Отправлено: 07.05.23 01:58. Заголовок: Особняк на отшибе Дементия Спивака

 Отправлено: 07.05.23 02:34. Заголовок: - А мне было четырна..

- А мне было четырнадцать, когда отец указал мне на девчонку и сказал, чтобы я ее изнасиловал, - в голосе Дементия нет сожаления, просто он делится фактом, - а потом она покончила с собой. Ты не желала смерти своему брату. Мне на ту девчонку как было плевать, плевать и сейчас.

Зачем он это говорит? Он не из тех, что расчувствовался бы от ее истории и пустил скупую мужскую слезу. Он не знал этого момента ее биографии. Ее родители скрывали. Но он понимает, что ей страшно и горько. Поэтому делится своей историей, что с точки зрения морали, куда страшнее. Она была несмышлёным ребенком. А Дементий был подростком, который уже все осознавал, но старался угодить отцу, что вовсе не оправдание. Потому что Дементий и не хочет себя оправдывать. Дальше он творил даже более страшные вещи. Спокойно, цинично, через экран.

Молчит от ее речи про расторжение их договоренности.
Капризы он не выносит. И не собирается ничего менять. Стоит признать, что у него особое отношение к Стасе, он самому себе сопротивляться не будет. Но, если она начнет просто капризничать, то Дементий этого терпеть не будет. Никто не сделает из него плюшевого мишку. И поэтому он извращенно надеется, что боль Стаси настоящая. Что она ее сжигает изнутри. Он всматривается ей в глаза в попытке узреть, правда ли ей до безумия больно. Вот такой он урод. Если ее боль ненастоящая, то Дементий накажет ее ужасно жестоко. Вряд ли он сумел бы отдать ее на растерзание и спокойно смотреть, как ее жестко имеют, а потом убивают и трахают, например, в дыру в хрипящем горле, пока угасает ее жизнь. Нечего удивляться, и такое было. Платят огромные деньги, это весьма частный запрос извращенцев с огромными деньгами. С такой красивой куколкой, как Стася, за такое дерьмо Дементий бы мог заработать столько денег, что ему бы даже не пришлось думать о будущем. Если бы зияющую кровавую дыру в ее горле трахал бы актер, пока она синела бы. Но на это Дементий бы не пошел с ней. Выбирает не огромные деньги, а ее жизнь.
Но, если в ней говорит не боль, а капризы, то Дементий нашел бы способ наказать ее весьма болезненно. А, если в ней говорит настоящая боль, то он не собирается сцеловывать ее слезы или забирать боль себе. Просто поймет. Просто примет. А для такого монстра, как Дементий, это уже много. Если она не капризничает, но страдает. К ее страданиям Дементий не глух.

- Было бы все равно, был бы я здесь? – спрашивает он даже не у Стаси, а больше у самого себя.

А потом ее все же рвет, она вновь говорит дурные вещи. И он заталкивает ее в свою машину.
Он теперь знает ее страхи. Ведь может их использовать и манипулировать ею. Она нежная малышка, за «карьерой» которой он долго наблюдал. Он пользовался ей сам, ей пользовались другие, но всегда на его глазах. Да грязно и отвратительно. Но для Дементий, который никогда не был собственником и с радостью делился «игрушками» со всеми, отношение к Стасе было особенным. Вне взгляда Дементия ее было трогать нельзя. странная, весьма извращенная забота.
В его особняк мало кто приезжал. Например, из его коротких романов… никто. Свой дом он охраняет. Но везет эту девчонку к себе. Позволив ей проследовать в его спальню, позволив ей просто быть в его цитадели самого себя. Он похабен, отвратителен. В отелях он устраивает полное дерьмо. В своей студии устраивает полное дерьмо. Но у себя дома он никого не принимает. Даже не все его друзья знают о его обители. Не самой пафосной, но комфортной.
А Стася тут же безошибочно отправляется в спальню, словно чувствует, где бы Дементий эту спальню сделал.
Она забирается на кровать. Трогательная, как ребенок. А он не забывает ее слов.

- Хочешь умереть? – спрашивает спокойно, - но принадлежишь мне… значит я могу тебя сейчас отправить на студию, где ты запишешь свой последний фильм, в котором тебе разрежут живот и будут трахать твои кишки? Ты все равно будешь смотреться красиво. А я получу огромные деньги. И могу это устроить, если ты хочешь умереть, а я могу выбрать твою смерть.

Садится на кровать рядом с ней, поломанной, смотрящей на него доверчиво. Она всегда, с самого детства, когда он ее выбрал, будила в нем что-то.

- Умереть тебе не дам, - твердо говорит он, глядя в оленьи глаза, - теперь ты принадлежишь мне, я могу делать с тобой все, что хочу, но только вдвоем. Отпустить тебя? Никогда. Свободы у тебя не будет, - касается ее волос, - я твой хозяин. Никто больше к тебе не прикоснется, но я делаю с тобой все, что хочу. Согласна?

