Отправлено: 29.09.20 02:07. Заголовок: Холостятская квартира Блейна Моррисона.

 Отправлено: 29.09.20 02:10. Заголовок: Доусон чрезмерно жем..

Доусон чрезмерно жеманная, ранимая дива, и – ну как тут выкинуть слова из песни – всегда был железобетонно уверен в себе. В собственной, как говорится, обаятельности, привлекательности, ну ещё неотразимости – к чему греха таить. Даже, когда Блейни в очередной раз осаждал пыл любовника кричать буквально на каждом углу об их отношения, пусть, по большому счёту, творческая тусовка давно их раскусила и по-своему поддерживала. Но сегодня другой день, что-то дало сбой в его неиссякаемой уверенности. Он и сам не знает, как так получилось, но, когда ему, спустя столько лет, удалось отыскать сбежавшую матушку, он испытал небывалый прилив энергии. Не то, чтобы До (верно, нравится ему самопровозглашать себя аки звук в нотном ряду) сопливо не хватало материнской ласки – с чего бы, ведь его, как младенца со звездой во лбу, носили на ручках обожаемые им Тэмми с Берри, порой готовые вцепиться друг другу в волосы за право первой приласкать своего гея. Доусон картинно выгибает в бровь в ответ на их милые стычки, ощущая себя на коне и ещё больше питая восторг к своим любимым кошечкам – он странный мальчик, и в мужскую дружбу решительно не верит. Потому его лучшие друзья – это бриллианты – то бишь женщины. Но с матушкой не задалось с детства – она улетела на крыльях желания посмотреть мир. Доусон понимает – сам, в своё время, грезил Нью-Йорком, пока не признал, что грезит Блейном куда больше.
До не собирался ныть на тему, мол, он был ею брошен на произвол судьбы и понимающего отца. Он всего лишь хотел пригласить матушку на выступление, трепетно лично вручив ей билеты на лучшие места – если она захочет разделить с кем-то впечатления от голосистости сына. Он не сомневался – она знает о его оглушительном успехе, а если нет – всенепременно им возгордится, ведь Доусон – к чему излишнее стеснение – услада мюзиклов! Велико же было его изумление, когда пресловутая матушка малость толкнула отпрыска не шибко разлюбезным образом. Он испытал лёгкий шок, почти как от жуткой пудры на лице Бритти, не привыкший, дабы с ним, не белым, но пушистым, столь варварски обращались. Она же обрушила на его почти безвинную голову гневную тираду так, словно репетировала перед зеркалом все эти годы. Ушёл он восвояси несолоно хлебавши. Ошарашенный – она не просто не гордилась брошенным некогда мальчиком. Она велела Доусону не совать нос в её жизнь. Кричала, как безумная, брызжа слюной, что сын, выставляющий напоказ голубые похождения едва ли не в каждом интервью ей за даром не нужен, со всем его багажом из славы и представлений на сцене, куда многие ломились и мечтали побывать – на этом поприще его уделала разве что Берри, Доусон отдавал должное её неповторимому таланту. Касаемо же матушки, она вопила столь громко, что барабанные перепонки Доусона грозили приказать служить ему верой и правдой – он испугался, не лишится ли музыкального слуха в ходе однобокой перебранки. Благо он великодушно молчал, пока та пеняла ему, мол, нечего подавать пример её новым детям, которым, в отличие от рождения Доусона, она была рада. Он улыбнулся и отдал ей красивый букет цветов, который тут же был отправлен в мусорный бак. Признаться, он вздохнул. Но не подал виду, смачно откланявшись да невозмутимо поведя плечами. Не такой любви Доусон ожидал. И потом весь вечер Тэмми отпаивала его чаем, заботливо завернув Доусона в плед, когда он выполз часов через пять из паров ванной – он отчего-то хулигански обожает занимать ванную комнату своих подруг, там даже полотенца специально для него висят – исключительно оригинальные, в его раскованно-гейском стайле.
Так вот, сегодня в нём что-то меняет эта встреча. Он долго отсиживается в комнате Тамины в не очень гордом одиночестве, пока та где-то бегает с Эдуардой под ручку. Хотя обычно, именно он – первый рыцарь на деревне, сопровождающий подругу на балл, он же шопинг. А иногда она его сопровождает, благо и Доусон ещё тот любитель отовариться гламурными нарядами. Только сейчас он всё больше задумчив. И мысли вертятся вовсе не вокруг покупок или матери, забившей на его красивые глазки. А сердечно – около Блейни. Наверное, Доусон начинает понимать, чего боится горячо любимый им мужчина. Он ведь столько раз говорил, как опасается стать отверженном в своей не настолько продвинутой семье, чтобы те восприняли их роман с распростёртыми объятиями да рвением. Доусон фыркал недовольно и категорично – убеждённый, если люди склонны осуждать, отчего бы не послать их к чёрту и не обнародовать свой роман. Только вот теперь что-то щемит в сердце, после всего, что он выслушал от собственной матери. Забавным образом, он её не винил, даже не слишком огорчился невниманию. Он видел её глаза и то, как та готова была насмерть стоять на защите своих детей, которых родила уже сознательно и, вероятно, сумела полюбить, в отличие от старшего случайного. Но, она ведь искренне их оберегала. При всей своей продвинутости он мог адекватно принять её нежелание вводить в круг общения гомосексуалиста. Хм…опасения Блейна теперь стали Доусону яснее. Он мрачнеет, осмысляя как не желает любимому подобного отворота-поворота от его семьи. А кто может точно знать, как те отреагируют и в каких красках, надумай Блейн привести Доусона в качестве практически зятя? Готов ли Доусон взвалить на свои плечи груз того, что своим чувственным появлением и порочной откровенностью может невольно обрубить родственный связи Блейна. Зная, как тот бы мученически страдал вдали от семьи, отверженный родными. Нет, Доусон не может. Он хаотично надевает новый, с иголочки костюм, успевший заделаться любимым, лаковые щёгольские ботинки, начищенные до одури, и скрывается к Блейни. И ему наплевать в этот момент, если сейчас в постели того кувыркаются юноши или девушки. Доусона подобная картина может вогнать в оцепенение, заставив трагикомично заламывать руки, но не смутит. Быть может, он женственный и трепетный, но он мужчина, и необычность его ориентации не отменяет сего. Он не покупает цветы лишь по одной причине – у него в этот день аллергия на букеты после действий матушки, они кажутся ему прокажёнными и несчастливыми, словно всё испортят фактом своего наличия в его подрагивающей руке.
