Отправлено: 17.07.13 19:10. Заголовок: Фамильный особняк семьи Грин.

Здесь преимущественно обитает Честер Грин, также живёт Мартин Грин, он же мистер Грин-старший, но он не так, чтобы часто бывает дома в связи со своей работой и занятостью. Иногда здесь нарисовываются перманентные любови мистера Грина, Чес же не имеет особой склонности тащить сюда жить своих перманентных любовниц.
Кроме того, в доме живёт сестра мистера Грина, мама Лестата - Нарцисса Грин. Здесь же имеется выделенная Честером комната для его "сестрицы" Аннабет Баркер и, разумеется, комната Ридли (но тот преимущественно пребывает в клинике), какой-то закуток позорящего все фамильные цинности Тиберия, а также комната Лестата, которой он практически не пользуется, так как принципиально живёт отдельно в своей достаточно просторной квартире, по-гриновски пафосно, в центре города.

 Отправлено: 29.09.19 22:48. Заголовок: Лестат, в своём ленн..

Лестат, в своём ленном надменном стиле Грина, придирчиво смотрит в зеркало на своё отражение, оценивая внешний вид. То, что нужно, как впрочем, всегда. Он ни за какие коврижки не выйдет из дома, если не выглядит изысканно-небрежно. Но попробуйте намекнуть ему, что в нём есть эта пресловутая породистая леность – подобные комментарии он готов сносить только от Честера, в глубине души трепетно ожидая их каждодневных братских стычек. Так уж у них повелось – сколь бы вдохновенно они не препирались и не иронизировали, именно Честера Лестат признаёт своим братом, что же касается Тиберия и Ридли – их он старается игнорировать и не замечать. Да и что прикажете делать, когда факт психических отклонений Ридли Лестат считает неподобающим их высокопарному роду. Не говоря уже о Тиберии – сам факт существования которого Лестат мнит в высшей степени оскорбительным. Дядюшка, конечно, щедрая душа – поместил нерадивого сына в клинику, а нерадивого племянника вообще непонятно как умудряется терпеть и даже не слишком скрипеть зубами – нерадивый сын, разумеется, Ридли, а нерадивый племянник, конечно, Тиберий. Уж себя Лестат нерадивым нисколько не считает, полагая, что со всех сторон, как ни крути, заслуживает уважения, не считая зазорным лелеять чувство собственной значимости. Гринам многое позволено по определению, по праву рождения, если желаете. И от этих привилегий он не собирается отказываться, сколько бы от помощи дядюшки Мартина Лестат не отбрыкивался.
Вот и сегодня, Лестат хмыкает, поправляя ворот своего словно пожёванного в стиральной машине шарфа – последний писк моды, иначе этот шарф бы не лежал на плечах Лестата. Он собирается заехать в фамильный особняк, на сей раз, правда, не в извечных надеждах приободриться очередными порциями сарказма, коими они самозабвенно обмениваются с Честером, как мячами в теннисных партиях. На сей раз дело в его матушке – Лестат уже довольно длительное время не видел Нарциссу, то горел на работе, то снова бесился на то, как Шарлотта вздыхает по тому нищему белобрысому дворовому хулигану и был не в настроении пусть даже для семейного общения, полагая – мать непременно, следуя встроенной в женский пол любознательности, примется расспрашивать сына о том, как у них с Лоттой. А у них всё сложно, как нынче у молодёжи принято называть. Лестат и сам молод, но пафосно причисляет себя к людям сугубо взрослым и самодостаточным. Всегда с идеально ровной осанкой, не повышающий голоса и выдавая своё истинное отношение к тому или иному вопросу разве что острым прищуром глаз. Никакого рукоприкладства, увольте – признаться, той памятной пошлой потасовки с этим, с позволения сказать, Клодом, ему хватило за глаза – его здоровье не столь крепкое, чтобы постоянно баловаться драками, а сочтёт ли этот Клод его хлюпиком, Лестата не волнует от слова ни разу. Вот только отчего-то с той поры его мучает жгучий стыд перед Шарлоттой – благо ни одному мужчине, даже столь самоуверенному, как Лестату, не хочется выглядеть в глазах своей женщины немощным. Равно как и в глазах матери. И потому на любые расспросы Нарциссы о его самочувствии он всегда отвечает любезно, но лаконично. Да и с Лестатом, в целом, всё в порядке. В отличие от Тиберия, с которым ничего в порядке не будет – ибо как может быть всё в порядке с неполноценным умом. А иной причины обоснования поведения братца Лестат не может привести. Ведь даже сошедший с ума Ридли не стремится позорить фамилию Гринов столь театрально.
