая-то удавка, а теперь он смог вдохнуть. Он сильно сжимает ее руку, приподнимается усилием воли, чтобы посмотреть ей прямо в глаза, чтобы произнести эти слова
- Послушай. Я тебя прошу. Если я сейчас умру, то можно не говорить родителям от чего? Пожалуйста. Или ты объяснишь ведь им все?
он сейчас как будто бы доверяет ей на сто процентов или же ему сейчас и в этой палате просто не к кому больше обратиться? А он должен что-то делать, потому что сейчас он уже не может надеяться просто на то, что все будет в порядке, что с ним все будет в порядке и что еще не пришло его время. Поэтому он пытается даже сейчас как-то подумать о своих родителях, чтобы им не было так больно. И верит этой девушке с глазами ангела. Это ведь тоже признак конца, когда ты видишь глаза ангела. И тем более когда она так улыбается. у него взгляд немного мутный и у него губы тонкие и такие бледные сейчас. а у нее такие светлые и лучистые глаза и такая улыбка. и он видит в ее глазах веру на то, что все будет хорошо. он смотрит в ее глаза пристально, он даже не моргает. Он все еще пытается быть сильным принцем, он все еще пытается быть самым сильным принцем. Порой даже с таким равнодушным взглядом. Он пытается быть принцем, которого знают его родители, принцем которого знала его невеста. Даже в тот момент, когда он говорил Мире, что им больше не стоит быть вместе и сердце у него тогда билось учащенно. Но он все равно был равнодушным принцем. А сейчас у него просто не получается. И ему хочется крикнуть, спросить у нее, когда ему уже станет легче? Когда ему уже станет легче, черт дери. Такой сдержанный Дионис Кроули. Он сейчас почти готов молить ее. снова и снова молить ее. он чувствует себя наркоманом, таким конченым человеком, который готов молить за дозу обезболивающего. За то, чтобы ему стало легче. Она ведь обещала, что ему станет легче.
Целая вечность проходит прежде чем он снова начинает чувствовать, что жизнь к нему возвращается. Чувствует, что возвращается тот Дионис. Тот равнодушный принц, который не чувствует боли. Тот красивый мальчик с бледными лицом, но которому очень идет его бледность. Теперь его лицо более не так искажено гримасой боли, а умиротворено. И он снова тот красивый мальчик. в которого влюблялись, за внимание которого боролись и даже все равно было на то, какой он в душе. Как будто бы через какую-то стеклянную призму до него доносится голос девушки. она называет его по имени и он смотрит на нее. Щурит свои глаза, словно видит ее впервые. Даже морщит свой лоб. Поворачивается, смотрит на свой шарф, который лежит рядом. Хочет коснуться рукой своей шеи и отпускает руку девушки. пальцы его все такие же холодные, он касается своей шеи и смотрит на руку, которую он только что отпустил. Почему он держал ее за руку? смотрит на ее глаза, смотрит на ее губы. На волосы, на пушистые волосы. Поднимает одну бровь.
- Простите? Вы знаете мое имя? Мне было плохо. Это Вы помогли мне?
он, кажется, начинает вспоминать, что это была та девушка, за которой он следовал по коридору. Та девушка, которая нашла его около того автомата. Та девушка, благодаря которой он сейчас может дышать. и благодаря которой он чувствует, что у него опускается температура и голова уже не раскалывается так. и руки уже не так дрожат. Он смотрит на свои тонкие пальцы, словно только что заново родился. Руки больше не дрожат. Внутри нет этого ужасного состояния паники.
- Я помню. Вы помогли мне. Вы привели меня сюда. И, видимо, что-то вкололи. Спасибо. Правда спасибо.
Приподнимается на подушках. Трет виски. Снова поворачивается на нее и щурит свои сегодня янтарные глаза. пронзительно.
- И все же.. откуда Вы знаете мое имя?

 Отправлено: 02.06.10 06:08. Заголовок: -Это, конечно, слишк..

-Это, конечно, слишком, я снова опростоволосился. Надо бы не выпендриваться и взять у родителей денег, раз сам заработать на стоящее я не в состоянии.
Его неустроенность и вечный недосып так бросаются в глаза, что скоро Калебу начнут собирать материальную помощь его пациенты. А это ведь Монти должен был подарить брату машину, потому, что знал, что он их любит, а сам купил какой-то шарф, да ещё и в преддверии лета. Калеб собирался подробнее расспросить Честера о его жизнедеятельности, в тот момент, как его язык прилип к нёбу. Он подскочил на кровати и словно ошпаренный отдёрнул руку от подоконника, словно этот подоконник его чем-то обидел. Он смотрит на Чеса во все глаза и не привычно молчит добрые пять минут, когда можно послушать, как скрипят его мысли, а перебивает на полуслове, не выслушав ещё пока самой главной части откровения. Пациент с побитым горлом, Чёрная Орхидея, яростный взгляд на Эса и его странные слова. Неужели?.. Калеб говорит без энтузиазма, в манере тухлой вяленой рыбы, а сердце сейчас зашкаливает по всем показателям. Но он не думает привести себя в чувство электрошоком.
-Начинаю понимать. Но если деньги, откуда думаю, ты прав, не поменяет. Раньше бы изменило, но научился ценить и не разбрасываться словом «близкий».
В конце концов это выбор брата. Он тоже не рассказал Эсу, что за люди к нему обращаются. Может, он с ними работает, а Калеб их лечит. И плевать, пойдут ли они и убьют кого-нибудь, когда зарубцуются раны. он лечит каждого. Калеб пытается рассуждать последовательно скорее, чтобы убедить самого себя, что их дружба важнее принципов законопослушного Монти. Только ведь это вовсе не главный удар. А маленькое подозрение дарит прозрение на большую ложь.
-Что ты сказал?! Эс не мог. Ты всё..подожди, Честер, какого чёрта?! Ты скажи, какого чёрта? Нет. Я должен разобраться сам, поговорить с ним, подумать, сейчас не мыслю нормально. Чес, я сделал что-то ужасное, чтобы быть вечно проклятым.
Калеб, конечно, был бесконечно наивным, но слепым не был и видел, что несмотря на доброприятельские отношения Эс и Чес были соперниками. У них пересекались жизненные интересы, часто симпатии. И сейчас он мог бы подумать, что Чес говорит это просто из какой-то выгоды, хотя раньше за ним этого не замечал. Так было бы удобно поверить. Но неповторимый холод пробирается ему за воротник. Разве Эс мог смотреть, как он окисляется от того, что Ки далеко и молчать? Чёрт дери, он может быть даже постарался понять, если бы услышал это от Эса сейчас. Калеб должен увидеть её. Он не мог сказать, что за секунду поверил во всё до конца. Он один раз поторопился и потерял Ки. Но не мог больше сидеть и делать вид, что всё отлично. Он хочет быть с ней и чтобы она была рядом. Да что бы там не было. Да даже если Ки ему изменила. Он в конце концов, заслужил. Он бы себе изменил. Калеб мечется и суетится, пытаясь одновременно нацепит рубашку и правый носок. В чём-то он неизменен и даже не замечает, что штаны у него от больничной пижамы. Но не из-за привычной рассеянности, а потому, что в мыслях отчаянно бьются только её глаза, когда он отрезал «прощай». Даже если Ки его возненавидела, он себе не простит, если не скажет ей, что не думает плохо о ней. Что он любит её и никогда не переставал любить. Что она единственная для него.
-Чес, ты…спасибо. Ты не представляешь, что сделал. Хотя ты как раз представляешь. Спасибо. Я перед тобой в неоплатном долгу. Да я давно уже начал осознавать, что бы она не сделала, люблю её всё равно. Слишком люблю, чтобы быть далеко.
Калеб обхватывает голову руками и кажется, что в его духе раскачиваться, как китайский болванчик, но он просто смотрит на Чеса невидящим взглядом. Потому, что сейчас Калеб в себе и не заметит начнись даже ядерная война. Когда они с Ки расставались, он не называл её последними словами, но сказал, что знает, что у них с Эсмондом всё было и у них теперь всё. Она решила тогда, наверное, что расстаться ему было просто, это ведь произошло так быстро. А Калеб так быстро ушёл потому, что знал, что если ещё пару минут посмотрит на Ки, то не уйдёт никогда. Всякий раз, когда у неё блестели глаза, единственным его желанием было прижать её к себе и никуда не отпускать. Поэтому аморфный Калеб всегда жёстко реагировал на любые ситуации, которые расстраивали его Ки. Даже когда они были уже не вместе. Когда ему рассказали, что какой-то парень лез к Ки, а она тихо плакала у окна, он с ним подрался, хотя они не были в отношениях уже. А потом ходил в тёмных очках, а Эс смеялся, что ему не нужны эти очки, глаза и без того хорошо разукрашены. Калеб помнит, как они с Эсом шли по аллее и тот в ярких красках описывал, как они с Кьярой нашли общий язык, пока Калеб не попросил его остановиться. Достаточно. Он бы не поверил ему, наверное, если бы не тот чёртов поцелуй. Хотя сейчас Калеб не может понять, как можно быть настолько большим кретином, чтобы поверить, что она изменяла ему тайно, а целовалась при всех. Тогда она могла уйти к Эсу. Калеб сам виноват, он один большой комплекс. И когда Эс намекнул ему, что Ки пытается вернуться к Калебу только потому, что с Эсом не срослось, повёлся. А каким надо быть слепым, чтобы проморгать. Она так любила его. А Монти старательно гнал мысли о школьной трагедии не потому ли, что боялся понять, что страшно ошибся, когда уже поздно. Когда узнаёшь что-то страшное про близкого, не начинаешь его ненавидеть. Он всё тот же Эсмонд, который пусть по-своему, но защищал Калеба от любой напасти, по-своему, но тоже его любил. Только отказавшись от единственной, кто могла бы стать его женой, тогда стал понимать, что от близких нельзя отказаться легко. И ему раздирает мозг оттого, что он не хочет верить в виновность брата. А ведь Ки ему не изменяла. Даже сейчас. Он спросит Эсмонда, что происходит, когда успокоится. Зачем. Калеб не может сказать, что Эс сломал жизнь, Калеб сломал Ки и себе жизнь сам, когда ему поверил. Он не может понять, зачем Эс с ним поступил так. Он посмотрит в глаза и поймёт, зачем. Он мог бы простить Эсу себя, но не простит ему Ки. Хотя виноват Калеб.
-Я к Ки. Даже если уехала на выходные, с кем бы не уехала. Буду её ждать.
Калеб завтра не выходит на работу. И послезавтра. Отпуск? Он не уверен, что вернётся туда. И не нужно вопросов. Монти лучше всех лечил от депрессии всех, кроме себя. Он судорожно нашаривает ключи от покалеченной машины и готов сесть за руль даже морально пьяный.
Скрытый текст

