Отправлено: 08.07.14 20:25. Заголовок: Объект под особой охраной, просторная квартира, купленная для Доминика Хантера.

 Отправлено: 08.07.14 20:33. Заголовок: Марк не зря встретил..

Марк не зря встретился с парнем, что притеснял Доминика в школе. В те давние годы Доминик в ответ разбил тому нос, и он больше не лез на рожон. Но теперь Авроре Керр не посчастливилось выбрать не того себе в спутники, чтобы, как она там это сказала? пристыдить того гада, который заставил Доминика озлобиться на весь мир. И в этот момент ей было неважно, что Марк презирал её, эту, с позволения сказать, куколку с её детскими визгами на тему того, что Ванессе и Джереми нужно перестать ссориться и держаться друг друга. Как и то, что он догадывался, что ей хотелось найти этого неотёсанного чурбана, чтобы убедиться, что она защищает Доминика не зря, что он пережил достаточно, чтобы стать тем, как стал. Она не задумывалась также почему Марк не возражал против того, чтобы её сопровождать, и так беспечно оставила их наедине, как маленькая дурочка, расплакавшись и убежав, когда тот урод не оценил их душевного порыва высказать ему своё фи. Разумеется, Марк не озаботился тем, чтобы просветить её радостью известия о побеге Доминика, она ведь этого хотела не меньше его, разве не так? Но к чему ломать игру брату, как Марк осмелится? Маркус в тот момент, когда отправлялся туда вместе с ней, знал, чем закончится эта встреча. Он не был маньяком, и не собирался им быть, не претендовал на лавры Доминика. Но циничности и жестокости ему не занимать, а, после побега брата, нужно помочь замести следы, сбить следствие с толку, потому, что он знал, Доминик после стольких лет отсидки не сможет отказать себе в удовольствие наплевать на вполне очевидные облавы, ринуться к Велии. Марк заходит в тайное просторное жилище, которое купил для Доминика бесподобно наглым образом. Он бывает здесь каждый день, надеясь услышать отпирающего замки брата, который вполне может без лишних разговоров свернуть ему шею за то, что он не был рядом с ним в этом тюремном аду. Не зажигает свет, но заговаривает с собой, что, в общем и целом, ему не свойственно. Но нервы давят на психику, и для того достойный повод.
-У меня будет грёбанный нервный срыв, если я снова тебя не увижу. Доминик, Доминик, Доминик, Доминик.
Он негромко, но как заведённый, повторяет эти слова, пока не замечая затаившегося в доме Хантера. Вроде бы тот самый Марк, которым его помнил Доминик. В отличие от старшего брата, немногим изменился, такой же весь из себя холёный до тошноты и даже несколько вычурный. Вот только на лице оторопело-отрешённое выражение, когда он слегка трясущимися пальцами тянется к заныканным в ящике стола сигаретам и прикуривает только попытки с шестой. Прикончив сигарету, он судорожно стаскивает с себя перчатки, брезгливо поморщившись и швырнув их в камин. Смачно, но вполне интеллектуально матерится, не подумав о том, что тот как следует полыхнёт, и в доме повиснет удушливый запах гари. Воровато оглянувшись, открывает окно. Замирает, когда на кожу падает луч света, и на его кистях и щеках можно разглядеть ещё свежие брызги крови, по всей видимости, не его. Он всё также ошарашено смотрит в одну точку, а затем, словно сообразив что-то своё, облегчённо и воодушевлённо озаряется понимающей улыбкой. Примерно такой, какой светится лицо спортсмена, успевшего урвать важную победу в последний момент. Он проходит в комнату, чтобы включить видеоплёнку, присторивший её даже сюда, как приверженец немного старомодной классики. Усаживается на край дивана, чтобы его не запачкать. Хотя диван тёмного оттенка, которому отдавал предпочтение Доминик, здесь всё оформлено так, как ему нравится, Марк старался ему угодить. Он включает старую кассету, оставленную здесь в дань ностальгии, на которой можно без труда узнать в маленьком мальчике с ангельской, но фальшивой улыбкой, его самого. Эту сцену снимал Дионис через окно, когда они ещё находились в том светлом возрасте, что им не было лень эстетично так безобразничать по поводу и без. За руку его держит не вездесущая мать, которая в тот день, очевидно, было чрезмерно занята простыми движениями с его отчимом. Его держит за руку старший, тощий молодой человек с аккуратно зачёсанными волосами, в деловом костюме – тогда Доминику пришлось отпроситься с работы, чтобы выручить Марка от исключения из этой школы для мажоров, без которой Марк жить не мог, хотя сам утверждал обратное. Доминик хмуро смотрит на директора, а светловолосый мальчик мягко улыбается и выдаёт нечто несуразное, что уже взрослый Марк, сидящий напротив телевизора, с радостным заливистым смехом повторяет, словно заученный урок.
