Отправлено: 28.09.20 01:49. Заголовок: Хижина Киона Такахаси в лесу.

 Отправлено: 28.09.20 01:51. Заголовок: Когда она оказываетс..

Когда она оказывается практически в глухом лесу, где, по словам Кенджи-сана, обосновался Кион, Изуми поначалу теряется – она редко покидала пределы особняка сначала отца, а затем клана Миуру – да, признаться, не особенно этому противилась, кроме моментов, когда Аоши запирал её в клетке, как бабочку в банке – это казалось перебором даже для опасающейся внешнего мира Изуми, в те минуты она была или сильно подавлена или страшно зла на возлюбленного. Впрочем, и Аоши зачастую сажал её в клетку, если она чем-то выводила его – ведь характер Изуми словно морской прибой. То она мягкая и нежная, податливая как подтаявшее масло, то вдруг способна впасть почти в неистовство, царапаясь с остервенелой яростью как дикое животное. Эти перепады иногда бесили и утомляли Аоши. Как он там, один, в домике? Изуми страшно переживает, как бы чего не случилось. Яхико, конечно, присмотрит за племянником, вот только такая ли Яхико панацея, раз дядюшка и сам охоч до кровавых приключений. С другой же стороны, Яхико вполне себя контролирует – он точно не навредит ни Аоши, ни самому себе, так что ей должно хоть немного выдохнуть и успокоиться. Как её милая Кхалиси, там, в пугающем Изуми городе? Удалось ли ей организовать выступление, к коему она стремилась? А тот молодой человек, что садился за соседний столик, когда Аоши пускал Изуми поболтать с подругой в кафе. Он ведь точно глаз не сводил с Кхалиси, так явно, что это заметила даже отрешённая Изуми. И Хаку? Как он обосновался на новом месте с Руной и не сломал ли ноги жене? Изуми беспокоится, очень надеясь, он нашёл иное средство удержать её рядом. Как бы отреагировала Изуми, если бы Аоши выкинул нечто подобное, переломав ей ноги и руки? Она не сумеет ответить – однако, Изуми не Руна. Изуми родилась, взрослела в кровожадном мире якудза, и даже самый вменяемый из её родни – Кион – как ни крути, являлся жестоким убийцей. Как и все, кто с детства окружал её. Отец убил её мать, когда та чем-то не угодила, Изуми даже не знает, где искать могилу, чтобы иногда навещать. Аоши убил отца и отгрыз ему ухо у Изуми на глазах. Он резал ей кожу, слизывал кровь, насиловал, а Изуми…не возненавидела, наоборот – всем сердцем полюбила его, как мужчину. Вот так странно и навсегда. Аоши, как бы она не пыталась противиться своим инстинктам и желаниям, стал ей возлюбленным, Кион же остался для неё братом, она любит их обоих, пусть совсем разной любовью. Но она каждый день опасалась, как бы Аоши с Кионом не отрезали голову один другому, настолько они не ладили, особенно, когда ласково урезонивающий их Яхико загремел в тюрьму. Разве был у Изуми хоть один шанс вырасти нормальной? Но, при всей своей изломанности, Изуми ощущает себя собой. Правда, немного растерянной – интуитивно ощущая, с Аоши в карцере что-то произошло. Её охватывает смутное беспокойство, однако…сейчас следует сосредоточиться на дороге. Изуми, как бы то ни было, решительно настроена на разговор с Кионом.
Потому она упрямо продирается сквозь заросли леса, не обращая внимания, как колючие ветки цепляют её за одежду, силясь препятствовать и удержать, заставив повернуть назад. Только Изуми не остановится. Она не боится, не водятся ли в этих лесах хищники – давно приняв, что нет никого более жестокого, чем род людей. Она не имеет представления, как отреагирует на её спонтанное появление Кион, не пристукнет ли её, не дав вымолвить слова. Но ей необходимо встретиться с братом лицом к лицу. Он имеет полное право ненавидеть, презирать её – а она ни малейшего права за это обидеться. Многие страдания и злоключения Киона случились из-за неё. Из-за того, что он волновался за сестру, но он не понял…Изуми уже не станет той нормальной девочкой, которую, вероятно, он видел её в своём представлении. Мысли она адекватно – то, конечно, не принялась бы вести ту обычную жизнь, которую от миловидно кукольных девочек ожидают. Она, вероятно, рехнулась бы и закончила в психушке свои дни, потеряв себя, пусть марионетку, но личность. Ведь она в своём лёгком безумии ощущает себя гармонично. К тому же, это никак не влияет на её эмоции к Киону – быть может, она не та сестра, о которой он мечтал, но она искренне о нём волнуется. Что забавно – Киона она любит нормальной любовью. Той, что положено испытывать сёстрам.
Наконец, Изуми добирается до хижины, где, судя по всему, обитает нынче Кион. Ей трудно сделать шаг навстречу – её охватывает мандраж от неизвестности, пока она ещё дверь его дома не толкнула. Однако, Изуми делает этот шаг, переступая порог его крова, предварительно робко постучав. Она почти сразу видит Киона, что нехотя поднимает голову на непрошенную гостью и, кажется, замирает – немудрено, они не виделись целую вечность. Он выглядит знакомым и чужим. У него длинные волосы, словно у дикаря, и трёхдневная щетина. Шрам, рассекающий лицо, от вида которого Изуми ощущает очередной прилив чувства вины – ведь он во многом пострадал, пытаясь защитить её. Но не сознавая – как бы Аоши не поступал, она не сможет вырвать из сердца свою к нему безумную любовь. И, когда Аоши её любяще ломает, она извращённо счастлива.
Изуми, замявшись в дверях, робко вглядывается в черты Киона, лицо которого выглядит застывшим, словно у статуи. Она, конечно, не смеет обнять его, прекрасно понимая – её объятия могут уязвить и показаться ему неприятными, после происшедшего. Она смотрит на брата, нежно и ласково. Ей хочется коснуться его руки, но она себе не позволяет.
-Кион…
Произносит, выдохнув. Почему-то она, обычно размазня, не плачет – наверное, недавние события совершенно её измотали морально. Она не отрывает взгляда от брата, которого не видела так давно. И, вероятно, он узреть её не горел желанием, как и всю их семью – что, разумеется, можно понять в его случае.
-Кион… можно мне войти, ты позволишь? Пожалуйста.
Она видит, что её брат слегка оправился от удивления – он всегда отличался рациональностью, потому сейчас вероятно уже прикинул, как Изуми вообще могла его отыскать – разумеется, не без содействия Кенджи-сана, которого несколько пробрало от угроз одинокого волка, загнанного в угол не самым достойным лидером клана Миуру. Изуми не станет лгать и открещиваться, будто бы намерения Киона на этот счёт её не беспокоят. Однако, она пришла не только поэтому. Аоши – её любимый мужчина. Кион – её брат. И оба ей родные люди, пусть настолько по-разному. Ей хотелось бы просто поговорить. Просто услышать прокуренный голос Киона спустя года.