любим, извини, что так много( просто некоторые мои посты были написаны довольно давно

 Отправлено: 04.06.10 01:48. Заголовок: Сьюзан крепко-крепко..

Сьюзан крепко-крепко держит Диониса за руку и боится отпускать. Ей кажется, что пока она сидит вот так, рядом с ним, то всё будет хорошо. Только не отпускать его руку. Держи его крепко, Сьюзи, и всё будет в порядке. Ох, какие же у него холодные пальцы, до невозможности. Сью прикрывает глаза и считает до десяти. Сейчас, говорит она себе, сейчас я досчитаю до десяти, и ему станет лучше. Один.
Она поворачивается к Дионису и долго-долго смотрит на него, когда он говорит эти страшные слова. «Если я умру...» - и ей тотчас хочется закричать. Глупый, глупый, ты не умрешь, я не позволю тебе умереть. Но она не кричит. Она просто кивает головой и говорит:
- Хорошо. Я ничего не скажу твоим родителям, - а потом упрямо добавляет, - но ты не умрешь.
И добавляет, тихо-тихо, так, чтобы он не расслышал:
- Ты не можешь умереть.
Два. Сьюзан долго смотрит на Диониса, как будто хочет запомнить каждую черточку его лица. Впрочем, оно так и есть – когда еще ей удастся увидеть его? Когда еще она сможет сидеть с ним, так близко, ужасно близко, и держать его за руку? Она чувствует, как бешено стучит её сердце от страха и волнения за дорогого и близкого ей человека. Как смешно звучит – «близкий человек»; какой же он дорогой и близкий ей, ведь она его совсем не знает? Сьюзи улыбается: нет, вот уж она-то, как раз, знает его, как никто другой. Три. Пока они сидят вот так, Сьюзан очень хочется рассказать Дионису о всех тех часах, которых она провела, глядя на него, следя за каждым его движением, как она смотрела, смотрела, и всё никак не могла насмотреться. Четыре. Сьюзан хочется рассказать Дионису, как иногда ей плакать хотелось от того, какой он был красивый в её глазах. Такой светлый-светлый и такой далекий. Пять. Сьюзан еще крепче сжимает руку Диониса и думает о том, как много ей хотелось бы ему рассказать. Как бы ей хотелось быть с ним рядом, иметь хотя бы малейший шанс заговорить с ним вновь! Как бы ей хотелось... Хоть еще один раз в жизни. Как бы ей хотелось, чтобы он запомнил её лицо. Но она знает, что никогда такого не произойдет, только не с ней. Шесть. Какой же он одинокий. Семь. И у него такие холодные руки. Восемь, девять.
Сьюзи кажется, что вот сейчас она ему всё скажет. Всё равно ведь он ничего не запомнит, так что, почему бы и нет? Она расскажет ему. Обо всех этих днях, часах, минутах. Расскажет ему о той нежности, которая переполняет её сердце, стоит ему только взглянуть на неё. Расскажет ему, как она тысячи, миллионы раз проходила мимо него на улице, надеясь, что он заметит её. Но он никогда не замечает. Сьюзан расскажет ему, что она не просто одна из толпы, что она знает его, что она любит его!
Десять. Сьюзан молчит.
Дионис отпускает руку Сьюзан. Она по-прежнему молчит и опускает голову, отводя взгляд. Она так и не сказала ему ничего, да и, если быть честной, не смогла бы никогда сказать. Слишком уж завораживал её этот странный, такой непонятный для неё человек. Она боится поднять глаза и взглянуть на Диониса, как будто сама не знает, что тогда сделает. Его руки, его лицо, глаза, Боже... Забудь, говорит себе Сьюзи. Забудь сейчас же эти только прошедшие тридцать минут твоей жизни. Забудь и тебе не будет больно потом, когда ты начнешь вспоминать о нем. Девушка кивает головой, словно в подтверждение слов Диониса, а потом встает с больничной кровати, чтобы прибраться.
- Не за что, - Сьюзан мягко улыбается. И вновь замолкает.
А что она еще может сказать? Что только что порывалась рассказать человеку, который даже не знает её, о том, как она влюблена? Неужели она и вправду рассчитывала на счастливый конец? Это не твои милые сказки, Сьюзан. Возвращайся в реальный мир, родная. Сьюзан старается не смотреть на Диониса.
И тут он спрашивает её о том, откуда она знает его имя.
Сьюзан никогда не умела врать. Она смешно краснеет и отворачивается от Диониса, как будто может этим сгладить неловкую ситуацию, в которую только попала. Тонкими пальчиками она убирает с лица прядь волос.
- Я... – Сьюзан теряется, не зная, что сказать ему, - я просто услышала... Я не помню, где, но просто, знаете, услышала и всё. Это неважно.
Сьюзан улыбается, но улыбка выходит какой-то нервной. Её щеки порозовели, и Сьюзан старательно отводит глаза. Случайно она бросает взгляд в коридор и видит, что один из врачей уже освободился после операции. Вот и всё, думает она. Вот и всё. Ей становится ужасно грустно, так, что даже слов нет описать всю эту внезапно накатившую на неё грусть.
- Неважно, - бездумно повторяет она, а потом, словно очнувшись от потока мыслей, спрашивает, - может, Вам принести еще воды? Врач скоро будет здесь.
Она всё так и стоит, опустив глаза в пол. Сьюзан не знает, чего она ждет, да и ждет ли чего-то вообще. Ей нечего сказать, и молчание повисает тяжким, невыносимым для неё грузом. Она слушает стук своего сердца и корит себя за наивность. И когда поднимает глаза, то думает о том, что зря всё это. Зря она тогда случайно произнесла его имя, тем самым так глупо выдав себя. Но в глазах у неё, когда она невзначай бросает взгляд на его лицо, всё еще горит этот свет слепой влюбленности. Все-таки, не счастливых людей глаза выдают, а влюбленных. И как бы ты ни старался, но по глазам всегда всё видно. Вот и сейчас, когда Сьюзан смотрит на Диониса, в её глазах видна та забота и нежность, которую она так старалась скрыть, так старалась подавить. Старалась, но так и преуспела в этом. Ведь с чувствами не поспоришь.

 Отправлено: 04.06.10 15:04. Заголовок: У него начинают появ..

