Отправлено: 24.12.22 01:22. Заголовок: Особняк Яна Мариотта для отдыха

 Отправлено: 24.12.22 01:26. Заголовок: Усталость. Он ощущае..

Усталость. Он ощущает усталость. Когда-то они с Фаустом были королями криминального мира Города, но все, мать твою, изменилось. Это было неизбежным. Они должны были быть к этому готовы. Проблема в том, что Ян рвал, метал, пил виски и расшибал все, что попадалось на его пути. Когда Фауст пытался быть спокойным, хоть играющие желваки выдавали его с головой. Именно Фауст выдал версию, что они с Яном должны были быть готовы, но ни черта не были. Эта правда была горькой, выматывающей, из-за этой правды Ян бухал, как проклятый. Фауст тоже пил, но он как-то умел быть более интеллигентным, хотя бы не разносил свой собственный кабинет.

Когда они так потеряли бдительность, что новыми королями норовили стать гребаные якудза, даже мелкие кланы. Появилось такое множество криминальных королей, что Фауст и Ян, словно пропали с радаров. Яна невероятно бесило, что с ними не считались. Фауст просто скрипел зубами. Ян и Фауст строили криминальную историю города. Если не считать Армана и Брома. Нельзя было дать захватить власть другим. Ян психовал, бухал и готов был уже на любое сотрудничество с Бромом, Арманом и их странными лабораториями и экспериментами над людьми. Фауст так же пил, но логично останавливал Яна. Он умел поразительно оставлять трезвость ума даже в запое, в отличие от самого Яна.
Они должны были заявить о себе. И, если Ян был готов, к чертям, устроить разборку с каким-то мощным кланом, но Фауст разумно уверил его, что следует быть умнее. Возможно, разобраться с мелким кланом, пойти на переговоры с кем-то из более крупных. Отчаянно они оба, попивая виски, поняли, что добраться до Мацумото и Миуру им не удастся. Это бесило и без того бешеного Яна, который, с трудом прощался с короной и с властью.

Они оба поняли, что им нужно было строить новый мир. Считаясь с кланами, считаясь с обществом очищения и даже церковными фанатиками. Запои, непонимание, бешенство. И Ян с Фаустом, наконец, поняли, что мир не был полярным. Их город перестал таким быть. Они должны были, пусть сложно, но заявить права на свою власть. Когда привыкаешь жить в комфорте, сложно выйти из этой зоны. Но Ян и Фауст были вынуждены. Они не из тех, кто просто останется в стороне. но они и не кретины, что просто полезут на рожон. При этом отдавать свою власть и свой авторитет тоже не в их правилах. Значит… значит воевать с мелкими и договариваться с крупными. И они оба понимают, как адски тяжело это будет. Ян нажирается в сопли, разносит любое помещение, Фауст пьет и пьет, а потом засыпает в кресле. Но свою власть отдавать так просто они не собирались. У них есть достаточно силы, чтобы поиграть. Да игры будут опасными. Но Ян и Фауст опасности не опасались. Куда больше их пугало забвение.

У Яна, конечно, очередное похмелье. Просыпается он с головной болью, но справляется с ней стаканом виски. На все так сильно насрать. Майка алкоголичка, да спортивные штаны. У него нет желания наряжаться. Он заливает в себя виски.

- Привезите мне Октавию, - приказывает он, а потом рычит, - да мне насрать, хочет она того или не хочет, если будет надо, то свяжите ее и привезите сюда.

Он не романтичный принц. Он доводит до кровавых соплей Нум, а его постоянная любовница Октавия уж точно должна получить по заслугам. Яну хорошо, когда Нум отдается ему, как в последний раз. Но сегодня ему хочется, чтобы рядом с ним была взрослая, состоявшаяся женщина, которую он трахает уже много лет. Октавия ничего от него не требует, но умудряется его успокаивать. Она так сильно отличалась от всех, кого он трахал на одну ночь. При этом, Ян почему-то возвращался к этим ее уютным свитерам, к тому, как руки пахли краской и какой она была вроде бы свободной, но все же не сопротивлялась быть с ним. Ян заводился и был зависим от преданности Нум. Поэтому никуда ее не отпускал, в отличие от других. Октавия же… странная. Но почему с похмелья он потребовал именно ее, причем безапелляционно.

Он просто пьет виски с утра, когда по его приказу приводят Октавию. Нет, ее просто забрали из дома и привезли к Яну, что было для нее привычным, а потом отправили в его кабинет. Глоток виски, жадный взгляд по телу.

