Отправлено: 15.06.11 01:11. Заголовок: Квартира Пьеретты Лоррен

 Отправлено: 15.06.11 16:03. Заголовок: Переход: Многокварти..

Переход:
Многоквартирный дом.

Носки чёрных замшевых туфель Пьеретты запылились и теперь выглядели так, словно женщина просыпала себе под ноги баночку с пудрой. Всю дорогу от квартиры Келлана, до собственного дома, француженка не сводила пристального взгляда с собственных туфель и подняла взор только тогда, когда таксист притормозил у подъезда.
Молчаливым кивком женщина поприветствовала консьержа и с какой-то обречённой злобной усталостью ткнула указательным пальцем в кнопку лифта.

Отчего-то пребывание в компании грустного креативщика разбередило душу француженки. Заставило её вспомнить то, что она страстно мечтала позабыть насовсем – белый особняк в Ницце, ухоженная квартирка в Риме, кровь на губах юноши, горячий блеск в голубых глазах итальянского мужчины – всё это теперь всплывало в мозгу нестройной чередой, заставляло сердце сжиматься от боли.
Мучающий её сознание каждодневный страх отступил назад, на время, сменившись туманной тоской об утраченном прошлом.

Вкус горьковатого табака на губах, сонный взгляд в одно из зеркал летящего вверх лифта, глумливая ухмылка, ещё более подчёркивающая помятый вид женщины с распутными глазами … Привычно. Слишком привычно. Настолько, что почти осточертело.

Она выходит на своём этаже, немного задерживается на пороге квартиры, так как не сразу находит ключи в сумочке с красными ручками. Дом встречает её тишиной, запахом сухого лимона с корицей и стопкой нераспечатанных конвертов на столике в прихожей.
Она снимает туфли, бросает ключи на столик и принимается стаскивать платье. Ей нужно принять душ, перед тем как идти на эту встречу в брачное агентство. А ведь она ещё не решила, что ей одеть и как накраситься. Явно нельзя выглядеть излишне вызывающе, однако, и Пьеретта знала это, она умудрялась выглядеть развратно даже закутанной с ног до головы.

- Орнелла! – зовёт француженка, однако горничная не откликается, что вызывает раздражение у её хозяйки. Она терпеть не могла оставаться одна в квартире, поэтому, собственно и поселила у себя эту подобранную с улицы девку.
Горничной не оказалось ни в комнате для прислуги, ни в кухне, где мадемуазель Лоррен, сразу же достаёт из холодильника бутылку холодного молока и принимается пить его прямо из горлышка, не обращая внимания на то, что напиток струится у неё по обнажённой шее и груди.
И тут только слышит то, от чего мурашки бегут вдоль позвоночника. Шаги. Осторожные, пружинистые, почти кошачьи. Не женские совершенно. Абсолютно мужские. Незнакомый мужчина топтался в её спальне, расположенной как раз над кухней, затем спустился по лестнице и теперь идёт по коридору. К ней.
Она много раз прокручивала в голове эту сцену. Сцену своего убийства. Она не раз и не два за ночь воображала, как будет отбиваться, и пытаться спастись. Но, ни разу, даже тогда, когда внутри что-то леденело от ужаса, она так не боялась. Никогда не ощущала себя зверьком, загнанным в угол лающей охотничьей собакой.

Он входит в кухню. Даже улыбается, глядя на неё, женщину в одних шёлковых трусиках, с размазанной косметикой и следами молока на голой груди. Он направляется к ней, одеревеневшей от страха, и она узнаёт его. Своего любовника из Рима. Того самого из-за которого когда-то разнесла всю квартиру и сбежала искать счастья в Канны. Того, кто платил ей за ночь столько, сколько не платил никто, но при этом ни разу не говорившего о том, что она – шлюха. А ещё она видит, что он понял её страх, углядел в чертах её лица нечто такое, что поразило его и даже взволновало. То чего раньше никогда не было. Вечно ухмыляющаяся Чиниция не могла бледнеть как смерть всего лишь от звука мужских шагов. Она их слышала каждый день раз по десять.

Пьеретта смотрит на руки Чезаре, проверяя нет ли в них ножа или пистолета и только тогда подаёт голос. Хриплый и будто бы упавший сразу на несколько тонов вниз.

- Ты явился убивать меня голыми руками? Или. … Снова пришёл взять с пустыми? За тебя, на этот раз, никто не платил вперёд.

Её губы искажает ухмылка. Зловещая и презрительная. Но в глазах уже зажигаются яркие, блудливые огоньки, снова превращающие её в римскую проститутку из квартирки в доме без консьержки.

 Отправлено: 16.06.11 11:53. Заголовок: Чезаре улыбается уго..

Чезаре улыбается уголками губ. В глазах у него блестят искорки. У него двух-трехдневная щетина, одет он, как всегда, просто - удобный реглан, джинсы, кроссовки.
- Я не убиваю женщин, тем более - таких красивых, - он говорит нарочито-медленно, его английский с едва заметным миланским акцентом.
Сколько лет прошло? Чезаре сбился со счета. Тюрьма швейцарская, тюрьма немецкая, суд, освобождение, год на Антильских островах, затем США. Негостеприимная, холодная америка, быстро сменившая гнев на милость после пары ударов под дых.
Много чего было, но почему-то Чинцию он не мог забыть. ни одна женщина, с которой он был после нее, не заполнилала душевной пустоты от ее ухода. Впрочем, кто из них от кого ушел - трудно было сказать.
- У меня есть деньги, - говорит он, глядя на нее. - И не только деньги.
Да. Было время, когда Чезаре боялся. Не за себя - за других. За Чинцию. Но он больше не боится. Все изменилось, и никакого Джакомо больше не будет. Почему?
Долго рассказывать, но это именно так. Из амбициозного миланского волченка Чезаре превратился в матерого американского волка. Теперь всякие там безпредельщики вроде Джакомо до него попросту не дотянутся.
Он медленно подходит к Чинции. Она действительно прекрасна, но дело не в этом. Прекрасных женщин много, но в ней есть то, что привлекло его тогда - какая-то особая беззащитность, порочная невинность, вызывающая желание защитить.
- Я не стану покупать тебя, нет-нет, - говорит он, ложа руки ей на талию и привлекая к себе. - Я возьму тебя даром. И не позволю никому платить за твои ласки. Они не продаются.
После чего целует ее пахнущие молоком губы. Ей идет этот запах, идет этот вкус.
Чезаре вдруг почувствовал себя так, словно бы и не было этих лет. Словно бы он только что вернулся из Германии. Конечно, это было не так, но своим шестым чувством Чезаре почувствовал - все будет хорошо.

 Отправлено: 16.06.11 13:04. Заголовок: Он улыбается и вокру..

Он улыбается и вокруг его глаз и на щеках кожа сразу же собирается в лёгкие мимические морщинки. Как когда-то. Он совсем не изменился, хотя явно повзрослел, в сравнении с тем молодым парнем из Римских трущоб, едва научившегося стрясать лишние деньги из чужих кошельков.
Запах, вкус, даже дыхание остались прежними. В этом Пьеретта не сомневается, так как за то недолгое время, что провела с ним, успела изучить всего его до кончиков ногтей. До отпечатков пальцев.

- У тебя есть деньги? – переспрашивает она насмешливо и кривит губы в презрительной усмешке, - Надо же. … У меня они тоже есть. Но ничто не мешает увеличить их число, ведь так?
В её голосе явственно слышится издёвка. Её лицо, всеми своими чертами, выражает эту издёвку, красноречиво демонстрируя незваному собеседнику то, что он и так знает без намёков – его слова она вряд ли сочтёт хоть вполовину правдивыми, пока не убедится в их материальности.

Чезаре приближается к ней. Медленно, как довольный, сытый дворовый кот, один из тех худых южных котов, которые вечно орут на прогретых знойным солнцем плоских крышах. В его голубых глазах сияют насмешливые огоньки. Яркие, как звёзды и назойливые, как осенние мухи. От них не скрыться. Не спрятаться. Единственный выход – закрыть глаза и отвернуться, но Пьеретта продолжает смотреть прямо в лицо итальянцу. Продолжает нагло усмехаться собственному прошлому, которое, помимо страха, вызывало теперь ещё и злость. Жгучую и ослепляющую. Ту злость, чья сущность вовсе не чернота отторжения, а ревности. Обиды женского тщеславия, кое, в случае мадемуазель Лоррен, было ещё и истерзано сознанием собственного места под солнцем. Она прекрасно помнила, как относятся к проституткам в Италии и не могла отделаться от мысли, что и Чезаре никогда не избавится от внутреннего предубеждения. Как и многие мужчины, в сущности, независимо от возраста и цвета кожи …

- Не станешь покупать? Отчего же? Может потому, что у тебя нет денег, о которых ты тут звонишь? Зачем шлюхе клиент без денег? Или ты надеешься, что я буду отстёгивать тебе половину заработка? Всё ещё не похоронил идею стать моим сутенёром …
В сердце теснятся тысячи грубых слов. Ещё больше хотят слететь с кончика острого языка, которым уже завладел его скользкий язык. Его губы со вкусом пшеничного хлеба и оливок, накрывают её губы. На мгновение, только на одно лишь мгновение, Пьеретте хочется ответить на поцелуй Чезаре, однако обида мешает ей, калёным железом выжигая те крохи нежности, посеянной ностальгией, кои уже успели пасть на почву её сердца и пустить слабый росток.

Белые зубы впиваются в розовую плоть губ. Она всегда кусалась как сука. Он сам ей однажды ей это сказал, когда она укусила его за большой палец правой руки во время кратковременной вспышки обоюдного гнева.
- Что ты здесь раскомандовался? Припёрся чёрт знает, откуда и чёрт знает, зачем и лапаешь меня, как будто у себя дома! Ты даже не заплатил за то, что трогаешь. … Если ты обольщаешься мыслью, что я дам тебе в кредит, можешь засунуть свою фантазию себе в задницу. Проваливай отсюда.
Она отталкивает его от себя, царапая при этом щёку Чезаре своими ногтями. Слегка, но болезненно. Теперь нет нужды говорить по-английски. Её итальянский, особенно по части ругательств и иной площадной брани, может по соперничать даже с родным французским.
- Ты думаешь, что можешь так просто ворваться ко мне, а потом бросить, тогда когда тебе захочется? Да, конечно, я всего лишь грязная проститутка. Я ничего не чувствую. Мне вообще на тебя плевать. Ты можешь жениться, завести семью и ходить ко мне каждое воскресенье, зная, что я тебя всё равно буду обслуживать. Что не так, сволочь? Не так!? Bastardo!
Хрипло кричит она, размахивая своими худенькими руками, пытаясь снова добраться до лица любовника и расцарапать его в кровь. Ей хочется бить его до тех пор, пока хватит сил, однако неумолимый опыт подсказывает – он ответит, причём так, что она ещё пожалеет о том, что раскрыла рот. Это знание ещё более распаляет боевой дух француженки. Так, из последних сил, дерутся слабаки и женщины. На одной лишь энергии. Силой одной лишь злобы.
- Итальянский кабель! Скотина чёртова. Наверно каждый раз моешься после того как от меня возвращаешься в винном уксусе. Ха-ха. … Посмотрите на него! Он яйца отстрелить может в два счёта, а к шлюхе ему прикасаться противно … Pezzo di merda!

 Отправлено: 16.06.11 15:02. Заголовок: Попытки Чинции задет..

Попытки Чинции задеть его чувства позабавили Чезаре. Облизнув прокушеную губу, он перешел в контрнаступление:
- О Санта Мария, Мадре де Дио! - рявкнул он. - Правильно говорил какой-то древний мудрец: идешь к женщине - захвати с собой розгу! Rompere le scatole, mа bella figa! Меня легаши на шконку пригласили, пятнарик светил за все хорошее. Да не вышло у них, я вышел чистым и ни в чем не виноватым, как Джовани дель Санто.
Было время, Чезаре сильно ругал себя за поспешность, за то, что поторопился дать Родриго указание. тот, понятное дело, с удовольствием его исполнил. И вот итог - Чинция исчезла из Рима и никто не знал, где ее искать. Тогда Чезаре и представить себе не мог, что судьба вновь сведет их в США.
- Я сказал, что ты теперь моя! И никаких разговоров про кредиты, про шлюх и других porco stronzo, ясно? Иначе я научу тебя послушанию, станешь у меня шелковой, mа bella figa.
Как бы это не звучало, но в словах Чезаре не было грубости или унижения, даже bella figa он произносил не как оскорбление, а как сомнительный, но комплимент. Он решил забрать Чинцию себе и не думал останавливаться. Возможно, если Чезаре он видел, что Чинция действительно не хочет быть с ним - он не стал бы так себя вести, но он чувствовал другое. Чезаре опять притянул ее к себе, грубо схватив за округлости и вновь поцеловал непослушные губы:
- Как будто ты этого не желаешь! Я не мальчик, вижу, что соскучилась. Так что не строй тут из себя девочку, а лучше покажи, как ты мне рада.

 Отправлено: 16.06.11 16:33. Заголовок: - Это был Ницще, кре..

- Это был Ницще, кретин безграмотный. И не розгу, а плетку. Ты думаешь, я поверю всему тому, что ты здесь наболтал? Да. … Даже если и так, то что? Ты мне не написал, даже не попросил передать записки. Поручил всё своему братцу - che cazzo! Нашёл кому. … А теперь ты вмешиваешься в мою жизнь. Ждала я тебя в ней что ли? Звала я тебя? Как ты вообще узнал мой адрес, figlio di putana!

Если Пьеретта начинала скандалить, остановить её было довольно трудно, если не невозможно. Приступы бешенства проходили сами собой, плавно сходя на нет, и редко что могло пресечь их на корню. Всю свою обиду, вечно зреющую в груди злость, мадемуазель Лоррен выплёскивала наружу щедрой мерой, начисто забывая в такие минуты о чувствах прочих людей.
Сейчас под горячую руку попался Чезаре, который, надо сказать, не был лучшим из возможных слушателей подобного кошачьего концерта. Тем не менее, сдержать себя Пьеретта не могла. Это было бы выше её сил.

- А я тебе сказала, нет, нет и нет! Я не обязана с тобой оставаться, если не хочу этого. Хватит с меня того, что из-за тебя и только из-за тебя я покинула такое хорошенькое местечко в Риме.
Откровенно говоря, её никто не заставлял бросать Рим и мчаться в Канны за приключениями на собственную il buco del culo. Она по своей воле покинула столицу солнечной Италии, так как ей тошно было оставаться и работать там, где ей хоть чуть-чуть было хорошо и спокойно. Тем не менее, что вполне было логично для мадемуазель Лоррен, всю вину она переложила на Чезаре, сочтя только одного его виноватым в её, последующих переезду, неудачах. И, конечно же, Родриго. Однако не в пример первому, второго сеньора Баракка, француженка вообще не почитала за человека и мужчину.

Крепкие руки снова хватают её, на этот раз куда откровеннее прижимают к себе. Горячие губы, бесстрашные и беззащитные против острых, белых зубов Пьеретты, впиваются в её губы. Так надоело. … Надоело это всё. Надоело, не успев начаться. Потому, что умиротворение, обманчивое и эфемерное, поселившееся в сердце распутной красавицы после приключения в особняке мадемуазель де Кермадек, рассеялось как дым, уступив место лихорадке тревожного страха. Нельзя сказать, что Пьеретта боялась Чезаре. Скорее её страшили те перемены, которые он мог бы принести в её кажущуюся благополучной жизнь. Привет из прошлого. Только в отличие от, втайне ожидаемого французского приветствия, авантюристка и обманщица, услышала громогласный итальянский гимн.

- Ты-то? Да, что ты сделаешь. … Да чему ты вообще кого-то научить можешь? Ты братца-то своего не научил до сих пор зубную пасту на щётку выдавливать ровно.
Её пальцы с острыми ногтями опять впиваются в его кожу, причиняя боль. Ещё чуть-чуть и он, со своим пылом, пробудит новый залп хриплых криков.
- Почему все мужчины думают о том, что их обязательно должны хотеть? Neanche un cazzo, – зло смеётся Пьеретта, глядя Чезаре прямо в глаза, - То, что ты видишь – лишь обман твоего собственного желания. Не более и не менее …

Она пытается высвободиться из этой воистину стальной хватки, но с каждым рывком, с каждым укусом понимает – слишком уж она слаба для того, чтобы бороться с этим мужчиной.
- Ах ты, чёрт, - бормочет Пьеретта, продолжая хихикать, - Ты худой, как глист, а сильный, зараза.
Когда-то давно, бродя по тёмным улочкам Парижа, Матильда Ланж не раз и ни два подвергалась подобным домогательствам. Против них существовала только одна доступная мера воздействия – точный удар коленом по центру, так сказать, вожделения.
Этот урок был усвоен настолько хорошо, что впоследствии распутница с пьяными глазами действовала уже на автомате. Так, как сейчас, например.
Получив желанную свободу, Пьеретта в пару шагов, оказывается, по ту сторону широкого кухонного стола, отделяющего её от объятого страстью поклонника, и уже оттуда небрежно бросает:
- Vattene! Я же сказала – я не хочу. К тому же через пару часов у меня встреча. И уж поверь – у него хватит денег оплатить всё это и без лишней болтовни.