У него начинают появляться хотя бы какие-то силы и он снова думает, что не может себе более позволить быть слабым. То есть он вообще не может себе позволить быть слабым и поэтому снова чувствует себя очень женственным. Он себя просто презирал за эту женственность. А ведь обычно только женщины очень много думают о том, что им нужно быть сильными и так далее и тому подобное. Он вообще весь очень женственный. Он очень красивый, он очень ловкий. Такой стройный, очень стильный. Он так нравится девушкам, они вздыхают по нему и говорят, что он потрясающе красив. Разве мужчине, настоящему мужчине было бы приятно о себе такое слышать? Ведь говорят, что мужчина не должен быть красивым. его мать даже как-то сказала, что ему будет крайне трудно найти для себя невесту, которая бы ему соответствовала. Потому что он сам по себе слишком красив, слишком притягателен. И кажется, что Мира была такой единственной женщиной и во многом именно поэтому его родители радовались столь рьяно. Она была такой же красивой, такой же воспитанной и эрудированной. Но суть не в этом. А в том, что он был слишком женственным. И даже сейчас он как будто бы думает о том, как он будет выглядеть в глазах у этой девушки очаровательной. И что ему больше нельзя давать себе слабину и поэтому он даже приподнимается на подушках, вроде как он уже совсем отошел от этого ужасного приступа. Девушка с доброй улыбкой и красивыми нежными глазами. Он щурится и смотрит на нее.
Он ждет ответа, откуда она знает его имя и пусть она отворачивается, но он все равно успевает заметить то, как она покраснела отчего-то. и у него возникает глупое желание повернуть ее лицо обратно, чтобы прочесть на нем, в ее глазах ответ на свой вопрос. Или просто спросить у нее почему она так сильно смущается. Он почему-то думает, что это он, наверное, сказал ей свое имя. Но почему она тогда так смущается? Дионис приподнимается еще выше, как будто бы хочет встать.
- Просто услышали.
Он повторяет ее слова, как будто бы пробуя их на вкус. Смотрит куда-то в сторону и понятно, что он ей не верит совсем, но почему-то не пытается разобраться. Она обманывает его. И он мог бы сейчас просто сказать ей, что она обманывает его, что у нее совсем не получается лгать, что ее глаза и ее пылающие щеки выдают ее с головой. Только он все это вмещает в это свое «просто услышали». И потом отворачивается. Рассматривает палату, снова поворачивается на девушку и щурит свои красивые глаза. трет виски. Она кажется ему очень знакомой и она знает его имя. Он что обезумел? Совершенно? Или они на самом деле когда-то встречались. Где-то и когда-то, а он не помнит. Дионис смотрит на нее внимательно и даже не сразу как будто бы слышит вопрос ее. как будто бы думает отвечать ей или нет.
- Мне ничего не нужно, спасибо. Вы уже достаточно сделали. Не нужно врача. Я сам дойду до своего лечащего врача. Я уже в состоянии.
Он даже несколько вымученно ей улыбается, чтобы показать, что он на самом деле в состоянии и что ему на самом деле уже легче. Он встает с кровати, берет свой шарф. Делает глубокий вдох и вдруг у него наступает какое-то озарение как будто бы. Он помнит только тот момент, как он встретил ее в коридоре, потом все настолько смутно, что он даже не пытается вспомнить. И еще..
- Вас ведь зовут Сьюзен. Я ничего не помню. но я помню, что Вас зовут Сьюзен.
Он улыбается. улыбка все еще получается несколько вымученной, но это скорее по той причине, что он устал. Эти приступы выматывают, как бы смешно это ни звучало. Он уже не кажется таким мертвенно бледным. Все еще бледный, все еще нездорово бледный. Но он уже может вот так улыбаться. Так вымученно, но так красиво. Дионис не так часто всех балует своей улыбкой, в особенности с того момента, как заболел. Дионис встает с постели, выпрямляет спину, чтобы не казаться больным. Девушка все еще как будто бы несколько смущается и Дионис, как человек, который хорошо воспитан делает вид, что не замечает этого. Дионис ловким движением все же небрежно закидывает шарф, обматывает его вокруг шеи. Он ведь всегда должен выглядеть безупречно. Даже с его лейкемией. Проводит рукой по своим светлым волосам.
- Спасибо еще раз.
Он как будто бы все не решается взять и уйти. Ведь в принципе он ничего не должен этой девушке. Она помогла ему. Он ее поблагодарил. Он улыбается ей еще раз и подходит к двери. Уже берется за ручку и поворачивается к ней.
- Приятно было познакомиться, Сьюзен. Мы еще увидимся. И.. Вы совсем не умеете лгать. Приятно, что еще есть люди, которые не умеют лгать.
Открывает дверь и уходит. Закрывает за собой дверь и зачем-то оборачивается. Странное какое-то чувство. Словно он что-то важное забыл.

 Отправлено: 04.08.10 18:02. Заголовок: любимушка, ты на это..

Скрытый текст

любимушка, ты на этот пост не обращай внимания, просто я подумала, что для Этны операция была очень важным этапом и что нужно это описать, поэтому написала пост уже давно...но он не в тему, и поэтому решила выложить его просто, а Ницце я напишу другой

-Любимая моя, это я. Что я несу, можно подумать ты не узнала бы. Я сама не своя, хотя знаешь, у меня обалдеть какой врач...он дал телефон, этого я ему не забуду. И принёс моего рыжего друга. Операция будет три – четыре часа потом два часа долбанного тихого часа и я свободна как ветер, если не будет никаких осложнений, а их не будет, я не суеверная. Всё будет отлично, так что скоро увидимся, моя дорогая. Жди меня!
Этна набирает Праде, едва только медсестра оставляет её в операционной. Торрес не разделяет энтузиазма Фрэнка относительно того, что тут довольно мило. Но её рыжик заяц и улыбка Фрэнка придаёт ей сил, но что-то подсказывает, что если он уйдёт, ей сразу станет не по себе. Этна берёт своего любимчика зайца на руки и нервно улыбается. Да Этна была вздорная периодами и считала, что Праде больше заняться нечем, как слушать её истерики. Что Кай обязан её выносить. Может быть оттого, что так она видела дружбу и отменила бы все дела, чтобы приехать успокаивать свою Великолепную, и что Кай периодически тоже был тяжелым, и она выносила. А может Этна была вздорной и всё тут. При этом она легко могла признать, что невыносима. Она могла бы признать, что у неё куча рыжих веснушек на причинных местах и огреть несчастного за безобидный вопрос, часто ли у неё вылезают на щеках канапушки от солнца только потому, что не несчастному об этом спрашивать. И вообще, о веснушках, которые она легко могла выставить напоказ, она говорила только с Прадой и Каем.
-Курить хочется, что впору сдохнуть. Господи, не слушай меня, потерплю. Я рада, что наконец будет операция. Знаешь, кожа зудит невыносимо и появляются чёртовые покраснения. Вот где беда, никакой тональник не выручит. Так что пора кончать.
Лечение Этны было связано не с хирургическим вмешательством, а с необходимостью следить за здоровьем. Да ей, пожалуй, всю жизнь придётся посещать малоприятные процедуры кровопускания, пить всякую дрянь в избежание анемии, если она не хочет на глазах у всех валиться в обморок от слабости. А ведь с этого начиналось – она тогда была крошкой и гоняла во дворе с девчонкой. А потом кулём повалилась на землю и последнее, что слышала после шума в ушах был её визг. Потом обмороки стали повторяться, но мать не водила дочь по врачам, она шла у Этны на поводу, а та боялась врачей панически и бледнела перед кабинетом обычного терапевта. Потом начало сводить кончики пальцев, но ей казалось, что это из-за идиотской институтской писанины и решила, что самое верное будет послать лекции к чёрту. Этна бросила институт очень быстро, конечно, в основном из-за природной лени да и вообще быстро поняла, что сидеть в четырёх стенах и мечтать, чтобы стрелки передвигались быстрее, и она могла пойти и искупаться хотя бы в ближайшей луже – не её. Ей стало сложно бегать по лестницам, появилась одышка, кожа от любого колебания температуры реагировала болезненно и становилась распаренной, начали выпадать волосы. Но насторожилась она только на этом этапе и то потому, что её рыжая шевелюра начинала становиться похожей на неудачный свалку. Сама операция была направлена на то, чтобы устранить последствия того, что уже успела испортить болезнь. Её увеличенная селезёнка, опасность инфаркта, некоторые проблемы с крупными сосудами. Ну а дальше ей предстояло сидеть, как она сама выразилась, на лекарствах – сильных, Этне стало сложно бороться с чёртовыми критическими днями, анальгин организм уже не берёт.
-Что-то меня ведёт, а я всё никак не могу заснуть. Фрэнк, спасибо тебе за всё, нет правда. Приезжай как-нибудь в гости, я буду жутко рада. И не вздумай решить, что я приглашаю из вежливости ради приличия, думаю, ты заметил, что я и приличия понятия несовместимые. Или что меня так сильно обдолбали наркозом. Но смотри мне, не вздумай меня продинамить. Мы подружимся, вот увидишь, да уже подружились. Если мне привидится свет в конце тоннеля, чёртов Морфей пожалеет, что он проснётся.
Этна отключается постепенно и конец её фразы тонет во сне. Её рука, тесно сжимавшая шёрстку её рыжего чуда, разжимается и безвольно свисает с каталки. Фрэнк заботливо усаживает зайчика на стул неподалёку и поправляет его чуть примятую любовью Торрес шерсть. Вошедшая медсестра подсоединяет оставшийся провода и ставит какие-то необходимые для вмешательства приборы. Время пошло. Фрэнк моет руки и надевает перчатки. Этна не видит никаких длинных коридоров и света в конце тоннеля. Она видит себя со стороны, как будто её нынешнее бесплотное тело томится рядом и не может сказать ни слова. Она видит картинки. Вот маленькая Этна пьёт чай из большой кружки отца и запрыгивает ему на колени, а он шутливо корчится, как будто она его раздавила. Этне хочется рассмеяться, но она не может издать ни звука и ей становится очень грустно, картинка меняется. Вот она с мамой выбирает себе первые туфли на каблуках, она хватает первые попавшиеся, потому, что ненавидит подолгу выбирать, а её мама говорит с каким-то мужчиной, улыбается, и кладёт руку ему на пиджак. Этна и Прада летят в самолёте и Этна сжимает руку подруги с жутким остервенением, когда их начинает немного потрясывать от непредвиденной турбулентности, и признаётся, что боится летать до дрожи, а Прада поправляет её пучок и целует её в щёку. Этна машет рукой Каю, стоящему через дорогу и несётся к нему, не дождавшись зелёного света, он прикладывает руки ко рту и орёт, перебирая ветер, что она сумасшедшая, и несётся навстречу ей. Между ними как будто ток пробегает. Ток. А это достаточно больно. Этна распахивает глаза от неожиданности. Перед глазами всё поплыло и на голову навалилась невесомая тяжесть. И всё-таки она улыбается очень усталой и страшно счастливой улыбкой. Она сумела вернуться. Рука не боится, что из неё выпадет нужный провод и уверенно рыщет в поисках его рыжего чуда.