Уже вскоре он на пороге холостятской квартиры своего мужчины, немного замявшись, прежде чем нажать на звонок. Многие мнили Доусона лапочкой и душкой, но он разбивал сердце Блейна с жестокой периодичностью. Они немало разбивали сердца друг друга, а после собирали по частям, ведь только они умеют спасать один другого, упиваясь эмоциями, телами губами, пусть и за закрытыми дверьми. Сейчас же Доусон нажимает на звонок и, когда видит Блейна, с порога с надрывно-нежным поцелуем накидывается на него. Оказавшись в квартире, переводит дух, зарывшись пальцами в причёску своего брюнета. Самого прекрасного на свете мужчины и пронзительными глазами, коих более ни у кого в мире нет.
-Знаю, красавчик, я вёл себя как свинья и подонок в последнее время. Меня называют славным мальчиком, но мы знаем – я нарочно крутил у тебя перед носом романы на вечер, с целью позлить. Я был раздосадован. Но…кое-что понял в этот день. Не спрашивай как и почему – позже непременно расскажу.
Он переводит дух, схватив Блейни за руку, как тот схватил за руку Доусона, когда они познакомились. Затейливо тащит на кухню – Доусон долго не может без двух вещей – первая шопинг в духе взбесившегося эстета, вторая – еда, доставляющая конвульсии оргазма. И у них с Блейни в холодильниках всегда найдётся, что каждый из них обожает пожевать.
-Блейни, детка. Мне больше нет нужды делать из нашего романа реалити-шоу. Наплевать, кто что знает о нас. Те, кто дороги, крошка Тэмми, малышка Берри, Саммер, понимают без лишних слов. А твои родители…ты прав, вполне вероятно, они не поймут. Они другое поколение. И мы, возможно, не вправе тревожить их седины и устои.
Пусть сумбурно. Но Доусон улыбается от сердца, обескураживающе.

 Отправлено: 08.10.20 02:28. Заголовок: Не так уж страшно бы..

Не так уж страшно быть одиноким. Блейн с детства привык. Он не был нытиком, который постоянно жаловался, но, с другой стороны, не чурался того, чтобы театрально упасть на диван и страдать от своей несчастной судьбы. Бывали хорошие дни, в которые они даже хорошо общались с Дэйном, что обычно предпочитал избегать общества Блейна. Вернее, так страдальчески умудрялся думать Блейн, в очередной раз изображая из себя королеву или принцессу драмы. К слову, Дэйна совсем сложно было пронять этими истериками брата, поэтому их Блейн перенес на Саммер, к примеру, которой и самой было достаточно проблем в жизни. Но сегодня она была вынуждена ходить с ним по магазинам, чтобы он выбрал себе новую красивую и красочную бабочку. Несмотря на то, что девочкой в их «дуэте» очевидно была Саммер, но она страшно устала уже на четвертом магазине и почти не помогала Блейну, просто постоянно скрывая зевания и кивая от каждой показанной бабочки. Причем, Брит вела бы себя точно так же, о чем Блейн манерно и сообщил, мол особенного выбора у него не было. Саммер не обиделась, давно уже будучи привычной к такого рода высказываниям от друга.
Саммер поддерживала его как могла. Они пили молочные коктейли и постоянно обсуждали то, почему Блейну сегодня было так плохо. Потом он понял, что ему надо отпустить подругу, в тот момент, когда ее веснушки даже побледнели от того, как она устала. У нее такое бывало. Вот солнечная Саммер, волосы которой играют на солнце, а вот мрачноватая девочка, что хочет закутаться в безразмерный капюшон. Стоит отдать должное Блейну, он эти перемены в подруге замечал и поэтому быстро отпустил Саммер, уверив, что он будет в порядке. Хоть в порядке он, откровенно говоря, и не был. Вернее, был, но его театральная натура, принялась страдать уже дома.
Впрочем, он даже достаточно быстро успокаивается. Перманентно страдать по Доусону, который просто хотел другого в жизни, было больно. Доусон желал всего, в эту минуту, здесь и сейчас. Доусон был категоричен и у него было «да» или «нет». Больно было говорить ему нет, но, наверное, еще больнее было да, потому что Блейн совершенно не представлял себе, как стать для Доусона тем самым. Ему казалось, что он обязательно провалит какой-то тест на совместимость, преданность и прочее. Они с Доусоном друг друга не принимали. Блейн не принимал стремление Доусона к идеальным отношениям, а Доусон не мог понять, почему Блейн постоянно осторожничал. К слову, от этого понимания не было меньше боли. Как будто бы они были друг против друга, но и без друг друга не могли. Блейн злился на Доусона и был уверен, что Доусон злился на него. их школьная страстная любовь шла через года, но ни к чему хорошему не приводила, потому что они были слишком разными. Это не мешало Блейну часами рассматривать их школьные фото, перечитывать те сообщения, в которых они не ругаются и жалеть себя с несбыточными надеждами вместе.
В такие моменты он обязательно ставит себе сопливые мелодрамы, на сей раз это «отпуск по обмену». И только было он начал расслабляться, как в дверь раздался звонок, что даже заставило его слегка жеманно ворчать, пока он направлялся к двери. Ему не слишком вообще нравилось, когда его беспардонно отвлекали от сопливых страданий, если учесть, что он старался не так уж сильно этим грешить.
