Отправлено: 15.06.11 01:11. Заголовок: Квартира Пьеретты Лоррен

 Отправлено: 22.06.11 01:56. Заголовок: Его руки скользят по..

Его руки скользят по её телу, будоража желание, которое, без вмешательства итальянца, казалось, заснуло на века. Голова снова начинает кружиться, однако Пьеретта борется с собой, всё ещё не оставляя попыток сосредоточится на поисках подходящего наряда.
- Чёрное? Может быть это? Или нет. … Это. Оно мне напоминает о Риме, об Италии. Я его, поэтому и купила.
Гладкое, чёрное платье с кокетливым, но вполне целомудренным вырезом и очень обтягивающей юбкой-карандашом длинной до колен. Такие платья удивительно сексуально акцентируют внимание на бёдрах и заднице, но при этом остаются подчёркнуто скромными и элегантными.
Символ сицилийской вдовы. Почти что униформа для итальянки из фильма эпохи неореализма, наравне с чёрной комбинацией на тонких бретелях. К такому наряду подойдут крепкие духи с восточными нотками, почти приторные в своей сладости, но удивительно яркие, как вспышка солнца меж ветвей оливы, и лёгкая плетёная шаль.

- Не знаю, как посмотрели бы на это платье прихожане Собора св. Петра, - с усмешкой качает головой француженка, - Но для завсегдатаев «The Hils», мне кажется, оно не будет излишне непристойным.
Чезаре настойчив. Он ласкает её бёдра, мягко обхватывает грудь, осторожно гладя её пальцами, горячо целует в шею. Голова кружится сильнее, так, что слегка темнеет в глазах. Пьеретта тянется к губам итальянца, льнёт к нему, молчаливо умоляя не останавливаться.
Любовник резко толкает её к стене. Женщина вскрикивает и заливается смехом – дрожащим, бесстыдным, с головой выдающим волнение и страсть.
- Как же ты любишь scopare, - она обнимает его за шею, прижимается грудью к его груди, - Хочу тебя. … Хочу, мой красивый.
Пальцы Пьеретты мягко скользят по плечам и груди Чезаре. Быстрые, шаловливые, нежные, они мягко и умело раззадоривают жажду соития. Живот, бока, бёдра … Ласковые ручки осторожно ласкают мужское тело, дразня сладострастие итальянца обманчивой робостью …

Дверь в комнату распахивается, пропуская низкорослого, но крепкого мужчину в кожаной куртке, сжимающего в руках пистолет. Прижатая к стене женщина не в силах сдержать крик. Вновь пробудившийся страх лишает её сил связно соображать. Она не задаётся вопросом кто это – полицейский, убийца, обычный вор или бандит. Просто выхватывает из портупеи Чезаре «Беретту» и стреляет. Разумеется, промахивается, роняет пистолет, так как тот резко бьёт по рукам.
Убийца, преступник и бандит летит на пол и, приземлившись на зад, начинает вопить так, что сразу развивает все сомнения касательно собственной национальности и принадлежности.
- Minchia! Ты что очумела, porca putana! Какого хрена, я чуть глаза не лишился. Чезаре, держи эту бабу от меня подальше! Figlia di putana!
Пьерфранческо продолжает вопить, прижимая руку к глазу. Его злить не столько то, что он ошибся, сколько то, что стреляла в него бабёнка. Очередная проститутка, к которым его «брат» так любил таскаться. Сие обстоятельство крайне ранит самолюбие итальянца, даже более чем его теперешняя поза, в которой он вынужден, находится, поскольку в голове шумит, и перед глазами плавают круги.

Губы Пьеретты искажает злобная усмешка. Привыкшая к оскорблениям женщина мрачно смотрит на поверженного пришельца и лишь глухо бросает сквозь зубы:
- Жаль промазала. Stronzo!
Она отталкивает от себя Чезаре и спешит прикрыться чёрной шалью, которую намеревалась надеть в ресторан.
- Это что за puzza? – с насмешкой спрашивает Пьеретта у любовника. Закурив сигарету, она присаживается на край журнального столика и долго смотрит сначала на одного мужчину, а затем на другого, - Не мог найти кого-нибудь получше, чем этот педик?
- Ты что сказала, battona? – тут же оскорбляется Сантамария и даже совершает попытку встать на ноги, что, впрочем, ему не удаётся.
- Я сказала, что ты педик, - повторяет француженка, стряхивая пепел прямо на пол, - Если хочешь опровергнуть это – валяй, я не против.

 Отправлено: 22.06.11 13:41. Заголовок: Чезаре, как есть, го..

Чезаре, как есть, голый и с пистолетом, подскакивает к Пьерфранческе и тычет ему жестким стволом Беретты прямо в подбородок:
- Совсем рамсы попутал, убогий? Фильтруй базаз, pezzo di merda, а то заболеешь переломом основания черепа.
Смачно приложив незадачливого телохранителя под дых, отчего тот охнул и сложился пополам, Чезаре встал и подошел к Чинции:
- Che cazza, что значит ты не против?! - гаркнул он. - я ж тебе сказал, никаких мужиков, ты моя женщина и точка! Теперь только я тебя буду scopare, усекла? А попробуешь только еще кому-то хоть намекнуть - так отделаю, сама себя не узнаешь!
Он повернулся к Пьерфранческе, пытающемуся встать с пола:
- Слышишь, stronzo, это моя женщина. Хоть слово если вякнешь - яйца отстрелю и в жопу тебе засуну, усек? А теперь vai a cagare, только дверь за собой закрой!
И, уже не обращая никакого внимания на незадачливого телохранителя, он возвращается к Чинции:
- Ма bella figa, я серьезен, как падре на кладбище! Я не потерплю и намека на то, что ты еще с кем-то развлекаешься, кроме меня! - он несильно ткнул Береттой ей в грудь, предварительно поставив ее на предохранитель. - Ты теперь моя, а если тебе мало tombare, то всегда можно добавить!
Он схватил ее и перевернул ничком на жалобно скрипнувший ни в чем не повинный столик. Пьеретта не успела опомниться, как он вновь овладел ей, опять используя итальянский способ.
- Ишь ты, проверять она вздумала, я тебе проверю... - ворчал Чезаре, сильными толчками овладевая Чинцией.

 Отправлено: 22.06.11 21:53. Заголовок: Это было отвратитель..

Это было отвратительно. Мерзко. Ужасно мерзко. Француженка с распутными глазами продолжает курить, впиваясь в сигарету губами так, словно хочет высосать ей одним махом. Её глаза, огромные, злые и сейчас на удивление блестящие, смотрят на Пьерфранческо с презрением и затаенной яростью.

Она пропускала эти, и подобные этим, слова мимо ушей тысячи и тысячи раз, но никогда они не были так противны как в эту минуту. Обида и стыд, бессилие и боль – тот, кто думает, что на правду не обижаются – просто смешон.
Она обманула себя, как, впрочем, всегда обманывала. Из неё такая же «леди», как из борца сумо балерина. В её губах, в её глазах всегда останется налёт того, что все мужчины мира, в независимости от национальности и возраста, сразу чувствуют, невзирая на то, что одето на ней и как она себя ведёт. Проклятие. Проклятие. Клеймо catin, полученное в наследство от матери и бабки.

Чезаре кричит на неё, размахивая пистолетом. Пьеретта смотрит на него, молча выдыхая серебристые струйки дыма, и её взгляд сейчас не выражает ничего. Ни боли, ни раздражения. Лишь одну пустоту.

Она безвольно позволяет бросить себя на стол, позволяет овладеть, подчинить, захватить её тело в мучительный плен. Итальянец впивается в ягодицы своей французской любовницы, а сама любовница лишь кусает губы, борясь с подступающей истерикой. Однако та, как водится, оказывается сильнее …

Чуть смугловатые кисти рук с долгими, изящными пальцами цепляются за женские, худенькие плечи, затем скользят к груди, мимоходом лаская её нежность. Он касается её щёк, проводит по губам, безбоязненно и открыто, и в этот момент острые зубы проститутки впиваются в загорелую плоть. В этом нет ничего страстного, любовного, зато достаточно желания причинить боль. Пьеретта до крови кусает Чезаре за руку, выплёскивая тем самым свою обиду. Свой гнев.

Хватка ослабевает. Женщина дрожит, по-прежнему молчаливо, по-прежнему смакуя нанесённое ей оскорбление. Он может сейчас ударить её, может претворить в жизнь свою угрозу «отделать её так, что сама себя не узнает». Плевать. Ему никогда, за всю его жизнь, не было так плохо как ей. Даже в тюрьме. Он никогда не поймёт её. Ни один мужчина на свете никогда не сможет понять.

Дрожь становится сильнее. Она уже почти полностью завладевает телом Пьеретты. Холодная, забирающаяся в самую глубины души дрожь, от которой зубы стучат и в горле пересыхает.
Кровь течёт по руке Чезаре. Он, пытаясь остановить её, обхватывает кисть другой рукой, оставляя свою хрупкую жертву без поддержки. Француженка пользуется этим, чтобы получить свободу и, опасаясь расправы, спешит забиться в угол широкой кровати, где, возле подушки на которой мадемуазель Лоррен привыкла спать, спрятан маленький нож с серебристой ручкой. Он ей сейчас не нужен, глупо даже думать о нём, однако присутствие ледяного металла отчего-то действует успокаивающе. Лишает Пьеретту мысли о собственной беззащитности.

