Отправлено: 22.09.23 00:47. Заголовок: Ветхая хижина в лесу.

 Отправлено: 22.09.23 00:48. Заголовок: Джермано, в духе пол..

Джермано, в духе полубезумного пока не повзрослевшего Эйнштейна – с на изумление картинной вихрастой причёской – сосредоточенно делает записи, от натуги аж высунув язык. Он весь обложен старинными книгами, пропитанными таким слоем пыли, от коей бы любой чуть более вменяемый энтузиаст выкашлял свои лёгкие. Но это же Джермано. Он лихо штудирует толстенные фолианты про нечисть, написанную столь мудрёным языком, что уши грозятся свернуться в трубочку. Он же, как семечки, щёлкает тяжёлые, витиеватые фразы. Только вот толку от его бестолковых потуг? Он ни на шаг не приблизился к разгадкам желаемых тайн. И чего ему делать – кроме шуток, что ли плясать на пустынной поляне ровно в полночь, в нелепом ожидании, мол, ему услужливо откроется третий глаз да попутно портал в другой мир, как там описываются в пугающих детских сказочках?
Как бы то ни было, а приходилось выделять время и на обыденные мирские заботы, будь они неладны. К примеру, притащить воды из колодца во дворе на своём пафосном горбу. Чем Джермано в ближайшие полчаса и занимается, раздражённо стряхнув со лба проступивший пот. Он намеревается вернуться к прерванному увлекательному «учёному» расследованию, как вдруг, зайдя в родные пенаты, замечает, что уже пребывает не то, чтобы в гордом одиночестве.
Джерманно на секунду растерянно замирает на пороге, залипнув на девчонку с безбожно странной, будто бы инопланетной, красотой, задумчиво, вместе с тем, оценивающе, с порочным прищуром, нахально облизнув свои губы. Хм...любопытно. Он, вроде, гостей не звал. Пусть даже настолько занимательных.
-Что ещё за ласточка залётная пожаловала в моё жилище? Спешу тебя разочаровать - я нисколько не гостеприимный. И не надейся.
Он нагло хмыкает, многозначительно выгнув бровь, попутно бесцеремонно отодвинув её с траектории своего следования - а следовал он в сторону кровати, куда, впрочем, тут же, даже не разуваясь, блаженно грузно рухнул, ничуть не смущаясь ни своего непрезентабельного вида замарашки, ни отсутствия хоть сколько-нибудь значимых манер в хамоватом арсенале маленького отшельника. Он ленно добавляет, пока вовсе не подозревая, насколько его деланное ехидство близко к не прозаичной истине.
-Ну разве что ты эльфийка. Тогда - милости прошу с распростёртыми объятиями.
Он устало и не шибко довольный своими, как уже повелось, нулевыми результатами по поиску всяческих хоть сколько-нибудь волшебных существ – вот паразиты, шифруются похлеще Штирлица – укладывает руки назад, на подушку, подпирая свою голову и бросив через плечо, словно невзначай.
-Чего ты там мнёшься? В ногах правды нет. Ты, видно, околела, вон, всю трясёт. Хочешь чаю, заварка там, на второй полке. Если я её хрен знает куда не переложил. И мне заодно чайку в кружку плесни.
Да уж, от его способности «очаровывать» окружающих, в особенности – прекрасных юных и потерянных посреди леса барышень – добровольно бы удавился в конвульсиях зависти даже всем известный засранец из «Укрощения Строптивого». Как и сыгравший его харизматичный Челентано – удавился бы за компанию вместе со своим детищем.
Тем временем, Джермано краем глаза отмечает, что девчонка заметно напряглась и снизила градус ядовитых ответов. Хм…что-то там за окошком творится неладное, какие-то странные шорохи. Может, наконец, нелёгкая пригнала в его дебри кого-нибудь сверхъестественного? Да блин же, почему сейчас? Когда он понятия не имеет, куда девать холёную принцесску на горошине, что уж точно завизжит и будет так некстати театрально бухаться в обмороки. Он аж закатывает глаза, всё же решив осторожно проверить предположения, заодно однозначно приложив палец к губам, ясно давая понять, мол, не шуми, королевна. При том, очевидно, она и без ценных комментарий Джермано готова забиться под его богом забытую деревянную полуразваленную кровать. Впрочем, о нахлынувших подозрениях он подумает позже.
Выскользнув за заднюю дверь, он уже привычно, крадучись, словно бесшумный кот, выползает в сторону опушки, расположившейся неподалёку, воровато выглянув из-за увесистого ствола великовозрастного дерева. Тут же заметив на опушке потусторонне светящегося мужчину. Будто бы светлячок, разрезающий ночной туманный сумрак. Не успел он открыть рот в немом восхищении, как этот чувак уже оказался перед ним, будто грёбанными когтями резко выцепив мальчишку поближе к себе за грудки. Свечение тут же сошло на нет, хоть Джермано немного успел разглядеть его грубовато изящные черты, с обезображенной глазницей, тактично прикрытой пиратской повязкой. Грозный, с некой беззлобной усмешкой, голос буквально проник в его слуховые проходы.
-Моё имя – Эймонд, запомни. Передай Мадине, я не стану сдавать её отцу, под свой страх, риск и ответственность. Пусть развлекается. Так и быть, сам за ней присмотрю, без лишнего напора. А ты…попробуешь её обидеть, оборву твои вездесущие ушки, малыш.
Спорить с этим препротивным высокомерным засранцем отчего-то интуитивно не тянуло. И пропал он во мраке также быстро, как и появился – ну и скатертью дорожка. Джермано же поплёлся домой, хмуро сдвинув брови. Ну и что это было? Его игры разума, ищущие утешения за извечно бестолковые поиски. Или же нечто такое, к чему он столь упорно и стремился, а, нарвавшись, не имеет представления, как теперь отделаться от сомнительного счастья. Ибо, весьма сомнительной радости вырисовывается эдакая авантюра.
-Так, ласточка со стеклянными глазами. Мадина-Дина. Садись, давай, и рассказывай. Что это за хрен моржовый - "Эймонд" какой-то. Дикий безглазый красавчик, который, видно, шествовал в сторону сумасшедшего дома, но его оттуда поганой метлой погнали. Иначе как объяснить, что он вырядился, как на маскарад.
Между тем, дерзкая малышка Дина, как он успел заметить, уже неплохо освоилась в его хибаре – надо же, Джермано то наивный специально толково выбирал себе ветхий дом, как можно меньше смахивающий на обитаемый, дабы случайно забредшие на огонёк путники спешили его оставить. А она сидит с таким видом, словно сейчас огреет его половником! Он, признаться, слегка растерянно устраивается рядом.
-Заметь, я о тебе слова дурного не сказал. Хотя бы мог. Итак, я весь во внимании.