 Отправлено: 29.09.20 01:12. Заголовок: Кион рубит дрова, чт..

Кион рубит дрова, чтобы не замерзнуть в своей маленькой хижине. Его не волнует отсутствие роскоши, он наслаждается вечерами читая книги. Он считает себя отбросом, пусть успешным, но отбросом. Вечерами, ему просто хочется разгрузить голову и лечь спать. Его жизнь сложно назвать динамичной. Кион сложный, он убивает днем, отказывается от ночных убийств, хотя это принесло бы ему больше денег и он бы смог, к примеру, переехать из хижины. Нет, он приходил вечером домой, брал книгу, пил чай, принимал душ во дворе, а потом ложился спать, потому что здоровый сон ему был важен. Никаких осечек после. Он был человеком обязательным. Он отшельник, который просто выполняет свою работу. На плаву его держат мысли о мести. И робкая Эйми. Это странно, он не жаждет быть с ней постоянно рядом, но иногда ему кажется, что лишь она его исцелит. После всех предательств, что он прожил, он не верил даже самым близким ему людям. он доверял Кенджи-сану, он поделился с ним сокровенным в поисках поддержки, но получил в ответ шрам и изгнание. Он пытался защитить свою сестру, которую любил больше всех на земле, а она выбрала того, кто ломал ее. Кион никому не верил, кроме волков. Поэтому рьяно устраивал проверки Эйми, будучи уверенным, что она сдастся и бросит его. Он причиняет ей все больше боли. Избивает ее, практически умоляя «давай же, девочка, не ломай, не дай мне усомниться в том, что все – предатели и бросают друг друга, даже самые близкие». Но она терпит боль. И остается к нему все такой же нежной. Даже более нежной, чем его животные, которым он доверял. Это обескураживало и заставляло его беситься.
Он пьет чай и собирается ложиться спать буквально через пару часов. Пока у него было время для себя. Кто-то стучит, а дверь открывается от стука даже. Кион не запирает двери, он ничего такого не боится. Сначала он даже не смотрит, кто там к нему наведался, делая глоток чая, но шаги слишком тихие для врагов, в то же время слишком громкие для Эйми. Значит чужак. Он поднимает взгляд. Изуми.
- Нет, нельзя. Тебе нечего делать в моем доме.
Кион даже не собирается пытаться быть милым. Он преданный со всех сторон и, наверное, ее предательство для нее было страшнее шрама на лице, пусть она совсем не понимала, что причинила ее боль. Он был готов умереть, защищая ее. Он пошел против всех ради того, чтобы Изуми имела возможность жить нормально. Он не мог понять ее, поставить себя на ее место и понять ее чувства. Он, как заботливый старший брат просто хотел ее спасти.
Он идет к двери и заставляет Изуми следовать за ним на улицу, где находится его двор перед хижиной. Он не хочет, чтобы она была в его жилище. Внутри. Пусть это выглядит капризным. Это позволительно немногим. Эйми может протирать пыль с его стола. Изуми не может переступить порог.
- Зачем пришла?
У нее все те же черты. Она была какое-то время самым близким для него человеком. Кион слишком обижен на весь свет, но больше всего он обижен на нее. он бы понял ее любовь. Но он не мог понять ее любовь к брату. К их брату. Он хотел для нее счастья, он был готов забрать ее, помочь ей жить довольной жизнью. Кион бы убивал ради нее. Кион бы никогда не дал ее в обиду. Но его просто вышвырнули.
Он вдруг усмехается жестко. Он был отшельником, многое поменялось. Но он не был идиотом и нюх у него был как у хищника, как у его волков.
- Кенджи боится, что я перережу всю его семью? – он даже специально не произносит Кенджи-сан, хотя, если честно, то ему приходилось переучиваться, так как он долго даже в мыслях постоянно прибавлял «сан». Но теперь он мог просто называть ненавистное ему имя. - пусть не волнуется, я пока не приготовил план. Так что пусть пришлет тебя попозже. Я сообщу когда.
Кион весь пропитан ненавистью и мыслями о мести. Он ночами думает о том, как отомстит за себя. Это его мечты перед сном. Он все продумывает. Он не думает, что останется в живых после. Но Кион давно не цепляется за жизнь, когда все смыслы были потеряны.
- Если хочешь спасти клан, себя и свою любовь, то убивай меня прямо сейчас. Я безоружен и сопротивляться тебе не стану. – он бы принял смерть от своей сестры, даже не удивился бы.
- Если не убьешь сейчас, то я истреблю весь клан. И, пусть меня убьют и я не успею воплотить весь план. Но поверь, я успею перед смертью задеть важных. Решайся. Моя жизнь против всех, кого ты любишь.
Кион протягивает ей небольшой кинжал и расставляет руки в стороны. Некоторые раны Эйми не исцелит, может, пришло его время.

 Отправлено: 24.01.21 04:10. Заголовок: Изуми с мягкой насто..

