Отправлено: 17.04.13 01:28. Заголовок: Особняк Велии Клирвотер

 Отправлено: 17.04.13 01:28. Заголовок: А ведь даже таким мо..

А ведь даже таким моральным уродам, как Доминик Хантер иногда везет. Точнее, самой обидно и неприятное в том, что ему везло достаточно часто. хоть он того никогда и не заслуживал. Чего только стоит его везение в том плане, что он слишком долго расхаживал на свободе, когда таких чудовищ принято казнить. А его не казнили, ему дали возможность «творить» свои страшные дела, а потом с ним обращались в тюрьме даже достаточно прилично. По крайней мере он, конечно же, заслуживал куда больших проблем, чем то, что с ним происходило. Ну подумаешь, заболел и кашлял так, словно вот-вот свои легкие выплюнет. Да его избивали, да вот только все равно за все его злодеяния, можно сказать, что его мало били. Он ведь выжил. И даже сейчас, пусть кашляет и пусть исхудал так, что похож на ходячий скелет, но все равно. Самое главное, что он жив и теперь уже дышит не пылью своей одиночной камеры. А он дышит тем, чем дышать не должен, свежим воздухом. Воздухом свободы.
Как ему удалось бежать? Как вышло так, что ему так чертовски повезло? Повезло ему в том плане, что его считали психом. И его не принимали всерьез. Девчонка, куколка с тощей фигурой и усталыми глазами, что защищала его и требовала для него лекарств, потому что он слишком сильно кашляет. Он обязательно ее поблагодарит. Именно благодаря врачам и лекарствам, у него в голове созрел план побега. Он ни на секунду не сомневался, что ему удастся сбежать. Но у него не было плана и он все эти годы, что находится взаперти, ждал знака, ждал этого плана. И у него получилось. Когда он начал рисовать свои страшные рисунки, все решили, что он совсем спятил и только и ждали его конца. Только вот такие, как он, почти всегда живучие. И ему удалось сбежать. Удалось оглушить доктора, который пришел, чтобы сделать укол Хантеру. Доминик специально сделал так, что его наручники пришлось снять. И тогда он оглушил доктора, он даже не стал его убивать, точно рассчитал время, которое у него есть на то, чтобы сбежать в одежде несчастного врача. Врача же он уложил на свою кровать жесткую, укрыл пледом, чтобы не было видно, что тот обнажен. Сам переоделся в белый халат, благо комплекция была у них похожа. За это снова нужно сказать спасибо куколке, наверное, она нарочно подала ему эту идею? Она ведь подала. Он уверен, что она специально. Она выбрала этого врача. Дальше Доминик надевает маску на лицо, мол опасается заразиться и спокойно выходит из тюрьмы, бросив на прощание, что Хантер спит после укола. У него всего было пять минут, чтобы спрятаться, чтобы убежать, когда на обходе заметят, что в камере не Хантер. Но времени оказалось больше, никто не мог подумать, что этот псих будет соображать. У него не было ни одежды, ничего. Так и был чемоданчик врача, белый халат. Он снимает белый халат и оказывается в брюках, что ему велики, в рубашке с длинным рукавом, что тоже ему велика. Чемоданчик и белый халат выкидывает на ближайшей помойке и остается сидеть там, потому что днем в таком видео расхаживать опасно, а его ведь точно хватятся. Когда чуть темнеет, он отправляется на общественном транспорте по адресу, который помнит как вчера. Прячет лицо, чтобы его никто не запомнил, но мало кому до него дело. Хотя очень скоро он вполне может стать казнью каждого из тех, кто сейчас на него даже не смотрит. Особенно красивые женщины. Он будет уничтожать прекрасное до тех пор, пока не утолит свою обиду на прошлое. Он таится за особняком голубоглазой Ии. Даже позволяет себе немного задремать, привалившись к стене. Он знает ее дом, как свои пять пальцев и знает, куда она ходит, а куда нет.
На предусмотрительно снятых с руки доктора часах три ночи. Только в этот момент он встает и отправляется ко входу в ее дом. Он стучит тихо. Стучит еще раз. Она или не слышит или не хочет слышать. Тогда он обходит дом сзади, чтобы оказаться около окна той комнаты, в которой она обычно читала. Он постукивает по окну своими тощими пальцами. Пугающий звук.
- Ия… открой мне. Это я, Доминик. Открой мне, пожалуйста, дверь.
Он говорит тихо, не будучи уверенным, что она его услышит и, конечно, встретит его с распростертыми объятиями. Он отходит на один шаг, словно хочет уйти, а потом буквально бросается на окно с безумством безумного. Он начинает колотить по окну кулаками, по окну, по стене, которой, конечно же, все равно, но он стирает кулаки в кровь, когда бьется в закрытое окно и в бездушные стены.
- Открой дверь, чертова ты стерва, открой дверь или ты окажешься следующей, тварь с яркими глазами, открывай дверь, немедленно!
Он орет, а потом, как будто бы вспомнив, что не стоит привлекать к себе внимание, а, быть может, вспомнив, что когда-то эту женщину он любил и когда-то словно кот готов был принести к ее ногам мертвую мышь, успокаивается. И снова стучит мягко.
- Пожалуйста. Открой дверь. Ия. Это я. Доминик. Я вернулся.