 Отправлено: 24.09.23 23:23. Заголовок: Как глупую русалочку..

Как глупую русалочку ее тянет в мир людской, подальше от эльфов. И ей хочется к маме. И она буквально сторонится отца и брата. Хоть и знает, как Энканто страдает по матери тоже. А Мадина одинока. Ей хочется водить дружбу с земными. Не с эльфами. Ее так сильно тянет вся история простых людей. Ей нравится Мадригаль. Но Мадригаль нужен мир тот, который не нужен Мадине. И Мадина грустно, но все же верит в то, что Мадригаль нашла свою девочку в образе мерзкой злой волчицы Рейениры. Мадина не выносит Рейениру, она боится волков и собак, а Рейенира на нее постоянно рычит. Но ластится к Мадригаль. А Мадина Мадригаль воспринимает больше, как сестру, раз та – избранница Энканто. И рада тому, что в жутком, по мнению Мадины мире, Мадригаль не одинока. Раз с ней всегда Энканто и жуткая волчица, словно цербер.

А Мадина так и оставалась одинокой, стремящейся в мир людей. Ей казалось, что ее место или рядом с мамой, или далеко от отца. Как же Мадине постоянно хотелось к маме. Она не помнила, но одновременно ощущала, как руки матери перебирали ее волосы. Прикосновения Мадина помнит. Мамочка. Самая красивая на свете. Мадина знает и чувствует, что ее мамочка – самая нежная, любящая и красивая на свете. С мамочкой рядом всегда дом. Но Мамы нет, и дома, значит нет.