Изуми с мягкой настороженной пугливостью, так и оставшись стоять посреди порога, молчаливо осматривает жилище Киона. Она не позволяет себе самовольно пройти внутрь, раз Кион не велел переступать порог. За годы, проведённые подле Аоши, Изуми привыкла быть послушной и лишний раз не роптать. Причём, такая жизнь её вполне устраивает - правда, быть может, дело не только в покладистой натуре Изуми, но и в том, что Аоши тонко, изощрённо чувствовал, когда ему следовало слегка ослабить железный контроль. Как в ситуации с Кхалиси - если бы дружить им было запрещено, Изуми бы точно взбрыкнула и вспылила, готовая костьми лечь, но буквально вгрызаться в это их право на свои маленькие девичьи тайны и немного времени с Кхалиси только вдвоём. Она ведь пусть иногда, но может быть буйной, отчаянной, смелой. Просто в последнее время её преследует некая апатия, что периодически накрывает её с головой. Тогда Изуми словно воспринимает всё происходящее как через плотный слой ваты – в такие моменты её взгляд становится отрешённым, каким-то расфокусированным, и Изуми особенно напоминает сломанную куклу, но, как ни странно, пугающе гармоничную в своих изломах. Как когда Аоши кормит её транквилизаторам, которые то ли её успокаивают, то ли сводят с ума – то ей неведомо. Ведомо другое – насколько глубоко они с Аоши проросли друг в друга корнями. Ей следовало ведь ненавидеть его с самого детства – но безумная девочка, вместо этого, полюбила своего кровожадного брата всем сердцем, порочной любовью, далёкой от сестринской. Причём, это неадекватным образом кажется ей чем-то логичным. Потому, что раньше её сердце разрывалось на куски – пока она металась, как в агонии, не понимая, как ей поделить свои эмоции к двум братьям. Вместе с тем, стоило ей ощутить к Аоши сексуальную, запретную, тёмную тягу, ей стало страшно, дико, вместе с тем же удивительным образом легче на душе. Ведь отныне мозаика в её странном, психоделическом сознании марионетки на верёвочках стала на свои места. Пусть Кион её ненавидит, отталкивает, но она всегда останется её любимым братом. Пусть Аоши однажды изорвёт её горло в клочья зубами, но он всегда будет её любимым мужчиной.
-Я пришла…поговорить. Да, наверное так. Просить тебя не нападать на клан. Ты прав, не стану отрицать. Но мне также хотелось тебя увидеть. Не скажу, что ты совсем не изменился…но ты изменился не настолько, как я опасалась.
Изуми не вздрагивает, когда Кион усмехается – к слову, совсем не по той причине, будто она считает, что он не снесёт ей голову за все её грехи перед ним. Просто…Изуми давно перестала дёргаться, скажем, если кто-то вдруг мог резко её окликнуть. Прячась в своём заторможенном коконе из-за страха нет – не бесчинств Аоши, как бы безумно сиё не звучало из её уст. Благо к бесчинствам возлюбленного она нежно привыкла и страстно полюбила даже те мгновения, когда он причинял ей боль. А вот к бесчинствам мира так и не сумела приноровиться. Ей нравится слушать рассказы Кхалиси о нормальной жизни, смотреть, как подруга танцует. Однако, самой Изуми комфортно в кровопролитном, невменяемом мире якудза. При том, Изуми никогда не откажется от Кхалиси – какими разными их жизни бы не являлись. С Кионом всё сложнее – Изуми ведь, хотя невольно, обрекла его на одиночество, страдания. Ей тяжело от чувства вины, захлестнувшего её с головой. И она упирает кроткий, нервный взгляд в землю, пока он сверлит её глазами отчаявшегося отшельника. Изуми произносит негромко.
-Кенджи-сан….пьёт. Почти постоянно. Знаешь, в последнее время случилось разом столько событий, что кругом идёт голова. Кенджи-сан сказал, верно…я должна убедить тебя не нападать на его семью. Но…мне показалось, он хотел бы вернуть тебя.
Изуми не пытается выставить Кенджи-сана в хорошем свете или же, напротив, ругать на все лады, это было бы просто нелепо. Для Аоши потому, что он отказывается видеть недостатки их своеобразного лидера, для Киона потому, что тот отказывается видеть в том достоинства. Каждый по-своему прав и по-своему ошибается, вероятно. И прежде всего – сам Кенджи-сан, что, как ребёнок, умудряется натворить дел, а затем посыпать голову пеплом, с одинаково искренним запалом лютуя и раскаиваясь. Сейчас же Изуми его сердечно жаль. После ухода госпожи Джии он погас, как перегоревшая лампа, периодически силясь себя реанимировать ради порядка, а, по факту, безнадёжно утопая в алкоголе, только бы все мысли на время отключались. Кенджи-сан натворил немало бед, и Изуми не станет петь ему дифирамбы. Тем не менее, она убеждена, как говорила ещё в беседе с Хаку – на земле не существует ангелов. Каждый в чём-то преуспел. И каждый в чём-то виноват. Изуми не верит, будто на свете есть истинно святые или, напротив, абсолютное зло.
-Кион…мы не видели друг друга столько лет, а ты не нашёл ничего лучше, кроме как предлагать убить тебя.
Мягко хмыкает Изуми, как-то обречённо качнув головой. Она даже с некоторой покорностью принимает из рук брата кинжал. Чтобы тут же, недолго думая, остервенело отшвырнуть оружие в сторону, как можно более далеко, дабы этот злосчастный нож затерялся в гуще тёмного леса, что нынче окружал их со всех сторон. Вдалеке раздавались необычный звуки – неужто вой волка? Это заставляет Изуми не испугаться, но предаться лирическим воспоминаниям – как Кион, ещё будучи совсем мальчишкой, в то время, как другие мальчики таскали домой котят и щенят, заботливо выхаживал волчат. Его всегда влекли эти умеющий оставаться одинокими в своей стали, преисполненные величественной гордости звери.
-Я не буду убивать тебя, Кион, не собиралась и не собираюсь. Если желаешь уничтожить меня – что ж, это твоя месть и твоё право. Я перед тобой. Можешь убить меня в любую секунду. Ты думаешь, от этого станет легче? Я правда не знаю.
Изуми заглядывает брату в глаза с надрывной лаской, на которую потеряла все права, после того, как его предала. Она ведь выбрала Аоши, и причинила особо изощрённую боль Киону тем, что она была с Аоши странно счастлива. Только вот счастье с возлюбленным не мешало Изуми тосковать по Киону – тому, кто был и остаётся её братом, даже если он не желает больше её знать и готов откреститься от неё после всего происшедшего. У него во взгляде – скрытая ярость, невысказанная обида, много ран. Самые страшные из коих нанесла родная сестра, сама того не ведая. И вовсе не кинжалом, благо шрамы, вырезанные лезвием, гораздо быстрее затягиваются. Уж Изуми ли не знать. Она отчего-то вновь опускает на свои кроссовки взгляд. Странно. Она так привыкла к тому, что Аоши чаще заставлял её наряжаться в традиционные одежды, что почти забыла, как завязывать шнурки. И что можно просто присесть на траву, а не в клетку. Как она немного посидела на бревне в чаще леса, пока добиралась к Киону, с опасливым любопытством оглядываясь по сторонам. Тем не менее, чувства Изуми тверды словно сталь. Безумны, что захлёстывают её как волны. И, когда Аоши жёстко прижимает её к себе, она готова вынуть своё сердце и вложить в его руки. Только отчего-то в голове Киона это означало, что Изуми больше не любит его. Когда это совсем не так – она любила его и любит сейчас. Изуми не умеет чувствовать назад. Однажды полюбив, она любит навсегда. Она не отрицает всей порочности и извращённости их сексуальной подоплеки с Аоши. Но она уже не сумеет смотреть на Аоши, как на брата. Он вырезан в её сердце как любимый мужчина. Кион же – любимый брат. И ей дорог и важен каждый из них, просто совсем по-разному.
-Кион, я…знаю, я не должна была попадаться тебе на глаза, после предательства. Я не прошу тебя простить…но мне хотелось, чтобы ты знал – мне правда очень жаль, что я во многом стала причиной твоей боли и страданий.
Её ладонь нерешительно накрывает его щёку. Она всегда была с Кионом тёплой и милой сестрёнкой, которую он защищал и которую даже как-то немного научил пользоваться мечом. Она всё помнит и бережно хранит в душе моменты безоблачного детства, когда ничего не было проще, но наивно казалось таковым.