 Отправлено: 29.08.10 10:05. Заголовок: Элизабет проследила,..

Элизабет проследила, чтобы сестра отмылась и легла в постель, после чего первым делом пошла к кабинету главврача. Разговор был короткий - она дает большую сумму денег за молчание и чтобы нашли кого-то, кого смогли бы обвинить в этом вместо Селены. Сначала он хотела по сопротивляться, понимая, что влияние Далглишов слишком сильно и возможно самому мистеру Далглишу не захочется остаться не отомщенным. Лиз очень жестко заметила, что ее будущий муж не хотел бы, чтобы ее сестру в чем-либо обвиняли.
Глядя на маленькую Элизабет с ее мягкими чертами лица, никому бы не пришло в голову, что она может быть настолько властной и решительной. Но Тарантино была в некотором роде кладом - у нее было много потрясающих качеств, но все они были спрятаны глубоко внутри. И выпускала она их только лишь в крайних ситуациях, как например сейчас.
К тому же она не могла избавиться от мысли, что все это вина самого Каина. Ведь очевидно, что сейчас ему совсем не надо было приходить к Селене. А уж тем более сидеть с таким лицом, будто он пришел кофе попить. Лиззи поморщилась. Впрочем, за свое такое поведение он уже порядком наказан.
Теперь девушка ехала в больницу и смотрела за окно. Ей нужно стать беспокоящейся милой и любознательной девушкой, за которую он собирался замуж. Это была не проблема. Ее никто и никогда не принимал всерьез, поэтому такая роль стала вполне обыденной.
Она зашла к нему в палату. Кажется, он спал. Однако успели сказать, что его жизнь пока вне опасности. Лиз наклонилась над ним и задумчиво провела по бинтам, что были видны из-под одеяла, после чего села рядом на стул. Она смотрела на его лицо. Он был молодой, красивый, богатый... Лиз стала гладить его по волосам и перебирать волосы. Ей повезло ведь. Она может помочь сестре и не мучиться от отвращения к своему мужу. Она должна быть благодарна, что он решил обратить внимание на их семью, и на нее в частности. Она будет благодарной. Так будет правильно.

 Отправлено: 01.09.10 02:51. Заголовок: Он совсем не знал ,с..

Он совсем не знал ,сколько прошло времени. Казалось – вечность. Он, будучи в коме не знал, что вообще существует в этой параллели. Он был в другой. Там все было так мягко и тягуче. Воздушно и медленно. Он как будто неспешно падал куда-то, только не вниз, а вверх и это было не страшно. Еще мелькали какие-то лица, их очертания. И много было голосов. Он не чувствовал своего тела и был легким как дух.
Когда сознание вернулось (кома была совсем недолго, к счастью) он почувствовал огромную, неутешительную боль, пронзающую все тело. А внутри его живота как будто была дыра…нет не дыра, очаг. Именно так, как будто бы на его животе горел костер и обжигал его тело. А еще он открыл глаза. И никого не было рядом. Раньше бы он даже не подумал об этом, не заметил бы этого. А сейчас это почему-то…ему сложно подобрать слово..он никогда не испытывал обиды до этого.
Набежали врачи, они делали что-то, что-то проверяли. Такой пациент , как Далглиш сразу становился главным. Так что его быстро и качественно подлатали. Лучшие медикаменты, профессионалы. Он хотел подумать что-то важное, что-то новое. Но снова заснул. Он еще тогда не понимал, кто он.
Когда он проснулся второй раз, кто-то гладил его по волосам. Он открыл глаза и увидел перед собой Лиз. И тогда все вспомнилось, все вернулось на свои места. Он вспомнил свое имя, он вспомнил ее имя. Он вспомнил имя ее сестры и имя своей сестры. И все, что произошло.
Он сначала не говорил ей нечего. Он только рассматривал ее, скользил по ней взглядом. Раньше он знал, что она красивая. А сейчас чувствовал. И оказалось, что это такая большая разница. Каин смотрел на ее колени. Такие гладкие. Ему бы так хотелось провести по ним руками...или даже лучше щекой. Чувствуй он себя лучше, он бы обязательно сделал это. И почему он не делал это все время, когда мог? Каин закрыл глаза. Через минуту открыл снова. Нет, он не увидел в ней той Лиз, что видел раньше. Ему все еще непреодолимо хотелось погладить ее колени. Как ему повезло, что он на ней женился.
Но он лежал перебинтованный, с воткнутой в вены капельницей и трубочками в носу. И первое, что он спросил:- Где Сел?
Сказав это, он почувствовал резкую боль, а еще вкус крови во рту. Теперь он знал кто он, но не знал каков он. В нем было два Каина. Один не бросает слов на ветер, а второй хочет рассказать это девушке все все, что было будто заперто в нем все это время.
- Я..знаешь я..когда там, на веранде.. и первая…я увидел Селену, я подумал что это Элизабет..та с которой я должен был пожениться…я подумал красивая..,- он остановился. Каин говорил быстро и как-то небрежно. Ему было трудно говорить. Но главное – он говорил совсем не так складно , как обычно говорит Каин Далглиш. И тут дело было совсем не в самочувствие, - …а потом вышла ты…и представилась..и я подумал: тоже красивая,значит все равно…Понимаешь?,- он уставился на нее своими глазами, под которыми темнели синяки. В глазах читалась какая-то запутанность, тревога заблудившегося человека, - Понимаешь? Все равно…и это моя невеста!…все равно…, - он замолк. Каин слушал свой внутренний голос.
- Где Сел?, - спросил он еще раз, как будто в первые с неподдельным интересом. Какой Каин это спрашивал? Тот, что хотел узнать, все ли уложено и не будет ли каких либо проблем с прессой. Или тот, что ужасно хотел видеть ее, тот которого она заразила бесноватостью. Своим фантастически прекрасным бесом, которого он рад хранить себе до самой смерти.
Он еще раз посмотрел на Лиз. От нее свет шел. Только какой-то, как будто сопротивляющийся. Который как будто бы давят. Он никогда раньше не видел света от людей. Как же он любил ее сейчас. Каин развернул ладонь, что была рядом с ней, и бросил на нее взгляд, как бы показывая, чтобы она взяла его за руку.
- Прошу тебя, не ненавидь меня. Это было бы слишком просто, - говорит он тихо и мигом забывает, что сказал.- И пожалуйста, привези мне мой ноутбук, что на столе у меня в кабинете и ежедневник. Он в верхнем ящике стола. Пароль к ящику : 3919, - добавил он твердо, спокойно, холодно.