Наконец, он, чертыхаясь, добирается до особняка по пробкам. Лестат, в особенности сидя за рулём, извечно всем недоволен – не случилась бы пробка, он всенепременно бы нашёл, к чему придраться. Лотта, в их совместные поездки в машине, умудрялась умиляться этому его качеству, правда, насмешливо сверкая глазами на своего ворчуна, на что Лестат поджимал губы, гневно раздувая ноздри и приходя в нервозное состояние, отбивая по рулю раздражающую барабанную дробь. Им с Шарлоттой непросто взаимодействовать и уживаться, они по-разному смотрят на все на свете вопросы. Вот только, хотя многие не давали их паре пару месяцев, те были вынуждены торжественно обломаться. Они с Шарлоттой вместе уже не первый год. И пусть Лестату непривычны привязанности, он способен признать, эта девушка прочно вошла в его жизнь, став её важной частью.
Лестат уверенным шагом проходит в дом – хоть он и постоянно заверяет каждого, кто готов слушать его занудные монологи, как ему претит сиё семейное гнёздышко и до чего ему нравится ощущать себя отдельной единицей от гриновской диаспоры, на деле – появляется в особняке всё чаще, словно невзначай подыскивая удобоваримые предлоги. И, хоть с невозмутимым видом порывается красиво огрызаться на любое слово дядюшки, злясь на Мартина – Лестат уже и сам не упомнит, на что конкретно он сердит – его магнитом тянет в родные пенаты. Правда, он старательно сопротивляется сему сентиментальному возмутительному желанию, принципиально отказываясь перебираться сюда и продолжая обитать в своей городской квартире. Где всё чаще Лотта остаётся ночевать. Как и Лестат всё чаще, утомлённый работой, но не признающий как устал и ему давным-давно требуется отпуск, приезжает не домой, а к Шарлотте.
Когда Лестат видит матушку, его обычно спокойное, слишком собранное лицо, словно он так силится сказаться старше своих лет, расплывается в довольной улыбке. Хотя, улыбкой его скомканное движение губ можно назвать с натягом, но все привыкли к его скупой мимике. Таков уж Лестат – вечно подтянутый и ершистый. Он целует Циссу в щёку, и они присаживаются в гостиной, обременённые – Нарцисса бокалом с вином, а Лестат неуместной в сей поздний час чашкой бодрящего его сонного, в ходе напряженных трудовых будней, кофе. Поначалу разговор носит ожидаемый характер – они обмениваются новостями, Лестат в обществе Циссы немного расслабляется, смягчая свои светские хладнокровные интонации и позволяя появиться в его глазах тёплому свету при взгляде на мать. Он гордится своей красавицей матерью, и это то немногое, что ему не стыдно сопливо признать. Хотя он не из тех людей, кто легко признаются в чувствах. Но, о деле – а у Лестата сегодня важный вопрос, с коим он то так, то эдак перманентно пытался к ней подступиться, но чаще получал ответы столь размытые, что те ничего не проясняли. А он хочет кое о чём узнать.
-Матушка, как ты знаешь, меня всегда занимало, что за человек помог мне появиться на свет. И я старался не бередить прошлое и не донимать тебя так уж явственно относительно отца.
Он делает паузу, дабы сделать пару глотков кофе и продолжает – он не привык откладывать то, что ему хочется выяснить, в долгий ящик.
-Но не далее, как вчера, ко мне явился некий Винсент Франко. Как я понял – поверенный друга моего отца, с сообщением, что мой отец недавно перебрался на Остров, и, вероятно, знакомство с сыном лишним не станет. Однако, он пока не открыл его имени – а мне хотелось бы знать. Я, разумеется, считаю уместным расспрашивать не Винсента, а тебя, свою мать, о нашей семейной информации.
По его тону сложно понять, рад ли он. Очевидно другое – Лестат нервничает, и он не уверен, что ему нравится такое…беззащитное чувство. Но неумолимый закон природы, для каждого мальчишки родной отец – человек, которого по крайней мере хочется узнать в лицо.