 Отправлено: 05.09.13 17:19. Заголовок: Велия откладывает вы..

Велия откладывает вышивку, которую едва начала. Никогда у неё это не выходило, но она тешила себя мыслью, что справится с этим женским делом. Ноя и не пробовала, предлагая подруге прекратить заниматься такой ерундой. Велия часто слушала Ною, но порой посвящала ерунде большую часть дня. От нервов. Она не знала, когда Ноя вернётся, и её новое занятие не было Ие по душе. Вернее, душа была не на месте. Услышав шум у двери, она решила, что Ноя пришла, но застыла. Это не похоже на Ною. Запах жидкости из вен не её. Это не могло быть правдой ровно до того момента, как она выглянула в окно, чтобы от него отпрянуть и сползти по двери, впившись пальцами в волосы. Целая вечность понадобилась, чтобы открыть дверь. Можно петь дифирамбы её наивности. Ни черта бы она не открыла. Если бы не думала, что хуже будет. Не только ей, она у себя не одна, и он знает в лицо ту, что дорога ей больше, чем жизнь, она готова рискнуть, повернув этот ключ. Такого не бывает. Откуда он здесь? Он безумен, если сюда пришёл.
-Я не знаю, о чём нам говорить. Думала, идти ли на твою казнь. Не знала, зачем. И зачем ты сюда заявился, не знаю. - Она пожимает плечами. У неё дрожит голос, но звучит отрешённо, все эмоции в глазах. Они остекленевшие, всегда были такими, но в них сейчас негодование, ненависть, гнев, страх, желание убежать на другой конец света, и нечто такое, что заставляло её себя убеждать, что любви не существует. То, что когда-то она любила этого человека. Из всех людей она нашла того, кто напоминал, какой она может быть, если даст волю инстинктам. Таким стоит держаться вместе? Они могли бы стать заправскими Бонни и Клайдом. На её губах появляется лёгкая полуулыбка. Ни за что она не станет мучить людей из-за своей жажды. Он пошёл на поводу у желаний, их пути разошлись. Она, как никто, могла бы понять желание крови, но сделала выбор, что развёл их с Домиником навсегда. От чувств отказаться сложнее. Но от него она отказалась давно. Сложно не отказаться от человека, от которого ожидаешь нож не в спину, а в лицо. Он психопат и убийца. И она с этим смирилась, пусть он не знает, что это далось ей нелегко. Её слёзы не видел и не ловил. Это делала её верная Ноя. Держать себя в руках, иначе этот день станет последним для неё. Но она не доставит ему такой радости.
-Я тебя не ждала. Я скучала по Доминику, которым ты никогда не был. И ни черта не забыла, что ты меня обманул.
У неё странная интонация, но он привык, хотя, наверное, уже успел от неё отвыкнуть. Она не кричит, даже о ненависти говорит апатично, таким тоном не ненавидят, чёрт побери. Велия всегда выглядит так, словно из неё выкачивают энергию. Она умеет заводиться, но, при виде глаз Доминика, опустошена. Она сторонится, чтобы пропустить его в дом, прикидывая, сможет ли он удержаться от того, чтобы отломить её голову. Он не делал этого давно. От него кровью пахнет не так. И ему её не хватает. Крови, не Ии. Велия прислоняется к стене, отойдя подальше, не кидаясь ему на шею или с кулаками. Она не любила прикосновения. Вряд ли он мог понимать почему, но в тот день, когда рассказал ей всё, понял, что она их терпеть не может. Она в шоковом трансе, и её сложно в этом винить, ей даже кажется, что она задремала.
-В прошлом году я видела, как машина сбила человека, кровь разлилась по стеклу, как брызги свёклы на кухне. Ты один бы не удивился, что я вижу красоту в кровавых разводах на стекле. Это удивляло, жаль, что понятно, почему. Мы не одинаковые. - Она говорит о таких вещах с тем, кто прирезал немало людей. В том числе девушек с голубыми глазами. А у неё нет сил его видеть. Она ни разу не навестила его в тюрьме. Он раз написал, когда ещё не одичал от вида решётки. Она ответила. Всего одну фразу, что на любимых не хотят смотреть после их смерти, искорёженных, обезображенных отпечатками ужаса на лице. Хотят запомнить их другими. И она хочет запомнить его другим. И что он для неё умер. Боялась ли она, что Доминик хотел расквитаться за слова? Наверное. Но, он не тронул её, когда увидел, что она не счастлива была услышать его откровения. Он не причинял ей вреда. Но она не супер вумен, которая, как в дурацком кино про вампиров, могла уложить на лопатки любого. Да и не в этом дело. Даже если бы приставили нож к горлу, она не была бы уверена, что смогла бы переступить через себя и убить ради своего спасения. Если бы в опасности оказалась Ноя, она бы не задумалась.
-Зачем ты сбежал? Ты столько натворил. Даже если тебя не будет, ты ничего не исправишь. У тебя фамилия говорящая. - Она старается не смотреть. На нём болтается мешком непонятная одежда, она давно не питает иллюзий, чтобы найти в этом звере своего Доминика. Того, каким он мог стать, если бы сделал выбор, что и она. Забыл про желания. Но он не сделал.
-Я могла позвонить в полицию. Ты мог прокрасится незаметно. Но ты здесь и знаешь, я не звонила туда. И за это я тебя ненавижу.
На неё накатывает тоска, столько времени они проводили здесь, говорили о чём-то, спорили, улыбались. А потом всё рухнуло. Она не оправилась, что тем маньяком оказался её Доминик. Давно не её. Ия роется в холодильнике, чувствуя, что её начинает трясти, и ком подкатывает к горлу. Тошнит, лихорадит. Вытаскивает еду, чтобы поставить на стол, скорее, чтобы отвлечься хотя бы на это, чем накормить его, а, может, по старой привычке. С болезненностью вспоминая, как они обедали вместе, но теперь они чужие. Зачем? Она не может ответить. Могла ли она заявить, чтобы Доминик убирался? Да чёрт её знает. Она не спрашивает, зачем он здесь. Он не пришёл бы к отцу, матери или Ванессе. И её не удивляет, что он перед ней.