А она – эльфийка, словно Ариэль, стремится к другому миру. Поэтому блуждает лесами, буквально сбежав из дома. Рассматривает моду современного мира, ей совсем не нравятся эльфийские одежды. Ей нравится, как девочки открывают полоску плоских животиков и красят ярко глаза. Она выпросила людских денег на праздник эльфов, чтобы купить безумно дорогую кожаную куртку, кажется, магазин назывался Гуси или Гуччи… она не помнит, но так этой курткой гордится.
Теряется, даже пугается, поэтому, когда находит не самую ухоженную хижину, даже заброшенную, то тут же в нее «врывается». Ей бы просто отдохнуть, переждать. Слишком долго блуждала. Она ничего не убирает, смотря презрительным взглядом, просто усаживается на диван. Прикрывает глаза, отдохнуть, помечтать о том, как она была в реальном мире. С мамой. С подружками в клубах, она же знает, что земные ходят по клубам. Мадригаль говорила.

И вздрагивает испуганно, когда его видит. Теряется, что даже слова сказать не может. Какой же он красивый. Самые красивые эльфы это Энканто ее брат и Эймонд. Но они, в понимании Мадины, даже рядом не стоят с красотой этого паренька.
Но, как пташка, она теряется. Особенно, когда он произносит «эльфийка». Да откуда он мог бы знать? Совпадение, а Мадина растеряна и напугана. Некоторые из сказочного мира пугали, что люди едва ли не охотятся на них.

- Чаю, - хрипит она так глупо и наивно, поразившись тому, что он ее просто не выгнал и не выкинул, - странно, что такой, как ты, ждет эльфийку, так глупо.

Она вынуждена нападать, потому что он ей так понравился, но он такой странный, что Мадина теряется.
Она, конечно, чует «своих». Напрягается так, что в струну складывается. Распознать, кто приближается, Мадина не может. Просто чует своих. Она напрягается ужасно, ибо боится, что это Энканто, который ее никогда не поймет и, который ее никогда не защитит. Она лишь надеется, что брат искать ее не пойдет, до того их отношения не близкие. Брат ее просто сдаст отцу. Не поймет, накажет.

Мадина вся скукожилась, испуганно себя обхватила руками. Энканто не даст ей быть в мире людей, который ее так манит. Он просто ее заберет. А ей так хочется побыть с этим странным красивым. От ужаса и страха она умудрилась все же приготовить чай и даже отыскать какие-то печенья, чтобы красиво их разложить. Отец, в сентиментальные минуты говорил, что это у Мадины от матери, та всегда создавала красоту. Она ведь создала Энканто и Мадину, что были красотой. Как же Мадине хотелось посмотреть на маму, что дала жизнь такому красивому Энканто и такой красивой Мадине, да Мадина не скромничала. Она была красивой эльфийской девочкой, а отец буквально бредил ее матушкой. И Мадина понимала, какой особенной та была. И как ей постоянно хотелось, чтобы мама с ней чем-то поделилась. И как Мадина расцветала, даже, когда отец презрительно бросал «вся в мать».

Но не Энканто. Эймонд. Она считает его своим братом, ибо он ей ближе, чем Энканто. И внутри нее расцветают орхидеи или самые резкие ядовитые цветы, потому что Эймонд ее защитил, он остался на ее стороне. Она не полюбит его волчицу, не прекратит ревность к Мадригаль. И не станет лучшей сестрой для Энканто. Мадина – всегда сбежавшая и дикая, но поддержал ее только Эймонд. Мадине хочется броситься ему в руки. Он не предал, он понял. Энканто бы предал, а Мадина бы не обиделась. И поэтому особенно ценит то, как Эймонд дал ей время.

- Эймонд – мой брат, - она не хочет выдавать всю правду, - я глупая, пришла в твою хижину, мой брат… ну защитил же меня? Так правильно? – она сама теряется и несет чушь, даже открыто у него спрашивая, ведет ли она себя нормально, - Эймонд не сумасшедший, а ты ужасен. Раз такой вредный.