- Устал, - хрипит он, - твою мать, я очень устал.

Да только проснулся и уже пьет. Да их решения с Фаустом были ужасными, ибо им надо было устраивать войну, быть сильными. Ян трахал моделей. Но сейчас вожделенно смотрел на Октавию.

- Поработай губками, - выдыхает он, - без соплей, Октава. Ты умеешь. Ты знаешь. Ты не молоденькая шлюшка, которую мне надо направлять поэтому ты здесь. Сделай, как я люблю.

 Отправлено: 03.05.23 00:33. Заголовок: Октавия одинокая чуд..

Октавия одинокая чудачка в этом дивном мире, коей неинтересно выбирать наряды – ей нравится листать похоронные каталоги, придирчиво присматривая себе на будущее гроб. Она, отрешённо пожав плечами, не мнит себя пустым местом, но и уж точно роскошной дамочкой бы не назвала. Она иронично заключает, мол, я не женщина, а художник. Это диагноз, причём, неизлечимый. Творчество – её большая болезнь. А из обычных – тривиальный диабет. Который, впрочем, однажды доконает её по причине рассеянности. Если бы Джос не проверяла сумочку дурной матушки на предмет наличия шприца с инсулином, Октавия давным-давно отбросила бы коньки – выражаясь на задорном молодёжном слэнге. Октава с шутливым цинизмом, будь ей дан выбор, предпочла бы дурную смерть. К примеру, в очередном припадке бешенства, что Уэрто, чертовки талантливая стерва с глазами-углями и огненной душой, опять написала неповторимый шедевр. Ян…Октавия спокойна за него. Он не забыл бы о ней через месяц. Забыл бы через два. Ян поднимет за неё бокал и будет трахаться с моделями. В том числе с теми, с кем спит теперь. Октавия не думает, будто она у него одна. Или, что Ян до старости стал бы по ней страдать. Она бы ему этого и не желала – ей бы хотелось, чтобы он был счастлив. Многие его проклинали, ненавидели и жаждали всех кар египетских на его голову. Он совершил немало жестокостей, не всегда праведных. Октавию же не останавливает его остервенелая репутация да пистолеты под каждой подушкой. По молодости ей отчего-то нравилось, что он ей не болел. Теперь она стала старше и, если честно, устала быть просто комфортной. Устала находить энергию писать картины. Устала от жизни по существу. Нет, Октава не старается нарочно приблизить день своей кончины – она не держится за бренное тело, но держится за дочь и не желает для своей малышки красавицы подобной боли.
Она не писала картины давно, и сегодня, чертыхаясь, готовилась к тупой, пафосной выставке. Которой не будет. Благо Октавия, в нервном припадке, швырнула в камин все свои размалёванные невменяемой банальностью холсты. За этим занятием её застали люди Яна, что любезно, но бескомпромиссно, затолкали её в машину. Она, растерянно качнув головой, возвращаясь к реальности, не стала устраивать бунт. Прекрасно изучив Яна. Он не станет трепетно интересоваться планами женщины на вечер. Он получает то, что хочет, вопрос в методах.
Вскоре она оказывается в его загородном особняке. В обычном шерстяном платье ощущает себя комфортнее и сексуальнее, чем в самом великолепном вечернем облике. От её бледной кожи исходит лёгкий, напрочь въевшийся, запах пепла камина. У неё странный запах. Не женственно соблазнительно цветочный. Ян – в домашней одежде с трёхдневной щетиной. Ей нравится, что с ней он может быть собой. Без напряжения.
-Я не умею с соплями. Ты же знаешь меня миллион лет.
Она не задаёт вопросов. С мягкой улыбкой, подходит к нему. Наполняет его полупустой стакан виски, сделав задумчивый глоток и протянув ему. Ян ревностно относится к вещам. Особенно к документам – она даже в сумбурном течении потока своего сознания помнит. Но они частенько распивают один на двоих бокал. Потянувшись к нему, она захватывает его губы своими, дабы, раскованно проникнув внутрь языком, коварно утащить из его рта кубик льда, пронизанный стойким виски. Она честно признавала, как ценит одиночество. Но по его члену скучает неистово.
Октавия, плавно сползая на колени, задрав его майку, ведёт чувственными пальцами с короткими овальными ногтями, пропавшими масляной краской, и дразнящим языком по его литому прессу. Чертовски вкусный. Очень быстро её ротик сосредотачивается на его интимном месте – Ян не любитель хождений вокруг да около, как, впрочем, и она. Руссо с пылким развратном ласкает его языком и губами, вбирая как можно глубже и наслаждаясь тем, как от её слюны и сжатия он наливается кровью, люто затвердев. Её любимое лакомство. Она заставляет Яна ощутить контраст подтаявшего кубика льда, и её горячего дыхания. Октава обожает порочно ласкать его член, иногда невинно сосать, словно долбанная Лолита леденец – он же, яростно хватая её за волосы, долбить в горло, желая порвать. Она распущенно вбирает его, вынуждая Яна не сдерживать сдавленный стон.