 Отправлено: 05.09.13 22:24. Заголовок: - Ты смогла бы смотр..

- Ты смогла бы смотреть, как меня убивают? Ты поверила в то, что я дам им себя убить?
Она склоняет голову и смотрит на нее своими безумными глазами. Костяшки пальцев разбиты в кровь, тощий, слегка запыхавшийся, но непонятно, что больше его заинтересовало в ее словах. То, что она смогла бы видеть его смерть или действительно то, что она поверила в то, что он больше никогда не окажется на пороге ее дома. У него еще были здесь дела. Он скажет точно, что ни на секунду не сомневался в том, что ему удастся бежать. Когда он угрожал куколке, он не сомневался, что это не пустые слова. Он буквально чувствовал ее кровь, и знал, что совсем скоро она прольется. И ему было только на руку, что к нему относились как к полностью выжившему из ума человеку. Потому что из ума он не выжил. Тот разум, что был с ним до попадания в тюрьму, с ним так и сохранился. Другой вопрос просто в том, что он и тогда уже мог бы считаться душевно больным человеком. Но его так и не признали невменяемым. Правосудие сделало само все возможное для того, чтобы сейчас он стол на пороге той женщины, что однажды было его вдохновением для кровавых расправ.
- Не говори так, Ия. Не зли меня.
Сквозь зубы цедит он и сжимает кулаки, чувствуя противную вязкость на ладонях, кровь. У него перепады настроения. Когда он смотрел на куколку, тогда он видел ту, которой причинил бы такую боль, что она бы молила его о скорой смерти. Когда он смотрел на куколку, то мечтал о том, чтобы его руки были в ее крови. И сходил с ума от злости, что она не хотела с ним играть в эту кровавую игру. Играла по своим правилам. Доминик с ума сходил от женщин, что играли по своим правилам. Когда он смотрел на куколку, то видел ту, которой хочет причинить адскую боль. когда он смотрит на Велию, то видит ту, которая эту боль заслужила. Но которой боль он причинить не может. куколка не заслуживала боли, а он мечтал о том, чтобы она захлебывалась в своей сладкой крови. Велия заслуживала самых страшных пыток инквизиций.
- Мы с тобой одинаковые. Ты такая же Хантер, как и я. Не зря мне хотелось, чтобы ты носила мою фамилию. И в моем воображении ты ее уже давно носишь. Мы одинаковые. Я все начал ради тебя!
Он рычит, сшибает окровавленной рукой какую-то вазу черного цвета, ей всегда нравились темные цвета, не смотря на яркость ее голубых глаз.
- У меня здесь много дел. Поэтому я и сбежал. К тебе сбежал. Ты будешь помогать мне в делах. Я ведь вернулся. К тебе.
Он снова говорит тихим убаюкивающим, но хриплым и болезненным голосом, рассматривая все, что у нее в доме. Словно в поисках новых жертв. Мужчины на фотографии рядом с ней. Чего угодно. Когда он ее встретил, она была совсем молоденькой девчонкой. Но от нее пахло кровью. От нее пахло чем-то другим, что ее юного возраста он даже не замечал. Ее глаза. Они ведь на самом деле куда безумнее, чем его собственные. И она не смеет отрицать их похожесть. Он не может ничего объяснить, но он верит в то, что между ними связь особая. Иначе он бы уже давно пустил ей кровь, Доминик ничего не чувствует, он псих, он не чувствует сожаления. Но на нее рука не поднимется.
Она ставит еду на стол, он с жадностью набрасывается на хлеб, на все то, что она ставит, словно неандерталец, руки так и не вымыл, которые в крови. Зрелище, конечно, не самое приятное, но чувство голода… его ведь никто не отменял. Он кашляет, смотрит на нее затравленно. Запивает все вишневым соком и улыбается, когда его зубы окрашены в вишневый цвет. Он как дикий поглощает все подряд, чтобы потом отбросить тарелку в сторону и оказаться уже около нее, схватив ее за горло.
- Я должен придушить тебя. Отрезать тебе каждый палец кухонным ножом, заставить тебя истекать кровью. Выпустить тебе кишки, снять с тебя скальп. Оставить по всему твоему дому сплошное кровавое месиво и написать «я вернулся» твоими внутренностями.
Отпускает ее шею. На светлой, почти прозрачной коже остаются кровавые разводы от его рук, перепачканные в каком-то соусе, которым он щедро поливал обыкновенный кусок хлеба, и салат, который ел прямо руками.
- Но я не могу.
Он снова ей улыбается своей безумной улыбкой, тянет руку, чтобы коснуться выбившейся пряди волос. Ему нравится, когда ее черные волосы распущены.
- И ты никуда от меня не денешься. Я твой зверь. Ты можешь мной управлять. Ты же не усыпишь своего зверя?
И он громко хохочет, заходясь в больном кашле, но остановиться не может. смеется, словно теряя остатки своего рассудка.