Ведь Мадина сама сидит в его доме, приготовила чай, разложила печенье.

- У тебя красивые губы, - дурная эльфийка, что не желает потерять такого красивого человека. Мотыльком уже прилетела на его свет и врезалась в грудную клетку.

вредныйкрасивыйчеловек

 Отправлено: 01.11.23 01:13. Заголовок: -Так может я и есть ..

-Так может я и есть такой - глупый. И, между прочим, не просто жду, сидя на заднице ровно, а приманиваю различными методами.
Горделиво хмыкает, даже не представляя, насколько в этой своей детской попытке понтоваться, мол, он весь из себя такой занимательный учёный самоучка, что разве что не с него, любимого, слизали мультик про гоняющегося придурка за приведением Каспера – смотрится курьёзно. И что девочка с волшебными ресничками, глазками, сотканными из небесного стекла и в столь человеческом ярком девчачьем наряде – и есть объект всех его дум и страданий с момента выхода живчика Джермано из пелёнок.
Она с пытливой настороженностью присматривается к нему, он же беззастенчиво исподлобья хмуро сверлит взглядом слишком уж прекрасную для этого забытым всеми божествами захолустья маленькую незнакомку.
-Странный у тебя братец. У него не улыбка, а какой-то звериный оскал. Он, часом, в прошлой жизни оборотнем не был? Впрочем, откуда такой малявке это знать!
Пожимает плечами, вместе с тем, далёкий от равнодушия. Этот её братец весьма взбудоражил его относительное прежнее спокойствие яростными угрозами да повадками лютого животного. И что за семейка, папенька там явно ещё хуже, раз уж психованный со шрамом – Эймонд, как Дина-Мадина его обозвала – вызвался прикрыть накуролесившую сестричку от родительского гневливого ока. Долбанный Саурон всевидящий. Но, знаете ли, и Джермано, может, не шибко эльф, но он вам и не какой-то там хоббит.
-Ну да. Чего греха таить. Хоть по твоему братцу и плачет психиатрическая лечебница, защитил, если все эти его пафосные обещания вздёрнуть на ближайшем суку мою буйную головушку вообще можно так назвать.
Всё ещё ворчит себе под нос, словно столетний старикашка, а не миловидный юноша. Как в дурной сказочке про «Потерянное время» - где дети нежданно-негаданно обратились стариками, и в своих новых амплуа смотрелись весьма неадекватно. Впрочем, где и когда Джермано претендовал на звание самого нормального чувака сего года.
-Угу. Я понял. Пытаешься отвлечь моё внимание? Я бы сказал - не прокатит. Только, раз уж мы с тобой честно болтаем... это сработало.
Бурчит, на сей раз немного смущённо. Вот негодница малышка, выбила его из без того шаткого при её появлении равновесия.
Джермано, сдвинув брови ещё сильнее, сам от себя не ожидая, оторвал свою ленную в бытовом плане пятую точку от пронзительно скрипящего доисторического стула и заботливо накрыл своим тулупом её плечи. А он, между тем, этот тёплый тулуп сам-то изволит носить по большим праздникам. Но отчего-то не хочется, чтобы красивая малышка тут покрылась инеем да замёрла, обратившись безмолвной ледяной статуей.
-Может, я и красивый. Обычной, заурядной красотой. А ты красива как-то очень...да как бы выразиться – потусторонне. За неуклюжий комплимент, надеюсь, сойдёт?
Он даже несколько озорно да лукаво многозначительно, весь эдакий загадочный, ей подмигивает, мол, понимай, как знаешь, крошка.