 Отправлено: 30.09.19 03:58. Заголовок: День Нарциссы началс..

День Нарциссы начался привычно. Сначала она еле оторвала белокурую голову от подушки. Потому что вчера вечером выпила слишком много вина. Прямо рядом с подушкой она вечером приготовила себе любовно таблетку аспирина и минеральную воду и, когда запивала таблетку, то почти клялась себе, что больше никакого вина и уж точно никаких снотворных, которых она виновато запивала и ждала, пока у нее начнутся галлюцинации. Вообще галлюцинации начались уже давно, иначе как можно было объяснить то, что в жизни ее появился вроде как демон? Она даже не задавала самой себе лишних вопросов. Когда внутри тебя вся таблица чертового Менделеева, запитая вином и виски, то с чего вообще удивляться самой себе.
Она уже давно смирилась с тем, что в жизни не добилась ничего, кроме скандальной репутации, да разбитых сердец несчастных мужчин. Если в молодости она еще могла переживать по этому поводу, то сейчас она решила, что не получилось стать личностью, значит не получилось. Сейчас было уже поздно. Иногда она праздновала свою мудрость, а иногда просто депрессовала и рыдала от фильмов про сильных женщин.
После того, как таблетка начала действовать, Цисса просто прямо на ночную шелковую сорочку накинула теплый халат и все же спустилась на кухню. Времени было три часа дня. На ней была сексуальная ночная сорочка в сексуальном кружеве и толстый уютный банный халат, который все это великолепие прикрывал. Нарциссса скурила половину пачки сигарет и, когда готова прошла, то она выпила еще какую-то наркотическую таблетку и запила ее виски со льдом. Ничего не произошло, она решила, что таблетка бракованная и так же приняла решение сегодня быть леди, поэтому открыла бутылку с вином.
Наедине с собой ей не было одиноко и страдала белокурая стерва отнюдь не от этого. Просто она была слегка безумна. И тем самым, могла причинить боль и себе и окружающим. Когда в дверь раздался звонок и на пороге особняка появился ее любимчик Лестат, то действие таблетки закончилось окончательно, и Нарцисса лишь наполнила бокал вином и уселась на диван, стараясь поддерживать светский разговор. Она умела это делать, не зря ее звали светской львицей. Она это определение не слишком любила. Светской львицей быть хорошо, когда тебе двадцать или хотя бы тридцать. Нарцисса этот рубеж давно прошла.
- И молодец, что старался. – хмыкает Нарцисса, дотягиваясь до сигарет и закуривая очередную.
Но надеяться на то, что разговор окончится на этой ноте, было бы глупо, поэтому она буквально впивается взглядом в сына.
- Откуда мне вообще знать, кто твой отец? Знаешь, сколько их было? – она жеманно выпускает кольцо дыма, - кстати, один из любовников научил меня пускать кольца. Может, это и был твой отец?
Нарцисса далека от образа идеальной женщины, так же она, конечно, далека от образа идеальной матери. Ей не хочется разговаривать на эту тему. Любовников в ее жизни и правда было предостаточно. Многих из них даже вспоминать не хотелось. Отца Лестата она помнила, к несчастью. К слову, считала его одной из своих самых больших ошибок. Кольца дыма она выпускать продолжает. Этому ее научил какой-то спортсмен. Кажется. Или же он был моделью? Черт его знает.
- Шли к черту этого Винсента Франко, потому что отец твой был распутной свиньей и я даже не хочу слышать ничего о том, что ты его узнал.
Она бывает вздорной. Вернее, если уж честно, то Нарцисса Грин всегда вздорная. Она вздорная даже с семьей. но единственный, кому достается меньше всего это Лестат. Поэтому она издает жеманный вдох в своем стиле.
- Ну зачем тебе это, дорогой? – Нарцисса меняет тактику и теперь ее голос звучит нежно и даже трогательно жалобно. Она не умела быть полезной ячейкой общества, но она умела манипулировать. Правда, с сыном, обычно это не проходило. Поэтому приходится сделать еще глоток вина и подумать о том, что в тумбочке у кровати у нее есть еще пара таблеток, которые она купила недавно. И которые помогут ей спать. Обязательно. А, может, наоборот, не спать, а надеть красивое платье и показать, что значит быть светской львицей.
- Не хочу ничего о нем слышать. Это был даже не роман. Твоя матушка, дорогой, иногда просто спала с мужчинами, потому что так хотела. Я от твоего отца ничего не требовала. Полагаю, он стар и хочет посмотреть на то, что получилось у него в жизни лучше всего. На тебя. Тебе действительно нужно с ним знакомиться и нужно его имя?
Она никогда не умела отказывать Лестату. Она и пила часто потому что боялась, что болезнь его настигнет. Она баловала его как могла. Цисса не умеет баловать, но то, что она была готова открыться ему – уже было для нее тяжелым.