 Отправлено: 23.02.14 14:23. Заголовок: -Могла бы. Я могла б..

-Могла бы. Я могла бы нарисовать твою гибель. Но не смогла бы стать той, кто сделал бы тебе смертельную инъекцию.
Она отвечает отрешённым взглядом, в котором плещутся паника, страх, воспоминания о тех чувствах, что держали её рядом, и ещё что-то странное, наверное, то, что привлекало его, он легко мог бы отбросить всё остальное, но не это. Она не лукавит и не пытается его провести, стараясь сказать, что думает, да ей даже хочется закричать о том, что на душе, а ещё сделать шаг назад, отдалиться от него, и она позволяет себе эту слабость. Её слова не звучат зло, в них нет ненависти, и она долго и серьёзно думает, прежде, чем ответить. Она много лет страдала по нему такому, каким он не был, достаточно, чтобы ответить за эти слова. Она вздыхает, нет, задыхается, когда он требует её не злить его. И её начинает трясти, когда он говорит о фамилии. Для него это было символичным, а для неё когда-то было время, когда она хотела стать его женой и делать глупые семейные альбомы с фотографии, встречать его с работы и стараться не забывать, что нормальные люди предпочитают есть три раза в день. Она могла не есть неделю, даже не заметив этого, и Ноя не уставала ей напоминать, что это нужно, если она не хочет выдать себя. Она тихо вздрагивает, когда он сшибает вазу.
-В моём воображение ты убил всех тех, кого убил на самом деле.
Она не может пожать плечами, словно окаменела. Неподвижность давалась ей легко, она могла, замерев в одной позе, читать книгу, неудобно подвернув одну ногу под другую. И она не питает иллюзий, чуть прикрывая глаза. Он охотник, и не хочет её убивать, только его выводит из себя то, что он не может понять, почему. Но для неё это тот единственный вопрос, который она могла бы назвать простым между ними. У неё нет запаха. У него есть, но он, словно облив себя всеми ароматами мира, заглушил его в чужой крови. Она смотрит на его разбитые костяшки пальцев, и ей не нужно взять их в ладонь, чтобы догадаться, кровь его. Приди он к ней, покрытый чужой, она бы, пожалуй, сошла с ума. Он отвлекается на еду от осмотра достопримечательностей дома, который когда-то знал лучше, чем она, и мог бы пройти в темноте, не задев спинку дивана и ножку кресла. Она бы тоже могла, но вовсе не потому, что знала, где что стояло. И часто напоминала себе, что иногда нужно быть по-человечески неуклюжей. Она даже рада, что не может позволить себе лишнее прикосновение, иначе не удержалась бы от соблазна подойти к нему со спины, обвив руками его шею и положив подбородок на его голову. Всего на секунду.
-Зато закончил ты ради себя. Ради меня ты бы остался за решёткой. - Она не ведётся на его речь, несмотря на то, что в нём есть та искренность, которую люди растеряли за своей суетой, и которая осталась при нём в тюрьме. Но она не хотела, чтобы он выходил, не хотела, чтобы он возвращался, и вспоминала его каждый день. Доминик хватает её за горло, и она задыхается. Она даже не чувствует его прикосновения, настолько ей холодно от того, что что-то переворачивается в сердце, он пережал ей дыхание, но для неё этого недостаточно, чтобы задохнуться. Она может задержать дыхание на десять минут, может, даже на час она не проверяла. Но её глаза расширяются от ужаса, его мысли проносятся в её голове, и она хочет вытравить их из себя ядом. Она чувствует запах крови девушки с ямочками на щеках, о котором он так мечтает, и готова полезть на стенку, словно дама, давно держащая диету, вдруг увидевшая пирожное в опасной близости и почувствовала его аромат так, что её всю изнутри словно огнём прожгло. Она умоляет его её не касаться, потому, что этим он причиняет ей двойные страдания. Как вампире. И как женщине.
-Не прикасайся ко мне, не трогай меня. Пожалуйста, я прошу тебя, не прикасайся. – И, когда он её отпустил, она, повернувшись к стене, подняв руки, и проведя по ней ногтями, как кошка. Не нужно думать, что вампирша проломила бы её своими пальцами, на ней даже не осталось следов. Не верьте сказкам, они редко оправдываются.
-Ты сумасшедший. Как ты мог простить, что я помогла тебя посадить? Я бы такое не простила. - Никакое истерики, ровный, мерный, словно маятник, тон, и её обычная заторможенность. Только её бледное, почти полупрозрачное лицо, словно сереет при его появлении. Он говорил ей, что она напоминает привидение девушки, жившей пару веков назад. Он называет себя её зверем. Если он зверь, то она его электрический ошейник, который с ним повязан, и который он в остервенении хочет сорвать, но не сможет этого сделать. Он слишком непредсказуем, и она слишком чувствует его, чтобы понимать, когда для неё веет опасностью. Они не похожи на других людей. Но она не такая, как он. Он выбрал путь крови, а она путь смирения, даже высокопарно. Она могла его ненавидеть, но никто не смог бы понять его так, как она, в этом щекочущем руки и шею желании убивать, ощущая на языке сладость крови.
-Я знаю, что ничего от тебя не хочу. И теперь знаю, что ты хочешь от меня. И что мне делать?
Она спрашивает почти со слезами в голосе. Она многого в жизни боялась. Увидеть свою семью, посмотреть Доминику в глаза, узнать, что Ною убили из-за её работы. Она не бесстрашная, но она знает, что он не её мужчина, после того, что сделал с её жизнью, мечтами, надеждами. Но, возможно, он прав, и он её зверь, а она его ручной вампир. Хотя, она в немом отчаянии мотает головой, когда он тянется к её волосам.