Почти в нежностью он проводит по ее личику.

- Если все еще хочешь умереть, я тебе это устрою. Или готова стать только моей?

 Отправлено: 06.07.23 00:49. Заголовок: -Скажете, всё не так..

-Скажете, всё не так уж плохо, раз я не утопила брата? Вам было всё равно на смерть той девочки, но отец сказал. Мы оба хорошего не сделали. Вы её добили. Я ему не помогла. Это ничем не лучше.
Размеренно и ровно. Наверное, для многих подростков взросление – паршивая вещь. Для Стаси же это оказалось фатальным фиаско. Сначала она перестала быть полезной для Дементия, когда изменились изгибы её тела, пусть оставаясь хрупкими и не особенно выдающимися, однако, испортив весь их былой уклад. Съёмки не могли оставаться прежними, как ни старайся, на порочную Лолиту она уже никак не смахивала. Но главная метаморфоза произошла с её разумом.
Стоило мужчине, которого она воображала своим жестоким Богом, ей овладеть, она будто, слетев с катушек, в пропасть упала. Никогда прежде не испытывала эйфории. Он грубо драл её тело, а она, чёрт дери, бурно кончила несколько раз подряд. Прежде во всей своей грязной, распутной и конченой жизни не ведая значения слова «оргазм». А затем пришла боль. Рвущая когтями, ввинчивающая железные штыри в её лёгкие. Нескончаемая. Дементий из Бога превратился в мужчину, коего она любила, пожалуй, всегда. Поначалу дико и безумно, словно привязавшийся котёнок, а теперь – как женщина, со всей той страстью, что апатичная Стася не имела представления, как в себе держать. Он ведь поделил её со своими дружками, как ничтожный кусок пирога – достаточно вкусный, дабы отведать, но вовсе недостаточно для того, чтобы не предложить и другим его смаковать. Почему-то от оного эпизода более тошно, чем от всех других. Пока они ещё не были близки, а он с наслаждением наблюдал по камерам, как её имеет кто угодно, кто не он. Беспардонно трогают в потаённых местах, вертят, словно марионетку. А потом считал навар за учинённое им представление.
Самым мерзким осознанием стало не это. Но то, что Дементий искренне не видел для Стаси весомых причин умереть. Она не сумела жить достойно и «чисто». И не питает иллюзий, будто сможет хотя бы достойно и чисто умереть. Она ничуть не заслужила. А он… тоже многого не заслужил. Однако, будет продолжать получать деньги за сломанные судьбы детей. И эти глупые девочки будут влюбляться в Дементия, как мотыльки, летящие на пламя. Если Стася покинет этот мир, о ней будет помнить её Дилара, и это главное. А то, что мир не изменит свой ход, разве это имеет значение?
-Странно. Ведь я не стою тех больших денег, что Вам заплатят за вид того, как будут трахать мои разодранные кишки. Это совсем не вопрос, а очевидное утверждение.
Она с вялым цинизмом пожимает плечами, не пытаясь набить себе цену. О какой ценности идёт речь, когда Стася видит себя бесполезным, немощным, тупым ничтожеством. В детстве ей нравилось краситься маминой косметикой – эта привычка осталась при ней до сих пор. Таким нарочито ярким макияжем, каким красят…трупы. Её не пугают бездыханные тела, она какое-то время хотела работать в морге и наводить марафет бездыханным телам, что уже сами печально не могут этого сделать. Она хотела работать в морге, а стала шлюхой, жалко убивая саму себя. О неё всю жизнь вытирали ноги, и ей кажется, она другого и не заслужила. Может, из-за смерти брата. Может, из-за факта своего рождения. Все девочки в нежном возрасте не трахались на камеру. Они носили красивые платья и нянчились с любимыми мишками, а не покорно сосали чужие «леденцы». Почему-то только теперь ей отчаянно хочется выблевать все те тонны чуждых её организму жидкостей, коими рьяно и безбожно снабжали её самые разные экземпляры все эти годы, на радость Дементия. И при этом она извращенно жаждет ощущать лишь его семя в себе.
-Я устала от жизни. Мне нет и двадцати, а ощущение, как будто очень старая. Хочется лечь, закрыть глаза и больше не чувствовать боли. Наверное, когда была младше, то тешила себя иллюзиями - боль когда-то проходит. Нет. Никогда.
Она сворачивается калачиком на его кровати, судорожно прижав к себе подушку, вцепившись в неё мёртвой хваткой – в этот момент то ли лёгкие, то ли желудок, сводит в очередной конвульсии, ей больно дышать, будто она наглоталась стекла. По щекам не текут слёзы, сломанная кукла забыла, как это – плакать. И, когда на улице дождь падает ей на лицо, она живой себя не ощущает. Просто зачем-то ловит капли языком.