 Отправлено: 06.09.10 20:54. Заголовок: Натали звонит Дэстин..

Натали звонит Дэстини, но получается разговор с леди Беатрис. Она всё также приветливо говорит Натали, что Дэстини нет дома. А у Нат ком где-то в горле. Ведь раньше она могла услышать, что Дэс уехала с Крейвином на прогулку или Джонатан потащил сестру выбирать новое платье или отец попросил дочь пойти вместе с ним на приём. Но никогда не отделывались лаконичным «Дэстини нет дома», Она же была своя Нат, а теперь Нат с комом в горле. Такая бесполезная вещь – телефон – Дэсти больше не звонит Натали, а Натали не звонит Тиму. Точнее, они говорили сегодня, впервые после той встречи с Лестером. Лучше бы не говорили. Нат позвонил знакомый, и сообщил, что Тим и Лес действительно погоняли. Ведь тогда, при личной встрече в запертой комнате, они изрядно пошипев друг на друга, решили проблему революционным путём. Лес решил проучить Тима, который сразу ему чем-то не приглянулся, и вызвал его не на дуэль, конечно, а на гонки. Тим заглотил наживку и согласился легко. Про предмет спора они оба тогда явно забыли, что её бы обрадовало, если бы не то, что они задуманное осуществили. Тим отделался парой ушибов, а Лестер сломал обе ноги. Она не могла поверить своим ушам и оставила на телефоне Тима тридцать пять неотвеченных вызовов. Когда он соизволил взять трубку, Нат дошла до точки кипения. Тим орал, что она могла бы хотя бы сделать вид, что счастлива, что с ним ничего не случилось, а Натали буквально вопила, что не хочет даже слышать эти жалкие оправдания. Она пыталась сказать ему что-то обидное, но получалось жалко это у Натали. В конце она, не выдержав, бросила трубку, Тим, конечно, не перезвонил. А Натали собралась в рекордные сроки и поехала к Лестеру, едва ли не налетев в приёмном покое на Томми и ошеломлённую медсестру. Она даже не прикасается к прессе, не желая даже слышать, что о ней могут судачить. Ещё бы, Натали Морган, милая домашняя девочка, ударилась во все тяжкие – что можно услышать хорошего. Мама Нат не звонила, из чего та сделала вывод, что она или в очередном путешествии, где не до дочери, либо она жутко злится на Нат за подпорченную репутацию семьи. Натали поёжилась – не дай Бог ей испортить всё так, как это удалось Катрине Фишер. Тогда ведь ей будет стыдно даже подойти к Дэсти. Потому, что Нат бы сама не хотела, чтобы рядом с Дэс был человек, которого считают непрезентабельным. Натали в белом больничном халате, накинутом на плечах. Она вздыхает и в который раз думает, что совсем растерялась без Дэсти. На самом деле у Дэс было железное терпение, но по-настоящему понимать Натали стала это только в разлуке. Она раньше в такие моменты смятения неслась к Дэсти, та всегда находила для Нат нужные слова, так, что у неё всё более менее укладывалось в голове. Да что уж там – часто Дэс дельно советовала Нат как поступить и подталкивала её к решению, самой Натали решить что-то очень сложно. Вот и сейчас она мнётся на пороге больницы, не вполне уверенная, что её приход сюда можно назвать адекватным. Впрочем, девушка давит в себе эти мысли и проходит в палату. Бледное лицо Лесса выделяется на белоснежных простынях, которые по сравнению с ним выглядят не такими яркими. У Нат защемило сердце, и захлестнуло такое чувство вины, что словами сложно передать. Она не разговаривала с Тимом вот уже две недели, а ведь было время, когда ей было тяжело без него даже пару минут. Она никогда так не орала на него, а он кричал ей в ответ, что Натали ищет повод расстаться. Она в который раз пожалела, что не обладает рядом бесценных качеств лучшей подруги. Она смогла бы сдержаться, она бы не опустила голову и говорила бы с женихом недрогнувшим голосом. Она могла бы поплакать потом, могла бы поплакать с Нат, Джолин, Жюли, но не с ним. А Натали слабая духом. Поэтому она убегает всегда, в том числе от проблем. Она ведь и сама понимает, что дело не столько в их глупом споре с Лессом, сколько в Натали и Дэстини. Хотя не Тим здесь виноват, а Нат. Потому, что дружил с Дэс не Тим.
-Боже мой, Лесси, как ты себя чувствуешь? Твои родители знают, где ты? Я могу им позвонить и вообще скажи, что я могу для тебя сделать?
Гипс на обеих ногах выглядит многообещающе. У Лестера глаза неожиданно большие на ставшем совсем хрупком лице, а Нат устраивается на кончик кровати рядом и берёт Леса за руку. Когда она видела такое в фильмах, ей казалось это наигранным. Но сейчас вдруг возникло такое желание. В помещении достаточно прохладно, но Леса бьёт жар. Натали смачивает какой-то сложенный в три раза бинт, чтобы промокнуть ему лоб. Хотя Натали лучше не подпускать к пациентам с её способностью ухаживать за людьми. Она никогда даже простой домашней работой не занималась, что уж там говорить о больном человеке. Но всё бывает в первый раз. На лице Натали неподдельное беспокойство, она бестолково суетится. И ей отчего-то не хочется, чтобы Лес её ненавидел. У Натали в кои то веки растрёпанные волосы, как она подскочила с подушки, и заплаканные веки. От этого её глаза, наверное, кажутся ещё меньше. Лесса точно огорчит это неэстетичное зрелище. Что ж, по крайней мере самоирония при Натали, хотя она так торопилась, что и не пыталась отрыть дома тёплый пиджак. Она неосмотрительно проводит рукой по перевязанной ноге Лесси, запоздало сообразив, что именно там, вообще-то, болит.

 Отправлено: 09.09.10 00:01. Заголовок: Лиз все сидит и може..

Лиз все сидит и может показаться, что она в трансе. Она как будто заколдована. Гладит его по голове. Гладит... Смотрит куда-то на него, но при этом сквозь него. Кажется, прошло несколько часов такого сидения. Она почувствовала, что она несколько опустошена. До нее словно бы только сейчас в полной мере дошло произошедшее. И она смотрела на это со стороны. Она еще помнит, как смывала его кровь с Селены и со своих рук, которыми сейчас гладит его. Его кровь. Что она чувствовала по отношению к нему? Конечно, изначально она просто собиралась выполнить свой долг перед семьей. А сейчас... конечно же, цель все та же. Но что она чувствует к нему? Она не знала. Равнодушие? Разве можно испытывать равнодушие к человеку, с которым провел столько времени, которому столько улыбался.
И вдруг Лиззи понимает, что он открыл глаза. Тут же она понимает, что у нее уже болит рука. Она смотрит на него, нагибается и чмокает в нос. Почему она себя так ведет? Потому что роль уже настолько в ней, что она может не думая совершать такие поступки?
- Она в больнице. С ней..., - "все хорошо?" Лиз бы так не сказала. - Я уладила все. Отдыхай.
Элизабет слушает его. Она понимала. Ведь она бы чувствовала тоже самое, если бы у него был брат и она бы сначала увидела другого. Ей было бы все равно. Главное, что они могут помочь. Что он думал о ней? Как по его мнению, она относилась к нему? Ей было, пожалуй, интересно узнать это.
- Это ничего. Это наш мир, Каин, - она погладила его по щеке, после чего очертила пальчиками подбородок. - У нас так принято.
Она берет его за руку. После чего слышит следующую фразу, поднимает глаза и, наверное, понимает, что любит его. Любит такого Каина. Который знает, что делать. Всегда. Это словно бы значит, что ей можно не напрягаться. Что она может быть собой, пока она с ним. Точно. У нее есть фортепиано, она может теперь играть. Она может просто улыбаться, ходить по магазинам. С нее словно бы снято столько проблем, которые раньше висели на ней. Она может не смотреть каждый день на родителей, которые смотрели на нее часто, так словно бы она могла спасти их семью. И все ждали, когда она это сделает. Он не смотрел на нее так. Пусть обычно он смотрел на нее холодно, но он ничего от нее не ждал. Ей нужно было просто быть рядом, быть достойной женой. И все.
Она поднимает его руку и прикладывает к своей щеке.
- Я сделаю. Если тебе нужна какая-либо помощь по организации, раздачи каких-либо указаний или даже просто зачем-либо проследить - я сделаю. Я могу это сделать.
Она не знала поверит ли он ей. Хотя, даже родители от нее иногда многое ждали, им тоже далеко не всегда казалось, что она на это способна. В ней никто не видел особого потенциала. Потому что она была маленькая блондинка, как куколка. Очень хрупкая, всем казалось, что она не выдержит никакого груза.