Октавия отрешенная художница, что в койке с ним превращается в пожар и безумство. В ней всё не как ему нужно – короткие спутанные волосы, слишком нежные черты лица и пофигизм к штукатурке. Она не холёная леди в элегантных нарядах, а непосредственная в отрешённой эксцентричности. Она не мечтает отравить всех женщин, вызывающих у Яна стояк и с детскими капризами не нарекает их шлюхами. Она на праздники неадекватно дарит подарки услужливой Нум и сердится, когда он цинично зовёт застенчивого ребёнка своей игрушкой. Октавия не ханжа, но тяга к подростку её удивляет. Она не святая, в её жизни бывало достаточно. Мужчины бежали от неё, как от огня, неистово крестясь и называя ненормальной. Свят, свят. Один бывший страшно оскорбился, что она попала в психушку в его день рождения, а другой – что заказала ему проституток под Рождество, вместо жалких попыток связать нелепый свитер. Все те мужчины растворились в её спутанном сознании и забылись, словно их и не было. Она трогательно не хранит воспоминания о тех, кто касался её и кого она коснулась. Она живёт сегодняшним днём. Ян – особенный в её сердце. С ним, после жёсткого, зачастую бешеного, а порой травматичного секса, ей хочется напиваться. Неожиданно вдвоём.
Октава – не женщина его мечты. Она хаотична и может неделями не спать, курить как паровоз, и писать картины, одержимая ангелами и бесами, а перед выставкой исполосовать ножом холсты, как вышло и сегодня. Она не милашка с гламурных обложек. У неё сладкое личико и застывшие задумчивые, как море перед штормом. Она художница с глубокими синяками под глазами, что ненавидит светские рауты, предпочитая одиночество. При этом, её сложно чем-то смутить. Как-то в доме Яна был труп, а она окунула пальцы в кровь и нарисовала картину на его окне, поддавшись вдохновению энергии смерти.
Ян кончает, а она, возбуждённая и одновременно расслабленная, с горящей лаской оказывается на нём, ловко «оседлав».
-Ты непревзойдённо романтичен, Ян. Я жгла картины и любовалась огнём в камине. Но ты огорчён. Значит, сегодня буду рядом.
Щурится, как кошечка – то домашняя, страстно желающая быть «отглаженной» - непременно против шёрстки, то отрешённо шагающая сама по себе в мире картин немного пугающих сочетаний цветов. Они с Яном вместе и не вместе так давно, что могло бы показаться фатальным. Они не расходились со скандалами, как в динамичном кино. Скорее, переставали общаться, негласно зачем-то стремясь вычеркнуть друг друга. Она не закатывала ему скандалы. Октавия мирная, а не послушная птичка. Только вот следует учитывать, сколько скандалы с Яном чреваты проломленным черепом. Октава не страшится сломанных костей и невозмутимо выбрала себе «гробовой» костюм. Чтобы Джос не пришлось возиться, когда настанет срок. Не так важно – от кулаков, кувалды, болезни или прокуренных лёгких. Вечных людей не существует. Октава философски относится к смерти. Для чего её бояться, куда больше изматывает проживать эту жизнь.
-Давно не видела тебя подавленным. Ты сильный мужчина. Всегда таким был и останешься. Просто…необязательно держать в себе боль.
Негромко произносит. В их связи любовников было многое и не всегда лицеприятное. Лишь один раз Октавия устроила Яну чёртову сцену, когда он заставил её явиться к нему, а она стремилась убраться на могиле сестры. Октавия психанула, Ян треснул её так, что пришлось наложить несколько швов. Он не слал ей букеты. Но в следующую встречу вёл себя мягче. И она умела улавливать эту разницу в его настрое. В сексе он вовсе неистов и жесток – но в этом плане они точно совпадают. Обоим уже немало лет, а до сих пор они способны трахаться, словно в психоделической агонии. Их характеры настолько друг другу противоречат, сколь идеально сливаются бёдра, будто отлитые из одного слепка. Она обожает закинуть на него ножки в одних каблуках, оставив на себе из одежды причудливые деревянные бусы. Октавия не стыдится изгибов своего тела и не стесняется Яна порочно ласкать. И она ценит, что он не выкинул картину, что она для его написала, хотя она не ждала, мол, ему вдруг понравится её хаотичная мазня. Он честен и не пытается лживо восхищаться. Но порой, когда находил время, поддерживал её на выставках, где она жутко терялась и впадала в панику.
-Выпусти пар. Так, как ты того хочешь.
Последняя фраза звучала бы диким колоколом в ушах кого-то менее авантюрного и более благоразумного, чем Руссо. Но она не боится предложить Яну выместить на ней злость. Октавия, с похабно задранным платьем, заботливо разминает пальцами его плечи, снимая усталость. Язык же слизывает с его губ капли крепкого алкоголя.