 Отправлено: 17.06.11 12:16. Заголовок: Удар по яйцам - штук..

Удар по яйцам - штука крайне болезненная; к несчастью для мужчин, женщины не могут этого понять - в силу отсутствия оных. Такое даже Чезаре выводит из себя, хотя на какое-то время он отпускает Чинцию. Та отбегает за обеденный стол.
- Сhe cazzo!!! - рычит Чезаре. - Incoglionita scopetta cagna! Ишь ты, не хочет она, посмотритена нее! Сazzo qualcuno, хочешь ты, или нет, я хочу!
Он легко перемахивает через стол и оказывается рядом с Чинцией. Девушка не успевает опомниться, как разгневаный Чезаре лишает ее единственного предмета ее туалета, свободной рукой сметая со стола то, что там находится. В следующее мгновение он валит Чинцию ничком на стол, прижимая ладонью.
Перед ним оказываются совершенно беззащитные округлости Чинции. Эти округлости сами по себе могут считаться произведением искусства, но Чезаре ведет себя как настоящий вандал - его тяжелая ладонь с характерным шлепком опускается на них, оставляя розовый след:
- Это чтобы ты руки... ноги не распускала. А это, - шлепки следуют один за другим, - чтобы понятливей была. Это чтобы поняла, что ты теперь моя. А это за то, что сбежала из Рима. Будешь теперь знать...
Что именно теперь будет знать Чинция, Чезаре не говорит. Вместо этого он расстегиваеит брюки, хватает ее за талию и резко прижимает к себе:
- Не хочешь, говоришь? Ну и кого ты хотела обмануть?

 Отправлено: 18.06.11 03:36. Заголовок: Она привыкла к грубо..

Она привыкла к грубости. Привыкла к слепому мужскому желанию. Его всегда было в избытке. Незамутнённая ничем, животная, земная потребность плоти, не всегда привлекательная и желанная. Совсем не то, что привыкли описывать романисты и поэты.
Она привыкла к этому типично мужскому, извечному «я хочу» и вряд ли оно хоть сколько-нибудь коробит или раздражает её.

К чести Чезаре – в его страсти никогда не было злости, никогда не было ничего патологичного. То была абсолютно естественная, совершенно здоровая жажда мужчины получить тело понравившейся женщины и ничего более. Да, грубая, лишённая сантиментов и долгих прилюдей, но, тем не менее, не вызывающая отторжения у Пьеретты, не терпевшей извращенцев.

Его реакции позавидовали бы многие. Не прошло и минуты, как мадемуазель Лоррен получила свободу и вот она снова упустила её, оказавшись прижатой к гладкой столешнице сильными руками итальянца. Любого другого она бы возненавидела за подобное обращение. Чезаре простила. Не потому, что была особенно покорной с ним, а потому, что, в глубине души, любила, хотя всё ещё и обижалась за тот случай в Риме.
Даже боль, причиняемая его ладонью, не возмущала Пьеретту, не в пример обычного. Возможно потому, что женщине было ведомо – её римский любовник, даже не смотря на горячую кровь, никогда не причинит ей настоящей, всесокрушающей боли или любого другого физического вреда. Это было настолько противно его природе, что француженка, в прошлом, не раз дивилась сему обстоятельству, а так же тому, что обладая подобной чувствительностью, Чезаре занимался ремеслом, в котором боль и смерть были столь же каждодневны и естественны, как чистка зубов или ботинок.

- Потише, - шипит она сквозь зубы, слегка вздрагивая от каждого шлепка, - Потише, чёрт тебя возьми. Если останутся синяки – я не знаю, что я с тобой сделаю.
Её голос сейчас звучит ещё ниже обычного. В нём легко прочесть нотки игривости, уловить лёгкий флёр страсти. Она не кричит, а смеётся, вспоминая, что уже очень и очень давно не была с мужчиной в одной постели по собственной инициативе, из-за собственного удовольствия. Сейчас тоже не так, однако, всё же, немного по-другому.
Страсть Чезаре если и не передаётся ей целиком, то, по крайней мере, мягко овладевает частью её духа.

Многие её клиенты обманчиво предполагали, что в лице Пьеретты им попалась удивительно страстная, почти порочно ненормальная женщина, получавшая удовлетворение от собственного занятия, лишь по зову плоти ступившая на скользкий путь продажной любви.
Трудно было поверить, что особа, чьи улыбки столь многообещающи, чьи глаза столь распутны, причём распутны природно, может в действительности быть холодной и отчуждённой. Ей платили за тот разврат, что был нарисован на её лице умелой рукой провидения.
Да, она получала лёгкое удовольствие от прикосновений чужих рук, от поцелуев губ тысячей Жанов, Пьеров, Сильвио и Бенито, однако впоследствии, когда деньги были заплачены и вышеназванные субъекты удалялись с поля боя, от собственной показной горячности, от грязи своего тела начинало мутить. Никогда она не чувствовала себя большей шлюхой, чем в те моменты, когда оставалась одна на ещё тёплой постели, покинутая очередным клиентом. Ни деньги, ни желания мужчин, ни даже осуждение общественности и грубые слова – ничто из перечисленного не втаптывали её в грязь сильнее, чем чувство одиночества, бесславного единения с телом, чей запах смешался с чужим запахом столь плотно, что, казалось, их уже не разделить.
Разумеется, не каждый искал в объятиях женщины с распутными глазами лишь удовлетворения своих потребностей, однако, и Пьеретта признавала это, ей досталась роль проститутки «страстной». Не «любящей», а именно той, с кем можно иметь качественный секс, в котором приобретённая любовница не изображает, а, как им казалось, испытывает экстаз. Её редко брали в качестве сопровождения, однако почти всегда выбирали для постельных утех, презрев куда более красивых конкуренток.
Только из-за глаз и губ libertine от Бога, даже в булочной выглядящей так, будто только-только испытала райские спазмы оргазма.

Кружится голова. Не сильно, всего лишь как от бокала ледяного шампанского. Она чувствует его в себе. Так просто отдаваться тогда, когда хочется отдаться. Без автоматизма не раз купленной проститутки. Всего лишь с желанием молодой женщины.
- Хорошо – да! Ты доволен? Закрой дверь, идиот. Вдруг вернётся проклятая горничная.
Однако на самом деле ей чихать на горничную и на всех людей на свете. Ей хочется вновь обрести свободу, однако на этот раз лишь для того, чтобы сменить позу на ту, что удобна для неё.

 Отправлено: 18.06.11 15:43. Заголовок: Он стягивает с себя ..

Он стягивает с себя реглан, спускает джинсы до щиколоток; теперь он практически нагой, лишь две подмышечных кобуры с хищно выглядывающими из них рукояткам Берет составляли его одеяние.
- Если какая-то troya-cameriera попробует ворваться сюда – пристрелю, как porco canio, – рычит Чезаре. Его сильные пальцы впились в бедра Чинции, он насаживает ее на себя, чувствуя ее желание. Он берет ее грубо, но не так, чтобы причинить ей боль. Чезаре всего лишь хочет, чтобы Чинция почувствовала его власть над ней, чтобы ощутила силу его страсти.
- Ti piace scopare? Ti scopare in un modo che nе stare nе sedersi non е possibile! – приговаривает он, входя в нее так, как никто никогда не входил. - Пусть тепер хоть один мужчина попробует взглянуть на тебя – я этому schifo stronzo яйца отстрелю.
Он хватает ее за волосы – не больно, но на грани боли, притягивает к себе. Перехватывает рукой за грудь, начиная сжимать ее, но не до боли, легче; другая его рука гладит низ ее живота, касаясь самых чувствительных точек ее тела.
- Ты теперь моя, ты принадлежишь мне, и если ты рассчитываешь, что завтра утром я растаю, как сон – даже не надейся, – шепчет он, прижимая ее к себе и чувствуя, как Чинцией овладевает неконтролируемое наслаждение.

 Отправлено: 18.06.11 17:40. Заголовок: Вы меня ввергаете в ..

Вы меня ввергаете в грех Гоморры
И в услады пап, а у этой своры
Вкуса меньше, чем у навозной лужи … (с) Пьетро Аретино «Сонет 10».

Как-то некстати вспомнилось то, как однажды Чезаре бегал за нею с пистолетом, требуя выбросить деньги, полученные у случайного клиента-японца. Отчего-то страха тогда не было, хотя итальянец так разъярился, что и вправду мог бы её застрелить. Был лишь смех. Низкий, глубокий, страстный смех. … Потом они эти деньги прокутили в ресторане. Она была в красном платье без бретелей и постоянно пила из его бокала вино. Белое, слегка горьковатое и безумно пьянящее. Она до сих пор помнила его вкус. Он наполнял её рот каждый раз, когда Чезаре целовал её в губы.

Каков был вкус его губ? Забыла. Помнила многих, а его забыла. Или, вернее, заставила себя забыть, чтобы никогда не искать его в устах чужих. Чтобы никогда не плакать по нему, рисуя в собственном воображении смеющееся лицо Чезаре, счастливое от присутствия какой-то другой, чужой и далёкой женщины.

Алмазная пыль шампанского оседала на губах слегка шероховатым флёром. Пьеретта кусает губы, чтобы не кричать, не выпускать на волю ту силу, что внутри неё ликовала от каждого прикосновения его рук, от каждого толчка бёдер … Он вернулся. Он нашёл её. Теперь ей точно нечего и некого бояться. Казалось, от одной этой мысли можно было бы испытать оргазм, безо всякого секса. Теперь страх уйдёт, уйдёт навсегда, потому, что он не даст ему вернуться. Она сможет спать, сможет нормально есть, сможет наконец-то почувствовать всю сладость выкупленной у судьбы свободы. И всё только потому, что одному безбашенному итальянцу захотелось вернуться к былой любовнице из Рима, роскошной проститутке Чиниции, славившейся среди любителей грешных развлечений своей излишней распущенностью.

Его пальцы погружаются в шелковистую густоту её волос. Одним рывком он запрокидывает её голову назад, обнажая беззащитную бледную шею с трепещущей синией жилкой. С губ мадемуазель Лоррен срывается тихий крик. Скорее от неожиданности, нежели чем от боли.

- О нет, нет. Мои кошмары никогда меня не покидают, - хохочет она и пытается поймать губы любовника. Ей так хочется поцелуев, от которых в обычное время её воротило. Хотелось нежности, заботы, лёгкого озорства, свойственных всем любовным парам, объединённых страстной любовью. Хотелось почувствовать себя хоть чуть-чуть любимой. Чуть-чуть женщиной, а не куклой для развлечений.

На что похож экстаз французской проститутки? На морской прилив, мягко подкатившейся к горящим от жара ступням ног своей прохладной волной. На наконец-таки утолённую жажду. На нежное фуа-гра после недели строжайшей диеты, состоящей из несладкого чая и несолёной овсяной каши. Он овладевает Пьереттой резко, быстро, неожиданно, почти так же как овладел тот, кого она должна благодарить за него.

Чезаре прижимает её к себе, крепко держит в своих руках, так, что она чувствует, как где-то рядом с её лопаткой бьётся его сердце. Голова Пьеретты прижимается к плечу итальянца, она смотрит на его довольную улыбку, на мимические морщинки на щеках, трёхдневную щетину и кривит рот в привычной усмешке.
- Скажу сейчас, что ты – милый – ещё испугаешься, что я с ума сошла. Похотливый кролик.
Она слегка дрожит в объятиях любовника. Дрожит мелкой, горячей дрожью, столь же отличной от холодной дрожи страха, сколь различны между собою лето и зима.
- Раздевайся … Пойдём в спальню … Пойдём, мой красивый.

 Отправлено: 18.06.11 19:28. Заголовок: Он неохотно выходит ..

Он неохотно выходит из нее - но вовсе не для того, чтобы завершить. Нет, он быстро обнажается, оставляя лишь порттупею, а затемпросто подхватывает ее на руки и вновь насаживает ее на себя. Теперь у Чинции еще меньше свободы - она вынуждена обхватить его руками за шею, ее ножки скрещиваются вокруг его талии, одной рукой он поддерживает ее под округлости, другой - прижимает ее к себе, так, что ее грудь прижимается к его груди.
Он начинает целовать ее губы, так, что у Чинции перехватывает дыхание; затем не останавливая своих движений в ней. Она дрожит от желания и удовольствия, а он целует ее лицо, шейку, плечи, оставляя следы своей страсти. Он идет медленно, но вскоре доходит до лестницы. Здесь его движения становятся резче, и Чинция вновь чувствует прилив удовольствия, так, что Чезаре приходится остановиться, чтобы она могла сполна насладиться им. Ее пальцы царапают его спину, ее зубки впиваются в плече Чезаре, и он тоже рычит от удовольствия, чувствуя ее наслаждение, как свое.
Он продолжает движение, продолжает сладостную муку, пока не достигает спальни и не укладывает Чинцию на постель. Она вновь близка к пику наслаждения, но Чезаре не спешит продолжать.
Он нависает над ней, улыбаясь, его рука гладит льнущую к ней плоть у нее между ножек. Он упивается тем, что Чинция сейчас полностью в его руках, что она безраздельно прингадлежит ему...
- Ты принадлежишь мне, вся, целиком и полностью, - говорит он, а затем переворачивает ее на живот, - et sub viri potestate eris, et ipse dominabitur tui.
После чего медленно, но непреклонно входит в нее, но не туда, куда раньше, а с другого входа, но делает это осторожно чтобы не причинить боли Чинции.

 Отправлено: 19.06.11 13:46. Заголовок: Его губы на вкус нап..

Его губы на вкус напоминали пшеничный хлеб со сливочным маслом, бисквит с мёдом и «Bailey's Irish Cream». Он очень вкусный, даже не смотря на то, что излишне горячий. Его дыхание обжигает, щекочет кожу, дразнит, красноречиво приготовляя большему.
Он держит её в своих руках, а она льнёт к нему, воодушевлённая не только страстью, но и спустившимся на неё с небес спокойствием.
Так приятно … Боже, как чертовски приятно не бояться! В один миг сбросить с себя всю боль, весь ужас каждодневного изматывающего страха, подобно мокрой собаке стряхнуть со своей шкуры тяжёлое бремя влаги.

Она обвивается вокруг него подобно змее искусительнице, однако эгоистично не прикладывает ни малейших усилий для того, чтобы доставить ему удовольствие, лишь млеет от его ласк, в одно мгновение, преображаясь из продавщицы страсти в жадную потребительницу.
Тонкие пальцы француженки зарываются в коротких волосах Чезаре. Теперь она оттягивает его голову назад и впивается губами в его губы. Мягкие, чересчур мягкие для мужчины и шелковисто-скользкие, как шкурка экзотического плода. Впрочем, нежным у Чезаре можно назвать не только губы, но и кожу на руках и теле, что, учитывая образ жизни итальянца, можно счесть почти невозможным.
- Ты что у себя там, в тюрьме мазался кремами? – тут же острит она и, посмеиваясь, мягко скользит руками по его шее, плечам и спине, - Нежная. … Такая нежная …

Наслаждение снова накатывает на Пьеретту и она, не сдерживая себя, впивается в эту мягкую кожу своими ногтями и зубами, желая пробраться внутрь своего любовника, поселиться под его покровом, вобрав тем самым подаренное удовольствие целиком.
Француженка не кричит и не стонет, лишь широко раскрывает свои распутные, вечно пьяные глаза, в которых сейчас отражается целая гамма чувств из букета тех, что мечтают увидеть многие мужчины в зрачках, лежащих под ними женщин.

Её спина касается простынь кровати. Она смотрит ему в глаза, хватает Чезаре холодными пальцами за подбородок и хрипло шепчет:
- Посмотри мне в глаза. Посмотри сейчас же мне в глаза!
Его радужка сияет бирюзой. Такой красивый цвет мог бы украсить лицо любой женщины, но достался мужчине, во власти которого было довести мадемуазель Лоррен до исступления, как силой своей страсти, так и темпераментом, схожим по горячности с извержением Везувия.