Её продолжает трясти. Слёзы, скользким комком, подступают к горлу. Француженка рыдает, уткнувшись лицом в подушку. Худенькие, острые плечи вздрагивают от каждого хриплого всхлипа.

 Отправлено: 23.06.11 00:44. Заголовок: Чезаре плевать на бо..

Чезаре плевать на боль, в принципе, ему вообще сейчас на все плевать, кроме ее глаз. Черт знает что такое, но когда она так на него смотрит, ему больно. И это больнее ее укуса, больнее даже пулевого ранения. Потому что идет изнутри.
Он подходит к ней тихо, осторожно, неслышно, как кот. Она, по-видимому, не замечает его. Чезаре садится на кровать и обнимает Чинцию, очень-очень осторожно.
Она делает слабое движение, словно пытаясь вырваться, но у нее не хватает сил. Он не прикладывает усилия, он просто удерживает ее в объятия - и она сдается.
(Пьерфранческо тем временем быстро убрался от греха подальше).
Он, правда, не знал, что ей говорить. Она была нужна ему. И он не хотел ее отпускать.
Его рука, сильная, способная переломать кость, нежно гладит обнаженную спину Чинции, осторожно, как маленького ребенка. Пробегает по ее волосам, по вздрагивающим плечам.
- Ну что ты… тише, - он, правда, не умеет утешать, - не плачь. Ну ты ведь сама угрожала меня застрелить немного раньше! Che cazzo… да не собираюсь я с тобой ничего делать. Ты же будешь хорошей девочкой, правда?
Он наклоняется и целует ее в заплаканную щеку, продолжая говорить что-то успокаивающее:
- Ну все, не надо плакать. Мы вечером пойдем в ресторан, все будут смотреть на тебя и говорить: «что за gnocca досталась этому bastardo» и завидовать черной завистью.
Он продолжал гладить ее, все так же нежно, и это было странно, зная, кто такой Чезаре.
- И ни один stronzo больше слова тебе плохого не скажет. Тебе никогда не будет больно, если ты будешь моей. Не плачь, bambinia, не надо, пожалуйста.
И какая разница, что по руке течет кровь, а рука ноет от боли? Главное, чтобы боль ушла из этих больших глаз, dagli occhi della Madonna.

 Отправлено: 23.06.11 02:20. Заголовок: Мадонна. Порочная Ма..

Мадонна. Порочная Мадонна. Юная женщина с мировой печалью в огромных глазах – такой она была когда-то. Такой она оставалась по сей день, даже не смотря на то, что прошли годы, и от первой юности ни осталось и следа.

Он подходит к ней, осторожно опускается рядом. Поначалу она ничего не ощущает, ничего не чувствует. Только тогда, когда руки Чезаре касаются её спины, Пьеретту остро накрывает чувство страха. Сейчас, вот сейчас он ударит её. Или вот-вот, через мгновение.
Однако он лишь гладит. Нежно, ласково, как ребёнка. Своего ребёнка.

Она никогда бы не стала изменять ему. То было действительно так. Во-первых, потому, что встретив, наконец, своего человека она почти безумно боялась его потерять, а во-вторых. … Во-вторых, Пьеретта не испытывала в этом потребности.
Нет, она с удовольствием подразнит Чезаре, если представится возможность, однако изменять по настоящему, физически – с мужчиной или женщиной – не будет никогда. Секса в её жизни было предостаточно, равно как и связей, а любовь была только с одним лишь крикливым миланцем, обожавшим женские задницы, стрельбу из пистолета и не произносившим ни одну стройную фразу без мата.

Но разве объяснишь это ревнивому итальянцу? Сей подвиг был почти невозможен, особенно если учесть темперамент самой Пьеретты и её привычное развязное поведение, уже ставшее настолько привычным, что казалось – она с ним родилась. Хотя, может быть, так оно и было. Она всосала это с молоком матери.

Чезаре шепчет ей нежности, называет «bambinia» (о, она всегда так любила это слово!), прижимает к себе и француженка сдаётся. Поворачивается к любовнику и обнимает его, обвивая своими тонкими ручками его шею. Она всё ещё плачет, однако уже не столь безутешно.
- Прости меня. Прости, пожалуйста. Я не знаю, что со мной творится …, - шепчет Пьеретта, запуская свои длинные пальцы в его разлохмаченные волосы, - Я …Я люблю тебя. Люблю. Слышишь меня?
Она целует его в губы. Крепко, горячо, страстно. Никогда и никому она в жизни не говорила этих слов и теперь чувствует себя непривычно, почти пугающе непривычно.

Запах крови отдаёт металлом. Этот горячий аромат навязчиво кружит вокруг мадемуазель Лоррен, пьянит её подобно тому, как пьянит предвкушение желанного оргазма.
Пьеретта мягко касается губами следа оставленного её зубами на руке Чезаре и принимается слизывать солёные капли живительной алой влаги.

- Ты … Ты не знаешь этого. Ты никогда не узнаешь этого, потому, что таким ты родился. Есть женщины, которых не трогает эта профессия. Они рады, да, рады, тому, что их окружают деньги. Чёртова куча денег. А меня от всего этого уже тошнит … Я думала раньше – «вот ещё день, ещё год и пара месяцев и я, наконец, смогу бросить это всё» … Но бросить это я не смогу, никогда.
Её голос дрожит. Она ухмыляется, кривя перепачканные кровью губы в пугающе распутной усмешке. Никогда она не перестанет смеяться. Даже тогда, когда заливается слезами.

Француженка продолжает пить кровь своего любовника, стараясь этой специфической лаской искупить свою вину за нанесённое увечье. Она может быть послушной. Очень послушной, когда этого хочет. Для него, разумеется. Теперь это всё – только для него.
- Приятно, наверно, иметь дома свою ручную шлюху? – спрашивает Пьеретта своим хриплым голосом. В её глазах до сих пор стоят слёзы, однако злость ушла. Осталась лишь пустота, в которой растворена надежда. Надежда услышать в ответ ещё одно «bambinia», которое она любила почти так же, как и «bella», почти всегда исторгаемое из уст Чезаре во время соития.

 Отправлено: 24.06.11 00:38. Заголовок: Чезаре, как доброму ..

Чезаре, как доброму католику, оставалось только мысленно вознести хвалу Пречистой Деве. И эта мысленная хвала была, наверно, самой жаркой молитвой за всю его жизнь.
Для него это действительно было важно. Очень важно.
А когда она сказала, что любит его...
Такого ощущения Чезаре раньше не испытывал. И не потому, что ему никто в любви не признавался. Признавались, и не раз, но совсем не так, как она. С ней все не так, как с кем-то еще, все совсем по-другому.
- Вambinia, это ты меня прости. Я легко выхожу из себя. Но тебя я никогда не обижу.
Она начинает слизывать его кровь, а он гладит ее по волосам пальцами, и думает. Думает о том, что будет дальше, но знает только то, что никогда никому не отдаст ее. И не позволит больше ее обижать. Ни из-за него, ни из-за кого-то еще больше она не станет такой несчастной и беззащитной.
- Ma bella gnocca, со мной тебе всегда будет хорошо, - говорит он с нежностью в голосе. Наверное, Чинция - первый человек, кто слышит, как Чезаре говорит таким тоном. - Не как шлюха, ведь шлюха только дарит удовольствие, а я хочу, чтобы тебе со мной было так же хорошо, как мне с тобой. И больше никогда меня не бойся - я не причиню тебе вреда. Я верю, что теперь ты будешь только моей.
Он осторожно берет ее лицо в руки и смотрит ей прямо в глаза:
- Я верю тебе, ma bambinia. Никому не верил, а тебе верю.

 Отправлено: 24.06.11 09:36. Заголовок: Он берёт её лицо в с..

Он берёт её лицо в свои руки, заглядывает в глаза и Пьеретта погибает. Погибает медленно и неотвратимо. Бирюза с янтарём. Тёплое южное море и горьковатый жжёный сахар. Они созданы друг для друга и хотя так различны – почти неотличимы.
Плевать на всех. Плевать на всё. На чужие слова, могущие ранить, на страсть мужчин и желание женщин, на сотни чужих лиц, движений, мыслей. Она ненавидела их всех и любила только одного его, хотя с трудом бы призналась в этом ещё раз.

В Пьеретте жил страх. Причём не только страх перед потерей собственной жизни, но ужас перед возможным расставанием с любимым мужчиной. Он уже скрёбся своими маленькими лапками где-то в глубине естества женщины, мешая ей погружаться в счастье обладания с головой. Она уже решила, что никогда не отпустит его. Лучше убьёт своими руками, чем позволит океану его глаз разливаться где-то вдали от неё.