 Отправлено: 26.01.21 01:49. Заголовок: - Сначала поговорить..

- Сначала поговорить, а потом увидеть меня. Верно? В таком порядке? – он спрашивает жестко, безапелляционно, не думая о том, чтобы щадить нежные чувства нежной некогда Изуми.
По мнению Киона свою нежность она потеряла, когда легла под этого психа, их кузена Аоши. Сложно сказать, что выводило Киона из себя больше. Родственная порочная связь, которую ему было не понять. Или же то, что Аоши был отбросом, психом, социопатом, с которым не стоило связываться. И Кион, как хороший брат, а когда-то он был действительно хорошим братом, был против. Ему хотелось защитить Изуми. Он не требовал благодарности. Но его выкинули на обочину жизни.
Кион смеется, и ему самом непривычно слышать этот смех. Он так давно не смеялся, что сейчас это хриплый, лающий звук кажется чуждым его ушам.
- Я желаю Кенджи, чтобы алкоголь отравил его. Да не будет этого. Потому что Кенджи и сам ядовит, - Кион совершенно, возможно, даже неправильно, категоричен. Он не испытывает чувства сострадания по отношению к Кенджи. Кенджи не испытывал никакого сострадания к Киону. Отшельник научился отвечать зеркально на то, как отнеслись к нему. – тебе показалось, - он не будет говорить громких слов, что он не вернется даже если Кенджи приползет на кровавых коленях.
Кион не собирается себе цену набивать. Он не вернется, нет. Он и не думал о возвращении, все о чем он думал – месть. Более того, он считал, что Изуми оставалась слишком мягкой все равно. Кион не был нужен Кенджи. Как воин, как преданный член клана. Кион оказался неугодным. На лицо его спадают длинные волосы, что прикрывают шрам на лице. Вернее, даже не прикрывают. Всякий раз, когда он думает малодушно в его понимании, о прощении, он смотрит на этот шрам в небольшое зеркало, что висит в его хижине. Всего лишь одно зеркало. Потому что Кион ненавидит свое отражение. При виде своего отражения, он даже и помыслить не может о прощении.
Она отшвыривает кинжал. Он не удивлен и не считает, что так должно было быть. Она для него давно стала непредсказуемой и он даже не пытался больше ее понять. Поэтому в равной степени ожидал, как того, что она уберет кинжал, так же и того, что она вонзит кинжал в его сердце, чтобы защитить Аоши и Кенджи и клан. Кион не считал, что он силен достаточно, чтобы истребить целый клан. Он не считал, что силен даже для того, чтобы нанести непоправимый урон. Но Киону нечего терять. Иногда он думает о том, что из больших глаз Эйми брызнут слезы, когда она не сможет залатать его раны своими нежными золотыми руками. Но в его голове месть. Кион знает, что не доберется до Кенджи. Его остановят. Но он доберется до Аоши. Доберется и до кого-то, чье окровавленное тело разобьет сердце Кенджи. Кион был достаточно сильным воином, который был предан клану, и из которого можно было вырастить не безумца Аоши. А осознанно преданного сильного воина и соратника. Кенджи своими действиями предпочел создать опасного монстра. Отшельник давно обезумел. И стал опаснее. И, как Киону казалось, стал он сильнее.
- Я не собираюсь убивать тебя. Никогда не собирался. Ты уйдешь за ним, когда я отсеку его голову, - Кион даже не называет Аоши по имени, но прекрасно понимает, что у кузенов за отношения. Аоши ел плоть. Он мог откусить фалангу пальца и разжевать ее, словно говяжий хрящик, - я не буду тебя убивать и меньше всего желаю тебе смерти. Я знаю, что ты умрешь с ним. Но поверь. Это разбивает мне сердце.
Ведь сердце у Киона еще есть. Как бы ни пытался он это сердце заглушить. В то же время, понимая, что Изуми уйдет вслед на Аоши, Кион н собирается испытывать сострадание к Аоши, когда они сойдутся в поединке. А уж в этом Кион уверен на все сто процентов. Ему бы хотелось добраться до Кенджи, что будет восседать в своем кресле, попивая дорогой виски. Он навсегда запомнил имя Кенджи, когда блеснула катана и кровь ослепила Киона. Кион оставил бы бывшему хозяину, которому был предан, симметричный шрам.
Изуми заглядывает ему в глаза, а он с ней прощается взглядом. Изуми была его сокровищем. Его маленькой сестренкой, которую он стремился защитить. Когда-то не было никого, кто был бы важнее, чем эта хрупкая красивая девочка. Ее для него не осталось. У Киона никого не осталось. Кроме Эйми, которую он упрямо отталкивает и издевается над ней. Но она и есть тот луч света для него, просто Кион боится света.
и, когда она касается его щеки, он не сразу сбрасывает ее руку. Лишь потом твердо перехватывает крошечное запястье и отводит ее руку в сторону.
- Ты пришла и поведала мне о том, что клан слаб. Сама того не понимая, или понимая. Если Кенджи пьет и даже по твоему мнению хочет, чтобы я вернулся, то дела клана Миуру плохи. Клан слаб, Изуми? – он задает вопрос, впрочем, сам знает на него ответ, - сейчас идеальное время для нападения. Лучше уже не будет.
Кион достает полено и топор, ставит полено и обрушивает на него топор, рассекая надвое. – Я мог бы даже использовать тебя и явиться в особняк с тобой. И пригрозить твоей смертью, если меня не проведут к Кенджи. Аоши тут же оказался бы в ловушке. А потом и к Кенджи не так сложно добраться, - он, словно рассуждает сам с собой, пока рубит дрова.
Кион поворачивается к кузине.
- Я не буду нападать на слабый клан. Лучше я умру прямо у ворот от сильной армии, чем приставлю кинжал к горлу слабого и потерянного человека, поэтому я желаю клану Миуру процветания. Я не добиваю. Как добили меня.