Чезаре снова овладевает своей любовницей, на этот раз на итальянский манер, что вызывает лёгкое сопротивление у Пьеретты, не любившей никогда этот вид наслаждений.
- Нет. … Нет … Я не хочу! Пусти меня, cagna! – её низкий голос почти шепчет, но, тем не менее, звучит резко, даже грубо. Ногти женщины впиваются в руки итальянца, стремясь причинить ему боль, однако опьянённый страстью мужчина не ощущает ничего, кроме подступающего экстаза.
Его движения становятся всё более быстрыми, почти эгоистичными в своей грубости. С губ Пьеретты срывается крик, но не боли, а удовлетворения, ибо распалённая прошлыми ласками она вряд ли сейчас способна испытывать нечто противное.
Наконец удовольствие снисходит и на пылкого итальянца. Он сжимает француженку в своих руках, не меняя позы ни на йоту, и нежно бормочет ей в ухо какие-то грубости, в его устах звучащие нисколько не оскорбительно.

- Не уходи. Полежи со мной чуть-чуть, - просит она, но на этот раз робко, что совсем ей не свойственно. В такие минуты мадемуазель Лоррен всегда хотелось ощутить нежность, тогда как на деле она получала лишь холодный глоток брезгливого презрения или осушающего душу безразличия.
- Уж не знаю – ты или оргазм оказался хорошим лекарством от страха, - ухмыляется Пьеретта, прижимаясь щекой к белой простыне, - Пока ты не пришёл, мне было так страшно. Я думала, что умру. Думала, что ты пришёл меня убивать. … А теперь всё ушло. И так хорошо … Я и забыла, как бывает хорошо, когда у тебя есть кто-то кого ты …
Она хотела сказать «любишь», но промолчала и вместо этого, слегка повернув голову набок, принялась облизывать его вспотевшую щёку
- Боже, да убери ты эту дрянь, - звенящим от смеха голосом говорит женщина, имея ввиду портупею из мягкой кожи с золотыми заклёпками, - Ты в ней и моешься и в туалет ходишь ... Вдруг выстрелит.
Она прекрасно помнит вторжения полиции и карабинеров в её квартиру, в те часы, когда там находился Чезаре. Помнит, как переворачивали дом вверх дном, придираясь к каждой бумажке, к каждому чеку из прачечной, видя в них тайнопись мафиози. Тогда она орала громче Чезаре, препираясь со стражами порядка, всеми правдами и не правдами силясь выставить их из своего дома. Получалось. Но осадок на душе оставался отвратительнейший.
Судя по словам и внешнему виду итальянца, теперь его вряд ли стали бы арестовывать подобным образом, однако воспоминания были сильнее здравого смысла. Лёжа на животе, всё ещё находясь, так сказать, под гнётом пышущего жаром тела, Пьеретта с усмешкой воскрешала в голове картинки из прошлого, на коих Чезаре, худой и потрёпанный, вскакивал с неё как ужаленный, прикрывая срамные места от «осуждающего» взора «людей в погонах». Что она сама делала в такие минуты? Кажется курила.

 Отправлено: 19.06.11 16:14. Заголовок: Удовольствие приходи..

Удовольствие приходит внезапно, оно острое, затуманивающее разум , оглушающее, как глоток чистого спирта после долгой погони. Чезаре выходит из Чинции, откидываясь на спину, но его руки инстинктивно продолжают ласкать шелковистую кожу Чинции. А та уже льнет к нему, словно не она час назад била его коленом в пах. Чезаре улыбается, но в его улыбке нет превосходства, она мягкая и добрая, как у ребенка. Вряд ли кто-то, кто знает Чезаре, мог бы себе представить, что он способен так улыбаться.
- Не уходи. Полежи со мной чуть-чуть.
Он хотел бы ответить, что никуда не собирается уходить, что не за тем он нашел ее, чтобы опять потерять; но он все еще не справился с лихорадочным серцебиением и прерывистым дыханием. Наслаждение было таким ярким, какого он никогда ни с кем не испытывал, оно до сих пор волнами пробегало по нервам Чезаре. Потому он просто кивнул - и почувствовал нежный язычок Чинции на своей щеке.
Чезаре, конечно же, слышал про любовь - в фильмах, в песнях, в книгах, которые он читал. Но в жизни он видел другое. Вероятно, всему виной его специфический круг общения, но Чезаре всю свою жизнь не видел любви, только похоть. Возможно, поэтому в Риме он не понял, что случилось с ним, почему он не мог забыть ее, почему так хотел отыскать.
Сейчас Чезаре внезапно вспомнил про любовь. "Если любовь существует, значит, я люблю Чинцию", - думал он. - "Потому neanche un cazzo не позволю ей больше и смотреть на других мужиков! Cazzo di mon Patrone, но до чего же хорошо...
- Боже, да убери ты эту дрянь, ты в ней и моешься и в туалет ходишь ... Вдруг выстрелит.
Две вещи Чезаре никогда не снимал - нательный крестик и порттупею с береттами. Нет, мылся он, конечно, без нее - порттупея висела рядом с полотенцами, а завернутые в целофан беретты лежали на краю ванны, прилегающем к стенке.
- Не выстрелят, они на предохранителе, - буркнул Чезаре. Он задумчиво вынул из кобуры более "молодую" беретту. Пистолет был красив - никелированый ствол с золочеными рельефными накладками, щечки рукоятки - из орехового дерева...
- Это Гарпия, - улыбаясь, сказал он Чинции, протягивая ей пистолет. - Теперь она твоя. Умеешь стрелять?

 Отправлено: 19.06.11 18:34. Заголовок: - Кто бы меня стал у..

- Кто бы меня стал учить. … Не умею, - она кладёт свою руку на пистолет, мягко поглаживает его, словно то и не пистолет вовсе, а нечто живое и трепещуще нежное.

Когда-то давно она просила научить её стрелять, но Чезаре лишь отмахнулся. Это не для женщин, сказал он тогда. Теперь же, отчего-то, изменил своё мнение …

Лёгкое подозрение шевельнулось в груди Пьеретты. Может быть, он не просто так пришёл сюда? Быть может ему что-то нужно от неё помимо секса?
Сейчас она не была готова ввязываться в какие бы то ни было сомнительные авантюры, так как и без того пребывала не в лучшей форме, благодаря каждодневной угрозе разоблачения. С другой стороны. … Если Чезаре гарантирует ликвидацию её проблем, она, вполне возможно, согласиться на многое. Разве что только не станет снова заниматься проституцией, в том её виде, в котором она занималась ею ранее.

Он лежит перед нею на спине и пальцы Пьеретты, соскользнув с прохладной поверхности ствола, мягко касаются его груди, ласкают шею, щёки, нос. Она смотрит на него, слегка покусывая губы, молчаливо размышляя над тем, в действительности ли она так ему нужна или же все слова об этом, всего лишь ловкий обман.
Эмоциональность Чезаре, его горячность не располагали к обману. Он был искренен и когда хотел кого-то или чего-то, всегда добивался поставленной цели. Он был прост, в том смысле, что его кровь и разум не были замутнены условностями мира светского, в котором длительное время жила, да и живёт теперь Пьеретта, и эта простота располагала к себе француженку. Будь итальянец сыном какого-нибудь светского старого ловеласа, она вряд ли поверила бы ему на слово. Отпрыск каменщика не мог изворачиваться в таких вещах как желание удержать рядом с собой понравившуюся женщину. Это было бы излишне низко для честного католика. Впрочем, что немаловажно, речь шла о шлюхе, а значит …

- Ты хочешь меня научить стрелять, чтобы я сумела застрелить себя, когда ты меня бросишь? – глухо спрашивает мадемуазель Лоррен у своего любовника.
Не дожидаясь ответа, она поднимается на ноги, нашаривает на прикроватной тумбочке пачку красного «Marlboro», прикуривает одну сигарету и снова ложиться рядом с итальянцем, на этот раз, не прикасаясь к нему даже пальцем.

Пьеретта смотрит в потолок, бездумно созерцая его гладкую, белую поверхность. Подозрение в её сердце крепнет и точит тонкую плёнку, разделяющую в её душе страх и успокоение. Теперь она уже боится потерять его, боится, что он сейчас поднимется и уйдёт. Уедет в эту проклятую Германию – столицу порно, пива и нацизма, только для того, чтобы щекотать свои нервы и искать приключений на задницу.

- Теперь меня зовут Пьеретта Лоррен, - после долгого молчания говорит женщина, щурясь в сигаретном дыму, - Я дочь Жан-Поля Бовуар-Лоррена, владельца нескольких аукционных домов, антиквара и пронырливого кабеля. Когда-то он заделал моей матери, ещё в Париже, ребёнка. Спустя почти двадцать девять или чуть больше лет, он признал меня, свою единственную дочь и, умирая, обеспечил наследством. Казалось бы – живи и радуйся … Я бы жила бы и радовалась, однако … Мне известна достаточно неприглядная, правда – месье Лоррен не мой отец. Он лишь излишне доверчив. И правду эту, рано или поздно узнают все. Все, понимаешь, Чезаре?

Она произносит свою речь на одной ноте, ни разу не меняя выражения лица. Она слишком устала ото лжи, чтобы сейчас быть эмоциональной. Ложь убивает её почти так же как страх. От вечной жизни во лжи, трудно доверять даже самой себе, не говоря уже о других.
- Я шлюха. Я привыкла торговаться. Поэтому хочу предложить тебе сделку – я останусь с тобой. Можешь делать со мной всё, что захочешь, - при этой фразе губы Пьеретты искривляет злая усмешка, - В обмен на то, что ты не дашь им оторвать мою голову.

Она вспоминает о том, что скоро должна идти на встречу в брачное агентство, а затем, по инерции, как однажды видела Родриго, брата Чезаре, любезничающего с молодой учительницей. С ней его голос звучал нежно и ласково. На неё он смотрел почти смущённо, чего, разумеется, не было никогда, когда он наведывался к «своей Чиниции».

Сигарета тлеет, её уже почти нет. Француженка прикладывает то, что осталось к губам, а затем зажимает окурок в кулаке. Острая боль пронзает руку, однако Пьеретта не кричит и даже не кусает губ. Просто продолжает смотреть в потолок.

 Отправлено: 19.06.11 20:35. Заголовок: Пока она рассказывае..

Пока она рассказывает ему все это, Чезаре поворачивается на бок, опираясь на руку и смотрит на нее. Сейчас она кажется енму еще беззащитнее и несчаснее, чем обычно, словно Чинция - маленькая девочка, лишь притворяющаяся взрослой. И даже слова вроде "шлюха" Звучали словно из уст десятилетней девочки - отчаяно и неубедительно.
- Ты, кажется, очень невнимательно меня слушаешь, - сказал он строго. - Отвыкай, теперь тебе придется прислушиваться к каждому моему слову. Я сказал тебе, что теперь ты - моя женщина, ты теперь принадлежишь мне телом и душой, а что это значит?
Она молчала, только смотрела на него своими томными глазами. Чезаре знал проституток по обе стороны океана, но ни разу не видел подобного взгляда. Чинция могла казаться себе рассчетливой, корыстной или еще какой-то, но ее взгляд говорил о другом. Даже олух Родриго заметил это:
- Mio fratello, t non capisci! Llei con di batonna uno sguardo di Madonna!
Он притягивает ее к себе, обнимая, так, что ее лицо оказывается у него на груди:
- Я итальянец, миланец, католик. Я состою в Каморре (потому что из Каморры выходят только мертвыми), Дон Матео называет меня figlio mio, я слиппер для американской Каморры. Если я дам клятву и переступлю ее - за мою жизнь не дадут и мусорного пакета. И не важно, дам ли я эту клятву один, или при свидетелях.
Он переводит дух:
- Я сказал тебе, и повторю при свидетелях - ты принадлежишь мне. Ты моя женщина. Отныне любой мужчина, кто коснется тебя без моего разрешения - а я такое разрешение не дам - вдруг обнаружит у себя множество заболеваний - отсутствие яиц, глаз, кистей, лодыжек и жизни - и все от передозировки стали со свинцом, потому что пули в моей Беретте - стальные со свинцуовой оболочкой. Тебе понятно? И я буду лелать с тобой все, что захочу, но не из-за какой-то сделки, а потому что я хочу, чтобы ты была моей.
Он переводит дух.
- Che cazzo, у тебя есть что-нибудь достаточно крепкое для мужчины с яйцами? Или я плохо удовлетворил тебя, что ты меня даже не угостишь?

 Отправлено: 19.06.11 23:08. Заголовок: Он обнимает её. Приж..

Он обнимает её. Прижимает к себе крепко-крепко, так, что её лицо вжимается в его грудь и делается трудно дышать. Однако, несмотря на то, что воздуха становиться меньше, Пьеретта не сопротивляется и не желает получить свободу. Слишком уж долго она прибывала в объятиях этой хвалёной свободы …
- Ты не говорил, что я – твоя женщина, - глухо возражает она немного обиженным тоном, - Ты сказал – я хочу тебя. Это разные вещи.

Она скрупулезна. Она хочет точно знать – что он от неё ожидает, так как привыкла к тому, что говорят одно, а делают совершенно противоположное. Возможно, сейчас Пьеретта действительно кажется маленькой девочкой. Испорченным ребенком, не видевшим в своей жизни ничего кроме грязи и желающей удостовериться, что райский сад, в котором она вдруг очутилась – не нарисованный.

«Моя женщина» - любовница мафиози. … Comare. Это звучит не так уж и безвкусно. По крайней мере, куда вкуснее, нежели чем её теперешняя жизнь, в которой, по иронии судьбы, душевных терзаний было более, нежели чем в прошлой.
К тому же, зная Чезаре. … Зная Чезаре можно было предположить, что он никогда не станет обращаться с ней, как с игрушкой. Дешёвой куклой купленной на ярмарке по сиюминутной прихоти капризного транжиры.

- Хорошо … Хорошо. Если ты хочешь, пусть будет так. Но учти, - она вздрагивает всем телом, слегка выгибается в его руках, для того только лишь, чтобы заглянуть ему в глаза и продолжает, - Если ты когда-нибудь женишься на какой-нибудь невинной девочке, чтобы у вас была настоящая итальянская семья – я убью её и тебя заодно. И мне плевать, что потом твои мальчики пустят меня по кругу и порешат, ясно?
Глупо было бы искать в этих словах хоть долю шутки. Глупо было бы вообще ожидать, что Пьеретта простит нечто похожее на измену. Она готова была принадлежать ему целиком и полностью, но, в свою очередь, так же требовала получить в свою власть его волю. Душу. Сердце. Всё.
Может быть, связь с проституткой француженка и не сочла бы оскорбительной для своей персоны, а вот «правильную семейную жизнь», посчитала бы предательством сравнимым, разве что, с вероломством Иуды.

- У меня есть виски, коньяк, джин и ром, - как им не быть, если мадемуазель Лоррен дома пила, как сапожник, только бы приглушить остроту нервной дрожи, - И, кажется, что-то ещё … Я не знаю, насколько это подходит мужчине с яйцами. … Но я могу сделать коктейль, если ты хочешь.
Она встаёт с постели, тянется к тонкому, чёрному неглиже на узких бретелях. Типично итальянскому. Привычному с давних пор. Медленно одевается, хотя, собственно, одежда ей и не нужна.

Коричневатая жидкость мягко блестит в хрустальном стакане с тяжёлым дном. Мини-бар устроен не так далеко от кровати, чтобы в случае необходимости спиртное всегда было под рукой. Пьеретта наполняет один стакан, затем второй. Пара кубиков льда с идеально ровными краями и вот уже она, дабы справится с волнением, осушает почти залпом свою порцию, не забыв перед этим подать Чезаре его.

 Отправлено: 20.06.11 00:28. Заголовок: Он принял стакан из ..

Он принял стакан из ее руки и начал пить, медленно, смакуя.
- Я не такой, как другие, - сказал Чезаре. - Я мог остаться в Милане, мог даже жениться на племяннице Дона Матео и к пятидесяти годам стать новым доном. - Он зевнул. - Я мог бы жить совсем по-другому.
И это была истинная правда. Чезаре был тем, кем он был, именно поэтому он и сошелся с Эрихом. Чезаре не хотел плыть по течению, ему хотелось самому выбирать. Эрих предоставил ему эту возможность.
- В этом безголовом мире я могу рассчитывать исключительно на мою голову, - сказал он. - Так что теперь США - мой новый дом, ты - моя женщина, и даже Дон у меня новый.

Он вновь пригубил напиток, отметив, что коктейль у Чинции получился что надо.
Именно на этом базировалась его новая сила, новая увереность в себе. Эрих очень легко ввел его в преступный мир США - просто ряд лиц узнали, что на них есть компромат. Поэтому мешать новому слиперу в его делах, мягко говоря, нежелательно.
- В конце концов, Вы ведь тоже живете по принципу "живи сам и дай жить другим?" - заискивал перед ним Сильвио Дотторе. Чезаре знал, что Сильвио - шестерка, но шестерка выражала мнение тузов.
- Мы не собираемся вмешиваться в бизнес почтенных американских донов, - сказал он с расстановкой, - и полагаем, что Вы будете поступать также
Сильвио поспешно закивал...