-Давайте мы с Вами сделаете вот что. Вы начнёте лизать мою задницу, сэр, потому, что иначе мой брат Вас убьёт.
Марк хохочет в унисон своей детской копии, правда, куда нервознее и истеричнее, он пережил более насыщенный, чем тогда день. И тогда он слишком беспечно считал, что Доминик просто так с удивительной периодичностью растолковывает ему суть сериалов в области, достойной патологоанатомов. Маленький Марк впитывал его рассуждения, как губка, и превозносил Доминика, да и привык он к нему с детства – старшего брата частенько заставляли с ним возиться, однако, вопреки здравому смыслу он не возненавидел малыша. А малыш со слезами цеплялся за ногу Доминика, когда тот в очередной раз накинулся на ненавистную Ванессу с ножницами, и твердил, что это всё проделать хотел он, уже тогда отдавая себе отчёт, что ребёнку за это ничего не будет, а он должен спасти брата. Ребёнком уже давно Маркус не был, но желание уберечь брата от того, что ему сулила судьба, выросло вместе с годами. Марк умеет с понимающим таким безразличием, деланно заинтересованно смотреть на людей, складывая пухлые губы в бантик. Но никто не заставляет его глаза гореть таким искренне просветлённым огнём, как вид его брата, такого измотанного, осунувшегося, с впавшими глазницами. Увидев нечто подобное на улице, он презрительно бы отшатнулся от подобной личности, но со своим братом он не узнавал сам себя и разве что не облизывал его, как собака, шершавым языком. Никакой Хатико не может сравниться с Марком, с тем, как он его ждал, с тем, как он не мог пережить то, что ему выдали якобы про казнь Доминика. Он не позволит этому повториться. Второй, уже настоящий, казни своего любимца он не переживёт. А его хватает только на сорвавшийся с губ выдох, когда он нерешительно, словно не доверяя собственным глазам, подаётся ему навстречу.
-Скажи, что ты настоящий, что это не сон и не глюки, пойманные от наркоты. Что я могу коснуться тебя, и моя рука не пройдёт сквозь твои пальцы. Ты даже не представляешь, как я тебя ждал. – Марк падает на колени перед ним, словно перед святым образом, и прикрывает глаза. Его лицо выглядит таким одухотворённым и ненормальным, что его так и подмывает предушить.
-Кажется, я только что убил человека. Всё для тебя. – Он говорит, слегка растягивая слова, словно смакуя их на вкус, и улыбается немного застенчиво, но до ушей, искрясь такой смесью горделивости и стыдливости, что становится страшно, кому угодно, но не Доминику. Сам себя обрывает на половине слова и переживает, что брат не видел главный в его жизни поступок, которого Марк от себя не ожидал, будто речь шла о том, что он сделал невероятное па на роликах или он робко рассказывает брату, что получил за контрольную неплохую оценку, но он не только не уверен в том, достаточно ли она хороша для его похвалы, но также, что его не обругают. Он убил того парня, и сделал это вовсе не для того, чтобы пародировать Доминика. И его всецело занимает мысль, что брат поймёт его мотивацию озадачить следствие и не дать им засечь его с Велией в минуту его слабости из-за любви, вместо того, чтобы проникаться ужасом осознания совершенного. Ну разве что он также немного нервно задумывается, что наверняка из-за стресса не запутал следы достаточно идеально. Марк законченный перфекционист. И он преданно смотрит брату в глаза, надеясь заслужить его одобрение верностью. Марка можно во многом обвинить, и в жестокосердечности, и в театральности. Но не в неискренних намерениях в отношении тех, кто ему дорог. И, придти Доминику голову разорвать его в клочья, Маркус при всём желании не сможет заставить себя меньше им восхищаться. Он убил человека, который пусть и вёл себя плохо с Домиником лет сто назад, просто так, ни за что, и сейчас ему больше всего хочется искать спасения в объятиях брата, в кои-то веки, как маленького. Чтобы тот убедил его, что он смелый, и что он молодец.

 Отправлено: 09.07.14 19:10. Заголовок: Доминик буквально не..

Доминик буквально недавно добрался до той квартиры, адрес которой был у него на листке. Ему пришлось добираться своим ходом, угрюмо смотреть в пол, понимая, что от него шарахаются, принимая его за бродягу. Ему это выгодно, он не может этого не понимать. Поэтому внимательно смотрит на маленькую девочку, которая жмется к своей матери, сторонясь его и изучая его испуганно. Он бы не причинил зла ребенку, он бы подождал, когда она вырастит. Но она смотрит на него так внимательно, что он скалится и она еще сильнее прижимается к матери, не в силах оторвать от него взгляда, но будучи напуганной. А он понимает, что будет сниться ей в страшных снах и его это забавляет. Когда он добирается до квартиры, то пробирается в нее тоже слегка воровато. Не то, чтобы он не верит своему счастью или что-то в этом роде. просто он привык к тому, чтобы быть осторожным. У Доминика сознание странное и он, пусть и привык к тому, что ему стоит быть осторожным, но все равно как-то… еще умел верить что ли. И Доминик проходить в квартиру, закрывает дверь. Он не бежит тут же в душ, не бежит переодеваться, от этого всего он уже давно отвык. Он даже не падает на кровать обессиленный. Он садится на краешек кровати, кладет руки на колени. И смотрит в одну точку.