Француженка молчит. Слова не нужны. Слишком она устала для любых слов. Её руки куда более красноречивы. Они мягко касаются его тела, пальцы осторожно переплетаются с его пальцами … Голова Пьеретты покоится на груди Чезаре. Женщина получает почти чувственное удовольствие, когда вжимается затылком в его крепкую плоть, пахнущую хвоей и сладким ирисом. Так можно пролежать вечно, уткнувшись взглядом в загогулину на кованой ножке туалетного столика. Вечность, растворённая в нежности – один лишь миг. Он никогда не кончится, однако всегда, кажется излишне скорым. Кратковременным. Быстротечным.

Когда-то в Риме она уже ощутила всю силу этой быстротечности, когда Чезаре попал в полицию по подозрению в ограблении. Был ли он виновен в действительности, для Пьеретты значения не имело. Она просто поехала за ним.

- Сеньорита Чиниция, не считаю, что суд примет во внимание …, - комиссар с чёрными усами вглядывался в лицо сидящей перед ним женщины с нескрываемым интересом. Та раздражённо передёрнув плечами, резко ответила:
- Показания проститутки? Это не Вам решать, сеньор Тоньяцци. Я говорю правду – сеньор Баракка провёл ночь в моей постели. Он никак не мог раздвоиться и быть в двух местах одновременно.
- Вы заинтересованная сторона.
- Если только в том, чтобы правда восторжествовала, - с насмешкой парирует Чиниция, - Он всего лишь клиент.

Всего лишь клиент, ради которого она готова была на многое. Если не на всё.

- Мне хочется тебя съесть от нежности, - смеётся Пьеретта, продолжая осторожно гладить своими пальцами руки Чезаре, - Я за всю жизнь, наверное, никому не говорила стольких ласковых слов. Подумать только …
Она ухмыляется и высовбодясь из объятий итальянца встаёт с постели. Её мучает голод, страшный голод, который хочется немедленно утолить.

Дамы и господа, минуточку внимания! Соблаговолите лечь на пол, это ограбление! Не волнуйтесь, если вы будите сотрудничать с нами – никто не пострадает. Сеньор менеджер, прошу, не затягивайте - мы уйдём через одну минуту! Спасибо. Сеньора, прекрасная сеньора, не сочтите за труд – проводите нас до выхода.

Рука в чёрной перчатке придерживает Чиницию за локоть. Женщина еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Мужчина в чёрном выводит её из банка и учтиво придерживает дверь чёрной же машины. «Заложница» удобно устраивается на заднем сидении и когда её «похититель» усаживается рядом с ней проказливо тянется к нему за поцелуем.
- Детка, что тебе нужно в банке так рано? – спрашивает Чезаре, снимая большие тёмные очки и прижимаясь губами к шее проститутки.
- Как что? Тебя ждала! – смеётся она, ласково проводя рукой по взъерошенным волосам итальянца.
- Твою мать, Барака, не можешь ты без бабы! – глумливо ржёт водитель, сверкая в полумраке затонированного автомобиля золотыми фиксами на зубах.
- Езжай прямо и смотри туда же, - парирует тот, крепко прижимая к себе женщину.

- Я хочу есть. Приготовишь мне пасту?

 Отправлено: 25.06.11 00:35. Заголовок: Чезаре вовсе не хоте..

Чезаре вовсе не хотел выпускать Чинцию из объятий, но внезапно понял, что теперь, где бы она не находилась, она все равно будет рядом. Потому он выпустил ее из обьятий и поднялся сам.
- Я хочу есть. Приготовишь мне пасту?
Чинция знает, что он умеет готовить, он готовил для нее в Риме. Если бы Чезаре не был бы мафиози по прозвищу Гадюка, он, вероятно, стал бы шеф-поваром какого-нибудь ресторана. Он умел и любил готовить, а еще больше умел и любил дегустировать, что никак не отражалось на его фигуре; в этом они с Чинцией были похожи.

- С удовольствием. Сейчас посмотрим, что у тебя есть и приготовим. Идем на кухню, ma bella.
Он опять вспоминает Рим, пока они спускаются по лестнице. У Чинции была такая ангина, что даже говорить было больно. Тем не менее, она пыталась ругаться с ним, но он решительно утащил ее в спальню и уложил в постель.
- Che cazza, так не годится. У тебя температура, а ты ничего не делаешь. Лежи смирно и жди.
Что-то в его тоне было такое, что она послушалась. А Чезаре уперся на кухню, по ходу давая кому-то указания по телефону. Затем на кухне что-то зазвякало, а через какое-то время по квартире расползся аппетитный запах.
Он принес ей глиняную кружку с молоком и медом, и держал ее руки в своих руках, пока она пила. Чинция пила медленно, ей было больно, но когда кружка опустела - с удивлением поняла, что режущая боль в горле отступила.
Кто-то позвонил ва дверь; Чезаре обнажил Беретту и безшумно вышел в коридор. Дверь открылась, потом закрылась. Опять загремело что-то на кухне...
Он приготовил ей буайабес - теплый бульон с морепродуктами, с удивительным вкусом, согревающим и освежающим. Потом сварил глинтвейн, который они вдвоем пили из глиняных чашек, а потом, когда стало совсем поздно, он забрался к ней под одеяло, обнял ее и впервые овладел, мягко, но долго.
А утром она проснулась от запаха лазаньи, и ее горло уже не болело так мучительно, она даже смогла поесть.

- Если в доме есть чеснок, пармезан, спагетти, оливковое масло и пряные травы - паста у нас будет,- чезаре открывал кухонные шкафчики, заглянул в холодильник, - А у нас есть и больше, чем это. Тебе какую приготовить? Карбонара, маринара, болоньезе, аллагрича, аматричана? - произнося все эти волшебные названия, Чезаре уже колдовал над продуктами у плиты.

 Отправлено: 26.06.11 12:28. Заголовок: - Загляни в холодиль..

- Загляни в холодильник – там всё найдётся, - Пьеретта садится за стол и, слегка склонив голову на бок, устремляет насмешливый взор на любовника, - Приготовь на твой вкус. Сделай мне маленький сюрприз.

Поразительно, как эти руки с длинными пальцами, способные на хладнокровное убийство, могли быть, в то же время, нежными и ласковыми с телом любимой женщины и ловки в кулинарном искусстве. Воистину человек парадоксов!
Однако любовь мадемуазель Лоррен расцветала не столько из-за этих парадоксов, сколько из-за того, что рядом с итальянцем ей было хорошо. Чувство комфорта, покоя, удовлетворения. То, ради чего мы, собственно, и сходимся с теми, кто нам нравится. Рядом с Чезаре Пьеретта не ощущала себя кем-то иным. Она просто была собой.

Гоняя по гладкой столешнице пробку от молочной бутылки, француженка невольно ловила себя на мысли о том, как устала она от притворства и лжи. Как устала жить вне собственного естества. Начало сему было положено уже давно, тогда, когда она, еще, будучи совсем юной, стала сходиться с мужчинами богатыми и извращёнными, вряд ли бы прельстившимися истинным лицом их случайной любовницы.
Лучшая шлюха – лживая шлюха. Так, кажется, говорят. Вот только от постоянного вранья набивается оскомина, подобно той, что появляется во рту после съеденной пары лимонов.

Внешний вид: кружевное платье до щиколоток, на тонких бретелях; стрижка «под мальчика»; в макияже сделан акцент на глаза.

- Вы любите шампанское, мадемуазель? – высокий мужчина в чёрном смокинге протягивает Матильде бокал шампанского. Ледяное, вопреки правилам, игристое вино, напоминает золотистый нектар и алмазную пыль.
Молодая женщина протягивает руку и спустя пару мгновений осушает бокал. Почти непристойно. Жадно. Неистово.
- Гертруда говорила о том, что Вы утончённая особа. Вернее, если быть точным, она считает, что Ваша внешность достойна этого определения, - он улыбается и смотрит на неё, сквозь тёмные очки, заставляя тем самым нервничать мадемуазель Ланж, так как она не в силах поймать выражение его глаз, - Не буду с ней спорить. Даже соглашусь, пожалуй.
Он прикладывает к губам два пальца, задумчиво созерцая свою хрупкую собеседницу, а затем говорит, слегка дрожащим голосом:
- Вы любите деньги, мадемуазель?
- Да, - хрипло отвечает Матильда, хотя на деле, в данный момент, она более всего любит мысль о побеге.
- Тогда я не ошибся в Вас. Вы получите деньги. Много денег. Но для этого нужно постараться. Хотя я не думаю, что Вы не справитесь с данной ролью, моя сумеречная красавица …
Он подходит к ней ближе, почти вплотную и француженка с удивлением отмечает его запах – аромат женских духов – тубероза, гвоздика, нарцисс и сандал. Его рука мягко сжимает её локоть. Он заставляет её повернуться к зеркалу, в котором уже отражается мягкая чёрная фата, прикреплённая к венку из белых лилий.
- Она умерла такой молодой, - сокрушённо шепчет он, помогая своей подопечной забраться на стол, где уже лежит мягкая подушечка, и стоят по бокам длинные, венчальные свечи.
Сегодня Матильда играет роль мёртвой невесты брата своей любовницы. Гертруде показалось это забавным и посему, когда Отто поведал ей сию специфическую фантазию, она едва ли не с ликованием приняла её. Разумеется, мнения самой «невесты» никто не спросил. Она должна была быть счастлива хотя бы тем, что её не выгоняют на улицу даже без нижнего белья.