Но на пороге он видит Доусона и даже не успевает подумать, что тот явился с какими-то колкими историями, как губы Доусона накрывают губы Блейна. Конечно, это не просто обескураживает несчастного, но делает его полностью безоружным и уязвимым, словно котенок. Он даже опомниться не успевает, как оказывается на своей собственной кухне. Доусон всегда был дивой, что мог хозяйничать, где угодно. И Блейн смотрит на него с нескрываемой нежностью.
- Позже? А почему не сейчас? Ты всегда был загадочной дивой, Доусон Хаммел, - Блейн улыбается, будучи полностью и невероятно счастливым, что Доусон был на его кухне. Блейну уже давно стало все равно, насколько ему достается этот строптивый любитель традиционной любви для сексуальных меньшинств. Блейн уже давно принял то, что Доусон не принимал полутонов, в то время, как сам Блейн из них буквально состоял. Он принял и то, что, порой Доусон ведет себя покорно, но потом выдает ужасные истерики, что вновь их разносят по разным сторонам. Во многом по той причине, что сам Блейн, вместо того, чтобы просто согласиться, упорно отстраивает свою правду. Таким образом эти двое постоянно сталкиваются. Но постоянно возвращаются друг к другу.
Доусон произносит свою манерную, но такую искреннюю речь. Блейн движется к нему, чтоб мягко взять прекрасное лицо возлюбленного навсегда в свои тёплые руки. Блейн заглядывает в любимые глаза.
- Ты импульсивен, Доусон, и это я полюбил тебе в тебе с первого взгляда еще в школе. Я буду любить всегда. Буду любить и то, что через месяц ты устанешь скрывать наши отношения и мы вновь поругаемся. И я люблю то твое упорство, с которым ты стараешься верить в то, что тебя устроит формат отношений, что пока я могу предложить. – у Блейна голос мягкий и обволакивающий, - ты не можешь без громких слов, но приходи без них и просто говори, что соскучился. Для меня этого будет достаточно.
Блейн проводит руками по плечами Доусона и мягко касается губами его лисьего вздернутого носа.

 Отправлено: 17.11.20 06:03. Заголовок: Когда самые важные н..

Когда самые важные на свете губы заманчиво касаются кончика его носа, Доусон пропускает вдох, негласно замирая. Так уж у них повелось – сколь бы непоколебимо уверенной в собственных желаниях дивой Доусон не являлся, одно прикосновение красавчика Блейна способно его как уничтожить, так и воскресить. Пусть порой Доусон проявлял жестокую решимость с картинным драматизмом вновь расставаться навсегда, он буквально врос в свою любовь и, в моменты разлуки, не способен думать ни о чём другом. Шутка ли сказать – он настолько страдает в такие периоды, что аж напрочь забывает о священном деле в виде маникюра. И даже не штурмует сайты в поисках новинок в области сексуального нижнего бельишка. Тогда его неизменная спасительница – Тэмми, едва ли не насильно пинает кислого Доусона в сторону живительных магазинов, но никакие стильные коллекции не зажигают его, коли все терзания о Блейне. Доусон день ото дня, вечер от вечера с грациозной лихорадочностью теребит старомодный провод телефона – ретро стиль нынче последний писк – но горделиво не решается набрать заветный номер, снова посыпая голову пеплом, разразившись рыданиями и, вооружённый платком – пошловато кружевным – крутит по сотни раз, словно заезженную пластинку, слезливые фильмы из серии «Кейт и Лео» - всенепременно с сопливым финалом.
Сейчас же у Доусона о расставании с Блейни нет ни единого помысла – благо встреча с матушкой потрясла его сознание дивы до глубины струн души. Вот Доусон, с ласковым коварным прищуром, очаровательно бестолково подогревает чай до раскалённого состояния – он привык беречь свой ангельский голос и чуть ли не заставлять Блейна беречь его – с чарующими нотами обволакивающей хрипотцы. Доусон обожает выражать себя в музыке. Но куда больше он обожает одухотворённо слушать песни, исполняемые Блейном. Если нет возможности наслаждаться этими эмоциями вживую, пока они на гастролях вдалеке, Доусон готов часами ностальгировать над альбомами своей пассии, пока Берри не выключит магнитофон от сети. Правда, в милую отместку Доусон может капризничать и практически отменить свой концерт из-за налетевшей на него меланхолии.
-А действительно, красавчик мой, с чего бы не сейчас? Рядом с тобой я не способен хоть сколько-нибудь удерживать язык за зубами.
Жеманно играет бровями Доусон, с задумчивой негой обрисовывая потрясающие скулы мужчины своей жизни пальцами. Конечно, под шумок подсовывая Блейну горячий чай и наливая в чашку себе заодно. Обычно Доусон предпочёл бы горячее молоко, он не любитель пенок, однако, полагает это панацеей для связок – но нынче сию перспективу игнорирует, прекрасно ведая о ненависти Блейна к одному только виду молочных продуктов, не говоря уж о их вкусовых качествах.
-Я имел глупость навестить свою матушку. Признаться, вынес урок – ты же знаешь меня, как свои пять пальцев. Чтобы я огорчился, получив от родительницы отворот-поворот по причине недовольства сексуальной ориентацией душки сына? Ну уж нет, огорчения мне ни к лицу! Тем не менее, понял твои опасения. У нас ни малейшей уверенности, не последуют ли твои родители тому же обыкновению обвинять во всех грехах нетрадиционную любовь.
Доусон манерно продолжает, не собираясь отходить от Блейна ни на шаг – он чертовски истосковался по его запаху, зарываясь носом в ворот стильной чёрной майки, которую Блейн умудряется носить куда величественнее, чем короли замысловатые мантии.
-Так вот, Блейни, детка. Я люблю тебя ужасно ревностно и импульсивно, но знаю, насколько ты, мой сердечный, раним, когда дело затрагивает семью…и совершенно не желаю становиться камнем преткновения. Но отказаться от тебя – выше моих сил. Пусть будет по-твоему, роковой брюнет. Пусть между нами всё останется тайной.