 Отправлено: 24.02.14 00:49. Заголовок: - Я вернулся к тебе...

- Я вернулся к тебе. И я еще ничего не закончил. Мы с тобой ничего не закончили.
Он как заведенный повторяет эти слова, он нормальным не был, как бы там и что ни говорили другие. У него мозги напрочь съехали, быть может, пока он еще не был в тюрьме, он и был более нормальным, но тюрьма из кого угодно сделает психа. И сейчас он куда менее нормальный, чем в день их первой встречи. Он к ней очень привязан, как больной пес. Она будет его выкидывать из лодки, но он будет плыть за ней. Это не какая-то большая любовь, такая огромная, что заполняет собой все. Это какая-то слишком странная привязанность, которая во многом из-за его странности. Из-за ее странности, из-за того, что она была вот такая. С такими глазами. Он ничего не закончил, действительно, он только начал. И она будет с ним. Он даже не может рассматривать другого варианта.
- Почему ты не разрешаешь мне к себе прикасаться? Почему ты мучаешь меня, дьяволица?
Он снова сметает что-то со стола и оно с треском разбивается и теперь он уже тяжело опускается на стул, чтобы обхватить руками свою голову, сильно ее сдавить и жалобно по собачьи застонать. У него все так меняется, его перемены сложно уловить, потому что он сам не может их уловить. Доминику всегда нужно чувствовать живую плоть и прикасаться. Если она не будет разрешать, то он сделает из нее чучело и она все равно будет рядом и больше не посмеет ему ничего запретить. Он сейчас как будто бы ноет, действительно, как бездомный пес, которого она сейчас ударила ногой в живот и, который страдает от боли, но все равно верит в лучшее. Потому что по собачьи предан, по собачьи ждет лучшего. Ждет брошенного взгляда, брошенной кости.
- Кто сказал тебе, что я тебя простил, Ия? Я не прости тебя и никогда не прощу. Ты каждый день будешь просыпаться и я буду стоять над твоей кроватью. Потому что я буду ждать того момента, когда я смогу отомстить тебе за то, что ты меня предала. Когда я любил тебя. Когда я все делал для тебя. Я убивал для тебя. И я буду убивать для тебя. Ты хочешь снова меня отдать полиции? Отдавай. Я снова вернусь к тебе. И буду совсем не таким добрым. Я не смогу причинить тебе боль. но боль короче и закончилась бы быстрее, чем то, что нас с тобой ждет.
У него глаза горят лихорадочно. С такими, как он нельзя связываться. Он не просто романтичный псих, он не просто сумасшедший со страшными рассуждениями. Он действительно планирует убийства, он действительно копил в себе злобу на всех тех, кого он не сумел достать тогда, когда был на свободе. И он поквитается со всеми, он превратит их жизни в сущий ад. А больше всех, как это водится обычно, будет страдать от него на свободе именно та женщина, которая когда-то вызывала у него самые сильные эмоции. Та, которой он не может причинить зла. Но зло бывает совсем разным.
- Мы всегда будем вместе.
произносит он своим безумным голосом. Она ведет головой, не позволяет ему коснуться своих волос и он опускает глаза, словно внезапно опечалившись. Она его совсем не понимает. Она его отталкивает, она его мучает, она над ним издевается. Она сказала, что она ничего не хочет от него, она не разрешает ему даже дотронуться до нее, когда он этого так отчаянно желает. Он помнит ее прикосновения. Он помнит, как им было хорошо вместе. он помнит, как ему нравилась ее кожа, белая, как только выпавший снег. Ему нравилось быть с ней во всех смыслах, а сейчас она даже не дает ему прикоснуться до нее. А ведь он нарисовал белый снег на листке бумаги, только никто его не увидел, потому что думал о ней. А она не дает прикоснуться к своим волосам. Не позволяет ему сделать то, о чем он мечтает. Она мучает его, она издевается над ним.
Он поднимает глаза, смотрит прямо на нее. Вдруг скалится. Он ее проучит.
- Ты не будешь позволять мне трогать тебя? Ты не хочешь, чтобы я тебя трогал, черт возьми!
Он кричит это, скалится, как безумный, чтобы тут же ослушаться ее, прижать ее к себе за талию, схватить ее за шею снова, она ему запрещает, она ему не разрешает, но он будет делать то, что он хочет. Доминик – зверь, Доминик – животное, в нем нет ничего человеческого.
- Ты убиваешь своим поведением во мне остатки разума. Прекрати, пожалуйста. Не заставляй меня причинять тебе боль. пожалуйста, Ия. Пожалуйста. Не убивай во мне человека. я зверь…
он ослаб и у него в голосе такие же слезы, как были у нее. Он расстегивает маленькие пуговички на ее кофте, возится с ними, он давно не делал таких вещей. Одну отрывает. Он почти плачет, шепчет, умоляет, чтобы она не заставляла его делать ужасных вещей.
- Я умоляю тебя. Любимая моя. Умоляю тебя. Не заставляй. Оставь во мне остатки человека. не убивай того, кто не хочет делать тебе больно. Слышишь меня!
Последнее он уже кричит. Надрывно, как раненый пес, дикий и бешеный, которого нужно усыпить, но отчего-то жалко. Он проводит пальцами по ее ключицам. Дрожащими пальцами.