- Если хочешь, я могу тебе помочь, - Пьеретта поправляет лямку чёрного неглиже и лукаво смотрит на суетящегося у плиты Чезаре. В нём есть нечто трогательное. Даже ребячливое.
Обычно таких женщин как мадемуазель Лоррен рвутся «спасать» совсем другие мужчины. Такие как итальянец напротив - губят их. Но в этот раз, или снова сыграла та самая парадоксальность, свойственная сеньору Баракка, то ли Пьеретта не попадала под какие-то стандарты тех проституток, которых «спасают» правильные мужчины – факт оставался фактом – их пара вопиюще противоречила общепринятому понятию о связи между шлюхой и бандитом.

Она поняла это ещё тогда, в Риме, когда он, ворвавшись в её квартиру, принялся не раздевать её, а лечить. Сначала молоком с мёдом, затем любовью, в которой он, прежде всего, заботился об её удовольствии.
Француженка поднимается из-за стола, подходит к Чезаре со спины и обнимает его за плечи. Запах его кожи, особенно на затылке, почти совсем не отличим от хвои. Острый, опасный аромат. Идеальный.
Руки женщины осторожно касаются шеи итальянца, нежа кожу мягкими, ласкающими
движениями. Ей хочется попробовать его на вкус, захватит своим ртом эту манящую хвою и удержать на языке, дабы в полной мере ощутить все нюансы.
- Так мне помочь тебе? - хрипло спрашивает она, прижимаясь носом к его щеке, настойчивым движением пальцев будоража плоть любовника.

 Отправлено: 27.06.11 00:32. Заголовок: Чезаре набрал воды в..

Чезаре набрал воды в кастрюльку и положил в нее спагетти. Когда он поставил кастрюльку на плиту, Чинция подошла к нему и обняла. Ее обятия были так непохожи но все другие обятия, которые Чезаре знал. Они были искренними, так что Чезаре сразу чувствовал - Чинции нужен именно он, а не какая-то его ипостась.
- Ты мне и так уже помогаешь, - он склонил голову и поймал губами ее губы в нежном поцелуе. - Ты меня вдохновляешь. Но если ты очень хочешь...
Он вынул из холодильника кусок мороженого мяса, початую палку пепперони и брусок пармезана. Чезаре любил готовить, это его умиротворяло.
Как тогда, в Риме. Но тогда в его жизни появилось еще что-то – он заботился о человеке, по собственной инициативе. Не потому, что должен был, даже наоборот – ничего он бывл не должен. А потому, что ему захотелось о ней заботиться.
Тогда она сказала ему, что еще ни разу не ела ничего более вкусного.
- Разве ты никогда не бывала в ресторане? – спросил он. – я знаю десяток миланских поваров, которым я и в подметки не гожусь. Думаю, в Риме таких еще больше.
Но она лишь повторила ему, что никогда не ела ничего вкуснее.
- Ну, может, потому что это я готовил для тебя лично? – спросил он. - Ты мой эксклюзивный клиент.
Он заметил тень в ее глазах и осекся. А потом поспешил перевести беседу на другое. Но она еще раз сказала, что никогда не ела так вкусно, как с ним – в тот день, когда его «замели» в полицию.
Вспоминая это, Чезаре машинально шинковал мясо тоненькими брусочками.
- Если хочешь, можешь пока натереть сыр и порезать чеснок, - говорит он, нежно касаясь губами ее шейки, на которой виден след от их более ранних ласк.
В этом было что-то волшебное – раньше Чезаре всегда готовил сам, а теперь рядом с ним была Чинция, нагая и прекрасная, и они готовили эту пасту вместе.
На сковороде зашкварчало оливковое масло, туда же отправилось мясо, затем – порезанная чоризо, и вот уже аппетитно пахнущее явство парит на двух тарелках с синими парусниками:
- Кушать подано, - говорит Чезаре и улыбается, напоминая довольного собой кота.

 Отправлено: 29.06.11 02:58. Заголовок: Она улыбается. Смотр..

Она улыбается. Смотрит на него и улыбается слегка лукавой, привычно распутной улыбкой. Он суетится у плиты, немного взволнованный, немного возбуждённый и безмерно красивый, такой красивый, что у Пьеретты захватывает дух.
Обычно она никогда не смотрела на мужчин с таким вниманием. С такой всепоглощающей нежностью, не имеющей ничего общего с плотской страстью. Впрочем, обычно мужчины не ведут себя так с ней, как ведёт себя Чезаре.

- Наверно больше всего я мечтала о том, чтобы так проводить время с тобой. Тихо, на кухне. … За готовкой или обедом. Так, как, наверно, живут многие. … Но они совершенно не ценят этого. Им кажется это скучным, обыденным.

Руки с гладкой, удивительно нежной кожей действуют быстро, стремительно и уверенно. Они моют овощи, нарезают мясо, встряхивают тяжёлую, чугунную сковороду. В меру мускулистые, рельефные, идеально вылепленные мужские руки с тонкими, голубыми жилками, бегущими от локтя до запястья.
Он изменился. Стал более спокойным, уравновешенным. Даже его чёрные волосы перестали торчать столь неистово и дерзко. Только взгляд не изменился. Остался таким же пронзительным.

Чёрт возьми, Матильда, да ты влюбляешься. Это забавно. Никогда не было такого. Вспомни, когда ты последний раз впадала в экстаз от созерцания мужских рук? И после этого ты ещё похваляешься своей практичностью и независимостью от сынов Адама. Дура. Но. … Как же хорошо! Да, очень хорошо.

Внутренний голос был насмешлив, однако не зол. Что случилось, то случилось. Глупо было бы сейчас отпираться и говорить, что ей никто не нужен или, что она на самом деле не влюблена, а просто играет в поддавки.

Пьеретта помогает Чезаре, стараясь быть аккуратной, однако аккуратность – явно не то, чем она может похвастаться. Она никогда не была аккуратной и не будет. Нечего даже начинать пробовать.

- Вот видишь – ничего у меня не получается, - смущённо оправдывается она, кивая на неровно нарезанные томаты и откладывает нож в сторону, - Я лучше открою вино.
Это-то как раз у неё всегда выходило на ура. Когда дело доходит до бутылки или порции ровной дорожки белого порошка – Пьеретта Лоррен образец прилежности и изящества.
Пробка выходит из горлышка легко, даже без особого усилия со стороны женских ручек.
Прозрачный хрусталь обагряется алой кровью спелой виноградной лозы. Француженка выпивает свой первый бокал в одиночку, смакуя каждый глоток. Она чересчур много пьёт. За сегодняшнее утро и вчерашнюю ночь она, казалось, выпила на несколько лет вперёд, но продолжает добавлять, словно страшась расстаться с чувством опьянения.

Итальянец ставит перед ней тарелку с пастой и ухмыляется довольной ухмылкой, настолько довольной, что это вызывает у женщины смех.
- Сейчас мы попробуем, - фыркает она и запускает вилку и ложку в густоту ароматного кушанья, - Ммм … Боже, ты просто создан для того, чтобы доводить до оргазма. К списку всех прочих следует приписать витиеватой вязью «оргазм гастрономический». Вряд ли найдется много тех, кто сумеет повторить. Ничего и никогда не ела вкуснее …
Аппетит приходит во время еды – в данный момент эта древняя мудрость была права на все сто. Уже давным-давно, мадемуазель Лоррен, не ела с таким волчьим аппетитом. Разве что вчера на набережной, с Келланом. Однако то было преддверие рая.

Грустный мальчик с голубыми глазами принёс мне счастье. Если бы я с ним вчера не встретилась – вряд ли бы ко мне вернулся мой итальянский котяра.

Она отпивает ещё глоток вина и думает над тем, что непременно должна пригласить мистера Сандерса на обед. Должна точно так же принести ему счастье. Много счастья.
- Никогда не ела ничего вкуснее, - повторяет Пьеретта с набитым ртом.
Когда-то давно, ещё в Риме, она говорила так же. В тот день, когда Чезаре «взяла» полиция он приготовил ей роскошный обед, остатки которого она уже доедала в одиночестве, запивая их своими слезами.