- Мое слово - это мое слово. А я говорю, что мне нужна ты. Больше никто. Я не мальчик, мне почти сорок, и я отвечаю не только за свои слова, но и за чувства.
И вновь медленно отхлебывает пьянящую жидкость, не сводя с Чинции глаз.

 Отправлено: 20.06.11 02:14. Заголовок: Она снова возвращает..

Она снова возвращается в постель, и ложиться рядом с ним. Кладёт голову на его плечо и ласково гладит рукой по груди и животу.
Довольна. В кои-то веки она довольна тем, что получила. Довольна тем, что имеет и нисколько не боится того, что может случиться в будущем. Теперь ей, по крайней мере, есть, у кого искать защиты.

- Я бы хотела попробовать сделать тебя счастливым. Не знаю, наверно это звучит глупо, но мне бы хотелось спать с тобой в одной постели, готовить тебе пасту на обед и ужин. … Заботиться о тебе. Ну, знаешь, - её голос звучит почти смущённо, словно Пьеретта опасается, как бы её слова не показались бы неуместными и оскорбительными, - Быть для тебя итальянской женщиной. Чтобы ты никогда не захотел посмотреть на кого-то ещё.

Она бы ещё добавила – родить тебе ребёнка, но, увы – на это она, вероятнее всего, не способна. Когда-то давно даже радовалась тому, что не может забеременеть, а теперь, второй раз за последнее время, затосковала. Теперь то-уж точно она смогла бы обеспечить своему сыну или дочери хорошее детство, далёкое от её собственного – унылого и жестокого. Но … Видимо не судьба была Пьеретте Лоррен жить так, как могли жить тысячи других, так называемых, нормальных женщин. С этим оставалось только смириться.

- Ты хочешь жить со мной или будешь приходить ко мне? – Пьеретта осторожно проводит пальцами по мягкой коже портупеи, - Иногда мне кажется, что я сойду с ума в этом доме. В этой идиотской тишине. Я даже, не поверишь, подобрала с улицы девчонку, только бы не жить здесь одной …

Девочка с улицы, мальчики на улицах – всё это не могло длиться вечно. Такой образ жизни, по сути своей отличный, но на деле схожий с тем, прошлым, от которого мадемуазель Лоррен так стремилась убежать, ещё более разлагающе действовал на нервную систему Пьеретты. Теперь не её покупали, а покупала она, но, как и в первом случае, не могла обеспечить себе успокоения
Она готова была сбежать сейчас же. Одеться, бросит пару платьев в сумку и больше никогда не появляться ни в этом доме, ни, даже, в этой стране. Заново сменить имя, купить новый паспорт … Стать настоящей итальянкой или, на худой конец, испанкой.
Главное, чтобы с ним. В новом времени они смогли бы жить так, как мечтали тогда, когда были бедны и радовались каждому подвернувшемуся случаю посидеть в дорогом ресторане за чужой счёт.

- Я скучаю по Италии. Только на этот раз мне бы хотелось жить там по настоящему, а не так, как я жила раньше. У меня было бы новое имя, новая история. Я бы всё начала сначала, только на этот раз с тобой …
Белый дом где-то на берегу, воскресный рынок с его изобилием, восхитительные обеды, от одного аромата которых можно сойти с ума. Неаполь с его безумной беспечностью. Милан с его многочисленными магазинами. Рим и его голос, чей звук особенно слышен по ночам. Да, она, несомненно, скучала. По Италии. Стране, где даже воруют с каким-то особенным шиком, могущим расцвести только под тёплым, слепящим солнцем. По себе в Италии. Себе получившей свободу кричать, смеяться, плакать, скандалить и веселиться там совершенно беспрепятственно и вдохновенно.

- Тебе налить ещё? Я должна через пару часов съездить по делам, - несомненно, она откажется от этого мужчины, подобранного ей в брачном агентстве, однако совсем не приходить было бы крайне неприлично с её стороны. Нельзя пренебрегать подобными знакомствами, - Если ты хочешь, мы можем пообедать сегодня в каком-нибудь ресторане …

 Отправлено: 20.06.11 12:46. Заголовок: - Налей, пожалуй... ..

- Налей, пожалуй... - Чезаре задумался.
Кто-то мог бы посчитать Чезаре простым и даже глуповатым, но это было вовсе не так. Скорее, он был рациональным, его мысли были просты, но не примитивны. Конкретные ситуации порождали конкретные решения, без самокопания и растекания мыслью по древу.
При этом Чезаре, которого враги называли "двухголовой гадюкой" за неизменную пару смертоносных беретт, читал книги, причем отнюдь не бульварные романы. Точнее, бульварные романы он иногда тоже читал, но, откровенно говоря, они выводили его из себя своей недостоверностью. Он читал то, что ему хотелось и был в этом всеяден, как дикий кабан на пастбище. Поэтому в спокойном состоянии речь его была довольно грамотна; но стоило вывести его из себя (а это ничего не стоило сделать) - как из его уст извергался поток брани и миланского арго.
- Хочу... - задумчиво сказал он, явно "обкатывая" какую-то мысль. - Тебе придется переехать ко мне. Я купил на набережной статусный особняк, потому что слипперу негоже жить в сарае. Но он слишком велик для меня, cazzo della cagni, и мне там скучно. Так что переезжай, и девочку свою с собой бери. В этой grande culo места хватило бы сотне человек. Там даже есть два бассейна, хотя рядом море. Короче, жить будешь со мной.
Он взял у нее стакан и отхлебнул:
- А насчет ресторана - это ты хорошо придуумала! Но только место и время выбираю я. Ты к шести освободишься?
Он вскочил с кровати, плавно, как дикий, дворовой кот - вот он лежит, а вот уже на ногах.
- Ты ничего не имеешь против The Hills? По-моему, неплохая забегаловка, хотя могло быть и лучше. я вот думаю открыть здесь итальянский рыбный ресторан. Ну чего ты на меня так смотришь, я серьезно! Тут такие тунцы, макрель, а лососи какие! И ни одна il buco del culo не может их нормально приготовить!
Кроме всего прочего, заиметь в городе легальный бизнес было директивой Эриха. Надо было легализовать те деньги, которые Чезаре зарабатывал крышеванием нужных и устранением ненужных субъектов, и ресторан в этом отношении был прекрасным выбором.
- Но пока его нет, The Hills - лучший вариант. Так ты согласна, mia bella?

 Отправлено: 21.06.11 03:08. Заголовок: - Девочку, пожалуй, ..

- Девочку, пожалуй, можно и не брать, - со злой усмешкой на губах говорит Пьеретта, наполняя стаканы второй порцией алкоголя, - Вдруг ты будешь к ней приставать? Специально для тебя найму старых итальянок. Морщинистых и горбатых.
Смех вырывается из груди француженки. Глухой, слегка резковатый. В действительности она, разумеется, не хотела бросать Орнеллу на произвол судьбы, однако и тащить её за собой не особо хотелось. Все старые связи лучше оставлять в прошлом. Какими бы они не были.

Она наполняет стаканы второй порцией спиртного и опять оказывается подле Чезаре. Сейчас она, быть может, излишне ласкова и чересчур предупредительна, однако сие того стоит. Хотя бы потому, что это чертовски приятно ласкаться к человеку, в силах которого доставить кружащее голову удовлетворение. Как душевное, так и плотское.
Коричневатый напиток из хрустального бокала обжигает горло. Ром, немного вишнёвого ликёра, такого крепкого, что захватывало дух.

- Ничего против не имею. Довольно милое местечко, - лениво протягивает Пьеретта, задумчиво вертя в руке свой стакан.
Выбранный Чезаре ресторан относился к категории тех, в которых за довольно не плохие деньги, можно было почувствовать себя в интимной обстановке. Что же ещё нужно им в данный момент?
Ухмыляясь, она смотрит на своего любовника в упор. Сейчас, воодушевлённый очередным проектом, на этот раз явившегося на свет Божий под видом итальянского ресторана, Чезаре выглядит ещё более красивым, чем обычно. Бирюзово-голубые глаза сияют, белозубая улыбка придаёт его радости хищный вид. Просто ни дать ни взять довольный собой кот, поймавший яркую птичку.

- Я согласна, согласна. Только вот я не знаю – что мне надеть, - она пожимает плечами и тут же оказывается на ногах. Француженка быстро распахивает шкаф, открывая взору стоящего рядом мужчины его содержимое, и в задумчивости замирает.
Типичная проблема многих женщин, на данный момент, для Пьеретты выглядит почти неразрешимо. И дело вовсе не, как это может показаться на первый взгляд, в излишней разборчивости дочери столицы моды. Мадемуазель Лоррен смущает более серьёзная проблема, чем раздрай между чёрным шёлком и цветным атласом.
Она хочет быть итальянской женщиной. Женщиной достойной своего мужчины. Такой женщине не пристало излишне оголяться или появляться на людях в чересчур откровенных нарядах. Нельзя сказать, что гардероб Пьеретты Лоррен ломился от подобных туалетов, однако она, тем не менее, опасалась ошибиться в своём выборе.
- Как ты думаешь, … Что было бы приличнее? – слегка повернув голову, спрашивает француженка и легонько пожимает плечами, будто бы ответ её вовсе не волнует.
Мягко скользит кончиками пальцев по плечам и вот уже чёрное неглиже падает к ногам, оставляя свою хозяйку совершенно обнажённой.

Он одет в чёрную кожаную куртку и красную шёлковую рубашку. Он громко матерится по-итальянски и ковыряется в зубах тонкой зубочисткой, которая почти никогда не покидает уголка его губ.
Барабаня кончиками пальцев по рулю чёрного «Ferrari», Пьерфранческо Сантамария с беспокойством поглядывает на окна квартиры, где у его друга, «брата» и босса назначена встреча. С кем и по какому поводу? Пьерфранческо это не известно. Ему было приказано одно – ждать. Однако от долго ожидания часто и очень часто в голову начинают лезть навязчивые и не слишком хорошие мысли. Например о том, что Чезаре захватили в заложники и пытают или, ещё того хуже, убили ножом в спину.
Долго сопротивляться этим мыслям невозможно. Это всем известно. Известно сие было и Пьерфранческо. Влекомый нехорошим предчувствием, он выходит из машины, переходит дорогу и скрывается в подъезде элитной многоэтажки.

Сверкающий зеркалами лифт распахивает свои двери перед преданным слугой «Каморры». Сантамария снимает пистолет с предохранителя и скользит к месту назначения, бесшумно, как кот, ступая по застеленному тёмно-красным ковром полу.
Дверь в квартиру не закрыта. Итальянец входит в коридор, внимательно осматриваясь по сторонам, и едва успевает сделать несколько шагов вперёд, как слышит крики. Чьему горлу мог принадлежать сеи возгласы - мужскому или женскому – Сантамария не понял, однако реагирует незамедлительно.
Один лёгкий пинок и дверь распахивается. Пьерфранческо врывается в комнату, залитую слепящим солнечным светом, и почти сразу же на него обрушивается целая какофония звуков: хриплый, истеричный, женский крик, звук выстрела, звон бьющегося стекла и мужской хохот …

 Отправлено: 22.06.11 00:28. Заголовок: Чезаре пил коктель и..

Чезаре пил коктель и любовался Чинцией, ее движениями, такими простыми и, одновременно, грациозными. Она похожа на яркую, хрупкую птичку, выпорхнувшую за врата Рая и каким-то чудом оказавшуюся на земле.
- Мне бы хотелось..., - он смотрит, как Чинция обнажается, и понимает, что опять хочет ее, прямо сейчас. Он соскальзывает с кровати, мягко, как кот. - Мне бы хотелось, чтобы ты одела что-то такое...
Он ложит руки ей на бедра и начинает гладить их, прижимая Чинцию к себе.
- Что-то, что ты надела бы в Риме, если бы мы, скажем, пошли в Соьор Святого Петра, - его горячие ладони скользят по ее гладкой коже вверх, поднимаясь к груди. - Представь себе, что мы пошли туда. Что бы ты надела?
Он слегка сжимает ее грудь, а другую руку опять направляет вниз, поворачивая Чинцию к себе лицом, прижимая ее к стене. Он наклоняется к ее шейке, касается ее губами...
...и тут распахивается дверь. Все происходит быстро, но Чезаре успевает среагировать - он еще крепче прижимает Чинцию к стене выхватывая из кобуры пистолет. В последнюю минуту он останавливает палец, узнавая человека, который без спросу ввалился в комнату, но, очевидно, влюбленные мыслят схоже - рядом с ним раздается выстрел.
Дальше события развиваются быстро и, в какой-то мере, весело. чинция отбрасывает от себя "Беретту", она еще не привыкла к ее довольно сильной отдаче. Пуля, естественно, в цель не попадает; зато она попадает в карниз над дверью. Тот обрывается и падает на голову вошедшему. Мужчина резко отклоняется и вписывается головой в косяк. После чего, вполне прогнозируемо, садится на жопу.
- Che culo, кто к нам приперся! Cazo di cagni, тебя сбда кто-то звал, shifo merda?! А если бы это я стрелял?
Он обратился к Чинции:
- Нет, ты посмотри на эту buco del culo! И этот sfigato считает себя моим телохранителем! Да я тебя, porco stronzo, сам сейчас пристрелю!
Он и не думал отпускать Чинцию или прерывать намеченое занятие. Еще чего.

 Отправлено: 22.06.11 01:56. Заголовок: Его руки скользят по..

Его руки скользят по её телу, будоража желание, которое, без вмешательства итальянца, казалось, заснуло на века. Голова снова начинает кружиться, однако Пьеретта борется с собой, всё ещё не оставляя попыток сосредоточится на поисках подходящего наряда.
- Чёрное? Может быть это? Или нет. … Это. Оно мне напоминает о Риме, об Италии. Я его, поэтому и купила.
Гладкое, чёрное платье с кокетливым, но вполне целомудренным вырезом и очень обтягивающей юбкой-карандашом длинной до колен. Такие платья удивительно сексуально акцентируют внимание на бёдрах и заднице, но при этом остаются подчёркнуто скромными и элегантными.
Символ сицилийской вдовы. Почти что униформа для итальянки из фильма эпохи неореализма, наравне с чёрной комбинацией на тонких бретелях. К такому наряду подойдут крепкие духи с восточными нотками, почти приторные в своей сладости, но удивительно яркие, как вспышка солнца меж ветвей оливы, и лёгкая плетёная шаль.

- Не знаю, как посмотрели бы на это платье прихожане Собора св. Петра, - с усмешкой качает головой француженка, - Но для завсегдатаев «The Hils», мне кажется, оно не будет излишне непристойным.
Чезаре настойчив. Он ласкает её бёдра, мягко обхватывает грудь, осторожно гладя её пальцами, горячо целует в шею. Голова кружится сильнее, так, что слегка темнеет в глазах. Пьеретта тянется к губам итальянца, льнёт к нему, молчаливо умоляя не останавливаться.
Любовник резко толкает её к стене. Женщина вскрикивает и заливается смехом – дрожащим, бесстыдным, с головой выдающим волнение и страсть.
- Как же ты любишь scopare, - она обнимает его за шею, прижимается грудью к его груди, - Хочу тебя. … Хочу, мой красивый.
Пальцы Пьеретты мягко скользят по плечам и груди Чезаре. Быстрые, шаловливые, нежные, они мягко и умело раззадоривают жажду соития. Живот, бока, бёдра … Ласковые ручки осторожно ласкают мужское тело, дразня сладострастие итальянца обманчивой робостью …

Дверь в комнату распахивается, пропуская низкорослого, но крепкого мужчину в кожаной куртке, сжимающего в руках пистолет. Прижатая к стене женщина не в силах сдержать крик. Вновь пробудившийся страх лишает её сил связно соображать. Она не задаётся вопросом кто это – полицейский, убийца, обычный вор или бандит. Просто выхватывает из портупеи Чезаре «Беретту» и стреляет. Разумеется, промахивается, роняет пистолет, так как тот резко бьёт по рукам.
Убийца, преступник и бандит летит на пол и, приземлившись на зад, начинает вопить так, что сразу развивает все сомнения касательно собственной национальности и принадлежности.
- Minchia! Ты что очумела, porca putana! Какого хрена, я чуть глаза не лишился. Чезаре, держи эту бабу от меня подальше! Figlia di putana!
Пьерфранческо продолжает вопить, прижимая руку к глазу. Его злить не столько то, что он ошибся, сколько то, что стреляла в него бабёнка. Очередная проститутка, к которым его «брат» так любил таскаться. Сие обстоятельство крайне ранит самолюбие итальянца, даже более чем его теперешняя поза, в которой он вынужден, находится, поскольку в голове шумит, и перед глазами плавают круги.