 Отправлено: 15.06.14 17:20. Заголовок: Why is everything so..

Why is everything so fucking hard for me?
Keep me down to what you think I should be.
Must you tempt me and provoke the ministry?
Keep on trying, I'm not dying so easily. ©

-Потому, что я тебя люблю. Но ты ведь даже не знаешь значения этого слова, не так ли? - Она улыбается своей таинственной улыбкой, и всё также выглядит отрешённой, он был единственным мужчиной, который не корил её за то, что она не бывает сосредоточенный, и у неё вечно рассеянный вид, словно ей неинтересно, что люди пытаются донести. Но сейчас она говорит с грустным упоением, как будто он уже заставляет её захлебнуться в крови, даже себе не представляя, что связался с женщиной, которой адски сложно её пустить. Он мог бы исполосовать её, как фарфоровую куклу, но она смотрела бы ему в глаза, возможно, даже не поморщилась, когда бы он убивал её, только вот от собственных же слов сердце обливается кровью, он и правда не понимал, что значит любить кого-то. Это она уже давно пережила, она им переболела, но что-то в его глазах, в его осунувшемся овале лица и хриплом кашле всё ещё заставляло замирать сердце, от негодования, презрения, и нежных руин любви, которые он превратил в пепел. Она понятия не имеет, кому из них от этих признаний больнее, это он привык подсчитывать чужие страдания.
-Спасибо. Ты меня успокоил. - Кто-то мог бы счесть это иронией и издевательством, но она от души его благодарит. Она выдыхает и с благоговением прикрывает глаза, как если бы он отпустил ей грехи перед смертью, но он и не подумает её так просто убивать, она это понимает, и в этом верит ему. Он слишком жесток, чтобы для неё всё закончилось так легко. И он виноват перед всем миром, но она виновата перед ним, она сдала его властям, и виновата в том, что до сих пор ни разу об этом не пожалела, и должна найти в своих дрожащих перед ним поджилках найти силы хотя бы держать за свой поступок ответ.
-Я не хочу становиться такой, как ты. Если ты считаешь, что когда-то меня любил, пожалуйста, не позволяй мне этого. - Ей кажется, ещё немного, и её стошнит от мысли о том, в кого она могла превратиться. В такого же зверя, как он, что она будет заливисто смеяться, обмазывая губы кровью, которые он ей, своей судьбе, принёс, бросив к ногам. И она не уверена, что смогла бы удержаться от того соблазна, от которого не удержался он. Доминик ведь в чём-то прав, они похожи, по крайней мере в том, что каждый пытался от себя убежать. Он, когда хотел стать врачом, а не маньяком, и она, в своих попытках работать с кровью вместо того, чтобы её выпивать. У него не получилось, но она, как утопающий за соломинку, хватается за соломинку, что это не её приговор, и она сумеет побороть свои инстинкты.
-Я знаю. - Вот так просто, без пафоса. Они с ним словно связаны незримыми нитями. Без сопливой романтики вроде того, что они не могут друг без друга жить. Просто он словно создан для того, чтобы так вкрадчиво и пугающе скрестись ногтями в её дверь, а она для того, чтобы ждать, когда с ужасом её распахнуть, чтобы сказать ему, как она его ненавидит за то, что он являются частью её жизни, и частью значимой.