 Отправлено: 03.05.23 01:48. Заголовок: Ян откидывает голову..

Ян откидывает голову назад, просто наслаждаясь тугим жаром ротика Октавии. Ему нравится, что она сразу понимает, что она сразу делает. Всегда это в ней нравилось. Он пальцами зарывается в ее волосы и порочно давит на затылок, совершенно не щадя ее и ее горло, двигая бедрами и одновременно надавливая на затылок. Ян нежным никогда не был, но ему нравилось, что с Октавией не нужно было ничего изображать. Глупо думать, что он когда-то пытался что-то изображать. Но его бесили попытки заставить его быть другим. Заставить его быть не Яном Мариоттом.

Как засранец он иногда очаровывался шлюхами, буквально на день. Они тут же ждали от него действий, ждали, что он станет другим. Аж тошно. Он их и не помнил потом. Они с Фаустом не были святыми. Проводили время со шлюхами. И с Баддом, который на какое-то время пропал, а сейчас уже оберегает свою азиатскую супругу. Хуже Бадда засранца не было, но сейчас он даже иногда оказывается самым спокойным. Среди шлюх. А шлюхи эту троицу преследуют всегда. Они даже шутили, что нравятся разным шлюхам. Фауст любимчик закрытых, но распутных. От Бадда тащатся отвязные малолетки. А вот на Яна западают абсолютные шлюшки. А стоит говорить, что всей троице плевать на шлюх? Но как отказаться от развлечений, пусть даже развлечения, когда шлюхи просто ползают голые перед ними по столу.
От шлюх давно никто не испытывает наслаждения.

Кончает Ян сейчас от ротика Октавии, что не была шлюхой, что даже не была какой-то зрелой эскортницей, что так же пользуются популярностью. Октавия другая. Не в обтягивающем платье, не в белье со стразами. Не стонет как в порно. Но знает, что сделать, чтобы Ян, как подросток, кончил в ее горячий рот через ничтожно малое количество времени. И с ней ведь даже не стыдно.
С ней он просто выдыхает через зубы и поглаживает по волосам. С ней можно кончить, как гребаный подросток. А она так же с легкостью может сказать, что не кончила, поэтому пойдет и трахнет себя душем. Открытость это, твою мать, так сексуально и так заводит.

- Можешь взять те документы, - он обхватывает пальцами ее ягодицы и кивает на стопку документов на столе, - и кинуть в огонь, любуясь, как они горят.

Ян точно не романтик. Он не относится ни к кому в этой жизни романтично. Но Октавия сейчас та единственная, к которой он относится не просто с похотью, но с уважением, как к личности. Поэтому вслушивается в ее слова. Ян не тот, кто мог бы быть рядом с той, к кому есть похоть, но кто не станет ему партнером. Он развлекался с Нум, он обожал это юное тело. Но Нум никогда бы не стала его партнёром. Он знает, что у многих якудза такое принято, взять себе юную и преданную. Но это не про Яна. Он таких только трахал. Рядом ему нужен партнер.
И сейчас он поймал себя на мысли, что Октавию и ее образ жизни он уважал и не считал ничтожным и глупым. Она на нем, а он даже, можно сказать, мягко, мнет ее ягодицы. Он любуется и ее глазами и такими взъерошенными волосами. На его бедрах личность. Сильная, самодостаточная. Умная и потрясающе умелая. С ней всегда все пропитано не только похотью и страстью, но и взаимопониманием, которого у него с женщинами не было никогда. Никогда не было с Евой, никогда не было до, никогда не было потом.