 Отправлено: 28.03.20 22:53. Заголовок: Лестат органически, ..

Лестат органически, на дух не переваривает бездельников и лежебок – они вызывают у него отторжение на молекулярном уровне, разумеется, если дело касается мужчин. Ленность он способен простить только своему излюбленному братцу-сопернику, Честеру (в то время, как нисколько не спустил бы с рук Тиберию), и, хоть Лестат не признается ни за какие коврижки, Честеру даже идут его расслабленные неторопливые манеры. А улыбка у них фирменная, гриновская, с истинным шармом размеренных хищников-крокодилов. Так что, сколько бы они не препирались, день Лестата звучит не вполне полноценным, если они не обменялись привычными колкостями с его заклятым кузеном. В то время, как о своём родном братце, по матушке, Лестат благополучно может даже не вспоминать неделями, не испытывая ни малейшего зазрения совести относительно от возмущения Тиберия по поводу его едкой и заносчивой бессердечности. Лестат лишь скривится в улыбке и бросит через плечо «ну извини», при этом не скрывая – он не чувствует за собой вины. Пусть Тиберий занимается бесполезными вещами вроде самобичевания, а у Лестата есть серьёзные дела. Он поднял на ноги пока небольшую страховую компанию собственным усердием, и готов рвать глотки, дабы не потерять то, чего так долго добивался кровью вперемешку с потом. А уж Лестат, не сомневайтесь, не любитель потеть без пользы и прока.
Так вот, к слову о деловой жизни – совершенно другое дело, когда разговор затрагивал женщин – здесь Лестат против безделья не возражал. Нет, он также уважительно смотрел и на эмансипированные современные настроения, когда женщины стремились занять место мужчины на нише политики или бизнеса – у него не было ни предрассудков, ни предубеждений, он не относился к коллегам прекрасного пола снисходительно и также не делал им ни скидок, ни послаблений, полагая сиё проявлением толерантности и демократизма. Но, откровенно говоря, в глубине души он всё же полагал для женщины наиболее естественным вести достаточно спокойный образ жизни, без гонок за деньгами и удачей, столь заряжающей адреналином мужчин. Речь не шла о всякой ерунде, вроде того, мол, место женщины у плиты с половником, увольте Лестата от подобных разглагольствований. Но, например, ему сложно понять переживания матушки относительно бесполезности её времяпрепровождения – ибо Лестат полагает абсолютно нормальным для женщины жить так, как нравится, и наслаждаться. Он не считал, что Нарциссе должно стыдиться своей тяги то к светской, то к затворнической судьбе.
Или же, говоря о Шарлотте – Лестату нравится, как ловко она сочетает умение расслабляться, молчаливо сидя дома с бокалом вина в руках, порой одна, порой в его компании, и её тягу к писательству – Лестат, когда у неё опускаются руки, и она устаёт верить в свои достижения, с завидным постоянством остервенело вполне одобряет и поддерживает её надежды, ему импонируют её творческие стремления, он упорно заставляет её не падать духом и не вздумать сдаваться, если вдруг что-то не выходит, как ей представлялось. Ему нравится её хаотичная натура. Ему, будучи прагматичным и сугубо рациональным, у кого всё строго разложено на полочках и на своём месте, быть может, порой чуть претит беспорядок, царящий в её мыслях, но их несоответствие его возбуждает и притягивает. Также как Лотту зачастую страшно раздражает его отвратительная навязчивая привычка ставить чашки в одинаковом порядке и укладывать ручки по цветовой палитре. С другой же стороны, свои предубеждения они друг другу не навязывают и оттого ладят отменно – он не пытается её убеждать складывать одежду по временам года и наводить хирургический, пугающий порядок на своём рабочем столе, а она не пилит его за то, что он в сто первый раз перечитывает одну и ту же книгу, которая чем-то так сильно запала ему в сознание, в то время, как сама Шарлотта умудрилась за сей срок перечитать огромное количество интересных новинок, от коих Лестат шарахается, являясь замшелым консерватором.
-Матушка, прошу, уволь меня от столь живописных подробностей – я, как-никак, твой сын, и есть вещи, во время которых мне лучше отключать слух. Все эти любовники – слепые идиоты. Потому, что только слепой идиот способен упустить такую женщину, как ты. Ты же знаешь, как я люблю тебя и никому не дам в обиду.
Вот и сейчас, невзирая на то, что Лестат никогда не причислял себя к ханжам, ему стоит неимоверных усилий оставаться спокойным, когда его мать рассуждает о мужчинах, с коими крутила романы – он не возражает, да и не позволил бы себе поучать женщину, подарившую ему жизнь. Но это всегда непросто для сына – панибратски обсуждать, с кем его мама имела интимную связь. Даже если речь о собственном отце. Но, пусть его и немного коробит столь непосредственная откровенность Нарциссы, он ценит их крепкую связь и то, что она всегда может с ним поделиться даже такими моментами. Он обожает мать до умопомрачения и никогда бы не указывал ей, хотя ни один её ухажёр не нравился ему ни на один процент. Не то, чтобы Лестат был ревностным сыном – он скорее был сыном вздорным и противным, полагающим – ещё не родился тот, кто заслужил бы право на руку и сердце его красавицы матери. И ни один кандидат на эту роль его ни черта бы не удовлетворил. В то время, как Тиберий постоянно проедал матушке мозг на тему – ей давно пора найти себе кого-то, кто бы был ей надёжной опорой и зажёг бы её немного потерянный взгляд. Но, когда дело касалось здоровья матери, пожалуй, Лестат слыл куда более ответственным сыном. Тиберий бездумно покупал Циссе её любимые сигареты пачками и запросто дымил вместе с ней. Лестат же методично искал заначки и безжалостно отправлял их в мусорку. Вот и сейчас он ненавязчиво, но бескомпромиссно вынимает сигарету из тонких пальчиков матушки, решительно её загасив аристократическим выпадом запястья в сторону пепельницы. Лестат невыносимо дотошный, и стоило матушке пару раз кашлянуть при нём, как он нахмурился и стал протестовать против её курения. Он уверен – Цисса не всегда была довольна его поведением, но опасения Лестата ей близки. Ведь она и сама постоянно себя изводила из-за его самочувствия, которым он не мог похвастаться, но и не делал из своего хрупкого состояния здоровья особенной трагедии. Куда большей трагедией ему виделся подозрительный хмырь с горящим недобрым взглядом, что то и дело ошивался возле матушки. Лестат не удосужился запомнить его имя – настолько этот тип его раздражал. Пожалуй, больше чем другие. И он искренне уповал, что его отец, каким бы он не был, как можно меньше похож на этого, с позволения сказать, индивида.
-Матушка, я совсем не хотел тебя волновать. Но, признаться, мне действительно интересно было бы взглянуть на этого мужчину и узнать, чем он живёт и дышит. Моего отца.
Лестат мягко ухмыляется, с заботливой строгостью поправляя халат на плечах матушки – она то и дело открывает форточки, и он беспокоится, как бы её не продуло. У него мать одна, и он не считает зазорным или постыдным переживать о ней. Впрочем, как и один отец, о коем он нет-нет, да задумывался, а приход Винсента Франко распалил любопытство Лестата ещё более рьяно. Хотя, в целом он себя бы любопытным не назвал.
-Чем, скажи, он так тебе не угодил?
Лестат надеется, он не причинил боли его матери. Иначе, разговор с отцом был бы коротким, ну или вовсе не получился бы. Когда дело касается Нарциссы, привычно ехидный и язвительный младший Грин становится на дыбы и готов проехаться танком по каждому, кто осмелился её уязвить. У неё ранимое душевное состояние. Она принимает таблетки, то от головной боли, то от депрессии, и он, с истинно мужской растерянностью, не имеет представления, чем ей помочь и что сделать. Поэтому, если этот его отец совершил нечто фатальное, он и руки ему не подаст и слова в простоте не скажет. Лестат никогда не поставит того, кого даже не знает, выше собственной матери.