-Ты мой зверь, нравится ли это нам или нет. - Он снова грубо, отчаянно собственнически, с силой её хватает, но неуклюже, так, что невозможно разозлиться на этот его жест, и она злится на себя, потому, что хочет оттолкнуть её так, чтобы ударить о стену спиной, но не может найти в себе силы. Она просто тихо роняет немые слёзы по щекам, когда он касается носом её ключиц. Ей кажется, что он просто хочет проверить, помнит ли всё ещё её запах. Женщины, но не крови, потому, что её кровь не благоухает никаким ароматам, а он, словно безумный парфюмер, запертый в пещере из камня, не может поверить в то, что не чувствует этого соблазнительного запаха. Он сжимает её в своих руках, и она ощущает, как вена пульсирует у него на шее, за ухом и на запястьях, и ей отчаянно хочется взять своими ледяными пальцами его за руку и укусить его, не отпуская, пока не высосет из него всю его жизнь, и они не останутся вместе, как он хотел, став по-настоящему чем-то единым. Перед её глазами мелькают его жертвы, их ужас перед ним, запах их крови, который заставляет зрачки Велии хищно расшириться, и есть только одно, на что она может отвлечь себя рядом с ним. Он знает её, он её чувствует, и она та женщина, которым выбор иногда нужно не давать. И тогда она вот так, нерешительно, не понимая саму себя, обвивает ладонями его плечи, положив подбородок на его плечо, прижавшись к его щеке своей так, словно хочет стереть их кожу. А потом впиться губами в его губы, даже не замечая, что перепачкалась в соусе вместе с ним. Какая им разница, если он давно перепачкался кровью, а для неё это вопрос силы воли, и она так безудержно верит в себя, может быть, потому, что Ноя поддерживает в ней эту веру в то, что Велия прежде всего человек.
-Я не как та наивная девочка, которая в тебя верит, понимаешь? Я не верю в тебя, ты меня предал, я тебя предала. Ты оказался чудовищем, а я тварью тебе под стать. Я не буду тебя жалеть или вешать на твои уши лапшу, что о чём-то жалею. Но я так скучала, чёрт побери, по тому, каким ты всегда был ненормальным.
Она остервенело шепчет ему в губы, чувствуя, что её начинает трясти, от её застарелой к нему ненависти, от всего, что он с ней сотворил, от того, что он сделал с многими женщинами, и от его чёртовой близости, несмотря даже на то, что под его рубашкой она может прочувствовать его кости, так он исхудал.
-Я не буду тебя помогать, ты меня не заставишь. Но я, очевидно, последняя сволочь, раз решила, вместо того, чтобы сделать как правильно, так, как хочу. Иди сюда, сядь рядом, мне нужно сказать тебе что-то.
Она по стене съезжает на пол, словно тряпичная кукла, ноги не держат её, но она даже не обращает внимания, вцепившись в его руки ногтями, и уже сама словно забыв о том, что нужно его отпустить. Она обязательно вспомнит, но также она вспомнила о кое-чём важном, хотя просто клялась себе ничего ему не говорить, она не его подельница, но почему-то она иначе не может, и ей кажется, что, если она решила ему не мешать, то не имеет права скрывать того единственного человека, который не хочет уничтожить свою к нему любовь.
-Твой брат жив. - Она даёт ему время осмыслить новость и, пока он выглядит таким отрешённым и задумчивым, как обычно выглядит она, она лихорадочно гладит его по лицу, царапает его щёки ногтями, словно пытаясь привести его в чувства. А затем нашаривает рукой выдвижной шкаф, чтобы вытащить оттуда небольшую записку, написанную рукой Марка, то немногое, что она позволила ему накорябать на бумаге, прежде чем выставила его за дверь почти в истерике. Она не собирается помогать Доминику и не будет петь дифирамбы сумасшествию его братца, который дал то наглой интервью в поддержку своего маньяка и едва ли не всенародно пообещал скупить всех прокуроров страны ради него. Но и мешать она не станет, пусть разбираются сами, она же попросит его лишь об одном.
-Это он просил тебе отдать. Ключи от квартиры, какой-то банковский счёт. Вот адрес. Пожалуйста, уезжай.
Она не просит его не возвращаться, глупая просьба, он её зверь, но не ручной. И всё же, даже он, безумный, в своей кровавой лихорадке, должен её понять, хватит с неё его приключений на сегодня.

 Отправлено: 16.06.14 01:22. Заголовок: - Знаю. Знаю значени..