Доусон порывист – Блейн не погрешил против истины. И вряд ли следует дать руку на отсечение, мол, Доусон однажды вновь из-за их игр в шпионов истерично не психанёт. Блейн иногда умиляется всплескам Доусона, иногда эти всплески сводят его с ума в не самом лицеприятном смысле сего постулата. С ними не угадать – многое в их нервах зависит от миллиона факторов, начиная от степени ласки Тамины с Саммер, заканчивая прогнозами в гороскопах. Пожалуй, оба, как сильно бы не ерепенились, давным-давно к волнам привычны и по-своему любят купаться в них. Сколь бы яростно не частили на все лады, мол, желают спокойствия с минимальным количеством потрясений – благо возраст, как ни прискорбно, уже не юношеский. Доусон, кроме всего прочего, непоследователен и хаотичен, как, пожалуй, всякая творческая натура, что сполна прощалось его девочками – разве что Соланж время от времени умудрялась воткнуть в него беззлобно-язвительную шпильку под самозабвенные поддакивания малыша Корди. Не мыслите превратно – у Доусона с Соланж не всегда здоровая конкуренция, вместе с тем, вполне здоровое взаимное обожание. С Кордом отношения скорее ровные, без особого пристрастия. Но тот хотя бы не навевает далёкую от благоговейной неприглядную дрожь по телу – как его близнец, вооружённый приторными улыбочками.
Доусон вещал о последовательности? Кто его, диву, разберёт. По крайней мере, он начинает было сооружать крошечные шедевры, обличённые в образ канапэ из всего, что в холодильнике рискнуло подвернуться ему под руку, ласково искушая Блейна. Но вот уже – не прошло и минуты – тащит возлюбленного в гостиную, где всё ещё слышны лирические раскаты исступлённого саундтрека к завершившемуся фильму, который тот до нападения Доусона, очевидно, смотрел. Доусон не намеревается праздно пялиться на титры, сентиментально обложившись бутербродами. Они, между прочим, отложатся на его прелестных щёчках непосильным грузом! Но, главным образом, на Доусона налетел припадок романтики, так что он, прижав Блейни, принимается кружить его под ритм музыки.
-Помнишь, на выпускном мы в танцах всем утёрли нос? Я помню по рассказам девочек – в тот момент не видел никого, кроме тебя. Каюсь, ещё слегка беспокоился, идеально ли накрахмален пиджак.
Доусон хоть немножко да склонен устраивать драматургии на тему несовершенства своего внешнего вида, даже будучи в постели в самом буйном понимании, что уж говорить о выпускном бале – перед коем он хорошо хоть в обмороки от своих же нервозных реверансов не валился, впрочем, Тэмми точно сердобольно подхватила бы его.
Доусон игриво водит ладонями Блейну по плечам, по спине, такое ощущение, будто Доусону следовало родиться девушкой – но не вздумайте озвучивать ему сиё, он оскорбиться от такого варварского предположения. Доусон смело может списать своё дурное настроение на не существующий в его обиходе ПМС, лишь в шутку. На деле ему нравится быть геем, не стыдясь сего. Ему непросто принимать то, что сей факт зачастую вгоняет в краску детку Блейни. Но в этот миг, всецело отдаваясь изящно-сокрушительным танцевальным па, Доусон, словно пьяный вдрызг, ощущает как целое море по колено.

 Отправлено: 19.11.20 03:20. Заголовок: Блейн вообще, как и ..

Блейн вообще, как и Доусон, достаточно капризен бывает. Саммер и Брит точно подтвердят, причем кивать будут так, что их прически испортятся. Но именно с Доусоном Блейн всегда проявляет чудеса терпения. Рядом с возлюбленным еще со времен школьной скамьи Блейн становился мудрым, терпеливым и, конечно, ужасно влюбленным. Доусон капризничал много, выдавал то истерики, то душевные терзания. А Блейн умилялся даже тому, что другим показалось бы раздражающим. Блейн любил в Доусоне все. даже капризы и попытки все бросить и ото всего отказаться.
И Блейну нравится такая забота Доусона, как налитый чай. Он уже знает, что этот чай еще долго будет у него на губах, и вкус он не забудет.
- Мне жаль, что твоя матушка так себя повела. Я всегда завидовал тому, что ты умеешь говорить о своих предпочтениях открыто, - Блейн и правда гордится и восхищается Доусоном. Того ничто не могло сбить с пути, - помнишь, как у тебя отбирали в школе твои модные жакеты и головные уборы и швыряли их в помойку? А ты ни разу не отрекся от самого себя. Я и в школе был трусом. И сейчас трус. Я не хочу прожить жизнь вот так, скрываясь… но у меня пока нет сил быть открытым.
Он честен. Доусон «получал» больше многих в школе, особенно от школы соперников. От всех этих качков и их подружек. Не то, чтобы Дюк, к примеру, устраивал травлю. Но всегда поддерживал, если это делала неприятная троица Ангва, Тива и Эмма. Доусону всегда доставалось. В то время, как Блейн пытался прикрыть себя мнимыми и лживыми романами, к примеру с Брит, Доусон открыто и гордо нес свое право любить и выбирать тех, кто ему истинно нужен.
- Ты прелесть, - качает головой Блейн, - я люблю тебя. И безумно люблю в тебе эти твои порывы и то, каким ты умеешь быть особенным, Доусон Хаммел. Я буду счастлив скрываться с тобой, пока тебе снова не надоест.