 Отправлено: 04.11.10 02:11. Заголовок: -- Это ничего. Это н..

-- Это ничего. Это наш мир, Каин. У нас так принято, - эти слова отдаются эхом в его голове. Он не шевелится. Просто смотрит перед собой. На зеркало висящее у двери, почему-то разбитое.Странно для такой дорогой палаты. А там его разбитое отражение – Каин Далглиш, оболочка которого дала трещину, в холодном сердце которого поселилось сомнение.
- Мне не нравится так, - очень тихо говорит он и снова замолкает. Слушает ее голос, звучащий теперь по-новому. У него никогда , как у других детей, не было каких-то теплых ассоциаций связанных с матерью, с детством : голос, запах, тепло руки. С самого раннего детства
принято было держать расстояние в два метра, а излишняя ласка и сентиментальность считалась дурным тоном в его семье.
\\\
- Доброе утро, Айлин. Рад, что ты так рано спустилась к завтраку. Я боялся не успеть передать подарок к твоим именинам или опоздать на занятия по верховой езде. Поздравляю с днем ангела, дорогая сестра, - твердо, уверенно, как выученную фразу, без лишних сентиментальностей поздравлял сестру с днем рождения тщательно причесанный, в отглаженной рубашке и жилетке в клетку мальчик…всего лишь пяти лет. Ни объятий, ни торжественных фраз. Его жизнь идет по графику : в 9 утра – верховая езда. В 11 – языки, в 15.30 парикмахер, в 18.00 день рождение сестры. Он будет стоять в костюмчике, и приветствовать всех приезжих родственников в холе, а они в свою очередь будут говорить о том, какой он смышленый и умный мальчик для своих лет. Все это у него записано в зеленый блокнот в клетку и с полями. И мама ругается, когда буквы заходят за поля. Каин Далглиш с детства приучен не переходить границ.
\\\
А теперь она говорит. И ему как маленькому хулигану хочется украсть этот голос, успокаивающий его, говорящий, чтобы он отдыхал, что она все устроит и идентифицировать с голосом его матери. Заполнить пустое место. Потому что родная мать даже не гладила его так, как она это делает.
- Не говори глупостей!, - резко и жестко говорит Каин. А потом снова смягчает свой голос, не привыкший говорить мягко, - ты не должна этим заниматься, ты же моя маленькая женушка. Все устроится, только принеси мне мой ноутбук, - это было правдой. Он знал и раньше, но только не утруждал себя в том, чтобы ее озвучить. Она его маленькая женушка. Ей не нужно делать что-то. Ее поддержка уже заключается в том, что он слышит ее голос и она гладит его по волосам. Все остальное он возьмет на себя.
И он пытается улыбнуться. У этой улыбки нет номера, и она ему совсем не идет. Но он откуда-то точно знает, что это именно то, что нужно сделать сейчас. Просто улыбнуться. И почему он раньше не придавал этому простому физическому действию значение? В прочем, откуда ему было знать, что такие ужимки что-то значат. Это ведь как будто…не логично. Что такое улыбка? Лишь сжатие некоторых мышц на лице. Разве она может на что либо влиять? А сейчас ему хочется Лиз улыбнуться.
Но Каин видит себя в разбитом зеркале, что висит о двери. Видит свой глупый нелепый вид, кривую улыбочку и пустые глаза. Все этому ему чуждо. Все это ему не идет. Его лицо деревенеет, только скулы двигаются слегка, так как когда он о чем-то крепко задумывается.
- И позвони, пожалуйста, Айлин. Даже в нашем мире приняты визиты вежливости ближайшим родственникам в виду их болезни, ни говоря уже о сестринской…,- он хотел сказать любви. Ведь его сестра – единственная женщина, к которой он что-то по -настоящему испытывал. И он всегда мог ей доверять. Ему казалось. Но отражение смотрело на него, как надзорный , как будто бы напоминая, что подобные слова не должны произноситься в этой комнате…,- ее сестринской верности и заботе. Хотя бы из-за вопроса о наследстве ее должно интересовать, когда я бываю при смерти. В конце концов, это случается не так часто, чтобы не выделить окно в своем плотном графике. Боюсь просить об аудиенции со мной на моих похоронах, нужно уже сейчас. Потому что в нужный час ее время будет дорого стоить, а мертвецы как известно чеков не выписывают, - раздраженно говорит он. И это как будто бы даже обида. Ведь он действительно хотел бы, чтобы она сейчас была рядом.
Ему кажется, снился сегодня плохой сон про сестру. Или нет. Какая-то темная фигура в его комнате говорила про Айлин. От фигуры вело холодом. Слишком много неприятных снов в последнее время.

 Отправлено: 09.01.11 20:49. Заголовок: Часто бывает, что мы..

Часто бывает, что мы занимаемся не тем, к чему лежит наше сердце, не тем, о чем мечтаем. Разве кто-то мечтает стать техником по ксерокопированию, или уборщиком? Наверное, нет. В детстве мы мечтаем о красивых и романтичных профессиях, кто-то умудряется воплотить свои детские мечты, кто-то меняет мечты с возрастом, а кто-то просто работает, чтобы жить, из необходимости. Последних, кстати, намного больше. Вот и Нелли она ведь совсем не хочет быть врачом, т.е. не в этом ее призвание. Ее призвание это гонки. Для нее нет ничего сладостнее запаха машинного масла и бензина, нет упоительнее музыки, чем звук мотора, но она учится на медика. Не потому что хочет, не потому что ей это нравится, а просто потому, что вот она решила, что так будет ближе к маме, что мама бы этого хотела. Вот еще, кстати, одна причина выбора нелюбимых профессий, ради кого-то. Не важно ради родителей, бабушек и дедушек, друзей, любимых людей. Самообман, который потом с годами превращается в пытку и ты ходишь на работу как на каторгу. Нелли ужасно не любит запах лекарств, вообще больницы на нее всегда наводили какую-то невероятную тоску, словно давили на нее эти стены, эти халаты и эти несчастные страдающие люди. Она слишком впечатлительная, слишком восприимчивая к чужим горестям, а таким очень трудно быть врачами.
И вот если просто учиться она еще могла и даже уже привыкла ко всем этим манекенам, картинкам не всегда приятным в учебниках, то сегодня ей предстоял первый день практики. Только подумать первый день. Ее уже с утра начинало подташнивать от волнения и предвкушения запаха лекарств. Впереди несколько месяцев ада. Она даже ночью толком не спала, все ворочилась. Утром с трудом поднялась с постели, выпила чашку горячего кофе, взяла кое-какие конспекты, дневник практики и направление на практику. Ее руководителем в больнице был выделен какой-то Калеб Монтгомери. Страшная фамилия. Ей воображение почему-то рисовало эдакого доктора Хауса.
Но вот она садится за руль своей совсем не новенькой машины, звук мотора. Он ее успокаивает и, кажется, даже жизнь налаживается, а практика не кажется, чем-то таким уж ужасным. Она едет в больницу, открыв окно, и напевает в такт песенки, звучащей из радиоприемника.
- Ничего, практика закончится и я смогу пойти в мастерскую, - довольно произносит она в слух, смотрит в зеркало заднего вида и продолжает свой путь. А вот и больница. Множество людей, множество белых халатов. Нелли захватывает рюкзак с одеждой и документами и направляется во внутрь. По дороге помогает какому-то старичку подняться по ступенькам. В самом деле, кто ж в больнице делает столько ступенек, словно издевательство над больными. Ей нравится помогать людям, она ведь отзывчивая, но просто медицина это не ее. Она как-то боится нести ответственность за чью-то жизнь. Это ведь даже страшно подумать о таком, не говоря уже о практике. После она заходит в лифт и едет на этаж нужного ей отделения. Слава богу, что практика не в хирургии. Нелли подходит к стойке дежурной медсестры и улыбается, после чего хмыкает, пытаясь привлечь свое внимание
- Здравствуйте, меня зовут Нелли Сабатини, меня направили на практику в вашу больницу и закрепили за доктором, - Нелли лезет в сумку и пытается достать направление. – Да за доктором Калебом Монтгомери. Не подскажете ли Вы мне, где я могу его найти? – Медсестра как-то странно покачала головой, глядя на Нелли и улыбнулась, словно ободряюще.
- Доктор Монтгомери сейчас делает обход, хотя…вон кажется и он, - произнесла медсестра и громко закричала, так, что Нелли показалось, что она точно на одно ухо оглохла
- Доктор Монтгомери! Доктор Монтгомери! Можно Вас на минуту? К вам тут практикантка пришла! – Нелли пыталась глазами выискать в толпе белых халатов того самого доктора Монтгомери.