Губы Пьеретты искажает злобная усмешка. Привыкшая к оскорблениям женщина мрачно смотрит на поверженного пришельца и лишь глухо бросает сквозь зубы:
- Жаль промазала. Stronzo!
Она отталкивает от себя Чезаре и спешит прикрыться чёрной шалью, которую намеревалась надеть в ресторан.
- Это что за puzza? – с насмешкой спрашивает Пьеретта у любовника. Закурив сигарету, она присаживается на край журнального столика и долго смотрит сначала на одного мужчину, а затем на другого, - Не мог найти кого-нибудь получше, чем этот педик?
- Ты что сказала, battona? – тут же оскорбляется Сантамария и даже совершает попытку встать на ноги, что, впрочем, ему не удаётся.
- Я сказала, что ты педик, - повторяет француженка, стряхивая пепел прямо на пол, - Если хочешь опровергнуть это – валяй, я не против.

 Отправлено: 22.06.11 13:41. Заголовок: Чезаре, как есть, го..

Чезаре, как есть, голый и с пистолетом, подскакивает к Пьерфранческе и тычет ему жестким стволом Беретты прямо в подбородок:
- Совсем рамсы попутал, убогий? Фильтруй базаз, pezzo di merda, а то заболеешь переломом основания черепа.
Смачно приложив незадачливого телохранителя под дых, отчего тот охнул и сложился пополам, Чезаре встал и подошел к Чинции:
- Che cazza, что значит ты не против?! - гаркнул он. - я ж тебе сказал, никаких мужиков, ты моя женщина и точка! Теперь только я тебя буду scopare, усекла? А попробуешь только еще кому-то хоть намекнуть - так отделаю, сама себя не узнаешь!
Он повернулся к Пьерфранческе, пытающемуся встать с пола:
- Слышишь, stronzo, это моя женщина. Хоть слово если вякнешь - яйца отстрелю и в жопу тебе засуну, усек? А теперь vai a cagare, только дверь за собой закрой!
И, уже не обращая никакого внимания на незадачливого телохранителя, он возвращается к Чинции:
- Ма bella figa, я серьезен, как падре на кладбище! Я не потерплю и намека на то, что ты еще с кем-то развлекаешься, кроме меня! - он несильно ткнул Береттой ей в грудь, предварительно поставив ее на предохранитель. - Ты теперь моя, а если тебе мало tombare, то всегда можно добавить!
Он схватил ее и перевернул ничком на жалобно скрипнувший ни в чем не повинный столик. Пьеретта не успела опомниться, как он вновь овладел ей, опять используя итальянский способ.
- Ишь ты, проверять она вздумала, я тебе проверю... - ворчал Чезаре, сильными толчками овладевая Чинцией.

 Отправлено: 22.06.11 21:53. Заголовок: Это было отвратитель..

Это было отвратительно. Мерзко. Ужасно мерзко. Француженка с распутными глазами продолжает курить, впиваясь в сигарету губами так, словно хочет высосать ей одним махом. Её глаза, огромные, злые и сейчас на удивление блестящие, смотрят на Пьерфранческо с презрением и затаенной яростью.

Она пропускала эти, и подобные этим, слова мимо ушей тысячи и тысячи раз, но никогда они не были так противны как в эту минуту. Обида и стыд, бессилие и боль – тот, кто думает, что на правду не обижаются – просто смешон.
Она обманула себя, как, впрочем, всегда обманывала. Из неё такая же «леди», как из борца сумо балерина. В её губах, в её глазах всегда останется налёт того, что все мужчины мира, в независимости от национальности и возраста, сразу чувствуют, невзирая на то, что одето на ней и как она себя ведёт. Проклятие. Проклятие. Клеймо catin, полученное в наследство от матери и бабки.

Чезаре кричит на неё, размахивая пистолетом. Пьеретта смотрит на него, молча выдыхая серебристые струйки дыма, и её взгляд сейчас не выражает ничего. Ни боли, ни раздражения. Лишь одну пустоту.

Она безвольно позволяет бросить себя на стол, позволяет овладеть, подчинить, захватить её тело в мучительный плен. Итальянец впивается в ягодицы своей французской любовницы, а сама любовница лишь кусает губы, борясь с подступающей истерикой. Однако та, как водится, оказывается сильнее …

Чуть смугловатые кисти рук с долгими, изящными пальцами цепляются за женские, худенькие плечи, затем скользят к груди, мимоходом лаская её нежность. Он касается её щёк, проводит по губам, безбоязненно и открыто, и в этот момент острые зубы проститутки впиваются в загорелую плоть. В этом нет ничего страстного, любовного, зато достаточно желания причинить боль. Пьеретта до крови кусает Чезаре за руку, выплёскивая тем самым свою обиду. Свой гнев.

Хватка ослабевает. Женщина дрожит, по-прежнему молчаливо, по-прежнему смакуя нанесённое ей оскорбление. Он может сейчас ударить её, может претворить в жизнь свою угрозу «отделать её так, что сама себя не узнает». Плевать. Ему никогда, за всю его жизнь, не было так плохо как ей. Даже в тюрьме. Он никогда не поймёт её. Ни один мужчина на свете никогда не сможет понять.

Дрожь становится сильнее. Она уже почти полностью завладевает телом Пьеретты. Холодная, забирающаяся в самую глубины души дрожь, от которой зубы стучат и в горле пересыхает.
Кровь течёт по руке Чезаре. Он, пытаясь остановить её, обхватывает кисть другой рукой, оставляя свою хрупкую жертву без поддержки. Француженка пользуется этим, чтобы получить свободу и, опасаясь расправы, спешит забиться в угол широкой кровати, где, возле подушки на которой мадемуазель Лоррен привыкла спать, спрятан маленький нож с серебристой ручкой. Он ей сейчас не нужен, глупо даже думать о нём, однако присутствие ледяного металла отчего-то действует успокаивающе. Лишает Пьеретту мысли о собственной беззащитности.

Её продолжает трясти. Слёзы, скользким комком, подступают к горлу. Француженка рыдает, уткнувшись лицом в подушку. Худенькие, острые плечи вздрагивают от каждого хриплого всхлипа.

 Отправлено: 23.06.11 00:44. Заголовок: Чезаре плевать на бо..

Чезаре плевать на боль, в принципе, ему вообще сейчас на все плевать, кроме ее глаз. Черт знает что такое, но когда она так на него смотрит, ему больно. И это больнее ее укуса, больнее даже пулевого ранения. Потому что идет изнутри.
Он подходит к ней тихо, осторожно, неслышно, как кот. Она, по-видимому, не замечает его. Чезаре садится на кровать и обнимает Чинцию, очень-очень осторожно.
Она делает слабое движение, словно пытаясь вырваться, но у нее не хватает сил. Он не прикладывает усилия, он просто удерживает ее в объятия - и она сдается.
(Пьерфранческо тем временем быстро убрался от греха подальше).
Он, правда, не знал, что ей говорить. Она была нужна ему. И он не хотел ее отпускать.
Его рука, сильная, способная переломать кость, нежно гладит обнаженную спину Чинции, осторожно, как маленького ребенка. Пробегает по ее волосам, по вздрагивающим плечам.
- Ну что ты… тише, - он, правда, не умеет утешать, - не плачь. Ну ты ведь сама угрожала меня застрелить немного раньше! Che cazzo… да не собираюсь я с тобой ничего делать. Ты же будешь хорошей девочкой, правда?
Он наклоняется и целует ее в заплаканную щеку, продолжая говорить что-то успокаивающее:
- Ну все, не надо плакать. Мы вечером пойдем в ресторан, все будут смотреть на тебя и говорить: «что за gnocca досталась этому bastardo» и завидовать черной завистью.
Он продолжал гладить ее, все так же нежно, и это было странно, зная, кто такой Чезаре.
- И ни один stronzo больше слова тебе плохого не скажет. Тебе никогда не будет больно, если ты будешь моей. Не плачь, bambinia, не надо, пожалуйста.
И какая разница, что по руке течет кровь, а рука ноет от боли? Главное, чтобы боль ушла из этих больших глаз, dagli occhi della Madonna.

 Отправлено: 23.06.11 02:20. Заголовок: Мадонна. Порочная Ма..

Мадонна. Порочная Мадонна. Юная женщина с мировой печалью в огромных глазах – такой она была когда-то. Такой она оставалась по сей день, даже не смотря на то, что прошли годы, и от первой юности ни осталось и следа.

Он подходит к ней, осторожно опускается рядом. Поначалу она ничего не ощущает, ничего не чувствует. Только тогда, когда руки Чезаре касаются её спины, Пьеретту остро накрывает чувство страха. Сейчас, вот сейчас он ударит её. Или вот-вот, через мгновение.
Однако он лишь гладит. Нежно, ласково, как ребёнка. Своего ребёнка.

Она никогда бы не стала изменять ему. То было действительно так. Во-первых, потому, что встретив, наконец, своего человека она почти безумно боялась его потерять, а во-вторых. … Во-вторых, Пьеретта не испытывала в этом потребности.
Нет, она с удовольствием подразнит Чезаре, если представится возможность, однако изменять по настоящему, физически – с мужчиной или женщиной – не будет никогда. Секса в её жизни было предостаточно, равно как и связей, а любовь была только с одним лишь крикливым миланцем, обожавшим женские задницы, стрельбу из пистолета и не произносившим ни одну стройную фразу без мата.

Но разве объяснишь это ревнивому итальянцу? Сей подвиг был почти невозможен, особенно если учесть темперамент самой Пьеретты и её привычное развязное поведение, уже ставшее настолько привычным, что казалось – она с ним родилась. Хотя, может быть, так оно и было. Она всосала это с молоком матери.

Чезаре шепчет ей нежности, называет «bambinia» (о, она всегда так любила это слово!), прижимает к себе и француженка сдаётся. Поворачивается к любовнику и обнимает его, обвивая своими тонкими ручками его шею. Она всё ещё плачет, однако уже не столь безутешно.
- Прости меня. Прости, пожалуйста. Я не знаю, что со мной творится …, - шепчет Пьеретта, запуская свои длинные пальцы в его разлохмаченные волосы, - Я …Я люблю тебя. Люблю. Слышишь меня?
Она целует его в губы. Крепко, горячо, страстно. Никогда и никому она в жизни не говорила этих слов и теперь чувствует себя непривычно, почти пугающе непривычно.

Запах крови отдаёт металлом. Этот горячий аромат навязчиво кружит вокруг мадемуазель Лоррен, пьянит её подобно тому, как пьянит предвкушение желанного оргазма.
Пьеретта мягко касается губами следа оставленного её зубами на руке Чезаре и принимается слизывать солёные капли живительной алой влаги.

- Ты … Ты не знаешь этого. Ты никогда не узнаешь этого, потому, что таким ты родился. Есть женщины, которых не трогает эта профессия. Они рады, да, рады, тому, что их окружают деньги. Чёртова куча денег. А меня от всего этого уже тошнит … Я думала раньше – «вот ещё день, ещё год и пара месяцев и я, наконец, смогу бросить это всё» … Но бросить это я не смогу, никогда.
Её голос дрожит. Она ухмыляется, кривя перепачканные кровью губы в пугающе распутной усмешке. Никогда она не перестанет смеяться. Даже тогда, когда заливается слезами.

Француженка продолжает пить кровь своего любовника, стараясь этой специфической лаской искупить свою вину за нанесённое увечье. Она может быть послушной. Очень послушной, когда этого хочет. Для него, разумеется. Теперь это всё – только для него.
- Приятно, наверно, иметь дома свою ручную шлюху? – спрашивает Пьеретта своим хриплым голосом. В её глазах до сих пор стоят слёзы, однако злость ушла. Осталась лишь пустота, в которой растворена надежда. Надежда услышать в ответ ещё одно «bambinia», которое она любила почти так же, как и «bella», почти всегда исторгаемое из уст Чезаре во время соития.

 Отправлено: 24.06.11 00:38. Заголовок: Чезаре, как доброму ..

Чезаре, как доброму католику, оставалось только мысленно вознести хвалу Пречистой Деве. И эта мысленная хвала была, наверно, самой жаркой молитвой за всю его жизнь.
Для него это действительно было важно. Очень важно.
А когда она сказала, что любит его...
Такого ощущения Чезаре раньше не испытывал. И не потому, что ему никто в любви не признавался. Признавались, и не раз, но совсем не так, как она. С ней все не так, как с кем-то еще, все совсем по-другому.
- Вambinia, это ты меня прости. Я легко выхожу из себя. Но тебя я никогда не обижу.
Она начинает слизывать его кровь, а он гладит ее по волосам пальцами, и думает. Думает о том, что будет дальше, но знает только то, что никогда никому не отдаст ее. И не позволит больше ее обижать. Ни из-за него, ни из-за кого-то еще больше она не станет такой несчастной и беззащитной.
- Ma bella gnocca, со мной тебе всегда будет хорошо, - говорит он с нежностью в голосе. Наверное, Чинция - первый человек, кто слышит, как Чезаре говорит таким тоном. - Не как шлюха, ведь шлюха только дарит удовольствие, а я хочу, чтобы тебе со мной было так же хорошо, как мне с тобой. И больше никогда меня не бойся - я не причиню тебе вреда. Я верю, что теперь ты будешь только моей.
Он осторожно берет ее лицо в руки и смотрит ей прямо в глаза:
- Я верю тебе, ma bambinia. Никому не верил, а тебе верю.

 Отправлено: 24.06.11 09:36. Заголовок: Он берёт её лицо в с..

Он берёт её лицо в свои руки, заглядывает в глаза и Пьеретта погибает. Погибает медленно и неотвратимо. Бирюза с янтарём. Тёплое южное море и горьковатый жжёный сахар. Они созданы друг для друга и хотя так различны – почти неотличимы.
Плевать на всех. Плевать на всё. На чужие слова, могущие ранить, на страсть мужчин и желание женщин, на сотни чужих лиц, движений, мыслей. Она ненавидела их всех и любила только одного его, хотя с трудом бы призналась в этом ещё раз.

В Пьеретте жил страх. Причём не только страх перед потерей собственной жизни, но ужас перед возможным расставанием с любимым мужчиной. Он уже скрёбся своими маленькими лапками где-то в глубине естества женщины, мешая ей погружаться в счастье обладания с головой. Она уже решила, что никогда не отпустит его. Лучше убьёт своими руками, чем позволит океану его глаз разливаться где-то вдали от неё.

Француженка молчит. Слова не нужны. Слишком она устала для любых слов. Её руки куда более красноречивы. Они мягко касаются его тела, пальцы осторожно переплетаются с его пальцами … Голова Пьеретты покоится на груди Чезаре. Женщина получает почти чувственное удовольствие, когда вжимается затылком в его крепкую плоть, пахнущую хвоей и сладким ирисом. Так можно пролежать вечно, уткнувшись взглядом в загогулину на кованой ножке туалетного столика. Вечность, растворённая в нежности – один лишь миг. Он никогда не кончится, однако всегда, кажется излишне скорым. Кратковременным. Быстротечным.

Когда-то в Риме она уже ощутила всю силу этой быстротечности, когда Чезаре попал в полицию по подозрению в ограблении. Был ли он виновен в действительности, для Пьеретты значения не имело. Она просто поехала за ним.

- Сеньорита Чиниция, не считаю, что суд примет во внимание …, - комиссар с чёрными усами вглядывался в лицо сидящей перед ним женщины с нескрываемым интересом. Та раздражённо передёрнув плечами, резко ответила:
- Показания проститутки? Это не Вам решать, сеньор Тоньяцци. Я говорю правду – сеньор Баракка провёл ночь в моей постели. Он никак не мог раздвоиться и быть в двух местах одновременно.
- Вы заинтересованная сторона.
- Если только в том, чтобы правда восторжествовала, - с насмешкой парирует Чиниция, - Он всего лишь клиент.

Всего лишь клиент, ради которого она готова была на многое. Если не на всё.

- Мне хочется тебя съесть от нежности, - смеётся Пьеретта, продолжая осторожно гладить своими пальцами руки Чезаре, - Я за всю жизнь, наверное, никому не говорила стольких ласковых слов. Подумать только …
Она ухмыляется и высовбодясь из объятий итальянца встаёт с постели. Её мучает голод, страшный голод, который хочется немедленно утолить.

Дамы и господа, минуточку внимания! Соблаговолите лечь на пол, это ограбление! Не волнуйтесь, если вы будите сотрудничать с нами – никто не пострадает. Сеньор менеджер, прошу, не затягивайте - мы уйдём через одну минуту! Спасибо. Сеньора, прекрасная сеньора, не сочтите за труд – проводите нас до выхода.