Улыбается Блейн. Не в первый раз они сходятся, не в первый раз расстаются. Ему важно обозначить Доусону, что даже порывы возлюбленного уйти и все закончить, все равно ничего не поменяют в отношении Блейна, он все равно будет его ждать. Они оба романтичные, обожают старые фильмы, обожают сопливые фильмы и романтичную музыку о любви. они оба верят в то, что есть одна любовь на всю жизнь и неважно, что там происходит во время расставания. Блейн однажды увидел Доусона в кофейне с каким-то мужчиной, у которого уже была седина в волосах. Блейн устроил истерику, позвав всех своих подруг и даже несчастного брата. он отнесся к этому крайне болезненно, но ни на секунду не усомнился, что их с Доусоном история это та, которая на всю жизнь. Остальное, пусть больно, но не навсегда. И Блейн и Доусон старомодно считали, что в этой жизни любишь только раз. Кстати, раз за разом эту теорию они подтверждали, потому что за столько лет, за столько попыток разойтись, они ни разу не отпустили друг друга по-настоящему. И Блейн понимает, что дива Доусон снова захочет уйти, в очередной раз огорчившись от того, что Блейн скрытен, когда диве Доусону требуются «обнимашки» у всех на виду. Но, черт возьми, оно того стоит. Стоит иногда отпустить Доусона, чтобы он готовил канапе и был ласковым и влюблённым, словно в самый первый день. Блейн обожает этого жеманного блондина.
Он послушно следует за Доусоном в гостиную и, пусть тот и кружит Блейна в танце, все же Блейн берет все в свои руки и ведет танец, придерживая за талию возлюбленного и заглядываю ему в глаза с необъятной нежностью.
- Я помню эту историю. Ты стал королевой бала, а король был еще более труслив, чем я, и отказал тебе в танце. Как в тумане я взял твою руку. И это было одним из лучших решений в моей жизни.
Блейн до сих пор хранит ту фотографию, на которой Доусон в короне, в Блейн прижимает его к себе так собственнически. Это одно из самых особых воспоминаний Блейна. И он по-детски счастлив, что Доусон так же ценит ту память.
Доусон дразнит Блейна во время танца. Он ведь знает, что Блейну всегда сложно устоять перед любимым Хаммелом. Блейн, словно в другом мире, смотрит влюблёнными глазами на Доусона и в какой-то момент даже пытается стянуть с того куртку и чертов галстук. Но вовремя приходит в себя. Доусон с легкостью его всегда дразнит, но может истинно, словно дива огорчиться, если Блейн ведет себя слишком напористо. Доусон любит романтику, любит, чтобы его добивались. Блейн знает, что Доусон порочен. Но он так же знает, что Доусон любит быть порочным в красивых романтичных и подготовленных условиях, поэтому Блейн от любви к нему, берет себя в руки. просто мягко касаясь шеи Доусона.
- Посмотрим твой любимый мюзикл «бриолин»? помнишь, как мы мечтали сыграть главные роли в школьной постановке?
Им запретили. Мол пара должна быть – мальчик и девочка. они оба тогда страшно огорчились и смотрели фильм дома.
Блейн тут же ставит фильм на телеэкран. Увлекает Доусона за собой на диван. Укладывает голову того себе на плечо, чтобы коснуться затылка губами.
- Я всегда по тебе чертовски скучаю, - он не говорит, что скучал. Потому что правильно говорить, что он скучал, скучает и будет скучать, когда Доусон в очередной раз его покинет.

 Отправлено: 26.01.21 04:31. Заголовок: -А мне не жаль, прек..

-А мне не жаль, прекрасный. Матушка вольна поступать, как ей вздумается – я давно взрослый мальчик, дабы с достоинством – ну или без оного, это уж как получится – принять сей отвратный удар судьбы.
Пожимает плечами Доусон с немного грустной, трепетной улыбкой, элегантным жестом поправляя свой щёгольский галстук. Ласкает слух, насколько Блейн считает его сильным, однако, порой Доусон – самый слабый в мире человек. И, ни к чему греха таить, нежно свои слабости лелеет. Пусть он не крутил с девочками романы, как деловито хитрил его любимый, но Доусон с девочками дружил. Большой вопрос, кому же было легче – Бритни, что выслушивала стенания Блейна про очередную капризную истерику, учиненную буйствующем Доусоном со свойственной оному театральной драматичностью, или Тэмми – коей Доусон не менее виртуозно расписывал в красках, как Блейн жестоко и неуклонно разбил ему сердце, опять отказавшись с шиком и разве не с фанфарами обнародовать их длящийся с самой школьной скамьи роман.
-Дело не в моей уверенности, детка. Благо те головные уборы, можно было смело надеть даже после их пребывания на помойке и всё равно сказаться в более стильным, чем все те горе-агрессоры в шутовских колпаках, вышедших из моды ещё в прошлом веке. Хотя…даже в прошлом веке их кошмарные шмотки не имели шанса слыть популярными. Прекрати обзывать себя трусом, малыш. Это чертовски непросто – кардинально менять свою жизнь. Просто мне порой категорично больно мириться с этим постулатом. И меня можно назвать трусливым ровно в той же степени – ведь точно также страшусь признавать многие прописные истины.
Не останавливаясь в танце, мурлычет Доусон, обдавая горячим, ставшим прерывистым дыханием ушко Брейна. А тот хулигански перехватывает инициативу – и вот уже Блейн решительно ведёт в танце. И Доусон, утопая в его глубоких глазах с махровыми ресницами, совсем не способен противиться буквально магнетическому очарованию своего возлюбленного. Утопая в их плавных, надрывных движениях, в его крепких руках.
-Прелесть – ты, Блэйни. Я – подонок. Но чертовски тебя люблю. Только тебя и никого. Однако, постоянно кручу жалкие интрижки у тебя перед носом в надежде – ты испугаешься, вдруг я уйду.
Доусон ведь правда бывает порочным обаятельным мерзавцем по отношению к своему любимому человеку и зачастую морально бьёт его под дых своими выходками. Как та интрижка с седовласым из кафе, который думал, будто Доусону необходимы его деньги и связи и страшно удивлялся, когда в ответ на недвусмысленные предложения сопроводить того на те или иные мероприятия от Доусона не следовало условий в стиле дивы из серии золота да бриллиантов. Всё, что на самом деле ему требовалось больше воздуха – увидеть ревность в глазах Блейна, с коим они пребывали в перманентной ссоре в ту злую минуту – из-за чего у Доусона физически всё валилось из рук и не ладилось, до того не хватало родного запаха в рецепторах носа. Лишь тогда Доусон по-настоящему ощущал, что живой.