 Отправлено: 12.01.11 22:42. Заголовок: И всё-таки это их ли..

И всё-таки это их личная ирония любви. Калеб только собрался было проговорить с Ки весь вечер, невзирая на своё состояние после ссоры с братом, как срочно вызвали на ночное дежурство. Калеб поехал, он слыл человеком ответственным и не принимал подхода доктора Сэлмона, который шутил, что он старается лечить больных, но, увы, они слишком хотят выздороветь – такие невинные шутки вызовут улыбку у кого угодно, но Монти лишь поджимал губы и качал головой, навсегда для себя решив присматриваться к Сэлмону, несмотря на то, что тот не делал промахов. Калеб мял в руках ключи от машины, подаренной Эсом, которую необходимо было везти в ремонт. Надо бы подумать, чтобы вернуть авто Эсу. Калебу казалось, что это был бы жест скорее истеричной девчонки, которая рассталась с парнем и решила вернуть его подарки. Мало того, кажется, парень, который кричал в баре, и принял их за сладкую палочку. Калеб не дарил Эсу настолько дорогих вещей. И почему-то именно сейчас его особенно терзала совесть. В общем, сегодня Монти не рассекал на трамвае и даже не потому, что для них позднее время – он вызвал такси, привыкая передвигаться на четырёх колёсах – теперь они с Ки вместе и вряд ли она оценит поездки на общественном транспорте. Он, с любовью проведя по экрану сотового, где на заставке красовалась улыбающаяся и довольная жизнью Кьяра, отправил ей смс «Принцесса, я уже соскучился. Я тебе сегодня уже говорил, что люблю тебя? Знаю, что говорил. Но я тебя очень люблю». Он тяжело вздохнул, задумавшись о парне, о котором говорила Ки. Как она жила всё это время? С кем общалась, нравился ли ей кто-то, был ли в её жизни кто-то, кто мог бы заменить Калеба, если бы он так и не образумился? Укол за уколом он чувствовал нарастающую ревность. Странно, раньше он за собой не замечал и даже если Ки флиртовала бы с кем-то у него под носом, он бы этим носом уткнулся в учебники, а теперь три раза не может попасть в рукав халата, представляя, как Ки говорит с уже бывшим, а он проводит рукой по её волосам и говорит, что её не отпустит и будет бороться за неё до конца. Сам себя доведя до нелепого раздражения, Калеб справился с халатом, и направился к регистратуре, чтобы узнать, что у них там. Он твёрдо решил со следующей недели заняться работой по совместительству. Это сложно, когда у тебя нет ничего и когда всё появляется – личная жизнь, ещё больше работы. И брата больше нет рядом. Он бы похлопал его по плечу, и Калебу стало бы легче. И он снова бы думал о Кьяре. А теперь он будет видеть её улыбку, но не забывать о брате, чёрт подери. Удивительное дело, как повезло Монти, едва он разместил резюме, как ему пришёл ответ, причём будущий работодатель представился как знакомый Эсмонда Дорнана. Калеба это не насторожило – даже несмотря на явный намёк Честора на сей счёт. Ведь не может же знакомый его брата замыслить что-то против простого доктора. Да и кому нужен Монти, чтобы против него что-то замыслить. Калеб подходит к регистрационной стойке и просит медсестру отправить его заказ* по указанному адресу.
-Запишите – для Кьяры Монтгомери…то есть Маршетт, ну Вы меня поняли.
Калеб рассеян и сам краснеет от сказанного, но не глупо, а счастливо. Давно никто не видел Калеба таким – одновременно умиротворённым и нервозным, словно внутри его раздирало на много маленьких Калебов, половина которых летала на крыльях любви, а другая – билась о стену головой от отчаяния. Калеб мечтательно прищурился, представляя, как он завтра же поедет в ювелирный салон и выберет для своей Ки нечто сногсшибательное, не глядя на ценник. Даже если ему придётся ограбить банк и просить родителей – он купит ей самое красивое кольцо на свете. Обручальное кольцо – это очень важно, его одевают раз и на всю жизнь. По крайней мере в их случае. В школе у Монти не было трудностей с деньгами, тогда он не стеснялся жить за счёт родителей, но теперь его трудности не должны коснуться Ки. Тем более, на второй работе ему обещали прямо скажем приличный оклад. Очень медленно до Калеба доходит то, что медсестра говорит ему про светловолосую девушку, стоящую рядом. Глаза Калеба лезут на лоб, он отчаянно машет руками, бледнеет и укоризненно смотрит на девушку, после чего жестом делает знак, чтобы она следовала за ним, не утрудив себя поздороваться. Долго молчит, ведя её по коридорам, но вскоре не выдерживает и высказывает причину такой неприветливости, -
-Ваши волосы. У меня просто нет слов.
У Монти отвисла челюсть. Кажется, он собирается сделать комплимент девушке с удивительно красивыми и густыми волосами, но нет. Калеб явно выглядит недовольным, оглядывая её с ног до головы не столько оценивающим взглядом, сколько в ужасе от того, что он видит, -
-Я могу видеть Ваши волосы – где головной убор? Ни шапка, ни беретка, ни платок, а медицинская шапочка. И где халат? Это ни в какие рамки не лезет!
Калеб хмурится и отправляет девушку в сестринскую переодеться. Она что, специально ему назло извалялась где-то в грязи и в пыли, а потом явилась сюда в таком наряде? К слову, один раз они с Эсом заезжали к Нелли в мастерскую, но разве смог бы Калеб об этом вспомнить.
-Скажите мне Ваше имя. Я – доктор Монтгомери. Буду ждать в пятой палате, как только переоденетесь. И без самодеятельности. Пациентка в очень серьёзном состоянии – она беременна. Будете делать всё так, как говорю. Или практика закончится.
И рискните хихикнуть на его перл о беременности. Калеб на дружелюбной ноте и полетел в сторону палаты, где по его расчётам должна отдыхать мисс Таусенд Изабелла Монье. Он был возмущён, мало у него дел и много времени, чтобы из всех врачей получить такую головную боль.
Скрытый текст

*Ки должны доставить следующие вещи: упакованную в подарочную бумагу<\/u><\/a> аккуратную диадему,<\/u><\/a> букет цветов,<\/u><\/a> а также белоснежную голубку,<\/u><\/a> у которой к лапке прикреплена записка с адресом и временем встрече, а точнее на набережной. В конце приписка - я превращу нашу сказку в быль.

 Отправлено: 14.01.11 03:35. Заголовок: Каждое утро она вста..

Ты Тоже Хочешь - Masta Mamont
"Я знаю, что ты тоже хочешь любимой быть..."

Каждое утро она встает на весы и гадает – кто из них растет. Хочется верить, что малютка. Каждое утро проверяет подрос ли животик. Мажет ноги кремом от растяжек. Не помогает.
Лежа на кушетке во время УЗИ, она зажмуривает глаза и снова напоминает врачу:
- Не говорите мне кто это, хорошо?
- Не беспокойтесь, мисс Монье, я все помню,- ответил врач в этот раз немного раздраженно.
Врач равнодушен, он сталкивается с беременностью ежедневно. Это Ева – новичок.
- Простите, я просто очень волнуюсь…- Ева немного покраснела и начала теребить край простыни.
- И все же… последний вопрос. Там все в порядке? ... А как вы думаете, может, мне стоит узнать его пол? Кажется, это плохая примета… Но с другой стороны проще будет покупать пеленки… Знаете, мне кажется, что это мальчик… Нет-нет, только не говорите мне правду… Еще раз извините… простите…

Признаться, она не одна такая. Все они задают подобные вопросы. Хоть на двери список ‘Топ 10’ вешай. Хотя нет, десятью вопросами тут не обойтись.
Какой роддом вы посоветуете? Точно крем от растяжек безвреден?
Знаете, я в Интернете читала, что УЗИ не безопасно… Это правда?
Простите, а какую еду нельзя есть при беременности?
Или вот это, мое любимое – а алкоголь точно нельзя? М… а если совсем чуть-чуть?
// Роза Голд, врач районной поликлиники.

Жизнь становится одинаковой.
Прогулки по городскому парку, посещение библиотеки, курсы для одиноких мам… и интернет.