Пока она рассматривает малость пришибленного на картинно кудрявую голову нового знакомого – он отвечает ей тем же, только его взор отнюдь не столь же вкрадчивый и осторожный, а куда более прямолинейный. Мальчишки такие мальчишки, или как там говорится?
-Блин, а мой чай остыл, как назло. Ну ладно уж, не буду тебя гонять по этому поводу. Справедливость и все дела – нынче моя очередь греть этот грёбанный котелок, будь он неладен.
В некоторой степени покрытый первозданной ржавчиной котелок у печи запросто заменяет Джермано как чайник, так и кастрюли. А Мадина умудряется ловко да проворно хозяйничать в его лесничих, не уютных владениях – и он почти не ворчит, когда аккуратно берёт разложенное ею печенье. Ведь она разложила его как-то не удивление…трепетно. Не так, как сделал бы Джермано, что уж точно не заморачивался с крутизной сервировки. Будь у него друзья, точно бы дружно хмыкнули, мол, ему не хватает в хозяйстве, да и не только, романтичной женской руки. Но друзей у него отродясь не водилось, стало быть, некому хмыкать.
Он, чертыхаясь и отчаянно ругаясь на многострадальную печь так, будто та была живым организмом, и способна получше прогреть им воду в довесок к остывшему чаю от одной его тяжёлой поступи – худо-бедно справляется с задуманным. И на сей раз уже сам ставит подогретую чашку перед Диной-Мадиной на стол. С грубоватой мальчишеской грацией.
-Брат у тебя замечательный, лучше нарочно не придумать и прочее ля-ля-ля. Только, как понимаю, ты к нему не стремишься в распростёртые объятия? Итак...желаешь остаться тут? Ты мою хижину видела? Тут крыша прохудилась, а разбитый обогреватель давно не пашет на полную мощность. Моё дело - предупредить.
Джермано холёную малышку не пугает – ну разве только ерничает в своём угрюмо-вредоносном стиле, чуть-чуть. Но ведь шутить он не изволит. По крайней мере, для него не шутки использовать масляную лампу с лучиной и топить дровами дом. Он не то, чтобы терпеть не может блага современного комфорта. Просто точно уж готов пожертвовать ими, лишь бы шум и гам больших городов не касался его хрупкой, весьма раздражительной для такого юнца с милыми кудряшками нервной системы.
Странно…вроде, он ничем не лучше мизантора Челентано из «Укрощения строптивого» - ага, того самого полудурка деревенщины, что протащил шикарно накрашенную для него гостью, будто с обложек гламурных журналов, прямо на кровати по всей улице, едва та попыталась чинить ему капризы да правила. Но Джермано ловит себя на окаянной мыслишки, что вовсе не желает ухода доселе нежданной гостьи…вдруг ставшей гостьей желанной. Да эта очаровашка малыха что же…колдунья! Вот же окутала его своими хулиганскими женскими чарами.
-Если останешься...буду рад. Мне тут слегка одиноко. Не вздумай взболтнуть никому.
Да уж. В глухом лесу, конечно, вагон и маленькая тележка народу. Прям таки того, кому можно было бы разболтать его секреты, здесь можно встретить на каждом шагу. Впрочем, безлюдность места его ревностного уединения не помешало вдруг нарисоваться сердобольному братцу-говнюку. И что не так с этим безглазым красавчиком. Хм…будто эльфийский, покалеченный в битве воин, выпавший со страниц «Властелина Колец». Мда…определённо, одним чайком тут не отделаешься. Надо доставать из закромов виски и плеснуть им с красивой девчонкой в пресловутый невинный чаёк.