-Признаться, мне было плевать на реакцию того короля, детка. Было важно то, что узрел тогда в твоём взгляде. Хм, представляешь, какими бы колкими шпильками закидали нас занозы Эми, Ти и Ангва, услышь они сейчас наши сопливые признания? Уверен, эта коварная коалиция не растеряла ядовитого запала с годами.
Мягко хмыкает Доусон – приправив интонацию лёгкой язвительностью. Он не только дива, но и сплетница, ничуть не смущаясь своего жгучего желания порой перемыть косточки их бывшим одноклассникам, как друзьям, так и вражескому стану. Блейн сводит его с ума - пылкими взглядами, жгучими прикосновениями, распаляя, и, невольно дразня ещё сильнее, увлекая смотреть фильм на диван. У Доусона же едва ли не темнеет в глазах, а ноги предательски подкашивается. Он играл множество ролей, проживая их на сцене. Но с Блейном никогда не умел играть. Даже когда, ему вопреки, крутил на его глазах жестокие романсы с какими-то блёклыми другими. Ведь Доусон в любую секунду послал бы любого мужчину к чертям, стоило Блейну решиться с гордостью взять его за руку прилюдно, больше ни от кого не таясь по углам, будто преступники.
-И я скучаю, всегда. Я буду счастлив с тобой, даже когда тебе надоест. Вот видишь… позорно не умею сознаться в том, что мы снова будем причинять друг другу боль, то отталкивая, то вновь притягивая. Мне хочется верить в счастливый…нет, не финал. В наше счастливое вечно.
Он пытливо всматривается любимому Блейну в глаза. С деланно невинным видом зарываясь пальцами в его густые волосы и исследуя каждый сантиметр его лица. Доусон считает своего мужчину самым красивым на свете, не уставая им восхищаться. И вечно готов перебирать в памяти такие знаковые моменты, как тот, когда они, не сговариваясь, играть в той школьной постановке отказались, не собираясь принимать вопиюще несправедливую причину (что, в самом деле, за половой шовинизм вперемешку с дискриминацией!) запретить им вместе сверкать в главных ролях.
-Кстати…я не настолько смелый, как ты полагаешь. Вот уже добрую четверть часа не могу тебе сообщить – я упустил свою звёздную роль в том нашумевшем мюзикле. Мнил себя дивой, а меня вышвырнули, как котёнка. Поставили паренька с брутальной голосиной. Единственное, что утешает – у него совершенно невменяемое чувство стиля!
Доусон вздыхает. Он странным образом умеет ощущать себя одновременно распалённым, когда каждая струна его нервов пребывает в возбуждении, вместе с тем – досадливую тоску, ранимую болезненность, безумную любовь, окрыляющего его и тут же прикладывающего лицом о землю. Его разрывает от эмоций, он иногда не способен себя выносить. Но отчего-то страшно обижается, стоит устать от его замашек Блейну. Кстати, Доусон не утрирует и не выдумывает на ходу – ему правда указали на дверь, он привык к таким ситуациям, попыткой дать ему под зад его не расстроить. Но здесь сердце действительно ранили. Он вложил душу в ту вожделенную роль на Бродвее, вложил всего себя. Раскрутил их спектакль, не смыкая ни днями, ни ночами глаз, работая наизнос, забывая про ужин и завтрак. И теперь, когда успех того музыкального действа прогремел с фанфарами, пресловутая звезда им оказалась без надобности. С Доусона жёстко была сорвана корона его самомнения. И он бы бился в страданиях, но на любые лишения ему наплевать в те минуты, когда Блейн просто рядом.
-Не будем о грустном. Лучше возрадуй меня, волшебный, пока мы ещё удерживаемся от преисполненного страсти и романтики интима, когда все разговоры будут неуместны. Расскажи, как продвигаются твои дела в сфере манящих нас обоих софитов.
Доусон несколько пафосен и обожает манерничать – не нарочно, просто жеманность будто бы рождена вместе с ним, прочно сжившись незримыми нитями с его естеством. Тем не менее, одно из ценных качеств Доусона - умение ликовать в ответ на успех дорогих ему людей, даже в те моменты, когда он сам попал впросак, как в пресловутой истории, поведанной им только что. Он с буквально детской непосредственной искренностью впивается в Блейни горящим взглядом, жадным до приключений своего незаменимого спутника.

 Отправлено: 30.01.21 03:41. Заголовок: - Зато твой отец все..

- Зато твой отец всегда на твоей стороне, - в голосе Блейна не звучит завистливых ноток, напротив, восхищение и радость от того, что у Доусона был кто-то, кто его поддерживал.
Сколько Блейн помнит Доусона, у того всегда были прекрасные отношения с отцом. Отец Доусона был простым работягой, которому нравился футбол, от которого Доусон просто засыпал. А Блейну нравилось проводить время дома у Доусона и с его отцом. Блейну, к слову, футбол нравился. И отец Доусона принял Блейна, как своего. Они вместе смотрели футбол и даже праздновали втроем рождество, когда Блейн хлопотал на кухне. Дива Доусон раскладывал поп-корн по красивым тарелкам, а Блейн и отец Доусона по-доброму подшучивали над дивой. Нет, отец Доусона вовсе не был в восторге от однополой любви сына. И часто спрашивал, не хотят ли они все же завести себе девушек. Они мотали головами, и он сердечно принимал ориентацию сына, поддерживая того во всем. И, как вышло, даже Блейна, можно сказать, что Блейн относился к отцу Доусона как к собственному. Отец Доусона мог сказать, что ему не нравится идея о сексе Доусона и Блейна, но, стоило кому-то обозвать Доусона плохим словом «педик», как его отец буквально бросался с кулаками. Отец Доусона – мировой человек. Блейн открылся из семьи только Дэйну. И рад, что тот не отвернулся. Но до родителей и остальных Блейн, конечно, трусливо, не дорос.