[унесенная ветром]
- В последние время я все больше сижу в интернете. Изучаю сайты роддомов и детских садиков.
Скажите, это нормально или я схожу сума.
Одно успокаивает. Я еще не перешла к поиску вуза.
// Форум для будущих мам.

"Работа мамы" кажется ей занимательной. Но слишком ответственной.
Выбор коляски, кроватки, пеленок, а главное имени. Последнее особенно сложно, когда нужно продумать оба варианта.

- Сиринита, я определилась. Назову его Яном. Не знаю почему, но он должен унаследовать имя отца.
- Ричард мне больше нравилось…
- Нет! Я не понимаю? Ну а что такого, если я назову Яном! Мало ли Янов на свете! взбесилась Ева.
Сиринита привыкла к таким перепадам настроения, а потому вышла из комнаты.
- Нет, ты мне ответь!... Вернись!! Да и потом, чем плоха его судьба?? Да, он ублюдок, но по крайней мере он не одинок!!! Мне даже некому посоветовать подходящий роддом!!! Ай… Ева обхватила живот руками.
– Ян, милый, не бей так сильно, прошу тебя…

Она встречается со своими друзьями. У них сережки только в одном ухе, а потому про беременность они ничего не слышали. За них рожают суррогатные матери.
- Питер, знаешь, что меня беспокоит больше всего?
Конечно, он понятия не имеет, но только этот педик способен ее выслушать.
- Сны…- она не дожидается его ответа.
- Там я часто вижу Яна. Мы там счастливы. Он меня бъет… Но…
- Миииилая,- Питер очень любит тянуть звуки
- И ты эээээто называешь счастьем?
Не знаю. Я запуталась. Просто я очень боюсь. Боюсь вообще всего… Мне снится и не такое… Питер,- она уткнулась носом в его плечо.
- Я боюсь, что один из них окажется вещим.
Почти рыдает.
Смотрииии, толстушка, не задавиии меня…- Он ласково треплет ее волосы. Что он может еще сказать…?

--------

Skype.
Веб камера.
Ева сидит на диване, уплетая очередной банан.
- Нэнси, твоя baby уже спит?
- Да… если бы. Орет! Джек пытается ее успокоить. Подруга, поверь, беременность это сказка по сравнению с последствиями. Лучше бы меня тошнило и кружилась голова… Джек!!! Да, успокой же ее…!!- Нэнси срывается с места и возвращается с младенцем на руках.
-У меня нет сил, Джек ничего не может сделать сам…
Ева улыбается.
- Какая она красивая…- ей не хочется думать, что у нее не будет даже безмозглого Джека. На него можно было бы хотя бы срываться.
- А характер у нас не завидный. Мы очень сварливые. Ладно, пойду ее укладывать…
Нэнси обрывает связь.
Сиринита пропадает на очередном свидании. Да и черт с ней.
Ева поплелась на кухню. Загребла рукой виноград.
Что это…?
Ягоды выпали из рук.
Из нее течет вода!
Слишком рано! Такого не может быть!
Она паникует. К счастью номер роддома на кнопке быстрого вызова.
У нее начались схватки. Казалось, что прошли годы, с момента звонка до прибытия врачей.
Ей страшно…
- Я даже не успела выбрать имя…
(…)
- Ложись и глубоко дыши ртом!

 Отправлено: 19.03.11 21:37. Заголовок: Она ненавидит эти их..

Она ненавидит эти их встречи. Каждый раз приходится собирать всю свою волю в кулак, держать себя в руках. При том, что она была очень сдержанным человеком, она была даже холодной, даже слишком холодной. Айлин – снежная королева. Держать себя в руках не составляет для нее, в общем, никакого труда. Более того, ей бы было куда сложнее показывать свои эмоции. Но почему-то во время таких встреч, в ее душе закипает злость, гнев, ненависть к этому опасному человеку. Она терпеть не может подчиняться, она была таким человеком, который не должен подчиняться. Айлин не нравится то, как он ведет машину, словно тянет время, которое для нее кажется вечным. Она ведь не робот, хоть ее часто так называют СМИ. И ей не чужды такие эмоции, как страх, опасение, раздражение, ненависть. Сейчас ее страх, конечно же, зашкаливает. Где-то в районе горла. И только это чувство страха не дает ей спросить у него какого черта он так тянет. Словно нарочно издевается. Айлин касается пальцами своего виска и чувствует свой пульс. Учащенный, слишком учащенный. Хорошо, что ее кожа такая бледная. Иначе у нее на щеках сейчас точно появился бы нервозный румянец. Ей бы, наверное, сейчас хотелось кричать.
Она не выдерживает его взгляд, когда он смотрит на нее через разбитое зеркало. Наверное, если бы ее целью было выдержать его тяжелый взгляд, то она бы стойко смотрела в его глаза через зеркало. Но Айлин нарочито отводит свой взгляд. Она берет свой телефон из его рук и, когда в следующий раз бросает взгляд в зеркало, то его лица и его тяжелого взгляда она уже не видит. Что ж. это было даже лучше. От его взгляда было слишком тяжело. Слишком дрожали руки. Она не думала, что он может ее убить прямо в этой машине, это было бы слишком просто. Если мучить ее, то до конца. В том, что он способен на что-то ужасное, она не сомневалась ни на секунду. А она не бесстрашная воительница. И себя любит и за себя боится.
- Я настолько похожа на человека без инстинкта самосохранения, что Вы решили меня предупредить?
Она старается говорить ровно и даже с некоторой усмешкой. Пока она не сделает никаких лишних шагов, ей вряд ли есть чего бояться. Даже оскорбительно, что у него в голове хоть на секунду промелькнула мысль, что Айлин настолько сойдет с ума от страха, что забудет о том, с кем в машине она находится и начнет звонить кому-то с просьбами о помощи. впрочем ее страха это никак не убирает. И, когда она невольно бросает взгляд на осколок в его руке, в голове живо проскакивает мысль о том, что он, должно быть, виртуозно и не раз, уже орудовал таким же осколком. Осколок в его руке сбивает Айлин, она возвращается к своему телефону, пытается найти в своей записной книжке номер Кайлины. В эту минуту не думает о том, что сказать. Думает о том, как найти номер. Находит. Пальцы дрожат и она нажимает на кнопку вызова и потом снова на кнопку сброса. Случайно, от волнения. Старается привести в порядок дыхание. Ненависть к нему растет с каждой секундой, потому что он видел ее, пусть секундную, но слабость.
- Кайлина, здравствуй. У меня есть для тебя предложение. Ты знаешь журнал, в котором я являюсь редактором. Я хочу передать эту должность тебе. Никакого подвоха. Я сделаю это официально. В следующую субботу, когда будут подведены итоги месяца. Твое право отказаться. Но в субботу. У тебя есть время подумать.
Айлин нажимает на кнопку окончания звонка. Чувствует себя очень глупо. Нажимает на последние вызовы. Смотрит в сторону, но показывает ему, что последний звонок – Кайлине Андерсон. Злейшему врагу Айлин Далглиш. Ежится, становится внезапно очень холодно. Айлин поднимает на него свои голубые глаза, в которых можно прочесть сейчас как будто бы пустоту. Ей сейчас очень пусто.
- Она согласится, - Но Айлин не из тех женщин, которых так просто сломать, поэтому потом она улыбается одними уголками губ и продолжает, - Если что-то случится, то я готова снова придумать себе наказание. Но она согласится.
Айлин смотрит в окно, на часы на своем телефоне. Слишком много времени здесь. Ей нужно было проведать брата, у нее было много дел. В ее голосе тонкая ирония, что она готова себе снова придумать наказание. У нее как-то все равно не получается быть покладистой. Она все равно остается Айлин Далглиш. Испуганной, да. Осторожной, напряженной. Но Айлин Далглиш-Хоул. Сейчас ей нужно было выйти из машины и спокойно заниматься своими делами. Словно ничего в машине не произошло, словно у нее даже не было встречи с этим страшным человеком.
Машина останавливается. Айлин спокойно прощается, внутренне радуясь тому, что все закончилось. Выходит из машины. В машине происходили страшные вещи. Но она идет с гордо поднятой головой, спокойным шагом. Может ее шаг только чуть быстрее, чем следовало бы.

Заходит в больницу, на ходу отключает телефоны. Ее провожают в палату к брату. Она благодарит врача, не глядя на Каина. Когда дверь закрывается и ей дают время на общение с ней, она поворачивается. Взгляд ее становится обеспокоенным. Даже светлым. На несколько мгновений. Когда она тихо спрашивает.
- Как ты себя чувствуешь?