Сколько он смотрел в одну точку? Он и сам не смог бы сказать точно. Потому что перед ним время словно остановилось, он не включал свет, он ничем не занимался, он просто сидел совершенно обездвиженный. Наверное, ему нужно было это время наедине с собой. Если бы он знал, что Велия – монстр, то он бы сказал, что она так же может питаться его энергией. Она питалась им. Он чувствовал себя совершенно выжатым. Совершенно опустошенным, но совершенно в гармонии с самим собой. Он мог позволить ей сжирать его изнутри. Он даже не шелохнулся, когда дверь открылась, не шелохнулся, когда услышал голос своего кузена. У него словно не было сил подняться и показать тому, что он здесь. Словно прирос. Он так же не шелохнулся, когда услышал, что включился проигрыватель. И только, когда кузен повторяет за тем, что происходит на экране, Доминик словно включается. Ведет головой, поднимается с дивана, в темноте, двигается бесшумно. Оказывается прямо за спиной Маркуса, внимательно следит за происходящим на экране. Монстр франкенштейна. Обходит кресло и оказывается прямо перед Марком. Что называется, во всей своей красе.
Доминик молчит, когда Маркус падает на колени. Доминик не чувствует в этот момент никакой неловкости. Он чувствует себя, как отец, которому несут на руках долгожданного едва родившегося наследника. Не касается его, но стоит, словно по стойке смирно, с выражением лица, что именно так все и должно быть, и никак иначе.
- Для меня?
Доминик спрашивает, а потом наклоняется, чтобы внимательно изучить пятна крови на белой рубашке кузена. Он даже касается их, они кажутся ему совсем свежими, Доминик любит кровь. Сначала он строг, как будто бы Маркус только что ему сообщил о том, что где-то там «нашкодил». Смотрит строго, тонкие губы поджаты, а потом улыбается. Улыбается, медленно растягивая тонкие губы в улыбке. Чтобы тут же начать безумно и неистово хохотать. Во весь свой хриплый, сиплый и севший голос. А потом садится на колени. Все так же продолжая безумно хохотать.
Маркус всегда был тем, кто казался Доминику… стоящим что ли. Доминик всегда изучал его, следил за ним. Отмечал его достижения. Отмечал неудачи. Они не были похожи совершенно внешне, но Доминик, будучи человеком с поломанной психикой, мог видеть в маленьком мальчишке родственную душу. Если бы он кому-то об этом бы сказал, то точно прослыл бы психопатом. Поэтому он молчал. Но он всегда чувствовал, что именно этот холеный мальчик может стать психопатом хлеще, чем он сам. И это было для него предметом гордости. И сейчас он в этом просто убеждался.
Доминик продолжает смеяться, а потом рукой прижимает голову Маркуса лбом к своему лбу. Холеный лоб, модная стрижка, белоснежные волосы и грязный лоб, спутанные грязные волосы, потрескавшиеся губы. Он как будто бы сливает их воедино и своим безумным хохотом и этим касанием, касанием старшего брата, который хвалит младшего за то, что тот забил много голов в важном футбольном матче.
- Молодец. Я так тобой горжусь. Так горжусь тобой. Расскажи, как ты это сделал? Крови было много? Я научу тебя, чтобы крови было как можно больше. Ты же хочешь, чтобы я научил тебя?
На самом деле быть привязанным к Доминику и иметь Доминика в привязанных это неблагодарное дело и лучше сразу бежать.

 Отправлено: 07.11.14 00:37. Заголовок: Когда Доминик падает..