Яну никто не был нужен. Многие думали, что он привязан к Нум, он и был привязан, трахая ее, когда ему хотелось. Но, когда он увидел, как на нее смотрел один из его охранников, как сама Нум смущалась, то Яну стало… насрать что ли. Она была милой, покорной, преданной, но не стала бы его женщиной, ибо не было в ней той силы. Но ему не хотелось бы, чтобы она пропала. Поэтому вполне спокойно отнесся к тому, какими жадными взглядами ее пожирал его же охранник.
Ян уверен, что этот охранник при всей его физической силе никогда не справился бы с такой женщиной, как Октавия. А Ян… он не собирался справляться с такой девушкой, как Нум.

- Боль? – усмехается, - никакой боли, только усталость, - все же признается он.

Октавия особенная. Не зря в самый пик своего отчаяния и усталости, он отправил именно за ней, хотя проще было бы прислать трех шлюх. Но ему вдруг так спокойно, что он почти понял Бадда, который может быть полным дерьмом и засранцем, но говорит, что находит покой в объятиях своей супруги.

Носом он зарывается ей в декольте. В закрытое, черт дери, декольте.

- Подлей виски, нарежь лимон, - он ее сталкивает со своих бедер, но не жестко, - сделай вид, что ты моя жена. Как ты заботишься, Октавия Руссо?

 Отправлено: 11.06.23 00:33. Заголовок: Она, не отказавшись ..