- Чиниция Валлеси? – толстый надзиратель с пушными усами отворил решётку перед женщиной, оглядывая её со всех сторон насмешливо – похотливым взглядом, - Проходи, чего стесняешься.
Проститутка, одетая в довольно скромное малахитово-зелёное платье и клетчатое пальто, дёрнув плечом, шагнула вперёд. У неё едва ли не стопы горели от волнения, настолько страстно она ждала встречи с заключённым любовником.
- Вот повезло-то. … Ко мне такие женщины не ходят, - завистливо присвистнул толстяк и зашёлся грудным смешком.
Отвязался он от Чиниции только тогда, когда за её спиной закрылась камера для встреч и нежные руки Чезаре обвились вокруг её талии.
- Маленькая моя, как ты добилась этой встречи? – губы итальянца мягко коснулись шеи Чиниции, - Они даже кота сюда не пропустят.
- Зато кошку в юбке пропустили, - смеясь, ответила женщина, слегка откидываясь назад, - Как ты здесь? Как ты без меня?
- Переживу, - отвечает он, растягивая губы в ухмылке, зеркально отражающую ту, что часто появлялись на губах его любовницы.
Он обнимает её, притягивает к себе, зарываясь лицом в распущенные по плечам рыжевато-каштановые кудри. Она не противится, хотя ей и неловко принимать ласки в подобном месте.
- Я хочу тебя, bambinia. Ma bambinia, - шепчет итальянец, прижимая женщину спиной к влажной стене.
Стеснённый решётками мир разлетается на осколки, когда он овладевает Чиницией, когда её пальцы впиваются в его плечи.
- Не волнуйся. … Не волнуйся … Я приготовлю тебе сто тысяч обедов, моя красивая. Только не волнуйся и жди меня.
И она дождалась. А после. … После на горизонте замаячила проклятая Германия.

 Отправлено: 30.06.11 15:25. Заголовок: Чезаре садится за ст..

Чезаре садится за стол, берет бокал, но не спешит есть. Он смотрит на Чинцию.
Ему нравится смотреть на нее - например, на то, как она ест. С ним она совершенно естественна, и эта естественность восхищает Чезаре.
- Ma bella, к чему я и веду. С завтрашнего дня мы будем жить вместе. Так что теперь у тебя будет свое маленькое счастье.
В тюрьме он часто вспоминал какие-то мелкие ее черты - как она наматывает на вилку спагетти, как облизывает соус с губ, как держит бокалл. Ему хотелось нарисовать ее, но увы, у Чезаре не было ни малейшего таланта к живописи.
И все равно, порой она появлялась перед ним как наяву, и он любовался ей. Любовался и знал, что найдет ее, даже если для этого придется нарисовать ноги с кичмана.
Только в тюрьме он понял, как на самом деле он по ней скучает; только вспоминая ее, осознал, как им было хорошо вместе. И поставил задачу найти ее.
- Ma bambinia, ты готова к тому, что теперь каждый день будешь переживать такой оргазм? - улыбался Чезаре. - Сделаем здесь свою маленькую Италию для нас с тобой. Che cazza, как я об этом мечтал в тюряге! Но теперь меня на кичман не уволокут. Я даже налоги плачу, в отличие от Аля Капоне.
Он отпил еще вина и принялся есть.
- Насчет ресторана я серъезно, кстати. Подищу подходящее место - и открою. Назову его в честь тебя, ma bella.
Эта идея у него тоже появилась в тюрьме. Однажды ему даже сон приснился о том, что они с Чинцией пришли в этот ресторан. И Чезаре, остро переживавший одиночество, в этом сне был счастлив.
Теперь он мог себе это позволить, ведь Чинция опять была с ним, и он уже решил, что никуда от себя ее не отпустит.

 Отправлено: 01.07.11 03:21. Заголовок: Несмотря на свою поч..

Несмотря на свою почти болезненную худобу Пьеретта любила поесть. Как только у неё появились деньги, она целыми днями проводила в недорогих кафе, наедаясь всевозможными закусками и не поправляясь ни на грамм, благодаря неправильному образу жизни, дурному сну и постоянным нервам.
В ту пору француженка ещё мало разбиралась во вкусовых тонкостях, действуя по наитию, однако впоследствии научилась разбираться в приправах и оттенках, соусах и подливах, отметая то, что было ей не по вкусу, как например большая часть блюд китайской кухни.
Сейчас, поедая отменно приготовленную пасту, мадемуазель Лоррен буквально трепетала от чувственного наслаждения, с каждым кусочком погружаясь в водоворот гастрономического экстаза.

- Знаешь, однажды я гуляла по набережной, - ложка и вилка на мгновение замирают, чтобы вновь начать свой утомительный труд, - И зашла в один очень милый рыбный ресторанчик. Или даже не ресторанчик, а закусочную или кафе. … Впрочем, это не важно. Там было очень вкусно. И уютно. Хозяйка итальянка. Она говорила с невозможным акцентом и много улыбалась. Тогда я подумала – быть может, когда-нибудь я встречу тебя там. Смешно, правда?
Острые плечи француженки вздрагивают. Она смеётся, запивая пасту глотком красного вина. Те, кто не голодал – по настоящему, а не по зову новомодной диеты, никогда не поймут и не прочувствуют истинный вкус еды. Тот, что овладевает всем языком и всей гортанью, проникает в желудок и оттуда охватывает всё существо цепкими, клейкими лапками сказочного паука.

- Я всегда об этом мечтала. Поэтому, когда я думала, что ты слинял от меня чёрт знает куда, я разнесла всю свою квартиру и расцарапала рожу Родриго – он тебе рассказывал об этом или нет? - голос француженки сейчас звучит как-то особенно довольно и по-кошачьи, - А потом. … Потом уехала. Я даже не помню, куда и к кому. Всё было как в тумане. Теперь же. … Теперь же - пришла моя очередь садиться в тюрьму. Если узнают о том, что я это вовсе не я – будет твоя очередь носить мне передачи, мой красивый. Ты же будешь это делать, как честный налогоплательщик?
Было бы крайне глупо попасться именно теперь, когда всё стало так хорошо. По крайней мере, на первый взгляд.
Женщину пробила предательская дрожь. Оставив тарелку с пастой в покое, она поднялась из-за стола и, подойдя к старинному буфету из красного дерева, извлекла на свет Божий бутылку виски. Приложившись прямо к горлышку, Пьеретта сделала щедрый глоток и, отерев губы, снова посмотрела на любовника.

- Если бы я знала, что ты – живой, может быть я бы и осталась проституткой Чиницией, однако, сам понимаешь, мне необходимо было устраиваться хоть как-то. А это в наш век так сложно. Погано сложно, я тебе скажу. Особенно если подворачивается удачный случай …
Мгновение и пачка сигарет появляется в её руке. Француженка прикуривает и пару минут молча, смотрит в одну точку, выдыхая серебристые струйки дыма через тонкие ноздри.
Может быть, плюнуть на всё и смотаться куда-нибудь подальше? Туда, где нет этого города, нет этого воздуха, этих людей. Франция, та же Италия, на худой конец – Испания в которой она ни разу не была. Куда угодно, только бы её оставили в покое. В какой-то там раз сменить имя, скосить в паспорте пару лет и стать библиотекарем или, как та улыбчивая итальянка, – варить креветки с пряными специями для толстеющих мафиози, отдыхающих за белым столиком уличного кафе. Теперь, по крайней мере, рядом с ней Чезаре. Его вполне можно выдать за брата, что было бы крайне пикантно, учитывая его имя.

- Мне так плохо, - выдыхает Пьеретта, прикрывая глаза, - Я вся извелась уже. Не поверишь – сплю с ножом, а, вернее, вообще не сплю. Езжу по клубам, пью как лошадь, курю как паровоз. И боюсь, боюсь, боюсь. … Если бы я знала, что мне так будет страшно – никогда бы не стала ввязываться в подобную авантюру.
Мадемуазель замирает с сигаретой в руке и замолкает, силясь взять себя в руки и подавить ужас, зашевелившейся где-то в глубине её естества холодным змием искусителем.

 Отправлено: 02.07.11 22:03. Заголовок: Перспектива потерят..

Перспектива потерять только что обретенную Чинцию, очень мягко говоря, совсем не обрадовала Чезаре. Никто никогда не мог бы назвать его мечтателем, но в душе Чезаре был таким же, как любой из миланцев, и уже нафантазировал себе не только упомянутый рыбный ресторан, но и дом, и прислугу, и яхту с именем "Чинция" и...
- Che cazza, вот еще! Никто тебя в тюрьму не посадит, пока жив Чезаре Баракка, клянусь Мадонной! - воскликнул он, хряснув кулаком по столу так, что закачались бокалы. - Я же сказал, ты моя женщина, neanche un cazzo миланец не отдаст свою женщину фараонам!
В глазах Чезаре разгорался яростный блеск - с таким блеском он заходил в итальянские банки, с таким блеском выходил на очередное задание...
Он выпил вина и встал.
- Вот что, ma bella, я тут подумал и решил, - сказал он серьезно. - Можно ведь навсегда обезопаситьб тебя от этой угрозы, и сделать это проще простого. Нужно, чтобы ты перестала быть Пьереттой Лоррен на самых законных основаниях. Мы сделаем тебя... скажем, Пьереттой Баракка, женой дона Чезаре Барака, хозяина итальянского ресторана и игорного бизнеса.
Чезаре посмотрел на Чинцию и рассмеялся - столь забавное у нее было выражение лица.
- Что ты на меня так смотришь? Это только предложение, если приймешь, будет все остальное - помолвка, венчание... в городе есть прекрасный собор Эспиритус Санкта, его капеллан - бывший казначей каморры.
Фантазия Чезаре вновь разыгралась.
- Только вот это придется ограничить, - он отнял у Чинции виски, сразу же сделав большой глоток, - и сигареты тоже. Приучайся к роли синьоры Баракка, bambiniа. Тебе не нужен больше допинг, у тебя есть я, ma bella.