Блейн лишь ласково улыбается, когда Доусон обзывает себя трусом и вообще всячески пытается оправдать Блейна. Такое бывало не раз. Блейн знает, что сейчас Доусон искренне так считает и говорит. Но потом… в какой-то момент, когда в кино Блейн испуганно вырвет руку из руки дивы Доусона, Доусон взорвется. Не в первый раз. Но в третий точно не выдержит. Но Блейн даже не будет обижаться. ради тех моментов, когда Доусон вновь приходит к нему и говорит о своих чувствах, Блейн будет терпеть его вспышки гнева до самой смерти. И даже умиляться им, потому что они являются частью его первой и до сих пор единственной настоящей любви.
- Я всегда боюсь, что ты уйдешь, - Блейн ласково прикладывает руку Доусона к своему груди, - но, в глубине души, всегда верю, что ты вернешься.
Блейн не считает, что Доусон никуда от него не денется. Но постоянно ощущает его любовь и уверен, что Доусон так же понимает, что Блейн, что бы ни произошло, любит Доусона уже огромное количество лет, и ничего в этих чувствах не изменилось. Это ведь что-то да значит.
- Я недавно видел их в витрине одного уютного ресторана. Ангва сосредоточенно что-то рассказывала, Эмма пила вино, а Тива жевала салат и макала в соус хлеб. Я даже порадовался, что между ними ничего не изменилось. Они были ужасными занозами и я желал им, например, чтобы платья треснули на пятых точках. Но почему-то мне было тепло видеть их вместе, спустя столько лет.
Эта троица попортила жизнь не только Блейну и Доусону, но и многим их бывшим одноклассникам. Блейн их терпеть не мог, из-за их насмешек он ощущал себя еще менее уверенным. Но ему нравилось то, что некоторые вещи оставались вечными. Как любовь Доусона и Блейна. Как вечная любовь Лакшми к милой Брит. Как дружба Ангвы, Тивы и Эммы – трех ужасных заноз.
- А мне не надоест. И мы и есть про «вечно», моя капризная дива. Если за все это время мы не встретили тех, кто затмил бы нам друг друга… какова вероятность, что встретим? – Блейн смотрит на Доусона с нежность и любовью.
Блейн и правда не верит в то, что у них будут другие. Он дружил с Брит, но как-то говорил с Лакшми, которая была непреклонна в своих речах о том, что Брит никогда и никто не будет так любить, как она. Причем, это может прозвучать унизительно. Но Лакшми вкладывала в это совсем не унизительный смысл. Утверждая, что они с Брит друг для друга созданы и даже если ее белокурая дурочка выйдет замуж, то это не страшно. Они друг друга дождутся. Блейн ощущал так же. но старался молчать об этом со своей вспыльчивой и капризной дивой.
Блейн включает фильм. Доусон рассказывает свои историю, и Блейн с горячностью берет руки возлюбленного в свои.
- У тебя самый потрясающий голос из всех, что я слышал. Я влюбился в тебя давно, когда услышал, как ты поешь что-то из Beatles. Вернее я помню как сейчас это была песня blackbird. С тех пор эта песня в исполнении самих Битлз для меня не играет так, как в твоем. Если они выбрали другого, то это как тогда с Бриолином. Никто не подходил на главные роли лучше нас. А нам дали довольствоваться какими-то второстепенными глупыми ролями. Они пожалеют о своем решении, потому что ты – звезда.
Блейн всегда восхищался талантом Доусона. Да и влюбился он в его талант. И до сих пор восхищается каждой работой Дивы.
- Меня сложно назвать успешным, ты знаешь. Вроде меня пригласили в мюзикл, но я не знаю… а почему бы нам не попробоваться туда вместе? Мы ничего не теряем. – может быть Блейну просто хочется, чтобы они работали вместе. Тогда даже в тот момент, когда Доусон «психанет» они будут вместе, хотя бы на работе.
На экране танцует молодой Траволта в фильме Бриолин. А Блейн просто держит за руку Доусона, не касаясь волос того. Доусон не любит, когда портят его прическу. Но в этот момент, Блейн совершенно счастлив.

 Отправлено: 07.04.21 02:33. Заголовок: -Да…мой папа – миров..

-Да…мой папа – мировой. Мне с ним повезло невероятно – даже не знаю, чем умудрился заслужить его. Быть может, за какие-то будущие заслуги, которые я пока ещё не совершил.
Дива Доусон говорит о своём отце с невероятной теплотой – ничуть этого факта не стыдясь. Он не имеет робкого обыкновения стесняться порывов – потому до сих пор запросто может сопливо попросить отца чмокнуть его перед сном в макушку и оставить в комнате свет – ибо Доусон боится по ночам вставать в туалет, когда вокруг беспроглядная темнота. Папа – человек совсем иного склада – его руки покрыты мозолями от тяжёлого каждодневного физического труда, ну а музыка для него – нечто эфемерное и далёкое. Доусон нисколько не обижается, раз отец, замотавшись в делах, куда-то запихнул жутко стильный плеер, что сын скрупулёзно ему выбирал. Его отец не болеет творчеством, но твёрдо стоит на земле обеими ногами. Он, при всём желании, не сумел бы упомнить, как назывался тот мюзикл, куда не взяли его сына с Блейном. Но всегда, с практичной грубоватой лаской, усаживал обоих за стол, дабы досыта накормить незамысловатым, зато душевным в его холостятских кулинарных изысканиях ужином. Впрочем – нынче Доусон с лукавой манерностью щурится, заговорчески подмигнув возлюбленному и эмоционально ухватив его за руки, дабы доверительно к нему потянуться.
-Блэйни, детка, у отца в последнее время, кажется, на личном фронте намечается роман. Ну, он не стал ванильно витать в облаках и спускать на пока таинственную даму сердца всю зарплату. Но давно казалось бы бы потухший огонёк в его глазах ни с чем не спутать.