 Отправлено: 24.05.21 01:51. Заголовок: -Нет, Кион, неверно...

-Нет, Кион, неверно. Я...ведь не знала, где тебя искать до вчерашнего дня. Полагаешь, не пришла бы объясниться раньше? Да, я не покинула бы Аоши. Но...неужели ты правда думаешь, будто всё это время мне было всё равно, что с тобой творится?
Изуми с искренним запалом силится достучаться до Киона, который – пусть имеет полное право на неё злиться и держать обиду – тем не менее, по-прежнему остаётся в её сердце тем самым братом, с которым она была просто сестрой, что без задней мысли его обнимала – а он в ответ, со снисходительной лаской, трепал её по волосам. В то время, как Аоши – даже будучи с Изуми ближе по крови – стал поначалу мучителем, что насиловал её. А затем, она сама не заметила, как это случилось – да, жестоким, порой непримиримым и лютым, но её возлюбленным, она буквально венами навсегда проросла в него. Хоть и теперь апатичная марионетка запросто впадает в крайность, противоположную своей привычной пугливой отрешённости – и способна яростно драться с Аоши до крови, всё же…он – её любимый мужчина. И она уже не сможет смотреть на него иначе. Потому, хоть и Аоши и Кион – оба её братья, к каждому из них она испытывает совсем различные эмоции. К каждому – особенные. Но она, конечно, принимает нежелание Киона примириться со случившейся между его кузенами извращённой любовью.
-Кион, понимаю твою обиду и горечь, твоё стремление защитить меня. Я перед тобой ужасно виновата, не сумев оправдать ожиданий. Я – далеко не идеальная сестра. Но люблю тебя, правда.
Изуми, разумеется, может представить всю степень ярости и разочарования Киона, когда Кенджи-сан его покалечил и изгнал – Изуми, к слову, не ожидала подобного развития событий. Она в те далёкие дни, узнав в пугливом ужасе, что Кион отправился раскрывать карты, была убеждена - Кенджи-сан не убил бы бешено преданного ему Аоши, однако, легко бы погубил её, в качестве показательной расправы, если того требовали бы обстоятельства. Она не сомневалась – Аоши не стал бы покорно смотреть, как кто-либо, даже их лидер, лишает её жизни, и фатально бросился бы…убивать её. Да, такое странное спасение – она ведь ведает, её возлюбленный – не благородный рыцарь, посему уверена, он бы её не прикрывал. Зато скорее сам бы разорвал её на части, но не позволил бы этого никому. С точки зрения здравого смысла – сомнительная романтика. С точки зрения ненормальной марионетки Изуми – безумная романтика. В общем, меньше всего она ожидала, что тогда пострадают не они с Аоши, а Кион. Изуми, по большому счёту, никогда не желала зла никому. Но её брат, вероятно, полагал иначе – видя в ней вероломную предательницу.
Так вот – гнев Киона был логичен и справедлив, однако, он в тот момент не задумался, какими последствиями его импульсивная жажда открыться циничному Кенджи могла стоить Изуми, ради которой, по сути, он и намеревался учинить бурю. Если бы скандал вышел за рамки клана, став достоянием общественного порицания, Кенджи-сан запросто пожертвовал бы Изуми, словно пешкой. Нынешний Кенджи-сан, очевидно, переменился во многом – и в обиду никого из своих уже не даст. Но в те времена он, конечно, позволял Изуми оставаться в клане не от сентиментальности. А рационально видя в ней игрушку, способную развлечь и умиротворить его воина. Можно сказать, Изуми странным образом повезло, что Аоши полюбил её – именно благодаря их пронзительным чувствам друг к другу, даже скептический и язвительный Кенджи-сан, разглядел в Изуми человека, а не только поломанную куклу на верёвочках. И стал относиться к ней как к любой другой женщине клана.
-Вряд ли кто-то способен наказать Кенджи-сана сильнее, чем он наказал сам себя, Кион. И не единожды. Но, как мне кажется, он решительно настроен перемениться. Произошло много событий…за время твоего отсутствия. К слову, недавно вернулся Яхико.
Она вздыхая, невольно вспоминает с прошедшей по спине дрожью, тяжёлые события, сопряжённые с Коичи – что случились много позже отъезда Киона. Кенджи-сан, наверное, слишком погрузился в охватившее его сознание горе – в своём стиле выбирая путь бесбашенных зверств, вместо попытки проанализировать свои поступки. Но теперь всё по-другому. После происшедшего с Янлин, он, наконец, осознал, судя по всему, сколь необходимо перестать вести себя, как ненавидящий весь мир ребёнок, пока все дети не отвернулись от него.
Касаемо же возвращения дядюшки, Изуми знает – Яхико с Кионом не связывали особенно трепетные семейные узы – тем не менее, прежде они общались вполне уважительно друг с другом. Яхико был далёк от образа заботливого дяди, его вечно где-то носило, после и вовсе занесло в тюрьму, что казалось ему занятным приключением. Правда, там было проблематично разгуляться в излюбленных Яхико кровожадных жестокостях, кроме того, он стал ностальгировать по лихим денькам в компании Аоши. И сейчас Изуми было бы боязно оставлять Аоши, ещё не вполне пришедшего в себя, без присмотра – но на Яхико могла положиться.
-Вы с Аоши словно обезумели от жажды крови - оба, каждый на свой лад. Мне иногда так хотелось бы трясти вас за плечи от отчаяния.
Качает головой Изуми, когда Кион с ней делится мстительными планами. Она сама не знает почему, но отчего-то не принимает его слова чрезмерно всерьёз – она всегда знала, у Киона доброе сердце, и он вряд ли стал бы поступать таким образом. Быть может, она рассуждает наивно, но отчего-то доверяет брату. До сих пор. Тем не менее, с боязливой ласковой, кладёт руку на его плечо, конечно, ожидая, что он тут же её сбросит, однако, не сдаваясь в стремлении оказаться услышанной.
-Кион, прекрати. Этот топор войны не приведёт к хорошему. Кенджи-сан...я не знаю, что у него в голове. Но, по крайней мере, он сделал то, чего вряд ли кто-то ожидал - позволив любому из воинов, кто того пожелает, уйти без подвоха и возмездия.
Изуми, вероятно, камикадзе, раз лезет Киону под горячую руку, пока он с остервенелой горечью рубит дрова. Он имеет все права на то, чтобы опустить топор ей на голову. Но Изуми толком не умеет опасаться за свою жизнь. Она боится за Аоши. За Кхалиси, Хаку, Киона…а за себя бояться не научилась. С другой стороны, она слегка измотана длительным блужданием по лесной чаще, где чуть не заплутала безнадёжно, потому устало опускается на торчащий рядом пень. Она, краем уха, слышит завывание волков вдали – это заставляет её едва заметно улыбнуться. Ещё в детстве Кион приносил в дом бездомных животных, трепетно выхаживая их, чтобы затем вновь отпустить на волю. Звери же к нему привязывались. Вот, по-видимому, он умудрился очаровать своим мрачным обаянием отшельника даже диких волков. На коих отчётливо походил и сам повадками горделивого и разбитого одиночки, не лишённого большого сердца.
-Кион, пожалуйста. Я всегда тебя любила и люблю. Я твоя сестра. Разве это не имеет значения? Только в чём моя вина, что я люблю и Аоши? Лишь в том, что люблю его как мужчину? Ведь именно это запретное чувство ты мне не можешь простить.
Изуми осторожно заглядывает брату в глаза – она не обижается за то, что он с ней суров. Она ведь заслужила его порицание. Кроме того, понимает – за всей щетинистой попыткой Киона выстраивать вокруг себя оборону, он всё же, невзирая ни на что, не стремился её покарать.