-Только...вдвоём?
Не то, чтобы недоверчиво. Уж что-что, а обманывать он не обманывал её, даже когда она попалась на его пути совсем ребёнком. Тогда, в кабинете, он убеждал её почти как взрослую. Она заворожено смотрела ему в рот, и ей хотелось угодить ему любой ценой.
Сейчас к её эмоциям прибавилась ещё и ненависть. Она по-прежнему ужасно его любит. И ненавидит тоже. Это вовсе неплохо, в её понимании – благо, внутренние противоречия не способны смутить Станиславу. Как можно смутить того, кто безнадёжно сломался. Она в этот момент хотела бы, чтобы он умер. Но ей бы не было покоя и на том свете, коли её пожелание бы сбылось. Всё же…
- Согласна быть Вашей. Делать всё, что захотите сделать со мной.
Шелестит тихо, словно ветер. Забавно, её не пугают его страшные перспективы снять, как её будут разделывать словно мясники куски мяса, да попутно иметь в каждую свежую рану. И так глупо воодушевляет что-то новое в его взгляде. Какая-то…растерянность. Словно он хочет удержать, но как – знать не может. Она лишилась наивных представлений, мол, он прекрасный. Он жестокий, он ужасен и безумен в способах своего обогащения. Деньги не стоят разорванных на куски человеческих душ. Только вот Стася ещё хуже. Она ведь его любит так по-дурацки.
-Раз я всё ещё жива, можно приму душ и позвоню Диларе? Пожалуйста. Просто скажу, что всё... в порядке. Она... переживает.
Её малышка Ди. Она такая трепетная и горячая в каждом импульсивном поступке. Если плачет – навзрыд, смеётся от всего сердца, а страдает до исступления. Она тот свет, ради которого Стася из последний сил царапает гладкие стены своего личного тартара, куда неотвратимо падает миг за мигом. Просто на сей раз у неё больше нет сил. Но…Дементий дал ей обещание, что не отдаст больше другим. И не вышвырнет, как не нужный хлам, из своей жизни. Её Ди…она трогательно переживает, но Стася не стоит переживаний. Ди заслуживает куда более благородную, сильную, яркую и благополучную подругу. А тот мальчик, что её обожает, Брант…он всем хорош. Как разбить надежды своей девочки, как ей открыть, что он – сын друга Дементия? Стася не может так поступить. Но должна бы предупредить о том, каков его родитель. Хотя, Брант не похож на него, по её молчаливым наблюдениям. Он не рисовался и сразу честно нахмурил брови и не стал отрицать, когда Стася прохладно задала прямой вопрос. Он – неожиданно бунтарь в семье, коего бессердечный ко всем отец обожает до нервной дрожи. Брант же не выносит его. И, надо думать, никогда не даст в обиду Дилару – но, хоть Стася сознаёт, отец Бранта не тронет никого, кто дорог отпрыску, тихо радуется, что не только она, но и Брандт счёл держать свою девочку подальше от грязи, где вращается его семья.
-Мне бы хотелось содрать себе кожу. Обещаю, не буду сдирать.
Шелестит Стася, ощущая, как после пусть пока короткого, но звонка подруге, в её раздраенной душе спадает градус напряжения. И, намыливаясь под прохладной струёй воды, она впервые за долгое время чувствует, как капли стучат по её коже, отбивая такт какой-то музыке. Она Дементия не обманывает – и не сдирает с себя кожу. У него красивый и по-своему уютный дом. Для Стаси ценно, что он ей показал «холостятскую берлогу», его личное место, не для съёмок. Было бы некрасиво забрызгать его стены её грязной кровью. Там, вероятно, весь спектр венерических букетов. Стася проверяла здоровье нехотя и только по его требованию, забив на то, что за позорная венерическая хворь однажды её доконает.
Всю ночь её бьёт жуткая лихорадка, и после оборванного глотка чистящего средства она имеет все шансы всё же отправиться прямиком к на суд Создателя. Дементий над ней не причитает, но отчего-то остаётся рядом. А она устраивает тяжёлую, хуже чугуна, голову на его коленях. Обычно в этой позе она самозабвенно сосет его член. И будет это делать, с извращённым мазохистские удовольствием. Она обожает, как он жестоко хватает её за волосы и требует «по самые гланды», вталкивая ей в горло своё мощное орудие. Сейчас же она просто прикрывает глаза на его коленях, как маленькая, борясь за жалкие ошмётки своей жизни. Тряпичная кукла, многократно сшитая разноцветными нитками. Она выживает к утру. Она не верит в судьбу, но верит в обещания. Они друг другу обещали…не отдавать другим. Принадлежать ему. Не умирать.