Она, не отказавшись от неожиданного предложения, засовывает один из листов, на которые он указал, в камин. Поднимая так, чтобы лист оказался прямо перед её взглядом, заворожено следя за тем, как белоснежную бумагу поглощают тлеющие угли пламени. Огонь видится ей мощной и беспощадной стихией. Нечто, не поддающееся описанию. Он способен даже утончённые произведения искусства уничтожить не менее изящно, чем процесс их создания. Соитие разрушения и созидания.
-Красиво, правда? – спрашивает она, не отрываясь от бумаги. Покончив с документацией, поворачивается, чтобы мягко приласкать, когда Ян зарывается носом в её декольте. Так надрывно, что она порывисто целует его висок. Он выглядит измотанным. Яну тяжело даётся делёжка криминальной территории, которую он привык считать своей целиком. Он и теперь не растерял авторитета, но вынужден делиться с другими. А просьба Миуру поболтать по душам наверняка приятно взбудоражила и насторожила. Октавия хотела бы помочь, она всегда готова оказать Яну поддержку. Но он, чёрт дери, этой азартной гонкой загонит себя в гроб – если чего на этом свете не умел Ян Мариотт – так это одной вещи. О чём она и говорит со вздохом, задумчиво поглаживая его по голове.
-Ты способен горы свернуть, но не даёшь себе отдыха. Почему бы нам не устроить небольшой выходной и не махнуть куда подальше? Не знаю, как ты – а я бы не отказалась растрясти пятую точку.
Смачно хлопает себя по заду, негласно проиллюстрировав последние слова. Октава не обидится, если он рявкнет, мол, куда ей, беззаботной художнице, понять его серьёзные разборки. Зачем дуться на правду? Она ведёт необременительный образ жизни и импульсивно устраивает себе релакс, когда нравится. Терпеть не может рутинную работу от звонка до звонка, порой пишет картины сутками, забывая о питании, а после запоем спит два дня. Ян не таков. Он предпочитает чёткие планы. Но ведь сиё не означает, будто стоит категорично вычеркнуть отдых из обихода.
Он с грубоватой мягкостью спихивает её с себя. Она лукаво подмигивает. Октавия не наивная птичка, коя лила бы слёзы оттого, что её надумали оттолкнуть сексуальную и перевозбуждённую. Она не замороченная гордячка, если ей бы сейчас кровь из носа была нужна разрядка, она бы подрочила, жадно вгрызаясь поэтичными пальцами в свою горячую плоть между ног и пошло изгибаясь в такт – не смущаясь Яна. В каких только ракурсах он не имел. Забавно, отчего она перманентно вновь оказывается в его кровати. Октавия не виртуозная шлюха, как и не холёная леди, что принялась бы судорожно поправлять причёску с макияжем после минета. Да и макияжа на ней почти никогда нет. По настроению, она малюет губы то малиновой, то алой помадой. Ей нравится цвет крови – и на её психоделических картинах оттенки пурпура частые гости.
Она, с грацией кошки, будто ленно распарена после бани, отправляется на кухню – соорудить пару нехитрых закусок. Никогда не умела рожать кулинарные шедевры. Как-то пыталась порадовать Джос домашним тортом – так чуть не сожгла дом. Поэтому не корчит из себя Гордона Рамзи, нарезав пресловутый лимон, а также, с деловитой рассеянностью порывшись в холодильнике, разложив по креманкам оливки – то ли с лимоном, то ли с анчоусами – леший их разберёт – да добавив немного копчёного лосося.
Расставив тарелки на столике, она наполняет для Яна бокал, сделав пару жадных глотков и отдав ему в руки. Почему-то они не отказываются от привычки распивать одно на двоих спиртное. По молодости больше хлестали прямо из горла в редких перерывах между постелью. А теперь, случается, чинно пьют из бокала, в душе оставаясь отнюдь не чинными.
Она устраивается рядом, скинув туфли, одну ногу поджав под себя, а вторую забросив на колени Яна. Ей нравится его ощущать. Протягивает тарелку с закусками. Улыбнувшись, наблюдает за тем, как он хлещет виски, словно воду. Сколько лет назад они свели знакомство? Чёрт знает, столько не живут. А они не сопливая парочка, что запоминают трогательные даты. Но что-то изменилось в обоих. Сложно объяснить. Они казались максимально не привязанными друг к другу, кто легко мог переключиться на других, забыть, не вспомнить. По молодости он был для неё циничен, она для него взбалмошной. Она, блаженно развалившись обнажённой на его столе, могла помогать выбрать пиджак для «свидания» с приглянувшейся шлюшкой, а ему было плевать, не названивает ли ей на телефон тогда ещё муж. Вроде бы, их связывали совсем простые отношения. Ян считал её лишь отдыхом, пару раз распускал кулаки. А она не устраивала скандалы, но бесилась, вдруг дочка может испугаться, узрев матушку в синяках. От тихой злости Октава порой малевала на холстах нечто гениальное. Она не была строптивой сукой, лишь бы сделать поперёк. Но не вытравила бы волосы перекисью, коли Ян предпочитал светловолосых. Октава вполне устраивала его, как любовница, он даже сказал, мол, фигура у неё выглядит так, как будто она и не рожала. Он же стал единственным, кому она доверяла настолько, что открыла свою тайну про практически украденную у родной сестры дочь. Если бы тот свет существовал, Саманта бы не простила. Но всё вышло как вышло. Ян с Октавией друг другу доверяли, но прежде не стремились проводить время вместе. Что-то изменилось теперь.
-Думаешь, нам пора выкинуть белый флаг на старости лет и остепениться? Звучит авантюрно.
Усмехнувшись. Октавия не страдает ни от мании величия, ни от комплекса неполноценности – сознавая как свою ценность для Яна, так и очевидные границы. Да и знает его давно. Он не игривый мальчишка, что станет бросаться фразами вроде «поиграй в мою жену». Раз говорит, значит, мыслит в этом направлении. Октавию не удивляет, коли Яну опостылело ходить холостяком. Вместе с тем, у неё в мыслях нет, будто он захотел в жёны именно её. Как вариант, не больше. Вариантов у него всегда предостаточно.
Надо отдать Октавии должное – она даже по молодости не сидела у окна и не жила монашкой. Она была замужем, когда они с Яном стали любовниками. Они оба «пережили» свои браки. Ян стойко вынес побег жены и то, как всё это полоскали в бестактной прессе, выставляя его тираном хуже не придумаешь. Ян был тираном. Но с Евой старался быть другим. Жаль, она не оценила. Октавия же пережила, хоть не без потери нервных клеток, развод и то, как мерзко показал себя нелепый бывший, что брызгал слюной с требованиями делить столовые ложки. Октавия не хищница, отжавшая у горе-муженька деньги. Всё, что у неё есть, она заработала своей кровью и потом. Зачем тот вообще Октавии сдался? По дурной юности жаждала создать для Джоси видимость папаши. Позже осознав, что лучше только мама, чем слизняк.
Октавия не глупа и понимает, брак с Яном был бы иным, благо не предавалась шаблонам – мол, все мужчины одинаковы. Ян может пристрелить кого угодно – лидер по жизни, сильный, умный, тот, что всегда впереди любой женщины. А Октавия не озабоченная содержанка, она пускает слюни на его член и мозг. Не на состояние. Не проедает плешь капризами. Они могли успешно взаимодействовать до гробовой доски. Но…
-Я всегда была тебе благодарна за прямоту - ты не скрывал, что не примешь чужого ребёнка. Да, теперь Джос не малышка, за которой нужен глаз да глаз. Но она - моя дочь, и это не изменится.
На уголке его губ затерялась крошка от лимона – и Октава слизнула её языком. Он успел стать ей дорог и близок. Она выглядит то взбалмошной, то рассеянной, на деле же довольно рассудительна. Он не лапочка отчим, что мечтал бы нянчить кого-то. Октавия не собиралась заламывать руки и устраивать трагедии. Они ничего не обещали друг другу, каждый ценя свою свободу вроде бы больше их странной связи. Являясь любовниками, прежде не намеривающимися переводить сей статус в иное русло.
Октава мало в чём уверена. Но в одном не сомневается – она своеобразная мать, что красила дочери ногти лаком в то время, когда ровесницы Джос сопливо играли в барби, и помогала ей выбрать соблазнительное нижнее бельё для интима с бешеным Феликсом, вместо стремления истерично запереть в комнате. Она обожает Яна, течёт по нему, словно порочная кошка. Но Октавия не кукушка, что выставила бы любимую дочку ради мужчины. Будь он хоть из золота. Джос – её девочка, смысл, и не родится человек, для ублажения которого Октавия бы захотела перестать быть для неё мамой. Она жизнь отдаст за Джос. Да к чёрту жизнь. Она откажется от любимой работы, сожжёт мир, лишь бы дочка была счастлива. Октава никогда её не бросит. Не станет торопить становиться взрослой и с лицемерной настойчивостью пихать в самостоятельную жизнь, расписывая её прелести – пока Джос не захочет того сама. Поймёт ли Ян её опасения?