Когда Доминик падает на колени, Марк слегка отрешённо откидывает полы пиджака, чтобы те не мешали его брату изучить всё, что ему интересно. Дому позволено всё, что он хочет и даже больше, никто не посмеет запретить. Марк замирает на момент, не слишком доверяя собственным ушам. Доминик не злится? Он гордится им? Он сглатывает вставший в горле комок нервов, облизнув пересохшие губы и с трудом подавив в себе желание его переспросить. А потом шепчет ему практически в губы, когда Доминик прижимает его лоб к своему. Марка словно лихорадит от его прикосновений, как будто его касается святой. Да Доминик так дико, издевательски, походит своим изнеможенным облику на кого-то вроде того. Плечи Марка трясутся, ведь по щекам текут слёзы, которые он ловит губами и ничуть не стесняется их. Он чуть было не потерял брата дважды, а это стресс совсем не для таких психически нестабильных личностей. Видели бы его родители, точно бы раскудахтались, что во всём, что делает Маркус, виновато влияние Доминика. Им так удобно винить кого угодно, включая себя, чем признать поражение, сын вырос полным дерьмом и ничего с этим им не поделать. Доминик так надрывно смеётся, что Марк не может сдержать свой нервный, но заливистый смех и вторит ему, едва не впадая в истерику, даже слёзы выступили на глазах. Слёзы радости, вы не подумайте, что он решил раскаяться для разнообразия.
-А я горжусь тобой, Дом. Ты сбежал из-под носа этих кретинов, которых надо перестрелять, таким безнадёжным болванам не стоит размножаться и плодить очередных туповатых придурков. Ты сделал их всех, утёр им нос. Ты вернулся ко мне, я так тебя люблю, брат.
Как там говорят эти недоумки? Вы имеете право хранить молчание. А имеете право не хранить. Марк порочный и дрейфующий на волне своих капризов. Если бы Доминик велел ему убить, чтобы доказать свою верность, Марк бы даже не задумался. Он также мог сделать это из любопытства, просто поиграть в игры разума или, как вышло, запутать следы. Но вот понравилось ли ему это и готов ли он переживать это каждый раз так, будто чай выпить, он не задумывался, не было времени, он от шока не успел отойти. Он ведь, как и его брат, мальчик неглупый, только адекватность ещё сохранил, и смутно догадывается, что при таком раскладе родительские деньги его не отмажут от решётки, если они увлекутся. Хотя в его голове бродят циничные и досадливые мысли, что ударить того парня следовало сильнее и убить с одного замаха, копы приметят работу дилетанта. А он так старался. Так, к вопросу Доминика. Марк молчит, уперев глаза в пол и не смея поднять глаза на брата, за своё молчание ему стыдно. Постыдиться за остальные художества светлая мысль отчего-то не посещает его голову.
-Ага, знаешь, я хочу ещё. Теперь я понимаю, почему ты так и не захотел остановиться, в этом что-то есть, порочное, круче выпивки с наркотой. Что уж там, даже секс не сравнить. - Он поднимает глаза на брата, у него руки немного трясутся от возбуждения. Он лукаво улыбается своей нежной улыбкой ангела, только вот глаза смотрят на него с лихорадочной одухотворённостью, так, словно брат спросил, хочет ли он поступить в тот же институт, в котором учился и он, а Марк серьёзно задумался над таким судьбоносным вопросом.
-Ты меня научил завязывать шнурки, давно, в детстве. До сих пор их завязываю так, как ты показал. А теперь ты научишь меня убивать, кто, как не ты.
Марк говорит восторженно, глотая окончания фраз, как всякий человек, который так рад встрече, что не может наговориться с близким. С таким видом, будто в содержании их разговора ничего такого особенного не прослеживалось. Ну а что в этом такого? Можно подумать, Марк не знал, что его старший брат серийный убийца. Марк старательно рассказывает Доминику о том, как Аврора явилась к нему, как захотела узнать тех, с кем Доминик был не в ладах в школе поближе, как уболтала его пойти с ней. Как решил спутать копам их карты, не дать им вовремя сунуться к дому Велии и как пришил того, кто терпеть не мог Хантера и шпынял его до тех пор, пока Доминик не дал ему сдачи так, чтобы было неповадно к нему подходить. Может, было глупо отвлекать полицию от перемещений брата убийством, которое могли приписать Дому? Я вас умоляю, в этом прелести приговорённого к смертной казни, ему можно не бояться ничего. Что до Марка, то у него совсем едет крыша, когда речь идёт о его брате, он и себя во многом притеснять готов. Но не нужно наивно думать, что он пойдёт на такое для каждого.
-Слушай, это было весело. Такая хохма была смотреть на этого недоумка, твоего псевдопафосного одноклассника, как его там звали, не помнишь, Пол? Весело, потому, что он не знал, что жить ему осталось недолго и трескал дешёвую воблу с палёным пивом. Если б ты его видел, то не узнал бы, точно тебе говорю, он так разожрался, как кабан на убой. Но продолжал выдавливать из себя хмурый взгляд, как будто он что-то из себя представляет. Прости, отвлёкся.