 Отправлено: 11.07.11 13:05. Заголовок: Жестокая правда жизн..

Жестокая правда жизни заключалась в том, что Пьеретта Лоррен терпеть не могла жён. Эти женщины всегда казались ей злом, даже тогда, когда находились вне зоны досягаемости.
Все эти скучные домохозяйки, отвратительные в своём желании подмять под себя мужчину имевшего несчастье скрепить свой союз с ними при помощи круглого золотого кольца, невнимательные карьеристки, вспоминавшие о драгоценном супруге только тогда, когда тот отправлялся налево, а в особенности любящие и любимые кроткие создания, целиком и полностью растворяющиеся в предмете своей любви и жаждущие наплодить кучу орущих детишек, были глубоко отвратительны дочери улиц и кабаков ночного Парижа.
Именно к ней шли все эти добродетельные днём и распутные ночью мужья, шли искать утешения, удовлетворения, иногда даже поддержки. Многие жаловались на своих любимых жёнушек, ругали их, на чём свет стоит, но при этом продолжали жить с ними под одним кровом. Ёжики плакали, кололись, но продолжали жрать кактус …
Мадемуазель Лоррен давно похоронившая саму идею о том, что кто-то когда-то предложит пополнить ей ряды этих дамочек, теперь была искренне удивлена, если не шокирована приглашением к алтарю. Выйти замуж, надеть белое платье, венчаться в церкви. … Да это же смешно. Просто смешно.
Если бы родители Чезаре были бы живы, они, несомненно, высказались весьма грубо о подобной затее сына. Да, мафиози, вор, убийца, преступник, но, всё-таки, католик и итальянец. Такой не мог жениться на проститутке, с детства привыкшей облизывать леденцы за деньги незнакомых дядюшек в твидовых пиджаках. Это же самое Чезаре говорил Родриго, когда надовал ему по щам за желание вступить в законный брак с красоткой Ченицией. Разве теперь что-то изменилось? Совсем нет.

Она бледна. Теперь так бледна, что, кажется, из неё выкачали всю кровь. Лишь глаза сияют ещё ярче и больше. Пьеретта смотрит на итальянца со смесью удивления, страха, недоверия, надежды и презрения и кусает свои распутные губы. Нельзя сказать, что ей не соблазно согласиться однако та пропасть, коя отделяет их друг от друга, кажется француженке ещё более глубокой и непреодолимой, чем когда-либо прежде.
- Подумай сам, - хрипло говорит она, изо всех сил стараясь совладать с собственным голосом, так как даже он изменяет ей, - Это очень глупо. Ты. … И я. Какое у нас может быть будущее? У нас никогда не будет нормальной семьи … Я не смогу родить тебе детей, понимаешь? Никогда у нас не будет детей. Разве я не знаю, как много для итальянцев значат дети … Ты возненавидишь меня. Все меня возненавидят. На таких как я никто не женится. Нет-нет. Это невозможно.
Пьертта умолкает только для того, чтобы спустя несколько минут продолжить уже гораздо более спокойным тоном:
- В Риме многие мужчины и женщины могут похвастаться, что спали со мной. Тебе не будет противно сознавать это? Только представь их взгляды, слова. … Представь хотя бы на одно мгновение, и ты больше никогда даже в шутку не подумаешь предложить мне подобное.

Внезапно догадка ослепляет её. Жестокая, злая, охлаждающая пыл француженки в два счёта. Ведь это всё не по-настоящему. Шутка или, в крайнем случае, фиктивный брак или, что ещё более вероятно, поддельные документы.
Мадемуазель Лоррен тянется к пачке сигарет, снова закуривает одну и, выдыхая струйку серебристого дыма к потолку выдаёт:
- Хотя, возможно, это и есть шутка, не так ли? Ну, скажи мне. Шутка, обман, подделка, фикция. … Всё что угодно, но только не правда. Ты же не можешь быть настолько … Боже, нет-нет. Глупо даже предполагать. Как смешно, что в первую очередь мне пришла в голову мысль о настоящем браке. Правда, же смешно? Ха-ха, ну посмейся же со мной. Надо мной, - откинув голову назад, женщина смеётся своим глухим, резким смехом. Смеется, скаля зубы и прищуривая глаза, чтобы скрыть их излишне влажный блеск.

Я бы смогла, я б сумела, я знаю.
Сотни окон, и я в них пропадаю.
Чувства ненужные, внешне помятая.
Шлюха и ангел, жизнью проклятая © Элен Обермайер.

Ни один мужчина мира никогда не поймёт этого ужасного чувства, которое испытывает одинокая женщина, вынужденная потакать страстям противоположного пола. Близкая настолько, что ей можно доверять самые постыдные тайны тела и, в то же время, бесконечно далёкая от того, чтобы считаться с ней, как с другими, прочими. Чтобы просто испытывать к ней хотя бы сочувствие, не говоря уж о большем.
Она даже не добыча. Она никто. С комнатным ковриком и то обращаются бережнее. Поэтому ничего удивительного в том, что в сердце Пьеретты и иных её сестёр вечно пылала злоба. Почти не поддающаяся описанию адская злость.

Француженка медленно опускается на пол, так как ноги не держат её. Холод кафеля холодит бок и бедро, упирающееся в его гладкую поверхность. Женщина закрывает глаза и замирает, лишь изредка поднося ко рту сигарету и затягиваясь. Ей безразлично. Безразлично, что он теперь скажет. Она слишком устала от насмешек, притворства и прочих издёвок. Слишком устала, чтобы поверить в то, что, в кои-то веки, кто-то может быть с ней искренен.

 Отправлено: 11.07.11 14:01. Заголовок: Чезаре хотелось выру..

Чезаре хотелось выругаться, вот только во всем его неиссякаемом запасе матерщины не находилось подходящих оборотов. Чинция порой заводила его в тупик своими внезапными и непредсказуемыми эмоциями. А Чезаре не любил тупики. Давно, еще со времени самой первой своей ходки.

Ему тогда дали тридцать суток, но отбывал он их не где-нибудь, а в тюрьме на Виа Капучина. Это в Германии бывший персонал концлагерей был жестоко наказан (и то не всегда, как потом узнал Чезаре), а в Италии тюремщики Королевства Италия, коричневорубашечники, расстреливавшие евреев, спокойно перешли в новыую Республику и продолжали заниматься любимым делом...
Его разбудили тем, что надели на голову холщевый мешок. Мешок вонял затхлостью. Руки скрутили за спиной, подняли за шкирки и повели. Он слышал, как охранники делали ставки, обделается ли он, когда в него войдут пули. Взрослый на такое не купился бы, но Чезаре было 14, и ему было страшно.
- Che cazza, с каких это пор за хулиганку расстреливают? - он попытался придать голосу твердость - но тут же получил по почкам и упал. Его подняли и повели дальше.
- Тебя застрелят при попытке к бегству, - сказал кто-то рядом. - Таких как ты, надо душить, пока маленькие...
Звук шагов стал гулким, а затем его ткнули носом в твердую стену.
- Мешок снимите, figlio di putana, - прохрипел Чезаре. - Будьте людьми...
Мешок сдернули.
- Не оборачиваться! - рявкнул кто-то.
- Закурить можно?
- Incoglio? Но если хочешь, можешь помолиться.
И тогда Чезаре понял - это конец...

- Cazzarola! Женщина, еще никто не мог обвинить Чезаре Барраку в том, что он - пустомеля, и тебе я тоже запрещаю! Доставай свой паспорт, я сегодня же подам заявление в мерию, ясно?!
Он сел на пол рядом с Чинцией. В глазах у той стояли слезы:
- Ma bella, che cazzo? Сейчас же прекрати. У тебя кто-то был? Да я девственниц испортил больше, чем их живет в этом городе, и что с того? Мне пойти в монастырь и заняться самобичеванием?
Если про тебя кто-то скажет гнилое слово - пойдет купаться в бетонных сапогах, ясно? Uxor Caesari suspicione major est i ne rompere il cazzo , что кто-то думает иначе.
Чезаре встал.
- Нет, конечно, если ты не хочешь - за уши тянуть не буду. Может, для тебя в тягость принадлежать только одному мужчине. Потому что я и взгляда на сторону с твоей стороны не допущу. Так что решай сама - я предложил, а все остальное в твоих руках.
Он взял со стола сигареты Чинции и закурил.
- Che cazza, нашла чем меня пугать... Я по-твоему не знал о тебе ничего? Или ты меня считаешь il lavoro, не способным сам что-то решать? Так вот, ma bella figa Чезаре за базар отвечает... Выпороть тебя, что ли, чтобы дурь в твою прекрасную головку не лезла?