 Отправлено: 11.06.23 02:50. Заголовок: Некрасиво. Никогда о..

Некрасиво. Никогда он не видел красоты в том, в чем ее видела Октавия. Листы горят, ей нравится. А Ян выдыхает. Ничего не ощущает. И в этом, возможно, была история их странных отношений. Октавия нечто необычное и цепляющее в жизни Яна Мариотта. У него было много женщин. Разных. Но… Там, где в его понимании была сплошная тьма, Октавия видела что-то… красивое. Она видела красивое в уродстве. Октавия – сплошное умиротворение, сплошное понимание отношения друг к другу. Странная. Но особенная.

Его жизнь была сплошь из попыток «захватить мир», если угодно. Но когда-то они с Фаустом и Баддом были молодыми и дерзкими преступниками. И многое случалось. Они были засранцами, о которых писали в журналах. Фауст, Ян, Бадд стали теми, кого уважают все засранцы Города. А дальше?
Они остались вместе сейчас, когда уже никто из них не может быть молодым и дерзким засранцем. Бадд вообще женился, и, пусть остается одним из/жестоким засранцем. Но при этом Бадд – семьянин. Твою мать. Их Бадд – семьянин.

Фауст и Ян вроде как жениться не собирались, оба жили, как хотели. Но почему-то стремились домой. а дома не было ни того ни у второго. При том, что у Яна был особняк. У Фауста тоже. Особняки были, а вот «дома»… не было. Ян жутко не хотел стоять у алтаря, но ему хотелось возвращаться домой, где его ждет его женщина. Одно другому мешает?

- Слишком много дерьма, - честно произносит он те слова, что даже с Фаустом и Баддом не всегда умудрялся вслух говорить, - ты думаешь я что владелец ресторана или отеля, что могу просто уехать отдохнуть? – он не бесится, но почему-то пытается ей объяснить, пусть она и сама понимает, но надо говорить вслух, - у меня нет возможности куда-то уехать и пить там вино с тобой. Максимум на что я готов это запереться в этом доме на пятнадцать часов, отключив телефон, пока ты изображаешь мою жену, - хмыкает, а потом требовательно – эти пятнадцать часов начинаются сейчас.

Почему он сказал про жену? Ведь брак из его опыта ассоциируется у него только с фальшью, тошнотой и нежеланием приходить домой. Сама мысль о браке теперь ему претит. Он помнит, как от одного этого слова его мутило, словно в цепях держало, да сдохнуть хотелось. Да первый брак был неудачным, и пусть разум говорит, что Октавия другая, она не будет выедать ему мозг чайной ложкой лишь потому что он стал ее мужем, но он как травмированная акула, которую уже било током и теперь она плавает мимо этого места.