Рука в чёрной перчатке придерживает Чиницию за локоть. Женщина еле сдерживается, чтобы не рассмеяться. Мужчина в чёрном выводит её из банка и учтиво придерживает дверь чёрной же машины. «Заложница» удобно устраивается на заднем сидении и когда её «похититель» усаживается рядом с ней проказливо тянется к нему за поцелуем.
- Детка, что тебе нужно в банке так рано? – спрашивает Чезаре, снимая большие тёмные очки и прижимаясь губами к шее проститутки.
- Как что? Тебя ждала! – смеётся она, ласково проводя рукой по взъерошенным волосам итальянца.
- Твою мать, Барака, не можешь ты без бабы! – глумливо ржёт водитель, сверкая в полумраке затонированного автомобиля золотыми фиксами на зубах.
- Езжай прямо и смотри туда же, - парирует тот, крепко прижимая к себе женщину.

- Я хочу есть. Приготовишь мне пасту?

 Отправлено: 25.06.11 00:35. Заголовок: Чезаре вовсе не хоте..

Чезаре вовсе не хотел выпускать Чинцию из объятий, но внезапно понял, что теперь, где бы она не находилась, она все равно будет рядом. Потому он выпустил ее из обьятий и поднялся сам.
- Я хочу есть. Приготовишь мне пасту?
Чинция знает, что он умеет готовить, он готовил для нее в Риме. Если бы Чезаре не был бы мафиози по прозвищу Гадюка, он, вероятно, стал бы шеф-поваром какого-нибудь ресторана. Он умел и любил готовить, а еще больше умел и любил дегустировать, что никак не отражалось на его фигуре; в этом они с Чинцией были похожи.

- С удовольствием. Сейчас посмотрим, что у тебя есть и приготовим. Идем на кухню, ma bella.
Он опять вспоминает Рим, пока они спускаются по лестнице. У Чинции была такая ангина, что даже говорить было больно. Тем не менее, она пыталась ругаться с ним, но он решительно утащил ее в спальню и уложил в постель.
- Che cazza, так не годится. У тебя температура, а ты ничего не делаешь. Лежи смирно и жди.
Что-то в его тоне было такое, что она послушалась. А Чезаре уперся на кухню, по ходу давая кому-то указания по телефону. Затем на кухне что-то зазвякало, а через какое-то время по квартире расползся аппетитный запах.
Он принес ей глиняную кружку с молоком и медом, и держал ее руки в своих руках, пока она пила. Чинция пила медленно, ей было больно, но когда кружка опустела - с удивлением поняла, что режущая боль в горле отступила.
Кто-то позвонил ва дверь; Чезаре обнажил Беретту и безшумно вышел в коридор. Дверь открылась, потом закрылась. Опять загремело что-то на кухне...
Он приготовил ей буайабес - теплый бульон с морепродуктами, с удивительным вкусом, согревающим и освежающим. Потом сварил глинтвейн, который они вдвоем пили из глиняных чашек, а потом, когда стало совсем поздно, он забрался к ней под одеяло, обнял ее и впервые овладел, мягко, но долго.
А утром она проснулась от запаха лазаньи, и ее горло уже не болело так мучительно, она даже смогла поесть.

- Если в доме есть чеснок, пармезан, спагетти, оливковое масло и пряные травы - паста у нас будет,- чезаре открывал кухонные шкафчики, заглянул в холодильник, - А у нас есть и больше, чем это. Тебе какую приготовить? Карбонара, маринара, болоньезе, аллагрича, аматричана? - произнося все эти волшебные названия, Чезаре уже колдовал над продуктами у плиты.

 Отправлено: 26.06.11 12:28. Заголовок: - Загляни в холодиль..

- Загляни в холодильник – там всё найдётся, - Пьеретта садится за стол и, слегка склонив голову на бок, устремляет насмешливый взор на любовника, - Приготовь на твой вкус. Сделай мне маленький сюрприз.

Поразительно, как эти руки с длинными пальцами, способные на хладнокровное убийство, могли быть, в то же время, нежными и ласковыми с телом любимой женщины и ловки в кулинарном искусстве. Воистину человек парадоксов!
Однако любовь мадемуазель Лоррен расцветала не столько из-за этих парадоксов, сколько из-за того, что рядом с итальянцем ей было хорошо. Чувство комфорта, покоя, удовлетворения. То, ради чего мы, собственно, и сходимся с теми, кто нам нравится. Рядом с Чезаре Пьеретта не ощущала себя кем-то иным. Она просто была собой.

Гоняя по гладкой столешнице пробку от молочной бутылки, француженка невольно ловила себя на мысли о том, как устала она от притворства и лжи. Как устала жить вне собственного естества. Начало сему было положено уже давно, тогда, когда она, еще, будучи совсем юной, стала сходиться с мужчинами богатыми и извращёнными, вряд ли бы прельстившимися истинным лицом их случайной любовницы.
Лучшая шлюха – лживая шлюха. Так, кажется, говорят. Вот только от постоянного вранья набивается оскомина, подобно той, что появляется во рту после съеденной пары лимонов.

Внешний вид: кружевное платье до щиколоток, на тонких бретелях; стрижка «под мальчика»; в макияже сделан акцент на глаза.

- Вы любите шампанское, мадемуазель? – высокий мужчина в чёрном смокинге протягивает Матильде бокал шампанского. Ледяное, вопреки правилам, игристое вино, напоминает золотистый нектар и алмазную пыль.
Молодая женщина протягивает руку и спустя пару мгновений осушает бокал. Почти непристойно. Жадно. Неистово.
- Гертруда говорила о том, что Вы утончённая особа. Вернее, если быть точным, она считает, что Ваша внешность достойна этого определения, - он улыбается и смотрит на неё, сквозь тёмные очки, заставляя тем самым нервничать мадемуазель Ланж, так как она не в силах поймать выражение его глаз, - Не буду с ней спорить. Даже соглашусь, пожалуй.
Он прикладывает к губам два пальца, задумчиво созерцая свою хрупкую собеседницу, а затем говорит, слегка дрожащим голосом:
- Вы любите деньги, мадемуазель?
- Да, - хрипло отвечает Матильда, хотя на деле, в данный момент, она более всего любит мысль о побеге.
- Тогда я не ошибся в Вас. Вы получите деньги. Много денег. Но для этого нужно постараться. Хотя я не думаю, что Вы не справитесь с данной ролью, моя сумеречная красавица …
Он подходит к ней ближе, почти вплотную и француженка с удивлением отмечает его запах – аромат женских духов – тубероза, гвоздика, нарцисс и сандал. Его рука мягко сжимает её локоть. Он заставляет её повернуться к зеркалу, в котором уже отражается мягкая чёрная фата, прикреплённая к венку из белых лилий.
- Она умерла такой молодой, - сокрушённо шепчет он, помогая своей подопечной забраться на стол, где уже лежит мягкая подушечка, и стоят по бокам длинные, венчальные свечи.
Сегодня Матильда играет роль мёртвой невесты брата своей любовницы. Гертруде показалось это забавным и посему, когда Отто поведал ей сию специфическую фантазию, она едва ли не с ликованием приняла её. Разумеется, мнения самой «невесты» никто не спросил. Она должна была быть счастлива хотя бы тем, что её не выгоняют на улицу даже без нижнего белья.

- Если хочешь, я могу тебе помочь, - Пьеретта поправляет лямку чёрного неглиже и лукаво смотрит на суетящегося у плиты Чезаре. В нём есть нечто трогательное. Даже ребячливое.
Обычно таких женщин как мадемуазель Лоррен рвутся «спасать» совсем другие мужчины. Такие как итальянец напротив - губят их. Но в этот раз, или снова сыграла та самая парадоксальность, свойственная сеньору Баракка, то ли Пьеретта не попадала под какие-то стандарты тех проституток, которых «спасают» правильные мужчины – факт оставался фактом – их пара вопиюще противоречила общепринятому понятию о связи между шлюхой и бандитом.

Она поняла это ещё тогда, в Риме, когда он, ворвавшись в её квартиру, принялся не раздевать её, а лечить. Сначала молоком с мёдом, затем любовью, в которой он, прежде всего, заботился об её удовольствии.
Француженка поднимается из-за стола, подходит к Чезаре со спины и обнимает его за плечи. Запах его кожи, особенно на затылке, почти совсем не отличим от хвои. Острый, опасный аромат. Идеальный.
Руки женщины осторожно касаются шеи итальянца, нежа кожу мягкими, ласкающими
движениями. Ей хочется попробовать его на вкус, захватит своим ртом эту манящую хвою и удержать на языке, дабы в полной мере ощутить все нюансы.
- Так мне помочь тебе? - хрипло спрашивает она, прижимаясь носом к его щеке, настойчивым движением пальцев будоража плоть любовника.

 Отправлено: 27.06.11 00:32. Заголовок: Чезаре набрал воды в..

Чезаре набрал воды в кастрюльку и положил в нее спагетти. Когда он поставил кастрюльку на плиту, Чинция подошла к нему и обняла. Ее обятия были так непохожи но все другие обятия, которые Чезаре знал. Они были искренними, так что Чезаре сразу чувствовал - Чинции нужен именно он, а не какая-то его ипостась.
- Ты мне и так уже помогаешь, - он склонил голову и поймал губами ее губы в нежном поцелуе. - Ты меня вдохновляешь. Но если ты очень хочешь...
Он вынул из холодильника кусок мороженого мяса, початую палку пепперони и брусок пармезана. Чезаре любил готовить, это его умиротворяло.
Как тогда, в Риме. Но тогда в его жизни появилось еще что-то – он заботился о человеке, по собственной инициативе. Не потому, что должен был, даже наоборот – ничего он бывл не должен. А потому, что ему захотелось о ней заботиться.
Тогда она сказала ему, что еще ни разу не ела ничего более вкусного.
- Разве ты никогда не бывала в ресторане? – спросил он. – я знаю десяток миланских поваров, которым я и в подметки не гожусь. Думаю, в Риме таких еще больше.
Но она лишь повторила ему, что никогда не ела ничего вкуснее.
- Ну, может, потому что это я готовил для тебя лично? – спросил он. - Ты мой эксклюзивный клиент.
Он заметил тень в ее глазах и осекся. А потом поспешил перевести беседу на другое. Но она еще раз сказала, что никогда не ела так вкусно, как с ним – в тот день, когда его «замели» в полицию.
Вспоминая это, Чезаре машинально шинковал мясо тоненькими брусочками.
- Если хочешь, можешь пока натереть сыр и порезать чеснок, - говорит он, нежно касаясь губами ее шейки, на которой виден след от их более ранних ласк.
В этом было что-то волшебное – раньше Чезаре всегда готовил сам, а теперь рядом с ним была Чинция, нагая и прекрасная, и они готовили эту пасту вместе.
На сковороде зашкварчало оливковое масло, туда же отправилось мясо, затем – порезанная чоризо, и вот уже аппетитно пахнущее явство парит на двух тарелках с синими парусниками:
- Кушать подано, - говорит Чезаре и улыбается, напоминая довольного собой кота.

 Отправлено: 29.06.11 02:58. Заголовок: Она улыбается. Смотр..

Она улыбается. Смотрит на него и улыбается слегка лукавой, привычно распутной улыбкой. Он суетится у плиты, немного взволнованный, немного возбуждённый и безмерно красивый, такой красивый, что у Пьеретты захватывает дух.
Обычно она никогда не смотрела на мужчин с таким вниманием. С такой всепоглощающей нежностью, не имеющей ничего общего с плотской страстью. Впрочем, обычно мужчины не ведут себя так с ней, как ведёт себя Чезаре.

- Наверно больше всего я мечтала о том, чтобы так проводить время с тобой. Тихо, на кухне. … За готовкой или обедом. Так, как, наверно, живут многие. … Но они совершенно не ценят этого. Им кажется это скучным, обыденным.

Руки с гладкой, удивительно нежной кожей действуют быстро, стремительно и уверенно. Они моют овощи, нарезают мясо, встряхивают тяжёлую, чугунную сковороду. В меру мускулистые, рельефные, идеально вылепленные мужские руки с тонкими, голубыми жилками, бегущими от локтя до запястья.
Он изменился. Стал более спокойным, уравновешенным. Даже его чёрные волосы перестали торчать столь неистово и дерзко. Только взгляд не изменился. Остался таким же пронзительным.

Чёрт возьми, Матильда, да ты влюбляешься. Это забавно. Никогда не было такого. Вспомни, когда ты последний раз впадала в экстаз от созерцания мужских рук? И после этого ты ещё похваляешься своей практичностью и независимостью от сынов Адама. Дура. Но. … Как же хорошо! Да, очень хорошо.

Внутренний голос был насмешлив, однако не зол. Что случилось, то случилось. Глупо было бы сейчас отпираться и говорить, что ей никто не нужен или, что она на самом деле не влюблена, а просто играет в поддавки.

Пьеретта помогает Чезаре, стараясь быть аккуратной, однако аккуратность – явно не то, чем она может похвастаться. Она никогда не была аккуратной и не будет. Нечего даже начинать пробовать.

- Вот видишь – ничего у меня не получается, - смущённо оправдывается она, кивая на неровно нарезанные томаты и откладывает нож в сторону, - Я лучше открою вино.
Это-то как раз у неё всегда выходило на ура. Когда дело доходит до бутылки или порции ровной дорожки белого порошка – Пьеретта Лоррен образец прилежности и изящества.
Пробка выходит из горлышка легко, даже без особого усилия со стороны женских ручек.
Прозрачный хрусталь обагряется алой кровью спелой виноградной лозы. Француженка выпивает свой первый бокал в одиночку, смакуя каждый глоток. Она чересчур много пьёт. За сегодняшнее утро и вчерашнюю ночь она, казалось, выпила на несколько лет вперёд, но продолжает добавлять, словно страшась расстаться с чувством опьянения.

Итальянец ставит перед ней тарелку с пастой и ухмыляется довольной ухмылкой, настолько довольной, что это вызывает у женщины смех.
- Сейчас мы попробуем, - фыркает она и запускает вилку и ложку в густоту ароматного кушанья, - Ммм … Боже, ты просто создан для того, чтобы доводить до оргазма. К списку всех прочих следует приписать витиеватой вязью «оргазм гастрономический». Вряд ли найдется много тех, кто сумеет повторить. Ничего и никогда не ела вкуснее …
Аппетит приходит во время еды – в данный момент эта древняя мудрость была права на все сто. Уже давным-давно, мадемуазель Лоррен, не ела с таким волчьим аппетитом. Разве что вчера на набережной, с Келланом. Однако то было преддверие рая.

Грустный мальчик с голубыми глазами принёс мне счастье. Если бы я с ним вчера не встретилась – вряд ли бы ко мне вернулся мой итальянский котяра.

Она отпивает ещё глоток вина и думает над тем, что непременно должна пригласить мистера Сандерса на обед. Должна точно так же принести ему счастье. Много счастья.
- Никогда не ела ничего вкуснее, - повторяет Пьеретта с набитым ртом.
Когда-то давно, ещё в Риме, она говорила так же. В тот день, когда Чезаре «взяла» полиция он приготовил ей роскошный обед, остатки которого она уже доедала в одиночестве, запивая их своими слезами.

- Чиниция Валлеси? – толстый надзиратель с пушными усами отворил решётку перед женщиной, оглядывая её со всех сторон насмешливо – похотливым взглядом, - Проходи, чего стесняешься.
Проститутка, одетая в довольно скромное малахитово-зелёное платье и клетчатое пальто, дёрнув плечом, шагнула вперёд. У неё едва ли не стопы горели от волнения, настолько страстно она ждала встречи с заключённым любовником.
- Вот повезло-то. … Ко мне такие женщины не ходят, - завистливо присвистнул толстяк и зашёлся грудным смешком.
Отвязался он от Чиниции только тогда, когда за её спиной закрылась камера для встреч и нежные руки Чезаре обвились вокруг её талии.
- Маленькая моя, как ты добилась этой встречи? – губы итальянца мягко коснулись шеи Чиниции, - Они даже кота сюда не пропустят.
- Зато кошку в юбке пропустили, - смеясь, ответила женщина, слегка откидываясь назад, - Как ты здесь? Как ты без меня?
- Переживу, - отвечает он, растягивая губы в ухмылке, зеркально отражающую ту, что часто появлялись на губах его любовницы.
Он обнимает её, притягивает к себе, зарываясь лицом в распущенные по плечам рыжевато-каштановые кудри. Она не противится, хотя ей и неловко принимать ласки в подобном месте.
- Я хочу тебя, bambinia. Ma bambinia, - шепчет итальянец, прижимая женщину спиной к влажной стене.
Стеснённый решётками мир разлетается на осколки, когда он овладевает Чиницией, когда её пальцы впиваются в его плечи.
- Не волнуйся. … Не волнуйся … Я приготовлю тебе сто тысяч обедов, моя красивая. Только не волнуйся и жди меня.
И она дождалась. А после. … После на горизонте замаячила проклятая Германия.