 Отправлено: 01.04.20 00:14. Заголовок: - Солнышко, с чего т..

- Солнышко, с чего ты вообще решил, что кто-то из этих проходных мужчин мог меня обидеть? – хмыкает Нарцисса, вновь выпуская дым.
На самом деле, конечно, она слегка лукавит. Были мужчины, которым она разбивала сердца, причем, не будучи невероятной красавицей. У Циссы не было копны волос, она всегда считала, что ее локоны слишком тонкие и ломкие. Черты ее лица никогда не были идеальными, слишком длинный нос, странные грустные глаза и совсем обыкновенные губы. Бледноватая кожа, обыкновенная фигура, которую можно было назвать даже неуклюжей. Но Нарцисса любила искренне все эти несовершенства внешности, мужчины это чувствовали, поэтому она могла «победить» даже первых красавиц, которые сомневались, что у них слишком вздернутые носики. Нарцисса со своей не идеальностью с легкостью источала сексуальность и уверенность. И она разбивала сердца. Но, если уж честно, то бывали и моменты, когда ее сердце было разбито. Она старалась не помнить о таких досадных историях. Но ее обижали и ей делали больно. И ей приятно, что ее сыновья за нее горой. Однажды она поделилась с Дафной тем, что, как ей кажется, единственное хорошее, что она оставит после себя в этой жизни – ее сыновья.
Поэтому, когда Лестат забирает у нее сигарету, она даже не впадает в неистовую истерику, которая могла бы с легкостью случиться, если бы дело касалось кого-то другого.
- Ты ужасный упрямец, Лестат Грин. – вздыхает Нарцисса, пригубив еще вина. Кто сказал, что нельзя начинать день с алкоголя? Потом она обязательно сделает маску, чтобы обезвоженная кожа не слишком была, так сказать, на лицо.
Губы пересохли и она их постоянно облизывает. Голова, как обычно, слегка тяжелая от постоянного похмелья. Мартин шутил, что алкоголизм это у них семейное, но потом ужасно цинично добавлял, что женский алкоголизм не лечится, чем выводил из себя Цисси. Потом на ее карточку приходят деньги, она успокаивается и даже не слишком оскорбляет братца. Вот такие высокие отношения.
Кстати, ей нравится упрямство ее сына. Она сама была упрямой, когда-то, сейчас она, наверное, стала более гибкой, потому что алкоголь размягчил ее стержень.
- О Боги, Лестат. – жеманно закатывает глаза Нарцисса, когда Лестат продолжает свой легкий «допрос» относительно своего отца.
Цисса спокойно могла вспоминать всех своих любовником, некоторые из них, к слову, были невероятно мерзкими. Но она не была так же их тех, кто напивался и предавался воспоминаниям о том, кто из великих мира сего за ней ухаживал, когда она была молода.
- Ты же не сдашься, солнышко? – вкрадчиво спрашивает она, прекрасно понимая, что ей даже не нужен ответ, потому что она знает его заранее.
Цисси жеманно выкидывает руку с бокалом, таким образом попросив, чтобы сын наполнил ее бокал. Он мешкает, а она закатывает глаза.
- Дорогой, если ты хочешь узнать что-то о своем папочке, то давай заключим договор. Я знаю, как ты переживаешь, что я умру от алкоголизма, но я от него и так умру, а без вина я точно буду молчать и переживать. Так что плесни мамочке вина.
Когда бокал ее наполнен, Нарцисса сначала опустошает его на половину буквально двумя мощными глотками. Похмельная лихорадка проходит, и она даже больше не вынуждена сильно кутаться в свой халат.
- Мне вообще плевать на твоего отца, дорогой, - начинает она, заливаясь вином, чувствуя себя кинозвездой, что вспоминает о былом, - у нас не было никаких отношений, это был простой быстрый секс, я была пьяна, а он алкоголик, поэтому мы не предохранялись. А я тогда сидела на очень строгой диете, я только пила и ничего не ела и пропустила тот момент, когда забеременела, думая, что задержка только из-за моего питания. Так хочется курить… нельзя, да? – она морщится, впрочем, не слишком рассчитывая на успех.
Ее сын уже взрослый юноша, красивый, великолепный юноша. Нарцисса обожает его, так же как обожает Тиберия. Ей не слишком нравится этот разговор, но раз Лестат сам его завел, то с чего она должна отмалчиваться?
- Честно, солнышко… если бы я не была такой беспечной, то тебя бы не было на этом свете. Если бы я вовремя поймала задержку, то я сделала бы аборт. Но я не поймала. Было поздно. Он для меня был настолько никем, что я ничему ему не сказала, когда поняла, что буду рожать. Написала ему письмо потом, и пропала. Он не рвался к общению. Ничтожество старое. – она ругается так просто, на самом деле ей плевать, более того, она понимает, что поступила бы так же, если бы была мужчиной. Мужчины вообще редко хорошие отцы. Зла на итальянца она не держит.
- Милый, сейчас я счастлива, что ты у меня есть. Безумно счастлива. И даже благодарна твоему отцу за тебя. Но… мне даже нечего про него сказать. Он красиво пел и неплохо занимался сексом. Я его никогда не любила. даже тогда, когда он был во мне. – она печально вздыхает, - мне больно не потому что, что он мне не угодил или сделал больно. Мне больно, что настолько особенный человек, как ты, появился из-за обычного простого глупого и не самого лучшего секса.