 Отправлено: 14.07.11 12:33. Заголовок: Она по прежнему лежи..

Она по прежнему лежит на полу и курит, выдыхая вместе с серебристым дымом всю ту горечь, что всколыхнулась в её душе от одной только фразы.
Нервная система Пьеретты была расшатана годами переживаний, волнений и стрессов. Её могло вывести из себя одно слово. Да и не только слово – кадр в идущем фоном по телевизору фильме, строчка в книге, куплет песни, фотография из журнала. Веселье могло в мгновение ока превратиться в слёзы, однако слёзы очень и очень редко оборачивались смехом.

Подобное шокировало непосвящённых и мало знакомых людей. О ней часто думали – ненормальная, тогда как на деле мадемуазель Лоррен была просто измучена собственными душевными бурями.
Кто-то мог бы, особенно тот, кто родился в подобной яме, что и французская проститутка, подивится подобному. Что может быть лучше, нежели чем обладание благополучием, тем, что так долго ускользало сквозь пальцы? Почему эта красивая женщина так печальна, разве ей мало того, что у неё есть? Если так, то она глупа и не достойна того, что получила.

О, как ненавидела она, эта малышка с огромными глазами и профилем римской патрицианки, людей, способных изрекать подобные мысли. Всех этих доморощенных распутниц, обедающих в ресторане с клиентами, а потом сбегающих через окно в туалете, в тот момент, когда счёт уже принесён и нужно платить клиентам за ужин чем-то более плотским, чем хрустящие купюры. Этих девиц из «хороших семей» занимающихся развратом только из скуки, по зову плоти, истосковавшееся по приключениям.
Откуда им знать об унижениях, если они даже не имели сил признаться в том, что они – шлюхи, точно такие же, как Пьеретта Лоррен, с той, только разницей, что последняя всеми силами рвалась из тисков, сжимающих её не раз купленное тело, в то время как они едва ли не бравировали собственным положением и наивной хитростью провинциальных дешёвок.

Отвратительной язвой зреет ненависть к притворщицам, не понимающим истинной боли её существования. Юные девушки, стремящиеся быть распутными, только потому, что это может привлечь к ним желанных мужчин. Кроткие особы из хороших семей, играющие в соблазнительниц сильного пола, дабы хоть как-то утвердить себя в мире деловых людей играющих по крупному. Что они, эти многие тысячи, могли в действительности знать о боли, о вечном подчинении, о сокрушительной и бесчеловечной тоске женщины, по рождению своему предназначенной для более завидной участи, но вынужденной ступить на путь разгула, уничтожившего впоследствии даже самую робкую мечту о простом счастье? Мало. Очень мало, если вообще хоть что-то.

Опять, уже который раз за день, Пьеретта плачет, однако теперь её слёзы не столь горьки. Вместе с ними уходит злость, страх, боль, уходит всё то, что мешало ей верить итальянцу, оставляя вместо себя благостную тишину и покой.
- Не кричи, пожалуйста, - спокойно говорит она, сжимая тлеющий окурок в кулаке, даже не морщась от боли, - Я знаю, что ты говоришь правду и что ты отвечаешь за базар, но … Я всего лишь предупреждаю, на случай если ты, потом передумаешь, и я буду виновата.
Распутные губы вновь смеются. В вечно пьяных глазах снова пляшут лукавые искорки, хотя блеск этих глаз по-прежнему грустен.
- Ты, как и раньше, излишне эмоционален и от этого можешь совершить самый глупейший поступок в твоей жизни, - в тоне её голоса звучала насмешка, отчего слова звучали достаточно двусмысленно, - Однако, если ты готов отвечать за свою глупость – полный вперёд. Замуж. … В эту игру я ещё не играла.
Ироничный смех обрывается. Пьеретта садится и, слегка склонив голову на бок, смотрит на Чезаре снизу вверх.
- Иди сюда. Ко мне.

Она протягивает к итальянцу свои тонкие, чересчур изящные руки, и улыбается, правда на этот раз не привычно иронично, а как-то ненавязчиво и нежно, словно желает получить прощение за свою вспышку.
- Глупый, - шепчет француженка, обнимая бёдра любовника ногами, прижимая его к себе, впиваясь бледными пальцами в чёрные блестящие волосы, - Разве можно тебя не любить? Но … Просто я не ожидала. Мне ещё никто и никогда не предлагал выйти за него замуж. Есть от чего удивиться и нести бредятины, по-твоему, нет?
Нежная кожа на щеках женщины ещё слегка влажна от слёз. Многих и очень многих портят слёзы. Пьеретту же наоборот красили солёные капли моря горести, правда сама она никогда не видела ничего привлекательного в том, за что многие мужчины платили сверху.

- Мне было так одиноко без тебя. … Разве я могу променять тебя на кого-то ещё? Да пусть они все катятся к чертям – мужчины, женщины – все без исключения. Никого не желаю видеть кроме тебя, - острые ногти миндалевидной формы озорно терзают кожу плеч Чезаре, огромные коньячно-пьяные глаза совсем близки от его глаз, - Вот видишь. … Видишь, я ради тебя даже отказываюсь от своей … Работы. А я этого никогда не делаю. Это недальновидно, особенно теперь, когда у меня появились более лёгкие и безопасные средства.
Она подмигивает мужчине и хрипло смеётся, намекая на то ремесло, в кое её втянул сеньор Баракка ещё тогда, в Риме. Ремесло, за которое можно было поплатиться свободой.

- Он спит? – голос Чезаре звучит резко, почти грубо, настолько, что Чиниция невольно вздрагивает и шикает на него, с опаской поглядывая на заснувшего под действием снотворного клиента, откинувшегося в мягком кресле с самым безмятежным видом.
- Не видишь что ли? Заткнись. Мне страшно – вдруг проснётся?

Они познакомились в баре. Обычном баре, где всегда полутемно, накурено и пахнет смесью табака, кожи и пролитого алкоголя. На ней было чёрное платье с целомудренным V-образным вырезом и белый парик с густой чёлкой. Она курила тонкую сигаретку в вишнёвом мундштуке и усердно делала вид, что является художницей-туристкой, поклоняющейся Да Винчи.
Его имени она так и не спросила или, быть может, просто напросто позабыла. Говорила ему «миленький» и «драгоценный». Вообще говорила много глупостей и очаровательно улыбалась, стараясь делать это как можно более легкомысленно.
Они пили кампари, разговаривали о Да Винчи и итальянской опере. Она усердствовала, чтобы подчеркнуть свой «бретонский» акцент и наигранно удивлялась тому, как её собеседник прекрасно разбирается в искусстве.
Очаровательная блондинка и её спутник продолжили «банкет» уже у него дома, где к кампари добавили бутылку шампанского, в лёгкую пену которого, Чиниция, назвавшая себя Виоль, подмешала немалую дозу снотворного.

- Он не проснётся, если ты подсыпала достаточно, - пожимает плечами итальянец и лёгким движением руки кивает на дверь, - Так всё, идём.
Вместе с сеньором Барака в квартиру несчастного любителя лёгких удовольствий был «приглашён» самый быстрый и ловкий из «братьев» Чезаре, быстро управившейся с наличностью и ценностями.
Уже в машине итальянец резко прижимает дрожащую любовницу к себе и страстно шепчет:
- Я думал – я его убью. Ненавижу, когда кто-то прикасается к тебе. Даже пальцем.
- Слава Богу, он не трогал меня. Особенно пальцем, - отзывается Чиниция и прижимается губами к губам мужчины.
Смесь страха, адреналина и возбуждения кружит ей голову, пьянит и смешит. Так хорошо было вырваться наконец из этой душной квартиры с излишне белыми стенами и снова очутиться в машине с красными сидениями и круглым зеркальцем в медной оправе, перед которым так удобно было поправлять причёску и красить губы.
Сегодня они были в Риме, завтра посетят другие города, другие бары и квартиры. Лето, а вместе с ним своеобразные гастроли по барам, в которых очень любят отдыхать одинокие мужчины, алчущие до компании прелестной женщины, которая, вдохновлённая наущениями хипесника, проделывает свою работу виртуозно и с насмешкой.
- Ты любишь меня? – спрашивает Чиниция, всматриваясь в лцио Чезаре своими огромными глазами, ещё более ярко выделяющимися на фоне почти белых волос.
- Конечно, красивая моя, - кивает итальянец и прижимает к себе женщину ещё крепче, одной рукой крутя руль.

- Ты помнишь? – спрашивает Пьеретта, легко касаясь губ любимого кончиками своих длинных пальцев, - Помнишь, как нам было весело в Турине? А в Генуи, помнишь? Помнишь там я разбила твою машину и вся расшиблась. Ты подумал, что я умерла, а я просто притворялась, только чтобы послушать как ты будешь признаваться мне в любви.

 Отправлено: 17.07.11 16:40. Заголовок: Чезаре обнимает ее, ..