 Отправлено: 30.06.11 15:25. Заголовок: Чезаре садится за ст..

Чезаре садится за стол, берет бокал, но не спешит есть. Он смотрит на Чинцию.
Ему нравится смотреть на нее - например, на то, как она ест. С ним она совершенно естественна, и эта естественность восхищает Чезаре.
- Ma bella, к чему я и веду. С завтрашнего дня мы будем жить вместе. Так что теперь у тебя будет свое маленькое счастье.
В тюрьме он часто вспоминал какие-то мелкие ее черты - как она наматывает на вилку спагетти, как облизывает соус с губ, как держит бокалл. Ему хотелось нарисовать ее, но увы, у Чезаре не было ни малейшего таланта к живописи.
И все равно, порой она появлялась перед ним как наяву, и он любовался ей. Любовался и знал, что найдет ее, даже если для этого придется нарисовать ноги с кичмана.
Только в тюрьме он понял, как на самом деле он по ней скучает; только вспоминая ее, осознал, как им было хорошо вместе. И поставил задачу найти ее.
- Ma bambinia, ты готова к тому, что теперь каждый день будешь переживать такой оргазм? - улыбался Чезаре. - Сделаем здесь свою маленькую Италию для нас с тобой. Che cazza, как я об этом мечтал в тюряге! Но теперь меня на кичман не уволокут. Я даже налоги плачу, в отличие от Аля Капоне.
Он отпил еще вина и принялся есть.
- Насчет ресторана я серъезно, кстати. Подищу подходящее место - и открою. Назову его в честь тебя, ma bella.
Эта идея у него тоже появилась в тюрьме. Однажды ему даже сон приснился о том, что они с Чинцией пришли в этот ресторан. И Чезаре, остро переживавший одиночество, в этом сне был счастлив.
Теперь он мог себе это позволить, ведь Чинция опять была с ним, и он уже решил, что никуда от себя ее не отпустит.

 Отправлено: 01.07.11 03:21. Заголовок: Несмотря на свою поч..

Несмотря на свою почти болезненную худобу Пьеретта любила поесть. Как только у неё появились деньги, она целыми днями проводила в недорогих кафе, наедаясь всевозможными закусками и не поправляясь ни на грамм, благодаря неправильному образу жизни, дурному сну и постоянным нервам.
В ту пору француженка ещё мало разбиралась во вкусовых тонкостях, действуя по наитию, однако впоследствии научилась разбираться в приправах и оттенках, соусах и подливах, отметая то, что было ей не по вкусу, как например большая часть блюд китайской кухни.
Сейчас, поедая отменно приготовленную пасту, мадемуазель Лоррен буквально трепетала от чувственного наслаждения, с каждым кусочком погружаясь в водоворот гастрономического экстаза.

- Знаешь, однажды я гуляла по набережной, - ложка и вилка на мгновение замирают, чтобы вновь начать свой утомительный труд, - И зашла в один очень милый рыбный ресторанчик. Или даже не ресторанчик, а закусочную или кафе. … Впрочем, это не важно. Там было очень вкусно. И уютно. Хозяйка итальянка. Она говорила с невозможным акцентом и много улыбалась. Тогда я подумала – быть может, когда-нибудь я встречу тебя там. Смешно, правда?
Острые плечи француженки вздрагивают. Она смеётся, запивая пасту глотком красного вина. Те, кто не голодал – по настоящему, а не по зову новомодной диеты, никогда не поймут и не прочувствуют истинный вкус еды. Тот, что овладевает всем языком и всей гортанью, проникает в желудок и оттуда охватывает всё существо цепкими, клейкими лапками сказочного паука.

- Я всегда об этом мечтала. Поэтому, когда я думала, что ты слинял от меня чёрт знает куда, я разнесла всю свою квартиру и расцарапала рожу Родриго – он тебе рассказывал об этом или нет? - голос француженки сейчас звучит как-то особенно довольно и по-кошачьи, - А потом. … Потом уехала. Я даже не помню, куда и к кому. Всё было как в тумане. Теперь же. … Теперь же - пришла моя очередь садиться в тюрьму. Если узнают о том, что я это вовсе не я – будет твоя очередь носить мне передачи, мой красивый. Ты же будешь это делать, как честный налогоплательщик?
Было бы крайне глупо попасться именно теперь, когда всё стало так хорошо. По крайней мере, на первый взгляд.
Женщину пробила предательская дрожь. Оставив тарелку с пастой в покое, она поднялась из-за стола и, подойдя к старинному буфету из красного дерева, извлекла на свет Божий бутылку виски. Приложившись прямо к горлышку, Пьеретта сделала щедрый глоток и, отерев губы, снова посмотрела на любовника.

- Если бы я знала, что ты – живой, может быть я бы и осталась проституткой Чиницией, однако, сам понимаешь, мне необходимо было устраиваться хоть как-то. А это в наш век так сложно. Погано сложно, я тебе скажу. Особенно если подворачивается удачный случай …
Мгновение и пачка сигарет появляется в её руке. Француженка прикуривает и пару минут молча, смотрит в одну точку, выдыхая серебристые струйки дыма через тонкие ноздри.
Может быть, плюнуть на всё и смотаться куда-нибудь подальше? Туда, где нет этого города, нет этого воздуха, этих людей. Франция, та же Италия, на худой конец – Испания в которой она ни разу не была. Куда угодно, только бы её оставили в покое. В какой-то там раз сменить имя, скосить в паспорте пару лет и стать библиотекарем или, как та улыбчивая итальянка, – варить креветки с пряными специями для толстеющих мафиози, отдыхающих за белым столиком уличного кафе. Теперь, по крайней мере, рядом с ней Чезаре. Его вполне можно выдать за брата, что было бы крайне пикантно, учитывая его имя.

- Мне так плохо, - выдыхает Пьеретта, прикрывая глаза, - Я вся извелась уже. Не поверишь – сплю с ножом, а, вернее, вообще не сплю. Езжу по клубам, пью как лошадь, курю как паровоз. И боюсь, боюсь, боюсь. … Если бы я знала, что мне так будет страшно – никогда бы не стала ввязываться в подобную авантюру.
Мадемуазель замирает с сигаретой в руке и замолкает, силясь взять себя в руки и подавить ужас, зашевелившейся где-то в глубине её естества холодным змием искусителем.

 Отправлено: 02.07.11 22:03. Заголовок: Перспектива потерят..

Перспектива потерять только что обретенную Чинцию, очень мягко говоря, совсем не обрадовала Чезаре. Никто никогда не мог бы назвать его мечтателем, но в душе Чезаре был таким же, как любой из миланцев, и уже нафантазировал себе не только упомянутый рыбный ресторан, но и дом, и прислугу, и яхту с именем "Чинция" и...
- Che cazza, вот еще! Никто тебя в тюрьму не посадит, пока жив Чезаре Баракка, клянусь Мадонной! - воскликнул он, хряснув кулаком по столу так, что закачались бокалы. - Я же сказал, ты моя женщина, neanche un cazzo миланец не отдаст свою женщину фараонам!
В глазах Чезаре разгорался яростный блеск - с таким блеском он заходил в итальянские банки, с таким блеском выходил на очередное задание...
Он выпил вина и встал.
- Вот что, ma bella, я тут подумал и решил, - сказал он серьезно. - Можно ведь навсегда обезопаситьб тебя от этой угрозы, и сделать это проще простого. Нужно, чтобы ты перестала быть Пьереттой Лоррен на самых законных основаниях. Мы сделаем тебя... скажем, Пьереттой Баракка, женой дона Чезаре Барака, хозяина итальянского ресторана и игорного бизнеса.
Чезаре посмотрел на Чинцию и рассмеялся - столь забавное у нее было выражение лица.
- Что ты на меня так смотришь? Это только предложение, если приймешь, будет все остальное - помолвка, венчание... в городе есть прекрасный собор Эспиритус Санкта, его капеллан - бывший казначей каморры.
Фантазия Чезаре вновь разыгралась.
- Только вот это придется ограничить, - он отнял у Чинции виски, сразу же сделав большой глоток, - и сигареты тоже. Приучайся к роли синьоры Баракка, bambiniа. Тебе не нужен больше допинг, у тебя есть я, ma bella.

 Отправлено: 11.07.11 13:05. Заголовок: Жестокая правда жизн..

Жестокая правда жизни заключалась в том, что Пьеретта Лоррен терпеть не могла жён. Эти женщины всегда казались ей злом, даже тогда, когда находились вне зоны досягаемости.
Все эти скучные домохозяйки, отвратительные в своём желании подмять под себя мужчину имевшего несчастье скрепить свой союз с ними при помощи круглого золотого кольца, невнимательные карьеристки, вспоминавшие о драгоценном супруге только тогда, когда тот отправлялся налево, а в особенности любящие и любимые кроткие создания, целиком и полностью растворяющиеся в предмете своей любви и жаждущие наплодить кучу орущих детишек, были глубоко отвратительны дочери улиц и кабаков ночного Парижа.
Именно к ней шли все эти добродетельные днём и распутные ночью мужья, шли искать утешения, удовлетворения, иногда даже поддержки. Многие жаловались на своих любимых жёнушек, ругали их, на чём свет стоит, но при этом продолжали жить с ними под одним кровом. Ёжики плакали, кололись, но продолжали жрать кактус …
Мадемуазель Лоррен давно похоронившая саму идею о том, что кто-то когда-то предложит пополнить ей ряды этих дамочек, теперь была искренне удивлена, если не шокирована приглашением к алтарю. Выйти замуж, надеть белое платье, венчаться в церкви. … Да это же смешно. Просто смешно.
Если бы родители Чезаре были бы живы, они, несомненно, высказались весьма грубо о подобной затее сына. Да, мафиози, вор, убийца, преступник, но, всё-таки, католик и итальянец. Такой не мог жениться на проститутке, с детства привыкшей облизывать леденцы за деньги незнакомых дядюшек в твидовых пиджаках. Это же самое Чезаре говорил Родриго, когда надовал ему по щам за желание вступить в законный брак с красоткой Ченицией. Разве теперь что-то изменилось? Совсем нет.

Она бледна. Теперь так бледна, что, кажется, из неё выкачали всю кровь. Лишь глаза сияют ещё ярче и больше. Пьеретта смотрит на итальянца со смесью удивления, страха, недоверия, надежды и презрения и кусает свои распутные губы. Нельзя сказать, что ей не соблазно согласиться однако та пропасть, коя отделяет их друг от друга, кажется француженке ещё более глубокой и непреодолимой, чем когда-либо прежде.
- Подумай сам, - хрипло говорит она, изо всех сил стараясь совладать с собственным голосом, так как даже он изменяет ей, - Это очень глупо. Ты. … И я. Какое у нас может быть будущее? У нас никогда не будет нормальной семьи … Я не смогу родить тебе детей, понимаешь? Никогда у нас не будет детей. Разве я не знаю, как много для итальянцев значат дети … Ты возненавидишь меня. Все меня возненавидят. На таких как я никто не женится. Нет-нет. Это невозможно.
Пьертта умолкает только для того, чтобы спустя несколько минут продолжить уже гораздо более спокойным тоном:
- В Риме многие мужчины и женщины могут похвастаться, что спали со мной. Тебе не будет противно сознавать это? Только представь их взгляды, слова. … Представь хотя бы на одно мгновение, и ты больше никогда даже в шутку не подумаешь предложить мне подобное.

Внезапно догадка ослепляет её. Жестокая, злая, охлаждающая пыл француженки в два счёта. Ведь это всё не по-настоящему. Шутка или, в крайнем случае, фиктивный брак или, что ещё более вероятно, поддельные документы.
Мадемуазель Лоррен тянется к пачке сигарет, снова закуривает одну и, выдыхая струйку серебристого дыма к потолку выдаёт:
- Хотя, возможно, это и есть шутка, не так ли? Ну, скажи мне. Шутка, обман, подделка, фикция. … Всё что угодно, но только не правда. Ты же не можешь быть настолько … Боже, нет-нет. Глупо даже предполагать. Как смешно, что в первую очередь мне пришла в голову мысль о настоящем браке. Правда, же смешно? Ха-ха, ну посмейся же со мной. Надо мной, - откинув голову назад, женщина смеётся своим глухим, резким смехом. Смеется, скаля зубы и прищуривая глаза, чтобы скрыть их излишне влажный блеск.

Я бы смогла, я б сумела, я знаю.
Сотни окон, и я в них пропадаю.
Чувства ненужные, внешне помятая.
Шлюха и ангел, жизнью проклятая © Элен Обермайер.

Ни один мужчина мира никогда не поймёт этого ужасного чувства, которое испытывает одинокая женщина, вынужденная потакать страстям противоположного пола. Близкая настолько, что ей можно доверять самые постыдные тайны тела и, в то же время, бесконечно далёкая от того, чтобы считаться с ней, как с другими, прочими. Чтобы просто испытывать к ней хотя бы сочувствие, не говоря уж о большем.
Она даже не добыча. Она никто. С комнатным ковриком и то обращаются бережнее. Поэтому ничего удивительного в том, что в сердце Пьеретты и иных её сестёр вечно пылала злоба. Почти не поддающаяся описанию адская злость.

Француженка медленно опускается на пол, так как ноги не держат её. Холод кафеля холодит бок и бедро, упирающееся в его гладкую поверхность. Женщина закрывает глаза и замирает, лишь изредка поднося ко рту сигарету и затягиваясь. Ей безразлично. Безразлично, что он теперь скажет. Она слишком устала от насмешек, притворства и прочих издёвок. Слишком устала, чтобы поверить в то, что, в кои-то веки, кто-то может быть с ней искренен.

 Отправлено: 11.07.11 14:01. Заголовок: Чезаре хотелось выру..

Чезаре хотелось выругаться, вот только во всем его неиссякаемом запасе матерщины не находилось подходящих оборотов. Чинция порой заводила его в тупик своими внезапными и непредсказуемыми эмоциями. А Чезаре не любил тупики. Давно, еще со времени самой первой своей ходки.

Ему тогда дали тридцать суток, но отбывал он их не где-нибудь, а в тюрьме на Виа Капучина. Это в Германии бывший персонал концлагерей был жестоко наказан (и то не всегда, как потом узнал Чезаре), а в Италии тюремщики Королевства Италия, коричневорубашечники, расстреливавшие евреев, спокойно перешли в новыую Республику и продолжали заниматься любимым делом...
Его разбудили тем, что надели на голову холщевый мешок. Мешок вонял затхлостью. Руки скрутили за спиной, подняли за шкирки и повели. Он слышал, как охранники делали ставки, обделается ли он, когда в него войдут пули. Взрослый на такое не купился бы, но Чезаре было 14, и ему было страшно.
- Che cazza, с каких это пор за хулиганку расстреливают? - он попытался придать голосу твердость - но тут же получил по почкам и упал. Его подняли и повели дальше.
- Тебя застрелят при попытке к бегству, - сказал кто-то рядом. - Таких как ты, надо душить, пока маленькие...
Звук шагов стал гулким, а затем его ткнули носом в твердую стену.
- Мешок снимите, figlio di putana, - прохрипел Чезаре. - Будьте людьми...
Мешок сдернули.
- Не оборачиваться! - рявкнул кто-то.
- Закурить можно?
- Incoglio? Но если хочешь, можешь помолиться.
И тогда Чезаре понял - это конец...

- Cazzarola! Женщина, еще никто не мог обвинить Чезаре Барраку в том, что он - пустомеля, и тебе я тоже запрещаю! Доставай свой паспорт, я сегодня же подам заявление в мерию, ясно?!
Он сел на пол рядом с Чинцией. В глазах у той стояли слезы:
- Ma bella, che cazzo? Сейчас же прекрати. У тебя кто-то был? Да я девственниц испортил больше, чем их живет в этом городе, и что с того? Мне пойти в монастырь и заняться самобичеванием?
Если про тебя кто-то скажет гнилое слово - пойдет купаться в бетонных сапогах, ясно? Uxor Caesari suspicione major est i ne rompere il cazzo , что кто-то думает иначе.
Чезаре встал.
- Нет, конечно, если ты не хочешь - за уши тянуть не буду. Может, для тебя в тягость принадлежать только одному мужчине. Потому что я и взгляда на сторону с твоей стороны не допущу. Так что решай сама - я предложил, а все остальное в твоих руках.
Он взял со стола сигареты Чинции и закурил.
- Che cazza, нашла чем меня пугать... Я по-твоему не знал о тебе ничего? Или ты меня считаешь il lavoro, не способным сам что-то решать? Так вот, ma bella figa Чезаре за базар отвечает... Выпороть тебя, что ли, чтобы дурь в твою прекрасную головку не лезла?

 Отправлено: 14.07.11 12:33. Заголовок: Она по прежнему лежи..