Ян засранец и тиран. Он даже свободную Октавию ставит на часы и умудряется вести себя, как урод. Но Октавия остается рядом. Она всегда была рядом. Не прилеплено. Но рядом с таким тираном, как Ян Мариотт. Она другая. И он сейчас другой. Не идиот, который повелся непонятно на что, а потом молился Богам, в которых не верил, чтобы получить развод и больше никогда не видеть раздражитель жизни.

Ему не надо, чтобы ему готовили лучшие блюда. Твою мать, половина его друзей, владеет лучшими ресторанами в Городе. Ему доставляют лучшие блюда. Кухарка ему не нужна.
Ему надо, чтобы его чувствовали, ощущали. Пирог из духовки не станет для него призом. К черту кулинарные способности. Кстати, Нум отлично готовила. Но разве Ян ел? При этом, ему бы хотелось, чтобы Октавия что-то поставила на стол. Не приготовила, но поставила.

И, когда Октавия приносит простые закуски, да наполняет его бокал алкоголем, это в его понимании то, что нужно. Он может заказать лучшие стейки, что ему привезут приятели как можно быстрее. Ян может получить лучший алкоголь и лучшую еду.
Но не сможет заказать заботу. Не сможет заказать понимание себя. А Октавия принесла закуски на стол. И наполнила бокал, что они испили на двоих. Она его знает, она его понимает.
Сжимает ее руку.

- И так будет всегда, если ты станешь моей женой, я решаю часы, когда ты моя. - не усмехается, просто говорит так спокойно, ее зная, ее предупреждая.

Ян вроде как ее дразнит. Никогда не думал о семье после своих неудавшихся попыток. Октавия сама его дразнит, потому что они оба не пытались быть семьей. Они точно не те, кто радостно пойдут к алтарю. Ян того бы и не хотел. Октавия для него стала кем-то важным, особенным. Но не в том плане, что с ней он хотел надеть костюм и идти к алтарю.
Просто вместе. Просто вдвоем. Раз уж меж ними есть понимание. Однако своими словами он показывает ей, что готов сделать их союз официальным. Если это ей нужно для того, чтобы быть с ним рядом.

- У тебя есть дочь. Я ей отцом становиться не собираюсь, - честно говорит Ян, - но я не против, я готов ей помогать, но не хочу никаких семейных ужинов и прочего, - звучит ужасно, Ян не понимает, что меж ними происходит, ведь Октавия выступает за свою дочь, а Ян не против… но обожать и становиться отцом не сможет.

- У меня есть сын, - хмыкает, - Скрейн Чемберлейн, - произносит имя сына, забавно, - я не заставлю тебя его принять и любить, как сына. Логично?

Ян притягивает ее к себе. Потягивает алкоголь. Все так странно, и логично одновременно. Держит крепко за тонкую талию.

- Станешь моей, - закатывает глаза, - только давай решим сразу, - вдыхает аромат волос, - я хочу, чтобы ты была рядом. Только ты. Чтобы встречала меня со стаканов виски вечерами и так же приносила закуски. Если для этого тебе нужен штамп, то давай завтра поедем и распишемся, прости яркой свадьбы не обещаю? Я не мечтаю жениться, но хочу, чтобы рядом была именно ты. Если тебе мало именно этого признания, то завтра нас распишут только без пышных церемоний. Мне нужна не жена по штампу, такое у меня уже и было и все, что я хотел – повеситься или пришибить ее. Мне нужна моя женщина. И я вижу тебя своей женщиной.

Брак у него ассоциируется с тошнотой после его опыта. Он долго не был готов к тому, чтобы быть с кем-то вот так парой. Но ему хочется, чтобы в его постели ждала его сонная Октавия. Не бывшая, от которой до сих пор дрожь как от гвоздя по стеклу. Не даже мягкая Нум. А именно Октавия, что просто порежет сыр. Он высказал намерения, что хочет ее рядом. Но при этом так же честно сказал, что распишется с ней, подпишется, что он ее, но у нее есть дочь… у него сын. Яну не нужна дочь. Ян хочет Октавию себе, и ее одну, но не будет даже пытаться быть отцом ее дочери.

 Отправлено: 17.09.23 02:02. Заголовок: Октава не бухается в..