 Отправлено: 04.07.20 02:17. Заголовок: -Замечательно, если ..

-Замечательно, если так, матушка. Однако, им даже лучше не стоит пытаться нанести тебе оскорбление или же причинить вред.
Мягко хмыкает Лестат, но за его истинно гриновской улыбочкой сокрыта непоколебимая твёрдость интонации. Он достаточно субтильный и болезненный молодой человек, который невольно готов рассыпаться от пары не самых сильных ударов в зубы. Однако, он едкий и хитроумный а, если это необходимо, подлый и гнусный тип. Лестат, наученный горьким опытом своей гемофилии, не стал бы праздно и бездумно пытаться набить физиономию всякому, кто посмел бы его мать задеть. Однако, он устроил бы всем и каждому «сладкую» жизнь. В лепёшку бы разбился, но нашёл бы способ интеллигентно, пусть не без помощи запрещённых методов и приёмов, незадачливым хамам эту самую жизнь испортить. Он может быть равнодушным по отношению ко многим, но ни в коем разе не потерпит неуважения к Нарциссе. Потому как мать – это святое.
-Ты права, мама. Такова уж моя дурная привычка, ну или особенность организма – я никогда не сдаюсь.
Он снова хмыкает, слегка неодобрительно поджав губы лишь когда Цисса снова многозначительно косится на сигарету – но он упорно делает вид, будто не замечает матушкиных картинных жеманных вздохов по этому поводу. В этом вопросе с Лестатом сложно – сам не будучи обладателем крепкого отменного здоровья, он полагает своим неотъемлемым долгом трепетно трястись над здоровьем своей матери. В отличие от Тиберия, то и дело подкидывающего в огонь поленья и соблазняя маму на участие в его очередных возлияниях. Лестату зачастую остаётся лишь в бессилии скрипеть зубами. И шутка про смерть от пьянства ему смешной не кажется.
-Признаюсь, и сам не думал, что мне вдруг так внезапно стукнет в голову расспросить тебя про своего биологического родителя. Да, я хотел бы узнать о нём. И нет – от пьянства ты не умрёшь.
Лестат, хоть и нехотя, идёт на сделку, предложенную Нарциссой – ведь при всём его накалённом упорстве отказать ей он никогда толком не умел. И всегда, пусть даже после некоторых аргументов или уговоров, галантно прикуривал матушке сигарету – но только одну и не больше. Как делает и теперь, попутно налив немного вина в её бокал, при этом мягко на секунду накрыв пальцами ладонь матери.
Он внимательно слушает её рассказ. Ему и самому хочется курить – но он даже несколько курьёзно никогда не курит при Циссе – не желая вносить свою лепту в то, чтобы гробить её лёгкие. За свои лёгкие он не беспокоится давно. Картина, к слову, сказывается забавной – Лестату впору почувствовать себя отщепенцем своего семейства, благо он едва ли не единственный Грин, напрочь игнорирующий алкоголь. Вот только всё просто – он не прочь пропустить стакан-другой горячительного, но, с его болячкой, любая серьёзная пьянка могла обернуться фатальным исходом. Он как-то с детства здравомысленно скучно привык – то, что доступно другим, ему зачастую непозволительно. И в то время, как Тиберий разбивал на велосипеде коленки, а Честер вовсю гонял на машинах, меняя их ещё чаще, чем на запястье часы, Лестат проводил время чинно, избегая острых углов – как в переносном, так в прямом смысле. Ибо опасался кровоточащих ран – правда, больше на сердце, чем на всего лишь на коже.
-Так, значит, он был стар уже тогда? Забавно, мне казалось, старые тебя нисколько не прельщают. Как его имя, матушка?
Лестат – циничный юноша, и задаёт он сей вопрос не в припадке сентиментальности. Напротив, он хочет знать, как именно при встрече обратиться к человеку, о коем сейчас столь пытливо расспрашивает. Лестат не фамильярный и, разумеется, не собирается осчастливить того жаждой пасть в его блудные объятия и радостно звать папочкой. Увольте Лестата от подобных проявлений родственных импульсов – он даже дядюшку Мартина церемонно называет по имени, хоть тот, во многом, заменил ему отца. Лестата вовсе не угнетает стремление часто портить дяде кровь своими пафосными стремлениями отделиться от семьи, однако, вместе с тем он уважает и по-своему любит старшего Грина, давшего путёвку в деловую жизнь как своим сыновьям, так и племянникам.
-Понимаю тебя, матушка. Я тоже уж точно не из тех, кто терял голову от каждой, с кем занимался сексом. Ну ты и сама знаешь, я столько об этом занудствовал. Чувства проснулись только к Аите. Когда-то. И теперь – только к Шарлотте.
Лестат выглядит удивительно прохладным, апатичным и порой неимоверно раздражает оным – сколько раз Шарлотта так и порывалась зашвырнуть в него чем посильнее, лишь бы перестал сидеть с этой присущей ему однообразной миной. Но таков уж он – флегматик чистой воды и не считает сей факт прискорбным. Он умеет чувствовать не хуже других, просто не столь ярко получается эти эмоции проявить и донести. Потому Лотта часто обвиняет его в невнимании, а он искренне недоумевает, что смущает его девушку. Хмурясь каждый раз, как видит её улыбки в телефон, адресованные явно не ему, а этому неандертальцу Клоду. Что же касается Аиты – первая влюблённость и все те юные страсти не обошли стороной и младшего Грина. Теперь же, когда оба давно остыли, он вполне желает ей счастья. С кем угодно на этой планете. Чёрт дери, даже с Честером. Но только не с проклятым Тиберием, коего Лестат не переваривает на дух ни под каким соусом, изображая вежливость и расшаркивания с ним только в присутствии матушки, дабы не огорчать ту.
-Не знаю насчёт моего новоиспечённого отца, но я по-настоящему горжусь и счастлив, что ты – моя мама. И что мы можем вот так разговаривать, как мать и сын. Но также – как друзья.
Лестат берёт руку мамы в свою, от души её целуея. Возможно, их взаимоотношения не каждый поймёт, а он их ценит и не желает другого. Мать – его родной человек и его друг. Ему нравится – она не читает ему нотаций, хотя он сам грешит нотациями иногда. Но никогда не позволяет себе ей указывать, оставаясь её сыном, уважительным и любящим. Лестат не уязвлён, что Нарцисса могла тогда, после случайного секса, с непосредственным участием его папеньки, сделать аборт, и его в таком случае вовсе не появилось бы на свет – он не из тех, кто стал бы рвать на себе волосы от подобной информации и гипотетических предположений. Напротив, он не слишком удивлён, ведь это – жизнь, какая она есть. И не упадёт в обморок от осознания – родители зачали его, не будучи ни толком знакомы, ни тем паче влюблены.
Больше того, Лестат цинично подозревает – вряд ли его матушка была из породы домашних наседок и прыгала в восторге от перспективы менять подгузники что ему, что Тиберию. Наверняка она зачастую скидывала сей неприятный труд на безотказную Дафну. И Лестат вполне понимает её мотивы. У него мурашки по кожи от мысли, как он стал бы качать собственного отпрыска на руках, до отвращения ласково воркуя – все эти телячьи нежности не его история. Он бы скорее мог вообразить себя отцом более взрослого отпрыска, коего уже есть резон отчитывать и воспитывать, а не сюсюкать и трогательно делать «козу». И на дурное поведения которого можно было бы смело раздражаться без зазрения совести. Они с Нарциссой – истинные мать и сын. Но также – близкие друзья, и Цисса легко может поделиться с ним переживаниями о неугодном любовнике или же выйти в ночной сорочке, наспех укрыв плечи халатом. А, если Лестата немного коробят некоторые вещи и откровения, то лишь от объяснимого логичного волнения за свою мать. Но, невзирая на это, он дорожит их такой странной, но прочной связью с матушкой.
-Касаемо пресловутого отца. Ты не стала бы возражать, если бы я всё же решил свести с ним знакомство? Мне просто интересно посмотреть на него – в особенности, после твоего откровения. Никаких особенно сентиментальных порывов – одно сплошное, ни к чему не обязывающее, любопытство.

 Отправлено: 08.07.20 03:24. Заголовок: Она улыбается, потом..