Доусон отца обожает, он гордится им и, можно сказать, сам себе завидует. Ему не приходилось, как другим мальчишкам, боязливо вырывать страницы с двойками из дневника, благо отец никогда не ругал его за плохие оценки, не читая заурядные лекции о важности учёбы. Он, конечно, не хвалил сына за лень и одержимое увлечение хором – зачастую в ущерб другим предметам, просто понимающе хлопал по плечу. Даже узнав о его не вполне стандартной ориентации, коя нынче вызвала у вычеркнувшей себя из их жизни матушки презрительную отчуждённость. Отец же не отворачивался от Доусона, пусть не во всём его понимая. Доусон не слишком ревнивый сын, и желает отцу только счастья. Он пылко уверен – папа заслужил только лучшего отношения. Доусон готов принять и сносно общаться с любой его избранницей. Но, если та обидит его любимого старика, Доусон, чёрт дери, без зазрения совести подмешает дамочке в еду пурген.
-Интуиция тебя не обманывает, сладкий. Я могу трястись от негодования, временами рьяно буйствовать. Но, даже в минуты отчаяния, не перестаю любить тебя до безумия. Невменяемо.
Вероятно, именно из-за симфонической близости со своим родителем, Доусону порой сложно понять, сколь бывает иначе. К примеру, в семье Блейна, ведь не зря он опасается реакции родных на их не всегда безмятежно, но не проходящий роман. С другой стороны, после того, как матушка обрушила лавину негодования на не ожидающего яростного осуждения Доусона, он, волей-неволей, призадумался о своей прежде категоричной манере не желать входить в положение возлюбленного. Это было неверно, Доусону следует учиться придерживать свои истерические выступления на тему извечных споров, касаемо сокрытия витающей между ними любви. И, вроде бы, Доусон способен признать – открыто заявить себя геем перед семьёй не самая простая задача. Но его ранимую, нервозную и мнительную натуру дивы немного театрально уязвляет то, что, как он ощущает, Блейну где-то нравится драматичная запретность их романа.
-В старших классах ядовитое трио то и дело выдавало колкости в наш адрес. Надеюсь, эта их очаровательная особенность осталась неизменной. Кажется, я старею, Блэйни, детка. Как иначе объяснить сей приступ сентиментальности по школьным будням.
С трепетном придаётся Доусон мелодраматичным воспоминаниям о том, как их ласково третировали эти занозы. Ведь обычно как раз девочки весьма толерантно относились что к Блейну, что к Доусону, которые посещали с ними шопинг, давая искренние советы по поводу тех или иных приобретений. Тэмми с Лакшми обожают брать с собой Доусона в качестве шопоголического эксперта по сей день – а он и рад, ведь больше, чем вдохновенные прогулки по торговым рядам среди новых коллекций дизайнерских вещей, он любит разве что пение. А ещё больше любит отца. И…хоть не всегда душку, однако, сладострастно своего Блейна.
-Как тебе известно, я никогда не был силён в теории вероятности, детка. Помнишь, как я в припадке паники кусал на математике локти, а ты вызывался к доске прежде, чем учитель произносил моё имя. И я, с не меньшим запалом, выручал тебя на биологии, где ты играл в игры на телефоне или благополучно отсыпался.
Доусон толком не может сосредоточиться на фильме, ибо сосредоточен на неповторимых ощущениях от касаний возлюбленного со школьной скамьи. Дрожь по телу каждый раз, как в первый. Это ощутимое покалывание в кончиках пальцев. Доусон словно невзначай каверзно ласкает Блейну пальцы. И незамедлительно хмурится – стоит Блейну приняться принижать себя. Этого Доусон не допустит, ибо решительно убеждён – детка Блейни совершенный в своём сокрушительном обаянии талант всем на зависть.
-Значит, невероятный, ты плохо слушал себя. По той причине, что самый неповторимый слух и голос – твоя прерогатива. К слову, положа руку на сердце, думаю, меня не выбрали из-за того, что на прослушивании мне было чертовски плевать, получу ли ту работу. Я пел без души, машинально. Ты же знаешь, я бываю непрошибаемо стеклянным, когда изнываю от тоски по тебе.
Уж как сильно Доусон бы не держался за своё самопровозглашённое с очаровательным нахальством звание дивы, он готов отдать пальму первенства Блейну без малейшего колебания. Полагая возлюбленного лучшим на всех поприщах. Что же касается пламенного монолога Доусона о грусти то по их потерянным, то вновь обретённым флюидах, Доусон, как ему свойственно, перебарщивает с драматичностью – но таков уж он, сердце – словно оголённый провод без безопасной изоляции.
-Избавляйся от скромности, детка. Ты – великий талант, и если однажды вдруг окажешься не успешным, стало быть – все вокруг обезумели. Только этого не случится – ибо ты, мой дивный, обречён на славу. Мне не доводилось узреть человека харизматичнее тебя.
Он мечтательно улыбается, уже воображая, как они с Блейном осуществят грандиозные стремления не только сыграть главные роли в одном проекте, но также доказать миру – любовную историю мужчины могут рассказать ничуть не менее чувственно и действенно, чем разнополые пары.
-Замечательно - нынче ощущаю внутри огонь, коего мне на прежнем прослушивании не хватило. Это оттого, что сегодня ты рядом. И я загорелся идеей работать вместе – наш неповторимый шарм, особенно в тандеме, рискует всякую придирчивую публику свести с ума.
Доусон всегда рьяно выступал и будет выступать против дискриминации, особенно, в попытках указать кто и к кому что чувствовать имеет право. Он не сдавался, даже будучи подростком, стойко снося попытки брутальных школьных мачо опрокинуть его в мусорный бак. Доусон грациозно вылезал оттуда, отряхивая помявшуюся, тем не менее, с иголочки, форму со столь виртуозным артистизмом, что его энтузиазму аплодировали одноклассники. И, прознав о глубокой интимной симпатии между Лакши и Британи, он едва ли не с плакатами поддерживал своих подруг в первых рядах.