 Отправлено: 02.11.23 23:46. Заголовок: - И какими методами ..

- И какими методами ты приманиваешь? – очень искренне спрашивает она, интересно же, особенно, когда перед ним сидит самая настоящая эльфийка, а он вроде как ее ждал, что он скажет? - эльфов не существует, - специально провоцирует. Ну что он выдумал и захотел?

Ей классно, что он отвечает так просто. Не думает, что она может быть эльфийкой или вообще принадлежать к миру фантазийному. Это ее и забавляет и, в общем, заставляет умиляться. И нравится быть рядом с ним простой девочкой, которую он не выгоняет, просто так. Это была ее мечта, побыть простой девочкой. Возможно, она ведет себя неправильно, потому что в теории знала, как себя ведут простые люди, а на практике терялась.

И Мадина наслаждается и готова остаться тут с ним хоть на всю жизнь, лишь бы не с отцом и братом. Лишь бы вдалеке от волчицы Рей обожаемого Эймона и от родного Энканто с Мадригаль.
Нет, Мадина не хочет быть вдалеке от Эймона и Мадригаль. Но Эймон и она тоже там. С Эльфами. Им там хорошо, а Мадина бежать готова. И она понимает, что ее брат Энканто обязательно отправится за ней потом, что отец Элронд прикажет. И Мадина спокойно ждет Энканто от отца. Пусть оба ей вовсе не близки. Ей ужасно хочется к маме, хотя она ее совсем не знает. Она не близка с отцом, а с Энканто близка лишь в том, что обожает Мадригаль. Она любит Мадригаль, но не прямо дружит, видя, как Мадригаль близка с волчицей Эймона.
И Мадина вся в матушку. Красивая, но лишняя.

Все говорят о том, какая особенная Эовин. Отец с ума сходит от Эовин, до сих пор ему никто не нужен, кроме нее. Отцу, должно быть, больно, а вот Мадине кайф, что папа так обожает маму. Но все знают, что Эовин была такой лишней странной, какой и стала ее дочка Мадина. Они с мамой идентичные. И ей бы так хотелось посмотреть в глаза маме. Мадина почему-то уверена, что у них связь сильная.

Мадине так приятно знать, какая ее мама особенная. Но так больно знать, что к маме прикоснуться она не может. Так хочется ее встретить, обнять, восхититься нежностью и красотой. Обнять, прижаться, просто на ухо прошептать «мама». Мадина постоянно ждет встречи с мамой. Ночами она и шепчет это, пропитанное тоской, «мама». Словно Мама могла бы ее услышать.

Энканто никогда не близок. Эймонд дал ей возможность быть с Джермано. Эймонд был ближе Энканто. Эймонду придется рассекретить, где находится Мадина, ради ее же блага, но она благодарна, что он оттянул этот момент.

- Не смей трогать Эймонда, - Мадина не агрессивная, но ужасно грустная, и его улыбка чудесная, и вообще Эймонд, ее брат, потому что Энканто ей не такой брат, как Эймонд, – не понимаю вас смертных, забота брата кажется тебе странной? - голос Мадины такой нежно обиженный, но она тут же осекается и переводит тему, – ну вас смертных. Выражение это такое. Просто мы с Эймондом близки.

Мадина горделиво говорит, как они с Эймондом близки. Почему-то это кажется ей чем-то важным, чем можно хвастаться.

- Да ты, красивый, - обиженно бухтит, - может быть вообще самый красивый, что я видела и встречала, - она вся такая обиженная, губки надула, - комплимент приму. У меня красивая мама. Очень красивая. Говорят, что кожа у нее, словно светится.

Сама она устраивается на его диване, как котенок. Ей так хорошо в этой странной хижине. Ведь это все такое настоящее. Обычно она спит на дереве или в домах эльфов. Но Мадине так хочется расплачиваться настоящими деньгами. Ей так хочется, чтобы ее оштрафовали. А еще покурить! Эти пахучие палочки ее завораживали.

- Хочу остаться с тобой, - она понимает, что это звучит глупо, но она эльфийка, что сбежала, и понимает, что ей так хочется пожить вот так обычно.

Мадину так тянуло к людям, как русалочку. Может он даст ей пахучие палочки для курения, а, может, даже сходит в магазин с ней! Мадригаль рассказывала, что в магазинах некоторые расплачиваются даже не деньгами, а… карточками. Просто куда-то прикладывают и деньги невидимо перелетают… Мадина плохо понимает, но так интересно и хочется посмотреть.

- Хочу остаться тут, пусть с крышей, что прохудилась. Просто прими меня. Пожалуйста, пару дней… Ты готов дать мне пару дней? – Мадина улыбается, - потом придет мой брат, но он тебе понравится… мой другой брат. Он заберет меня. - она уже понимает, что Джермано тащится по эльфам, а Энканто до такой картинный эльф, что даже притворяться как Эймонд не умеет.

Пусть не выгоняет. Только не выгоняет.