Марк старается не тараторить, но говорит взахлёб, увлечённо, так, словно они обсуждают экзамен, который с блеском сдал Доминик, и теперь хочет подтянуть Марка. Но с кем, как не с братом, он мог поделиться ни с чем несравнимыми ощущениями, которые испытал. Ему даже захотелось курить, как после любовных игр, только что покрепче. Правда, также хотелось долго тереть руки, пока не сотрёт в порошок кожу, запах крови противно въедался в неё. Но он так обалдел от пережитого, что даже не смыл яркие брызги со щёк. Марк прищёлкивает пальцами в ажиотаже, сумбурно, но стараясь последовательно излагать события, припоминая каждую деталь. Странно, уже не бросает в пот, словно второй раз входишь в ледяное озеро, быстрее сбрасываешь гусиную кожу.
-Я подумал, что это должно быть похоже на спонтанное убийство, не знаю, может, был неправ. Схватил лопату, что стояла в его гадюшнике, признаться подумал, что не смогу, даже опустил руки. Но потом вспомнил, что тебя может сцапать полиция, и ударил его. Этот звук, когда трескается череп напомнил, как бьют об стол яйцо. Это ужасно позабавило, правда, меня так окатило его кровью и чем-то, похожим на мозги, что я оторопел. Просто не думал, что у него есть мозги. А потом я лупил его этой лопатой, пока он не свалился и никак не мог охладить свой пыл. Когда он упал, я приложил его ручкой лопаты прямо по морде. - Он не пытается сделать вид, что ему жаль, что всё так вышло. Потому, что ему не жаль, и притворяться он не видит ни забавы ни смысла. Да и с кем притворяться, с братом, новость о воскрешении и предстоящей казни которого едва не заставила Маркуса поседеть? Его родители так отчаянно хотели уберечь и без того покалеченную психику сына от новых душевных потрясений, но, наверное, именно из-за такой дикой заботы, понять которую смог бы не каждый, потеряли его окончательно. Они думали, что таким образом защищают его от порока, и они были неправы.
-А потом меня сблевало. Это нормально, Доминик?
Вы только посмотрите на него, это то, что его так волнует. Не смалодушничал ли, когда позволил своему завтраку выйти из себя. Ну это так неэстетично, что ему неловко. Он с надеждой смотрит на брата, а потом вцепляется в его щёки ладонями, страстно целует его в виски, прижимается к нему своей безупречно гладкой щекой. И этот совершенно помешанный на своём виде денди франт меньше всего думает о том, что может запачкаться. Он с чувством обнимает Дома, крепко прижав его к себе и прижимаясь к нему, жарко шепчет ему на ухо, интимно обжигая своим дыханием.
-Ты больше не пропадёшь, обещаешь мне? Ты запомнил меня совсем мелочью, но теперь я большой мальчик и могу позаботиться о тебе. Ты никогда не давал меня в обиду и всегда был для меня старшим братом, отцом, да всем. Я никому не позволю причинить тебе неприятности.

 Отправлено: 07.11.14 15:18. Заголовок: - Перестрелять? Нет...

- Перестрелять? Нет. порезать как свиней.
У Доминика даже глаза горят лихорадочно. Хотя на самом деле он зля не держит на тех, кто держал его взаперти. Им ведь не понять, что есть настоящее и истинное искусство. Точнее, возможно, они понимают, но они вынуждены держать себя в рамках. Доминик великодушен и он их понимает. Они не понимают, что убийство это порой искусство. Ведь, если взять ту женщину, которая должна была стать куклой, марионеткой в руках Доминика и на лице которой сейчас вечная улыбка. Шрам, что напоминает о Доминике и о том, что однажды он вернется. Разве это не искусство? Дарить нужно не бриллианты и машины. Дарить нужно эмоции. Разве не подарил он куколке эмоции? Разве не ждет она того, что он придет резать ее на части и резать ее близких? Разве она не живет с эмоциями внутри? Это ли не величайшее искусство? И все те, кто его держал взаперти. Конечно, они мечтали об этом же. Конечно, один охранник, Доминик слышал, как он говорил второму, что ему изменила жена. И Доминик хрипло поинтересовался, а убил бы он свою жену за измену, кроваво и беспощадно, если бы его не сдерживали рамки. И ответ ему не был нужен, потому что он и так знал его. и они просто завидовали Доминику. Потому что Доминик был свободен от рамок. Даже, когда на его руках были наручники, а тело стягивала тюремная форма. Он был свободен.
Доминик весь сгорает от предвкушения, выслушивая рассказ своего брата про то, как тот убивал, как готовился к убийству. Он очень внимателен, правда, может показаться, что внимателен он отрешенно, когда особенно он прикладывает к своим сухим губам тощий палец и задумчиво произносит
- Куколка…
Но на самом деле ни одна деталь не ускользнет от него. он как коршун парит над рассказом своего брата. и у него уже давно не сжимаются кулаки от упоминания имени своего мучителя детского, прошлого мучителя. И Доминик молчит и не перебивает брата. даже, когда тот вроде как заканчивает свой рассказ, Доминик все равно берет паузу, словно переваривает то, что только что услышал. В задумчивости прокручивает в голове все услышанное. Пол, мучитель, череп, Велия, куколка. Куколка, можно сказать, стала сообщницей их «семейного» дела. Он никогда не сможет убить Велию. Но, если Велия будет себя плохо вести, то ему придется ее наказать. Своими руками он не может ее наказать, но у него теперь четыре руки. И теперь у него больше возможностей. Теперь он практически всемогущ и непобедим.