Она улыбается, потому что ее сын проявляет такую рьяную готовность защитить ее от обид. Знал бы Лестат, с кем вообще умудрилась связаться глупая Цисса. Когда она говорила с Дафной насчет Рудольфа, порой она очень жеманно заламывала руки и обвиняла во всем свой алкоголизм и то, что она постоянно употребляет таблетки, которые не продают без рецепта. Конечно, в этот момент она ошеломляла свою подругу тем, что запивала эти самые таблетки шампанским. Она не считает, что ее дети могут защитить ее от ее собственных глупостей. Играть с демоном? не глупость ли. И, даже то, что она считает Лестата самым рьяным своим защитником, она понимает, что смысла в этом нет. Она бы никогда не стала рисковать своим сыном. Ни Лестатом, ни Тиберием, которые защищали ее совсем по-разному. Лестат считал сигареты, что она выкурила, а Тиберий распахивал двери ее спальни с радостным возгласом, что он нашел прекрасную марихуану и они должны ее тут же выкурить. Нарцисса, к слову, обожала обоих.
- Ты наливаешь мне какие-то капли. Хватит сводить меня с ума, - манерничает Цисса, чтобы Лестат подлил ей еще вина. Она мучается похмельем, причем постоянно.
- Мне кажется, с чего уже тогда песок сыпался. Наверное, сейчас ему триста лет. - закатывает Цисса глаза, но добавляет, - я понятия не имею, сколько ему тогда было лет. Молодым красавцем со стальным прессом он не был никогда. Я подозреваю, что с рождения. Его имя… Бертрандо. Бертрандо Гудини.
Она говорит не самые хорошие вещи о том человеке, что бы отцом Лестата, но в то же время нет в ее словах злости и желания того задеть. Ее и итальянского певца ничего не связывало, она даже не считала, что Лестат их связывал. У нее была возможность просто воспитать своего сына без помощи мужчин. Мартин, конечно, не считался, он был ее братом и обязан был ей помогать. Это кровная связь. Отец Лестата был давно забыт. И Цисси уже знала, что будет звонить Дафне и рассказывать о том, как ее сын вздумал найти своего отца. Голос Нарциссы будет становиться все более ленивым и пьяным, потому что во время разговора она обязательно прикончит бутылку коньяка.
- Нет. Бернардо Гадини. - Нарцисса хмурится, в попытке изо всех сил вспомнить имя того, кто помог ей дать жизнь прекрасному созданию в лице Лестата. - Бертрандо Гаудини. Точно. Именно так.
Она радостно улыбается, потому что мозг ее еще не совсем деградировал, и она вспомнила имя своего любовника столетней давности. Недавно на каком-то светском приеме, она поймала молодых людей за тем, что они нюхали кокаин в туалете. Нарцисса понимает, что она уже не так молода, чтобы веселиться, поэтому юные мятежники странно испугались, увидев ее в шикарном наряде, словно она могла бы их выдать. Она тут же решила им подыграть и грозила вызывать полицию. Им пришлось умолять ее. Она сказала, чтобы они ушли к чертям и больше никогда ничего не употребляли и с выражением отвращения на лице пообещала выкинуть весь их порошок. «Детишки» радостно убежали, благодаря ее. А она просто снюхала все то, что они оставили, считая их полными идиотами. Вот такая прекрасная мать и женщина Нарцисса Грин.
- Мне не нравилась Аита. Мне не слишком нравится и Шарлотта. Она тебе не пара, но я боюсь об этом говорить, иначе меня сочтут расисткой. - Нарцисса в своем репертуаре, даже в своих комментариях. Но она действительно считает, что обе эти девушки, что затронули сердце ее сына, не были ему парой и не ценили Лестата. Аита упустила его. А Шарлотта требует от Лестата быть другим. И Нарцисса просто сама видит то, как эта мулатка вздыхает, когда Лестат слишком холоден. Глупая. Лестату нужна леди. Ему нужна не женщина, как его мать. Ему нужна прекрасная женщина, как Дафна. Цисси считает Дафну идеальной и такую бы желала своему сыну. Просто моложе. Уж прости, Дафна, но мы с тобой обе уже старые ветоши.
- Не заставляй меня плакать, солнышко, - смеется она, но в глазах ее видна нежность истинной матери по отношению к своему сыну, - иначе я напьюсь сегодня, а мы ведь этого не хотим.
Напьется она в любом случае. И будет хорошо, если она не будет нюхать кокаин или запивать вином или коньяком таблетки для того, чтобы поменять реальность. Вот такие матушки порой попадаются. Тиберий, к слову, счастлив. Разве может читать нравоучения пьяная матушка, которая умоляет, чтобы ей принесли воды и ее наконец, отпустило? Лестат же ее лучший друг, который принесет минеральной воды, а потом занудит, что она зря выпила так много. Но потом все же съест с ней пиццу.
- Если тебе это очень нужно, солнышко, то можешь встретиться с ним. Я тебе гарантирую, что он того не стоит. Но ты так упрям, разве могу я тебя остановить? Плесни-ка мне еще? Мне кажется, я сегодня встала слишком рано. Не понимаю, зачем тебе этот Гаудино. - она закатывает глаза, но тихо добавляет, - он тебе ужасно не понравится. Но ты его полюбишь всем сердцем.

 Отправлено: 19.09.20 02:44. Заголовок: Лестат улыбается тре..