 Отправлено: 27.05.21 01:12. Заголовок: - Да я так думаю. Те..

- Да я так думаю. Тебе было все равно, - спокойно произносит Кион, хоть эти слова и кажутся очень болезненными и безумными. Но Кион давно уже прошел боль.

И Изуми говорит, что его любит, но Киону эти ее слова не кажутся правдой. Изуми была для него сердцем, сокровищем, девочкой, которую он стремился защитить, за что и поплатился. В его одинокой жизни не было никого, кого бы он любил, как Изуми. Ее отношения с Аоши стали для него ударом. Он так сильно старался ее защитить, что сам оказался отбросом. Кион хотел семьи. Пусть не самой правильной, но, чтобы его Изуми просто вышла замуж за отменного воина с добрым сердцем. Он считал, что Изуми была этого достойна. Ее отношения с Аоши были оскорбительны для него, если бы она сказала, что это было помешательство, Кион бы стал ее опорой. Но ей не нужна была опора Киона. Она осталась с Аоши. Поэтому он категорично сомневался в ее любви.

- Яхико вернулся, и это его выбор. Передай, что я его так же считаю предателем, - Кион не собирается таять от рассказов о том, как страдал Кенджи-сан. При том, что сам Кион был предал Кенджи-сану, возможно, больше, чем другие.
Яхико не был близок к Киону. Яхико больше трепета питал к Аоши, в то же время, признаться честно, он не оставлял Киона просто так без внимания. Киону бы хотелось злиться на Яхико и так же считать его одним из предателей в своем черном списке, но Кион физически не мог. Яхико не был дядюшкой или даже родственником, о котором мечтал отшельник Кион. Они не были близки. Но осознавать, что теперь все «семейство» собралось в доме Миуру и устраивают свои правила… Киону проще и спокойнее было в нежных руках странной Эйми.

- Не сравнивай меня с Аоши, - забавно, что он говорит эти слова весьма спокойно и обыденно, не собираясь показывать всю свои ненависть с Аощи и нежелание, чтобы их ставили на одну линию. Особенно, если это делает Изуми. Но причинить боль Изуми он не может, даже если она буквально режет его сердце на живо. Она ведь его любимая сестрёнка, его девочка, о которой он собирался заботиться всю свою жизнь.
И она кладет ему руку на плечо. Он обхватывает ее запястье крепко, прежде чем, отшвырнуть в сторону.
Изуми многого не понимает. Она помнит его как брата, который о ней страшно заботился и никому бы не дал ее в обиду. Она не понимает, во что превратился Кион. Наверное, в данный момент его отшельничества его понимала лишь Эйми, поэтому он так был привязан к этой невзрачной, но сильной девочке. Изуми же не могла его понять, считая, что он играет. Изуим находится пол куполом защиты. Ей никогда не понять, что значит истинное предательство, что испытал Кион. Он бы мог забыть, но шрам на лице постоянно ему напоминает об этом. А Изуми все еще верила в сказки.