- Мне в тюрьме было видение. Что я не должен торопиться. Я не должен был торопиться и что здесь, есть кто-то, кто сможет продолжить мое дело. Кто отомстит за меня. Я верю видениям. В тюрьме я стал им верить. Я Монстр и чудовище. И я не мог понять, кто может быть таким же чудовищем, как я. это большая ответственность.
Он говорит пафосно и высокопарно, конечно, и это на самом деле мерзко, когда убийства кто-то называет делом. Но Доминик он не самый обычный человек. Он психопат. Он живет и дышит другим. Таких, как он, нужно истреблять и убивать. Потому что он гнойная рана на обществе. Только, как видно, он не один.
- Но ты можешь быть еще хуже меня. Я горжусь тобой. Ты чудовище. Ты не должен убивать бездумно. Ты должен выбирать тех, кто умирает красиво. Грязный пол, грязный ублюдок, не стоит смерти. Тебя поэтому и стошнило. Такие, как он только и оставляют после себя чудовищный смрад. Убивать надо таких, как Куколка. Как Велия. Они умирают и вдохновляют. Умирают красиво. Запомни. Ты должен найти свою идеальную жертву. И на пути к ней ты будешь убивать. Мы будем убивать. А конечной точкой становится идеальная жертва.
Доминик словно читает какую-то лекцию, какие-то проповеди. Он давно держал это в себе, потому что в тюрьме его никто не понимал. И он не мог, что называется, высказаться. Доминик и был-то без головы, а сейчас у него и вовсе поехала крыша. Он уже и сам себя не понимает, но научить убивать он может. он бы, наверное, даже книгу бы написал. Если бы это было можно. Доминик знает, как убивать и у него действительно есть и стиль и он находит в этом какой-то извращенный смысл. И, наверное, это правда могло бы выглядеть искусством, только вот он не герой книги «парфюмер». К сожалению, это все равно грязно и страшно. Доминик падает на пол и начинает плакать беззвучно, цепляясь за ноги своего брата.
- Я больше не хочу убивать, позаботься обо мне. Помоги мне, сдержи меня. Я не должен убивать. Я должен оставлять шрамы, но я не должен убивать. я чудовище и я хочу убивать тех, кто вызывает у меня эмоции. Помоги мне, иначе однажды я захочу убить тебя. Я больше не хочу убивать, помоги мне.
Он бьется в истерике. У него мозги набекрень. Он и сам уже не может понять, кто ему нужно. Но в данный момент ему становится страшно. Его брат впитал в себя монстра из Доминика. И Доминик от этого дрожит.

 Отправлено: 24.07.15 21:03. Заголовок: Марк смеётся, уже не..

Марк смеётся, уже нельзя списать его поведение на рассеянность после совершения преступления, он вполне отдаёт себе отчёт, как и тому, что слышит. Но он смеётся, словно услышал анекдот, только его смех вызван другим. Он такой радостный и беззаботный, он давно не ощущал себя безо всех этих рамок, в которое общество пытается запихнуть каждого также, как и в костюм. И, если костюмы ему нравились, то рамки не очень. Наверное, став старше, он станет напоминать богатого и пресыщенного своей лицемерной жизнью парня из «Американского Психопата», который здоровается за руку с тем, с кем спит его жена и жестоко убивает старика из химчистки за то, что тот умудрился испортить его костюм, который подходил к его любимому галстуку. Кому важнее было бы поправить причёску, прежде чем выйти в люди, нельзя позволить себе выглядеть небрежно, чем стереть с лица капли чужой крови. Он бессердечный, жестокий, но он привязан к Доминику так, как родители так и не сумели привязать его к себе, хотя мать мечтала, чтобы он всегда держался за её юбку. С ним он боится не так вздохнуть, чтобы не испортить брату настроение, и его гнев для Марка наказание куда хуже, чем может сделать его отчим. Да и на что он способен, заблокировать его карты? У этого индивидуума только на это и хватит мозгов, но он предсказуемо сдастся, Марк умеет играть на совести, как никто. И даже если папенька узнает про то убийство, то будет выдирать на себе волосы и вспоминать, как когда-то в детстве избил бедного ребёнка. Но вряд ли подумает, что он лишь утвердил его в том, что можно брать от жизни всё, своей вседозволенностью. Он подтверждающе кивает, когда Дом упоминает об Авроре, которая оказалась не ангелом с нимбом над головой. Марк бы не слишком удивился, если бы она поохала для видимости и помогла ему спрятать труп, причитая, что это ради Доминика. Может, она и хотела помочь Хантеру, но не умела этого делать. Проблема была в том, что Марк, пожалуй, умел это ещё хуже неё, но считал, что его брат рассуждает прекрасно. Он свободен в том, как живёт, и попытки его запереть не смогли лишить его этой свободы. Маркус психованный мальчишка с уверенностью, что за деньги можно позволить себе, что угодно. Но поэтому его восхищало творчество Доминика, он ничем не прикрывался и просто делал то, что хотел, Марку на это отчаянности недоставало.