Лестат улыбается трепетно, когда Нарцисса по-доброму распинает его скупую привычку наливать алкоголь едва на дно бокала – только с матерью он умеет быть нежным до безобразия – в иных случаях его циничная натура Грина взяла бы верх, заставив постыдиться проявлений телячьих нежностей. Но мама – это святое, и никто не убедит Лестата в обратном. Его вообще чертовски сложно убедить в чём-либо, как вполне справедливо отметила Нарцисса – в большинстве случае это сизифов труд, так сказать, абсолютно неблагодарный. Ибо Лестат убеждён в собственной правоте железобетонно и аргументы других людей с огромным скрипом укладываются в его весьма эгоистическом надменном сознании. Сложно сказать, отчего в его голове сложилась подобная практика – вероятно, его в детстве баловали чрезмерно, Тиберию, по крайней мере, доставалось недовольство дядюшки хоть иногда, а вот им с Честером повезло купаться в лучах любви и понимания – что от Мартина, что от Нарциссы, что от тётушки Дафны – Чес с юных лет был лишён материнского участия, Лестат долгое время не знал родного отца – вот семья и вовсю компенсировала им сей пробел как вседозволенностью, так и немалыми деньгами. С тех пор оба кузена с циничной прозаичностью взирают на жизнь из-за тонированных стёкол своих дорогих иномарок. Картинно переругиваясь друг с другом – скорее для вида. Благо по факту именно Чес и Лестат в душе всецело ощущают себя родными братьями, как бы усиленно оба не открещивались от оного – то ли по старой доброй привычке, то ли просто по инерции что ли.
-Бертрандо Гаудини… что ж, буду знать. Благодарю тебя, матушка, за откровенность. Уж не знаю, с чего меня так разобрало любопытство на сей счёт именно сейчас, но, как известно – охота пуще неволи.
Лестат задумчиво вертит в руках бокал, затем, словно слегка отмерев и опомнившись, передаёт его матушке, всё же, помявшись, выполнив просьбу и наполнив бокал полнее. Цисса всегда говорила сыновьям – рассчитывать следует лишь на семью, на дядю, на брата. Лестат же имел на сей счёт своё мнение – убеждённый, как раз отцам, а не иным родственникам следует заботиться о своих отпрысках, которых они сделали – не до седых волос, пока те дети, разумеется. Нет – он и не думает в чём-то винить своего биологического родителя – даже если бы Бертрандо мог догадываться о существовании Лестата, напротив – Лестат спокойно принимает тот факт, что мысли и мировоззрения людей способны отличаться. Просто для себя давно решил – если у него вдруг случатся дети (Боже упаси!), он постарается вложить свой вклад в их воспитание. Хотя, признаться, Лестат об отпрысках не грезит – а мысли о пелёнках, распашонках и соплях ввергают его в состоянии апатии да раздражения. По счастью, у них с Шарлоттой приблизительно схоже мнение касаемо продолжения рода – она отнюдь не страдает шаблонами из серии «давай скорее рожать!», ей нравится заниматься своими делами, развиваться, общаться с подругами – и его эта её особенность неуклонно влечёт. Его иногда так и подмывает нарушить очередную её встречу с неизменной Райли, однако, природная вежливость осуществить задуманное ему пока не позволяет. И всё же, благодаря тому, что Шарлотта отнюдь не доступна для него двадцать четыре часа в сутки и не растекается лужицей от одного его взгляда, сиё держит в тонусе Лестата, не позволяя ему хвастливо распушить свой хвост, мол, он её завоевал – ничего подобного. Она та женщина, которую необходимо завоёвывать каждый раз заново. И он, при всём своём скептическом настрое относительно романтики, готов признать – он полюбил её, и эту истину отрицать не видит смысла.
-Матушка, ты просто любишь меня и потому предвзято относишься к девушкам, к которым я не равнодушен – прежде к Аите, нынче к Шарлотте. Я, быть может, неплох в качестве сына, однако, как молодой человек, поверь, я так себе находка.
Мягко хмыкает Лестат, ласково сжимая руку Нарциссы в своей ладони. Невзирая на гневную обиду, что пышет в Лестате с тех пор, как Тиберий с Аитой сошлись, будто только и мечтали утереть ему нос, он не станет обсуждать их проделки с матушкой, почитая это бестактным – он не будет чернить Аиту, кроме того, Тиберий такой же сын Циссы, как Лестат, и он никогда не поставил бы её в неловкое положение, невольно обрекая кого-то из них защищать – в своих перепитеях им необходимо разобраться самостоятельно. Они с Тиберием похожи, как две капли воды, на лицо. Но то, как каждый себя держат, шутки, жесты, излюбленные вещи – всё на свете – столь различно, сколь возможно. Лестат – почитатель строгих костюмов «для пенсионеров» - как глумливо подмечает Тиберий, в ответ Лестат неизменно закатывает глаза в духе дядюшки Грина, Тиберий же хищно щурит свои, усмехаясь словно порочный кот, объевшийся сливок. Лестат трясётся над своей репутацией, как наседка над слезами младенца – Тиберий с радостью топчет доброе имя всего семейства. Лестат работает всем назло, Тиберий же всем назло спит до обеда. Лестат циничен и во многом равнодушен, Тиберий же кажется разбитным хулиганом, но куда больше отзывчив душой. Тиберий курит тяжёлые сигареты и запивает всем, что плохо лежит, Лестат же чопорно хмурится, если кто-то на расстоянии метра начинает дымить. Эту привычку он принимает лишь только в матушке и в Лотте, хоть порой его пробивает занудно читать нотации по сему поводу. Под хмыканье Тиберия – мол, братцу бы зачитывать проповеди, правда, есть риск усыпить занудством самых стойких.
-Признаться, сам не знаю зачем. Наверное, это сидит в каждом на уровне подсознания – узнать обоих людей, благодаря коим увидел свет.
Он целует руку матери с горячностью, обычно свойственной ехидному Тиберию – с большей частью человечества Лестат ведёт себя с прохладной статью – проще говоря, повсеместно задирая нос. Но не с любимой матушкой. Что бы Цисса не делала, какие бы не совершила поступки – Лестат будет её отстаивать с пеной у рта до последней капли крови. Что же касается отца, для него этот вопрос сумбурен и сложен. С одной стороны, воспитал его, как и Честера, Мартин Грин – Лестат, невзирая на трения с дядюшкой, отдаёт ему должное, сознавая, что нынче твёрдо стоит на ногах в финансовом смысле благодаря ему – как бы сложно сиё не было признать Лестату, стремящемуся прогрызать дорогу в мире бизнеса самому. С другой же, пока незнакомец в лице Бертрандо чем-то незримо его притягивает – по крайней мере, до той степени, чтобы с интересом заглянуть ему в глаза.
-Это настолько сентиментально, что как бы и мне сгоряча не напиться.
Добавляет Лестат, подмигнув Циссе с лукавой строгостью – в его размеренном стиле. Лестат не собирается дуться, словно мальчишка, мол – как это, папенька не дарил ему велосипедов и не катал на спине. Лестат даже ребёнком представлял собой исключительно надменное зрелище, о чём до сих пор неустанно в ироничной манере не устаёт напоминать ему Честер. Так вот, Лестату действительно интересно свести знакомство с блудным родителем - ресурсов от Бертрандо ему ненужно, напротив, Лестату бы польстило оказать помощь отцу, если тому нужно – Лестат мнит себя более, чем взрослым, для того, чтобы не виснуть на шее ни у кого – в отличие от душки Тиберия, мечтающего присосаться к Мартиновому кошельку, зачастую, безуспешно.
Лестат ещё некоторое время ведёт задушевно-чинную беседу с матушкой, после чего заботливо провожает её в спальню, зная, как Цисса порой желает прилечь посреди дня – а он всегда убеждает её в необходимости полноценного сна, если ночью её мучила бессонница, и отдохнуть как должно не получилось. Он прикрывает шторы, целует в щёку мать. И уезжает на работу, покуривая в машине электронную сигарету, потому как выкуривать много обычных ему запрещено. Он немного устал ощущать себя не вполне здоровым. Однако, не собирается по сему поводу бессмысленно стенать – Лестат выглядит апатично, но он борец, пробивной малый. Он ещё повоюет. Он не планирует легко умирать.