Чезаре обнимает ее, прижимает ее к себе, он чувствует, что ее ему так не хватало. Как там пелдось в одной песне, которую пели его товарищи по шконке под старую гитару?
Я тобою одной
Совершенно больной
Неужели меня позабудешь?
Я с начальником бьюсь,
Я тюрьмы не боюсь,
Я боюсь, что к тебе не вернусь.
Рифма была кривой, но очень точно выражала чувства Чезаре. Хотя сам он не отдавал себе в этом отчет. По сути, Чезаре был двумя людьми одновременно, не человеком с раздвоением личности, а скорее оборотнем. Чезаре - буян, матерщинник и эпикуреец скрывал в себе споколйного, уверенного в себе Чезаре-киллера, способного, тем не менее, на глубокие чувства...
- Ma bambinja, неужели ты не знаешь, что я прекрасно управляю своими эмоциями? Просто обычно я не держу их на привязи, но я им хозяин. Такого Чезаре, каким ты себе меня представляешь, не сделали бы слиппером, а тем более со мной не стал бы работать дон Эрих...

Конечно он помнил. Все-таки, это было куда безопаснее, да и веселее. Но каждое прикосновение к ней, каждый взгляд посторонних людей выводил миланца из себя настолько, что он готов был сбить негодяя с ног и топтать его лицо, превращая в безформенное кровавое месиво.
Ему не важно было ее прошлое, но он люто, бешенно ревновал ее настоящее. Здесь, сегодня, сейчас - она только его, она принадлежит только ему. Он несколько утешал себя тем, что негодяй поплатится самым дорогим ему - деньгами, но был готов в любую минуту вмешаться...
- Помнишь, как нам было весело в Турине? А в Генуи, помнишь? Помнишь там я разбила твою машину и вся расшиблась. Ты подумал, что я умерла, а я просто притворялась, только чтобы послушать как ты будешь признаваться мне в любви.

- Che cazza, oh piccolo batonia! - засмеялся он. - Так ты хотела услішать, что я тебя люблю? И тебе мало того, что я тебе все время это показываю?
Он схватил ее за талию и вновь вошел в нее, чувствуя, как она подается навстречу его натиску. Он прижал ее к себе, крепко-крепко, его горячие губы обжигали ее лицо и шею:
- Люблю, конечно люблю, ma bella figia, - шептал он. - Зачем бы я искал тебя по всему этому scopare миру?

 Отправлено: 21.07.11 03:43. Заголовок: Она никогда не позво..

Она никому не позволит отнять его у неё. Никому и никогда. Любой появившейся рядом с ним женщине она готова была перегрызть горло, только бы извести ту, что могла одним движением руки разрушить её и без того хрупкое счастье.
Другие представительницы слабого пола вполне могли обойтись и без Чезаре, даже если думали иначе, тогда как она, Пьеретта, не могла даже помыслить о том, чтобы остаться в его прошлом.
Когда он уехал от неё в Германию, не было ночей холоднее, не было часов страшнее, чем те, что француженка провела вдали от своего любовника. Именно поэтому она и сбежала, узнав о том, что Чезаре, никогда более к ней не вернётся. Жить в том месте, где ей удалось познать столько счастья, гулять по тем улицам, где они когда-то гуляли вместе, сидеть в тех барах, где они ещё совсем недавно веселились, было выше её сил.

Холодные пальцы путаются в густых, чёрных волосах итальянца. Распутные губы скользят по его плечам, шее, груди, наслаждаясь удивительной гладкостью его кожи, её волнующим, ни на что не похожим, ароматом.
- Никому никогда, слышишь меня? – шепчет она, впиваясь ногтями в его спину, откидываясь в его руках назад, дабы ещё глубже вобрать его плоть в себя, - Никому никогда не отдам тебя, слышишь? Ты только мой. Мой и больше ничей.

Нет ничего ужаснее на свете, чем делить своего любимого с кем-то. Пьеретта Лоррен с детства была вынуждена делить своё тело и душу со всем миром, не получая взамен ничего, кроме убогой, жалкой платы. У неё не было ничего своего, даже одежды, так как куплена она была на деньги, которые, в сущности, тоже ей не принадлежали. Более всего на свете француженка мечтала наконец-таки стать владелицей – своего тела, судьбы, сердца любимого. Поэтому теперь, когда наконец она получила то, о чём мечтала, она так вцепилась в плод собственных фантазий.

- Не оставляй меня больше одну. Никогда. Я больше не могу. … Не могу быть одной. Мне так страшно, так одиноко. Я съела свою душу, испепелила своё тело, своё сердце … Прошу, пожалуйста, не оставляй меня одну …
По бледным щекам снова бегут дорожки слёз. За последнее время Пьеретта не плакала столько, сколько плакала сегодня. Казалось, что её одиночество, уходя, решило напоследок помучить свою бывшую пленницу, дабы та хорошенько запомнила всю его горечь.

В баре гремит музыка. Бушующая мелодия вмешивается в мысли, приводя в беспорядок и без того царящий в голове сумбур. Запах табака, алкоголя и пота становится почти нестерпимым, однако Чиницию это нисколько не волнует.
Одетая в красное платье без бретелей, с растрёпанными волосами она сидит за столиком в полном одиночестве и курит, подперев голову рукой.

Сегодня всё её раздражало. Просто немилосердно. Она даже поссорилась с Чезаре, успев наорать на него по дороге в бар и в самом баре. Он разозлился и ушёл танцевать с другой девушкой, вертлявой итальянкой с толстой задницей, один вид которой выводил проститутку из себя.
Он танцевал и даже смеялся, а она … Что делала она? Она плакала, кусая губы, плавая в злобной черноте, коея поглотила её сердце.

- Эй, ты, шлюха, - кричит Чиниция на толстозадую, носатую итальянку, которая, не стесняясь, льнёт к любовнику француженки, прижимаясь к его груди своей, - Убери руки. Это мой мужчина!
- Твой? Какой из? – огрызается та, надменно оглядывая соперницу с головы до ног, - Не ты ли в Риме принимаешь у себя по десять клиентов за ночь?
- Ха, а ты, видимо из тех, у кого времени остается больше на подсчёт чужих клиентов, потому, что сами уже перешли в категорию «туалетной бумаги бывшей в употреблении»?
- Тварь!
Чиниция усмехается. Даже тогда, когда женщина бросается к ней с явным намереньем расцарапать ей лицо ногтями. Хрупкая и подвижная, она уворачивается и крайне уязвлённая тем, что Чезаре, вместо того, чтобы вступиться за неё, пьяно хохочет над ними обеими, выбегает на улицу, стараясь скрыть собственные слёзы.

Острые ногти впиваются в его кожу ещё глубже. Злость поднимается в душе француженки, мешаясь с подступающим наслаждением.
- Никаких больше паскудных баб, ты слышишь? Никаких больше шлюх. Я твоя шлюха. Только я.

 Отправлено: 23.07.11 15:49. Заголовок: Почему-то только с э..

Почему-то только с этой женщиной Чезаре было так хорошо, так невероятно сладко. С ней он был как-то по-особому нежен, даже когда был страстным, так, что стороны это могло показаться грубостью. И только они с Чинцией знали, какая ласковая эта грубость.
Их связывали действительно особые чувства; в нашем мире любовью называют слишком многое, но, вероятно, настоящая любовь как раз такая, как их любовь. Чезаре понимал ревность Чинции, он и сам ревновал ее, и даже еще сильнее, но она ревновала его напрасно. Другие женщины? Che cazzo, а зачем, если у него есть она?
Он входил в нгее так сильно и глубоко, чт о, казалось, они сливались в одно целое; их природная страстность, соединяясь, порождала сильнейшую страсть. Кто-то из них был порохом, кто-то пламенем, а вменсте они были мощнейшим взрывом.
- Ma bella, perche cazzo мне какие-то бабы? - его глаза светились веселыми огоньками, - Но не вздумай мне отказать, даже я тебя захочу посреди улицы, ясно?
Если бы мне нужен был кто-то другой - стал бы я так тебя искать? - серьезно добавил он. - А я искал, нашел и не собираюсь отпускать. Без тебя в душе у меня пусто, per cullo, оно мне надо? А с тобой мне всегда хорошо...
Он вел ее по дороге наслаждения, чувствуя, как она отзывается на его ласки. Ее удовольствие было очень важно для него, хотя с другими он никогда об этом не заботился. А с ней ему хотелось, чтобы она таяла, млела в его руках.
"Возможно, браки действительно заключаются на небесах..." - думал он некогда, глядя на ночное небо через решетку Моавита, - и Чинция - моя вторая половинка? Эх, ну что ж, поживем-увидим, только бы выбраться из этой bucca del culo...
Он выбрался. Он нашел ее. Теперь она в его руках, и он ни за что ее не отпустит. Basta! Не надо было тогда быть таким благородным, czarolla! Что он, со шконки бы не сорвался, если бы даже Эрих его не вытащил?
У Чезаре начинает кружиться голова, предвещая близкое наслаждение, и он хочет, чтобыв это наступило у них с Чинцией одновременно. А уж потом он поджумает, как сделать так, чтобы она больше не боялась его потерять. И сделает.