-Так я просто убил не того? Дом, я буду совершенствоваться, мне даже нравится, когда есть, куда расти, иначе может стать скучно. Я тоже хочу, чтобы, как молнией, увидеть мою идеальную жертву. Я хочу почувствовать это, как ты.
Марк слушает наставления Доминика с заинтересованным волнением, словно духовного наставника, заглядывает брату в рот. Его слова, видения, гордость за Марка его воодушевляют, у него на глазах выступают слёзы, хотя Марк не назвал бы себя сентиментальным, но Доминик растрогал его. Они неадекватные люди, которых нужно было бы расстрелять. Просто Марк чуть более убедительно может выглядеть, как законопослушный гражданин, да и то потому, что не до конца вошёл во вкус крови.
-Я всё сделаю для тебя, всё, что ты хочешь, Дом. Тихо-тихо, всё хорошо, я позабочусь о тебе. - Марк качает Доминика на руках, словно ребёнка, успокаивающе целует его в лоб и даже напевает ему детскую колыбельную. Взрослый мужчина и парень, перепачканные в крови, зрелище нелицеприятное. Только вот этот осунувшийся, грязный беглый заключённый для Марка дороже всех бриллиантов его мамаши или денег, лежащих в сейфе отчима, он относится к Доминику преданно, он помешан на нём настолько, что даже Лугате придётся его принять, если она хочет быть с ним. Маркуса не смущает тот факт, насколько это может быть опасным для неё, не потому, что ему безразлично, наоборот, он чувствует в ней свою женщину, которую так просто не проймёшь. У него порой от неё мурашки по коже, она пробирает его своим взглядом до самых костей, но он никогда не позволит своей женщине с пренебрежением относиться к его брату. Она может плюнуть в лицо его отчиму, он только посмеётся над её выходкой, даже, может быть, плюнуть в лицо ему, но Доминик для него неприкосновенное, он ревностно готов оберегать его и закрывать от любых напастей и косых взглядов, которую за свою тюремную карьеру он повидал с лихвой.
-Ты правда не хочешь? Мне кажется, чужая кровь, как хороший парфюм, когда понял, что это твоё, отказаться невозможно.
Марк скорее не верит в то, что Доминик это серьёзно, он списывает его слова на нервный срыв. Но, если его брату захочется перестать убивать, Марк поможет ему и в этом, он на многое ради него готов, рафинированный, мерзкий молодой человек с бесконечно гнилой душой также беззаветно и искренне обожал своего брата.
-Нам нельзя допустить, чтобы они тебя нашли. Я сделал тебе новые документы, но эти чёртовы сводки с твоим лицом будут висеть по всему городу. Нам нужно усыпить их бдительность. С внешностью мы что-нибудь придумаем, но тебе придётся учиться контролировать себя заново, Дом, для видимости, конечно. Это, наверное, также паршиво, как снова учиться ходить. Но ты справишься, ты сможешь их всех провести, я в тебя верю, и я буду рядом с тобой.
Он не предлагает Доминику покинуть город, понимая, что он не сможет отказаться от близости Велии и этой его идеальной жертвы. Марк с упоением гладит брата по щекам, убирая нависшие над глазами волосы, ему приходится взять себя в руки, Доминика не должны поймать. Будь ситуация проще, Марк бы применил изощрённую фантазию, до банальности просто было бы соблазнить какую-нибудь легковерную идиотку, дочку полицейского босса и довести её до состояния, чтобы она была готова покончить с собой, если он уйдёт, и её папочка пошёл бы на всё. Людьми легко манипулировать, когда они любят своих детей, а тебе некуда девать деньги. Но тут так просто не выкупишь брата, выкупать его пришлось бы у самого Дьявола. Он говорит горячо, но немного задумчиво, его начинает трясти, потому, что трясёт Доминика, и отчаянно хочется его согреть. Он растирает его ладони, греет дыханием, он помнит, как тогда ещё с юношей, с его братом случился припадок, когда мать коснулась его ледяной ладонью после того, как попала под дождь, а Марк, ещё мальчишка, был единственным, кого Доминик, забившийся в угол и угрожающий родителям ножом, подпустил к себе и позволил обнять.