- Знаю. Знаю значение этого слова.
Он скалится безумно. Так реагируют на признания? Конечно, сейчас между ними совершенно не происходят какие-то сопливые признания в любви друг другу. И нельзя сказать, что то, что она произносит, что любит его должно сейчас заставить его воспарить в воздух и кружить ее на руках. не про них это. То, что она произносит эти слова, только показывает ему, насколько они похожи. И не зря он тогда сошел с ума от ее глаз. Она такая же, как она, она мыслит так же, как он.
- Ты и есть такая, как я. ты любишь меня. Я люблю тебя. Ты не любила бы меня, если бы не была такой, как я. смирись с этим, любимая. Смирись.
Он не хочет раздражать и злить. Не пытается специально вывести ее на какие-то эмоции, не пытается просто отрицать то, что она говорит и спорить с ней. Его улыбка безумная. Ему нравится слушать ее голос и он ее ненавидит и он ее, конечно же, никогда не простит за то, что она сделала. Она предала его, она заставила его мучиться все эти годы, она сделала так, что он почти угас. И его вела сила. Невидимая сила. Его вела сила к Велии, его так еж вела и другая сила, раздражающая, липкая словно мед. Теплая и ему хотелось от нее избавиться, но взяв эту ложку сахарного меда, более сопротивляться он уже не мог. Аврора Керр. Куколка. Вела его по пути прямиком к Велии. Потому что Велия была такая же, как он. она пахла так, как он. а куколка верила в него. куколка вдохнула в него жизнь в тот момент, когда он уже почти угасал. И куколка, словно дала ему понять, что у него еще совсем много недоделанных дел, которые ждут его выхода. Ждут его побега. И Велия. Велия была одной из его движущих сил. Он рисовал ее глаза черными углями. Хотя ее глаза были небесного цвета, но он рисовал ее глаза черными углями. Потому что, когда она смотрела на него отрешенно и хищно, он в ее глазах видел тьму.
- Не бросай меня. Не бросай меня.
Шепчет он ей в губы, когда она вроде бы поддается его рукам, пусть и ослабшим сейчас, очень сухим и дрожащим, но рядом с ней все таким же сильным, как и раньше. Он совсем не хочет ее отпускать, когда ей отчаянно хочется свернуть ей шею, потому что она совсем не такая легкая добыча. Он держит ее, в ней такая сила, он каждой частичкой себя чувствует, какая в ней сила, не может себе объяснить, что это значит, но чувствует ее силу. Держит и, когда она кладет голову ему на плечо, Доминик чувствует, что глаза у него на мокром месте, словно и у ребенка. Она его целует и поцелуй Доминика уничтожающий. Он не может от нее оторваться. Он изголодался. И изголодался по ней.
- Я принесу тебе скальп наивной девочки, моя Ия. Моя Ия, а она моя наивная куколка. Но ей нельзя жить. Она скоро умрет. Пожалей ее, не сравнивай себя с ней. Ей повезло больше. Поблагодари ее. если бы не она, то в какой-то момент, я мог бы и не вернуться.
Он сейчас говорит уже слегка не так связно, от Велии такой запах. От дьяволицы исходит такой запах, что ему сложно сдерживаться, ему сложно даже складывать слова в предложения. Он угасает у нее на руках. это не так видно, но он уверен, что она это чувствует. Он словно бродячий пес сейчас готов уснуть на ее руках. беспокойным и тревожным сном, потому что, когда она рядом – ему всегда беспокойно. И он послушно плетется за ней, когда она говорит, чтобы он сел рядом. Он следует за ней, как ее сторожевой пес. Смотрит, заглядывает ей в глаза преданно.
- Мой брат жив.
Повторяет он за ней одними губами, но все так же «увлечен» тем, что смотрит на нее преданным взглядом раненого пса. Берет из ее рук записку, даже не смотрит туда, он ведь знает, что ему делать. Резко прижимает ее к себе, так, что у него самого кружится голова. И шепчет лихорадочно, хватает губами локоны ее волос, чтобы надышаться.
- Ты ведь не хочешь так от меня избавиться. Я тебе верю. Но, если ты захочешь от меня избавиться, я найду тебя везде. Где бы ты ни была. Я все равно к тебе вернусь, жди меня. Каждый час. Каждую минуту. Мы всегда будем вместе, Ия.
Он долго не может ее отпустить, она словно вытянутая струна, она в его руках не расслабляется и Доминика это ужасно бесит. Но он не может ее отпустить, не может перестать вдыхать ее волосы, словно заряжаясь от нее энергией. Силы. Она такая сильная, что у него перехватывает дыхание. Он бешеный, он словно пес, который заразился бешенством. Но она его хозяйка и он все равно ее слушается, покорно и вынуждено. Глядя на нее обреченным взглядом. их следующая встреча может быть хуже, он может причинить ей боль и не сдержаться. Но сегодня ей удалось успокоить его бешенство. Он уходит, оборачивается у двери, чтобы посмотреть на нее своим покорным, отрешенным взглядом и тут же измениться в лице, улыбнувшись, оскалившись своей безумной улыбкой. И послав ей кровавый воздушный поцелуй.