- Ты сейчас мне говоришь, что армия Кенджи-сана так же его покинула? – Кион смеется громко, потому что слова Изуми его невероятно веселят.
Честное слово, то, о чем говорит Изуми, было тем, чего ожидал Кион, ослабления клана Миуру, которым он мог бы с легкостью воспользоваться. Изуми, сама того не ведая, просто раскрывала все слабые стороны клана Миуру. Так же Кион, не будучи идиотом, понимал, что она играла и на его благородстве. От которого сложно было избавиться при всем желании, - я не собираюсь испытывать жалость, потому что ко мне жалости не было, - Кион не пытается манипулировать, он говорит правду. Никто не пытался его понять, Кенджи-сан не пытался его выслушать, Изуми и Аоши с радостью приняли, что препятствие в роли Киона – испарилось.

Если бы не Эйми, то Кион бы просто погиб. Да он с легкостью был готов быть одиночкой. Но встретив, Изуми, он понял, что ему нужна была поддержка. И странная Эйми, которой сам Кион, причинял лишь боль, осталась ему самой близкой.

- Я никогда не собирался мириться с твоей любовью к Аоши, хоть и понимал, почему она выросла, - Киону больно говорить об этом, - я понимаю, что между вами нечто огромное и сильное. Я хотел тебя защитить, но тебе это было не нужно. Ты его любишь, - Кион не собирается уже давно стараться и быть тем, кто все испортит. Изуми он любил до сих пор.

- Даже, если я все простил вам… я не собираюсь просто жить здесь, забыв обо всем. Ты хочешь спасти клан Миуру? А я собираюсь его уничтожить. Я не убью тебя. Но не могу обещать, что не причиню боль. Потому что тебе придется смотреть на то, как клан Миуру умирает. Каждый. Если мне повезет. Поэтому молись, чтобы мне не повезло.

Кион рубит дрова, специально делая паузу. Изуми его любовь. Его сестренка, что бы ни произошло, была самой близкой.

- Ты моя сестра. Но ты и сестра Аоши, - Кион не собирается сдаваться. Пусть отношения Изуми и Аоши уже кажутся, пусть странными, но логичными.
Он с размаху вставляет топор в бревно. И смотрит в глаза Изуми.
- Молись о том, что ты любишь. Молись о том, чтобы меня убили раньше.

 Отправлено: 22.08.21 03:52. Заголовок: -Ты ошибаешься, Кион..