 Отправлено: 28.07.15 00:15. Заголовок: - Ты почувствуешь эт..

- Ты почувствуешь это сразу. Ты узнаешь свою идеальную жертву по запаху и твоя жизнь изменится. Ты будешь от нее зависим.
Может в этой зависимости и правда есть какая-то романтика, когда ты читаешь о ней на бумаге или смотришь фильм, где маньяка играет какой-то готический красавчик, а его идеальную жертву невинная овечка с большими глазами и пышными губами. Быть жертвой вообще не самое приятное дело. Это было романтично для куколки, возможно, когда Доминик был привязан к тюрьме и только рассуждал. Но вряд ли она так же обрадуется, когда он окажется за ее спиной, когда она будет идти темной ночью домой. Когда он проведет ножом по ее нежной щеке, вряд ли она будет видеть романтизм в словосочетании «идеальная жертва». Впрочем. Она сама напросилась. И когда будет следующий урок с Марком, Доминик обязательно объяснит брату, что идеальная жертва напросится сама. Будь-то слишком короткая юбка, слишком красивое, невинное или же порочное лицо. Марк сам поймет. Доминик Марком гордится. Марк умный. Марк даже более опасный, чем Доминик. Доминик страшно горд. Он думал, что он царь ненависти. Но Марк его переплюнет.
Доминика все так ненавидели. Велия смотрела на него таким взглядом, ему было невыносимо. Невыносимо хотелось наказать ее за неблагодарность. Нужна ли была Доминику поддержка? Никогда не была нужна ему тупая жалость. Это его бесило. Не нужна ему была поддержка, которая стремилась его переделать и якобы наставить на путь истинный. Он считает, что он стоит на истинном пути и не выносит лицемерия. Но сейчас, когда его брат вот так его укачивает, Доминик ему верит и чувствует себя еще более свободным, чем раньше. Почему-то ему и правда хочется, чтобы о нем позаботились. Он действительно так устал. Строить планы побега, да все эти видения. Если раньше он был вменяемым, как ему казалось, то сейчас у него точно шарики за ролики заехали. Доминик беззвучно, как-то сипло всхлипывает.
- Я и не смогу отказаться от крови. Я не хочу убивать. Не хочу убивать.
Может быть, в этом они были похожи с Велией, они оба были хищниками. Только Велия была сильнее, чем она и она могла справляться со своей жаждой. А Доминик пока не мог. Его это мучило. Он на расстоянии чувствовал запах крови. Марк был прав. В Доминике снова просыпается гордость за своего брата. тот был еще и куда умнее, чем сам Доминик. Ему хочется, чтобы Марк забрал себе этого монстра. Они оба монстры.
- Они не найдут меня. Они позволили мне сбежать. Сборище тупого стада. Найдут, я снова сбегу. Я снова сбегу. Я есть хроника, я бессмертный. У них не получится до меня добраться.
Слова Доминика звучат безумно. Впрочем, с чего им звучать нормально, если сам Доминик нормальным не был. Тем более, когда его безумие поощряется. Марк кормит с рук безумие Доминика. Доминику это нравится. С Домиником так нельзя. С другой стороны это куда более правильный путь, чтобы Доминик задумался о себе. Он смотрит как в свое отражение, пусть совершенно не напоминающее ему себя внешне. Но он смотрит на того, кто внутренне практически он и ему становится страшно. И только это дает ему возможность посмотреть на себя со стороны. Возгордиться, восхититься. Почувствовать невозможную гордость, почувствовать себя царем и богом. Одновременно с этим ужаснуться. Ужаснуться до дрожи и до кровавых соплей.
Доминик слегка отрешенно смотрит на своего брата, как будто бы не замечает всех попыток успокоить его и прочего. Как будто бы смотрит сквозь брата. его мучают головные боли. Тюрьма его как будто бы спасала. Он внезапно осознает, что мучает его. Не только то, чего он не успел сделать, когда Велия сдавала его в лапы полиции.
- Тссс… меня мучают их призраки.
Доминик говорит это шепотом, как будто бы в таком случае призраки его не услышат и не поймут, что он их раскусил. Может, они не услышат его шепота. Он озирается по сторонам. Нет, в этой комнате не должно быть призраков, их не пропустят все эти замки. Марк их не пропустит, он позаботится о Доминике.
- Их надо оставлять в живых. Коверкать, оставлять в живых. Иначе они не оставят тебя в покое.
Доминик уже бормочет не слишком связно. Он укладывается прямо на пол, голову разрывает. Перед глазами мелькают они, Велия, куколка, красивая с большими глазами, девушка с улыбкой Джокера. Сестра куколки сердито смотрит на него через подсознание. Доминик проваливается в сон.