-Ты ошибаешься, Кион. Я всегда тебя любила. Просто, очевидно, я оказалась паршивой сестрой. Причём, для вас обоих.
Произносит Изуми с мягкой горечью в голосе. Была ли она хорошей сестрой для Киона? Нет, определённо. Она не смогла стать той миловидной девочкой с кукольными бантами и отрешёнными глазами, которой он её запомнил. Она не смогла стать для него той сестрой, которой он мог бы гордиться. Она не смогла стать хорошей сестрой и для Аоши – возможно, он не сознавал того, возможно, понимал, но это понимание не пугало его и не отвращало от Изуми. А та тянулась к своему извращённому и жестокому брату, словно безумный мотылёк. Никогда, даже в детстве, не опасаясь обжечь свои крылья до самой кости. Не боясь и того, что Аоши мог бы лишить её жизнь в припадке ярости. Но боясь, что однажды Аоши откажется от неё. Она странно ожидала этого от Киона, быть может, потому как заслужила подобного от него. Быть может, оттого, что Кион был нормален, и его выводила из себя та порочная и запретная сексуальная химия, что творилась между его братом и сестрой. Только стала ли Изуми для Аоши панацеей или ядом, большой вопрос. Она уже мало в чём уверена, потерянная поломанная кукла. Ей кажется, она всем мешает и создаёт проблемы. Что и Киону и Аоши было бы гораздо лучше, если бы Изуми вовсе не рождалась на свет. Даже собственный отец не был рад её появлению. Неугодная дочь, о которой тот не просил. Странно, что Кион отчего-то представлял себе судьбу Изуми красивой. У неё был единственный шанс обрести счастье как женщина – и этим шансом стала их нездоровая любовь с Аоши. Ведь, будь Изуми нормальной, она бы покорилась воле отца и вышла бы замуж за того, кто был чем-то семейству Такахаси выгоден. И будь этот муж хоть принцем на белом коне, что носил бы её на руках, она бы, наверное, однажды бы руки на себя наложила. Никогда не желания и не умея ощущать на своём теле чьи-либо руки, кроме того, кого она всю свою маленькую жизнь любила, как мужчину.
Тем не менее, для слегка туманного сознания Изуми сложно понять мысли Киона – а точнее, отчего в его голове её любовь Аоши чем-то противоречит любви к нему. Ибо в её сердце есть огромное место обоим. Только по-разному. Для неё брат – Кион. А Аоши – возлюбленный. Только Изуми лишь выглядит совсем уж безжизненной, а на деле – в ней буря эмоций. И так уж вышло, она относится к тому типу женщин, кому важнее физически быть рядом со своим мужчиной. Что в её голове никак не означает нелюбви к брату. Который, к слову, явно не горит желанием ни слышать её речи, ни видеть её лицо. Она вовсе не в обиде, толком обижаться не умея, да и зная – у Киона достаточно поводов ощущать досаду и боль из-за её романа с Аоши, невольно разрушившим многое. Кхалиси бы наверное немного жёстко ей сказала, что Изуми стоит перестать пускать сопли и нужно взять себя в руки. Сделать над собой усилие, собраться, перестать упиваться безнадёжностью. Но…Изуми всегда восхищалась внутренним светом, стержнем и силой подруги. Тем, как та горела, танцуя. Тем, как горели бездонные глаза шоколадной красавицы Кхалиси от самого факта, что жизнь прекрасна как бы ни была сложна. Даже порой и впадая в грустные мысли. Изуми – иного склада. Она печальная оттого, что не умеет быть счастливой просто от факта, что живёт. Она не умеет сама загораться. Её зажигали эмоции и пробуждали в ней самой огонь. А без эмоций она превращалась в совершенно пустую девочку будто без прошлого и будущего. Она совсем не умеет счастливо существовать в мире, где не нужна до той степени, когда вместе навсегда, до самого конца – и даже после. Поэтому её, даже когда они были детьми, ничуть не пугали мысли Аоши о том, что он ей жить без него не позволит и задушит или разорвёт. Она не думала, что это будет выглядеть красиво или романтично – слишком часто видела, как он лишал жизней других. Но…её не пугали его обещания. Они завораживали её, вдохновляли и, необычным образом, его пугающие заверения в её будущей смерти научили Изуми…жить, не оглядываясь на нравственность, мораль, а остервенело как противиться, также отдаваться чувствам.
-Ты же знаешь Кенджи-сана, Кион. К чему иллюзии? Его покинули многие воины - однако, на их место пришли иные, ничуть не менее сильные. Я прошу тебя, кто-то должен закончить эту войну. Кенджи-сан...я не оправдываю его. Но тебе не он причинил главную боль. И даже не Аоши. Это сделала я. И если ты хочешь кому-то отрубить голову, то где меня найти - ты знаешь. Я готова, если это сделает тебя счастливым, брат. И не подумаю держать на тебя зла.
Изуми пожимает плечами – ибо смерти, как факта, она никогда не боялась. Не то, чтобы она была бесстрашной, но…как-то сердцем всегда ощущала, что навряд ли судьба позволит ей прожить долго. Она нормальной рождена не была. Она появилась на свет в кровожадном мире якудза, где её отец легко вытирал катану от крови врагов за чинной трапезой. Где Кенджи-сан с язвительными усмешками обсуждал со своими сподручными, кого следует умертвить и за что. Где Аоши мог разорвать человека руками играючи, словно ничего ужасного не происходит. Где Кион убивал не менее безжалостно, просто больше отдавая себе в этом отчёт. Она не была создана стать нормальной – зародись в ней теперь, спустя столько времени и свистопляски событий, нормальность, вероятно, Изуми окончила бы свои дни с сумасшедшем доме. Но она была ненормальной куклой, марионеткой на верёвочках, что могла стеклянным взглядом смотреть на кровь и не впадать в слёзы либо истерику при виде искореженных трупов. Она не была создана провести свою жизнь с хорошим парнем, который бы, пожалуй, испугался её диких рассуждений через две секунды. Да и никогда бы не приглянулась она доброму, милому юноше, а такой юноша никогда бы не вошёл в её тело и душу.
-Кто я такая, чтобы спасти клан Миуру, Кион. Я могу лишь попытаться чем-то помочь. И знаешь, в клане Миуру добры к нам с Аоши оказались совсем не те, от кого я ожидала бы милосердия.
Изуми в очередной раз мысленно брагодарит Эниши-сана и Янлин за то, что те обошлись и с ней и с Аоши мягче, чем она ожидала, томясь в карцере от самой жуткой пытки для неё – неопределённости и неуверенности в том, что их с Аоши поджидает дальше. Самое странное, они давно не в карцере, однако, этого она не ведает до сих пор. Совсем не привыкшая к тому, что Аоши может сомневаться в том, в чём убеждал её с самого детства самыми жестокими и невменяемо важными её сердцу способами. Совсем не знающая, как теперь ей вести себя.
Также, как и с Кионом, который вновь её отталкивает – на сей раз грубо отшвырнув прочь от себя. Наверное, другая на её месте давным давно бы разозлилась или даже бы расплакалась. Изуми же растерянно поднимается на ноги, словно Кион только что её совсем не ударял. С другой стороны, она не камикадзе и не нарывается на взбучку – и больше не касается его плеча, раз брат не желает, чтобы она к нему приближалась. Она фактически его предала, и он имеет злиться все права.
-Нет, Кион. Мне не придётся смотреть на то, как гибнет клан Миуру, потому что твоё сердце пусть очерствело, но не стало злым. Потому, что Кенджи-сан позволит тебе убить его, но не тронуть кого-то в клане. Он изменился...думаю, он хотел бы попросить прощения у тебя, но ты же его знаешь - когда Кенджи-сан умел произносить слова извинения? Это не означает, что он не раскаивается. И я не буду смотреть на гибель клана, потому, что нужен тебе не клан. А мы с Аоши. И, если вы станете сражаться, я встану между вами - и не сомневайся. И буду служить вашей битве помехой до тех пор, пока один из вас не убьёт меня. Или не прекратит эту войну друг против друга.
Изуми вздыхает – не грустно, но как-то…опустошённо. Она не ощущает усталости, пусть и пребывая в лесу после длительных витиеватых блужданий, вероятно, находясь на каком-то тёмном адреналине, между надеждой и отчаянием. Нынче она, ничего не опасаясь, не удерживается от порыва порывисто обнять Киона, уткнувшись прохладным носом в его плечо на одно мгновение - и почти сразу его отпустив, понимая, сколько ему тяжело от её касаний.
Изуми, рассеянно, но невзирая ни на что сердечно простившись с по-прежнему не желающему на неё смотреть Кионом, уходит, вновь углубившись в чащу леса – сейчас продолжение их с братом беседы лишь унесёт их в дебри обид и непониманий, поэтому ей лучше отступить. Оставить и ему и себе возможность обдумать их встречу, спустя столько лет, прочувствовать, ощутить здравым смыслом и сердцем. Ни слова из того, что сказала Изуми, она не намерена бросать на ветер. Она не знает, что всех их ждёт. Но точно не позволит «сцепиться» своему брату и возлюбленному. Лучше уж пусть пострадает она. Та, что сама того не ведая заварила всю эту кашу враждебных ноток во всей своей семье.