Она по прежнему лежит на полу и курит, выдыхая вместе с серебристым дымом всю ту горечь, что всколыхнулась в её душе от одной только фразы.
Нервная система Пьеретты была расшатана годами переживаний, волнений и стрессов. Её могло вывести из себя одно слово. Да и не только слово – кадр в идущем фоном по телевизору фильме, строчка в книге, куплет песни, фотография из журнала. Веселье могло в мгновение ока превратиться в слёзы, однако слёзы очень и очень редко оборачивались смехом.

Подобное шокировало непосвящённых и мало знакомых людей. О ней часто думали – ненормальная, тогда как на деле мадемуазель Лоррен была просто измучена собственными душевными бурями.
Кто-то мог бы, особенно тот, кто родился в подобной яме, что и французская проститутка, подивится подобному. Что может быть лучше, нежели чем обладание благополучием, тем, что так долго ускользало сквозь пальцы? Почему эта красивая женщина так печальна, разве ей мало того, что у неё есть? Если так, то она глупа и не достойна того, что получила.

О, как ненавидела она, эта малышка с огромными глазами и профилем римской патрицианки, людей, способных изрекать подобные мысли. Всех этих доморощенных распутниц, обедающих в ресторане с клиентами, а потом сбегающих через окно в туалете, в тот момент, когда счёт уже принесён и нужно платить клиентам за ужин чем-то более плотским, чем хрустящие купюры. Этих девиц из «хороших семей» занимающихся развратом только из скуки, по зову плоти, истосковавшееся по приключениям.
Откуда им знать об унижениях, если они даже не имели сил признаться в том, что они – шлюхи, точно такие же, как Пьеретта Лоррен, с той, только разницей, что последняя всеми силами рвалась из тисков, сжимающих её не раз купленное тело, в то время как они едва ли не бравировали собственным положением и наивной хитростью провинциальных дешёвок.

Отвратительной язвой зреет ненависть к притворщицам, не понимающим истинной боли её существования. Юные девушки, стремящиеся быть распутными, только потому, что это может привлечь к ним желанных мужчин. Кроткие особы из хороших семей, играющие в соблазнительниц сильного пола, дабы хоть как-то утвердить себя в мире деловых людей играющих по крупному. Что они, эти многие тысячи, могли в действительности знать о боли, о вечном подчинении, о сокрушительной и бесчеловечной тоске женщины, по рождению своему предназначенной для более завидной участи, но вынужденной ступить на путь разгула, уничтожившего впоследствии даже самую робкую мечту о простом счастье? Мало. Очень мало, если вообще хоть что-то.

Опять, уже который раз за день, Пьеретта плачет, однако теперь её слёзы не столь горьки. Вместе с ними уходит злость, страх, боль, уходит всё то, что мешало ей верить итальянцу, оставляя вместо себя благостную тишину и покой.
- Не кричи, пожалуйста, - спокойно говорит она, сжимая тлеющий окурок в кулаке, даже не морщась от боли, - Я знаю, что ты говоришь правду и что ты отвечаешь за базар, но … Я всего лишь предупреждаю, на случай если ты, потом передумаешь, и я буду виновата.
Распутные губы вновь смеются. В вечно пьяных глазах снова пляшут лукавые искорки, хотя блеск этих глаз по-прежнему грустен.
- Ты, как и раньше, излишне эмоционален и от этого можешь совершить самый глупейший поступок в твоей жизни, - в тоне её голоса звучала насмешка, отчего слова звучали достаточно двусмысленно, - Однако, если ты готов отвечать за свою глупость – полный вперёд. Замуж. … В эту игру я ещё не играла.
Ироничный смех обрывается. Пьеретта садится и, слегка склонив голову на бок, смотрит на Чезаре снизу вверх.
- Иди сюда. Ко мне.

Она протягивает к итальянцу свои тонкие, чересчур изящные руки, и улыбается, правда на этот раз не привычно иронично, а как-то ненавязчиво и нежно, словно желает получить прощение за свою вспышку.
- Глупый, - шепчет француженка, обнимая бёдра любовника ногами, прижимая его к себе, впиваясь бледными пальцами в чёрные блестящие волосы, - Разве можно тебя не любить? Но … Просто я не ожидала. Мне ещё никто и никогда не предлагал выйти за него замуж. Есть от чего удивиться и нести бредятины, по-твоему, нет?
Нежная кожа на щеках женщины ещё слегка влажна от слёз. Многих и очень многих портят слёзы. Пьеретту же наоборот красили солёные капли моря горести, правда сама она никогда не видела ничего привлекательного в том, за что многие мужчины платили сверху.

- Мне было так одиноко без тебя. … Разве я могу променять тебя на кого-то ещё? Да пусть они все катятся к чертям – мужчины, женщины – все без исключения. Никого не желаю видеть кроме тебя, - острые ногти миндалевидной формы озорно терзают кожу плеч Чезаре, огромные коньячно-пьяные глаза совсем близки от его глаз, - Вот видишь. … Видишь, я ради тебя даже отказываюсь от своей … Работы. А я этого никогда не делаю. Это недальновидно, особенно теперь, когда у меня появились более лёгкие и безопасные средства.
Она подмигивает мужчине и хрипло смеётся, намекая на то ремесло, в кое её втянул сеньор Баракка ещё тогда, в Риме. Ремесло, за которое можно было поплатиться свободой.

- Он спит? – голос Чезаре звучит резко, почти грубо, настолько, что Чиниция невольно вздрагивает и шикает на него, с опаской поглядывая на заснувшего под действием снотворного клиента, откинувшегося в мягком кресле с самым безмятежным видом.
- Не видишь что ли? Заткнись. Мне страшно – вдруг проснётся?

Они познакомились в баре. Обычном баре, где всегда полутемно, накурено и пахнет смесью табака, кожи и пролитого алкоголя. На ней было чёрное платье с целомудренным V-образным вырезом и белый парик с густой чёлкой. Она курила тонкую сигаретку в вишнёвом мундштуке и усердно делала вид, что является художницей-туристкой, поклоняющейся Да Винчи.
Его имени она так и не спросила или, быть может, просто напросто позабыла. Говорила ему «миленький» и «драгоценный». Вообще говорила много глупостей и очаровательно улыбалась, стараясь делать это как можно более легкомысленно.
Они пили кампари, разговаривали о Да Винчи и итальянской опере. Она усердствовала, чтобы подчеркнуть свой «бретонский» акцент и наигранно удивлялась тому, как её собеседник прекрасно разбирается в искусстве.
Очаровательная блондинка и её спутник продолжили «банкет» уже у него дома, где к кампари добавили бутылку шампанского, в лёгкую пену которого, Чиниция, назвавшая себя Виоль, подмешала немалую дозу снотворного.

- Он не проснётся, если ты подсыпала достаточно, - пожимает плечами итальянец и лёгким движением руки кивает на дверь, - Так всё, идём.
Вместе с сеньором Барака в квартиру несчастного любителя лёгких удовольствий был «приглашён» самый быстрый и ловкий из «братьев» Чезаре, быстро управившейся с наличностью и ценностями.
Уже в машине итальянец резко прижимает дрожащую любовницу к себе и страстно шепчет:
- Я думал – я его убью. Ненавижу, когда кто-то прикасается к тебе. Даже пальцем.
- Слава Богу, он не трогал меня. Особенно пальцем, - отзывается Чиниция и прижимается губами к губам мужчины.
Смесь страха, адреналина и возбуждения кружит ей голову, пьянит и смешит. Так хорошо было вырваться наконец из этой душной квартиры с излишне белыми стенами и снова очутиться в машине с красными сидениями и круглым зеркальцем в медной оправе, перед которым так удобно было поправлять причёску и красить губы.
Сегодня они были в Риме, завтра посетят другие города, другие бары и квартиры. Лето, а вместе с ним своеобразные гастроли по барам, в которых очень любят отдыхать одинокие мужчины, алчущие до компании прелестной женщины, которая, вдохновлённая наущениями хипесника, проделывает свою работу виртуозно и с насмешкой.
- Ты любишь меня? – спрашивает Чиниция, всматриваясь в лцио Чезаре своими огромными глазами, ещё более ярко выделяющимися на фоне почти белых волос.
- Конечно, красивая моя, - кивает итальянец и прижимает к себе женщину ещё крепче, одной рукой крутя руль.

- Ты помнишь? – спрашивает Пьеретта, легко касаясь губ любимого кончиками своих длинных пальцев, - Помнишь, как нам было весело в Турине? А в Генуи, помнишь? Помнишь там я разбила твою машину и вся расшиблась. Ты подумал, что я умерла, а я просто притворялась, только чтобы послушать как ты будешь признаваться мне в любви.

 Отправлено: 17.07.11 16:40. Заголовок: Чезаре обнимает ее, ..

Чезаре обнимает ее, прижимает ее к себе, он чувствует, что ее ему так не хватало. Как там пелдось в одной песне, которую пели его товарищи по шконке под старую гитару?
Я тобою одной
Совершенно больной
Неужели меня позабудешь?
Я с начальником бьюсь,
Я тюрьмы не боюсь,
Я боюсь, что к тебе не вернусь.
Рифма была кривой, но очень точно выражала чувства Чезаре. Хотя сам он не отдавал себе в этом отчет. По сути, Чезаре был двумя людьми одновременно, не человеком с раздвоением личности, а скорее оборотнем. Чезаре - буян, матерщинник и эпикуреец скрывал в себе споколйного, уверенного в себе Чезаре-киллера, способного, тем не менее, на глубокие чувства...
- Ma bambinja, неужели ты не знаешь, что я прекрасно управляю своими эмоциями? Просто обычно я не держу их на привязи, но я им хозяин. Такого Чезаре, каким ты себе меня представляешь, не сделали бы слиппером, а тем более со мной не стал бы работать дон Эрих...

Конечно он помнил. Все-таки, это было куда безопаснее, да и веселее. Но каждое прикосновение к ней, каждый взгляд посторонних людей выводил миланца из себя настолько, что он готов был сбить негодяя с ног и топтать его лицо, превращая в безформенное кровавое месиво.
Ему не важно было ее прошлое, но он люто, бешенно ревновал ее настоящее. Здесь, сегодня, сейчас - она только его, она принадлежит только ему. Он несколько утешал себя тем, что негодяй поплатится самым дорогим ему - деньгами, но был готов в любую минуту вмешаться...
- Помнишь, как нам было весело в Турине? А в Генуи, помнишь? Помнишь там я разбила твою машину и вся расшиблась. Ты подумал, что я умерла, а я просто притворялась, только чтобы послушать как ты будешь признаваться мне в любви.

- Che cazza, oh piccolo batonia! - засмеялся он. - Так ты хотела услішать, что я тебя люблю? И тебе мало того, что я тебе все время это показываю?
Он схватил ее за талию и вновь вошел в нее, чувствуя, как она подается навстречу его натиску. Он прижал ее к себе, крепко-крепко, его горячие губы обжигали ее лицо и шею:
- Люблю, конечно люблю, ma bella figia, - шептал он. - Зачем бы я искал тебя по всему этому scopare миру?

 Отправлено: 21.07.11 03:43. Заголовок: Она никогда не позво..

Она никому не позволит отнять его у неё. Никому и никогда. Любой появившейся рядом с ним женщине она готова была перегрызть горло, только бы извести ту, что могла одним движением руки разрушить её и без того хрупкое счастье.
Другие представительницы слабого пола вполне могли обойтись и без Чезаре, даже если думали иначе, тогда как она, Пьеретта, не могла даже помыслить о том, чтобы остаться в его прошлом.
Когда он уехал от неё в Германию, не было ночей холоднее, не было часов страшнее, чем те, что француженка провела вдали от своего любовника. Именно поэтому она и сбежала, узнав о том, что Чезаре, никогда более к ней не вернётся. Жить в том месте, где ей удалось познать столько счастья, гулять по тем улицам, где они когда-то гуляли вместе, сидеть в тех барах, где они ещё совсем недавно веселились, было выше её сил.

Холодные пальцы путаются в густых, чёрных волосах итальянца. Распутные губы скользят по его плечам, шее, груди, наслаждаясь удивительной гладкостью его кожи, её волнующим, ни на что не похожим, ароматом.
- Никому никогда, слышишь меня? – шепчет она, впиваясь ногтями в его спину, откидываясь в его руках назад, дабы ещё глубже вобрать его плоть в себя, - Никому никогда не отдам тебя, слышишь? Ты только мой. Мой и больше ничей.

Нет ничего ужаснее на свете, чем делить своего любимого с кем-то. Пьеретта Лоррен с детства была вынуждена делить своё тело и душу со всем миром, не получая взамен ничего, кроме убогой, жалкой платы. У неё не было ничего своего, даже одежды, так как куплена она была на деньги, которые, в сущности, тоже ей не принадлежали. Более всего на свете француженка мечтала наконец-таки стать владелицей – своего тела, судьбы, сердца любимого. Поэтому теперь, когда наконец она получила то, о чём мечтала, она так вцепилась в плод собственных фантазий.

- Не оставляй меня больше одну. Никогда. Я больше не могу. … Не могу быть одной. Мне так страшно, так одиноко. Я съела свою душу, испепелила своё тело, своё сердце … Прошу, пожалуйста, не оставляй меня одну …
По бледным щекам снова бегут дорожки слёз. За последнее время Пьеретта не плакала столько, сколько плакала сегодня. Казалось, что её одиночество, уходя, решило напоследок помучить свою бывшую пленницу, дабы та хорошенько запомнила всю его горечь.

В баре гремит музыка. Бушующая мелодия вмешивается в мысли, приводя в беспорядок и без того царящий в голове сумбур. Запах табака, алкоголя и пота становится почти нестерпимым, однако Чиницию это нисколько не волнует.
Одетая в красное платье без бретелей, с растрёпанными волосами она сидит за столиком в полном одиночестве и курит, подперев голову рукой.

Сегодня всё её раздражало. Просто немилосердно. Она даже поссорилась с Чезаре, успев наорать на него по дороге в бар и в самом баре. Он разозлился и ушёл танцевать с другой девушкой, вертлявой итальянкой с толстой задницей, один вид которой выводил проститутку из себя.
Он танцевал и даже смеялся, а она … Что делала она? Она плакала, кусая губы, плавая в злобной черноте, коея поглотила её сердце.

- Эй, ты, шлюха, - кричит Чиниция на толстозадую, носатую итальянку, которая, не стесняясь, льнёт к любовнику француженки, прижимаясь к его груди своей, - Убери руки. Это мой мужчина!
- Твой? Какой из? – огрызается та, надменно оглядывая соперницу с головы до ног, - Не ты ли в Риме принимаешь у себя по десять клиентов за ночь?
- Ха, а ты, видимо из тех, у кого времени остается больше на подсчёт чужих клиентов, потому, что сами уже перешли в категорию «туалетной бумаги бывшей в употреблении»?
- Тварь!
Чиниция усмехается. Даже тогда, когда женщина бросается к ней с явным намереньем расцарапать ей лицо ногтями. Хрупкая и подвижная, она уворачивается и крайне уязвлённая тем, что Чезаре, вместо того, чтобы вступиться за неё, пьяно хохочет над ними обеими, выбегает на улицу, стараясь скрыть собственные слёзы.

Острые ногти впиваются в его кожу ещё глубже. Злость поднимается в душе француженки, мешаясь с подступающим наслаждением.
- Никаких больше паскудных баб, ты слышишь? Никаких больше шлюх. Я твоя шлюха. Только я.

 Отправлено: 23.07.11 15:49. Заголовок: Почему-то только с э..

Почему-то только с этой женщиной Чезаре было так хорошо, так невероятно сладко. С ней он был как-то по-особому нежен, даже когда был страстным, так, что стороны это могло показаться грубостью. И только они с Чинцией знали, какая ласковая эта грубость.
Их связывали действительно особые чувства; в нашем мире любовью называют слишком многое, но, вероятно, настоящая любовь как раз такая, как их любовь. Чезаре понимал ревность Чинции, он и сам ревновал ее, и даже еще сильнее, но она ревновала его напрасно. Другие женщины? Che cazzo, а зачем, если у него есть она?
Он входил в нгее так сильно и глубоко, чт о, казалось, они сливались в одно целое; их природная страстность, соединяясь, порождала сильнейшую страсть. Кто-то из них был порохом, кто-то пламенем, а вменсте они были мощнейшим взрывом.
- Ma bella, perche cazzo мне какие-то бабы? - его глаза светились веселыми огоньками, - Но не вздумай мне отказать, даже я тебя захочу посреди улицы, ясно?
Если бы мне нужен был кто-то другой - стал бы я так тебя искать? - серьезно добавил он. - А я искал, нашел и не собираюсь отпускать. Без тебя в душе у меня пусто, per cullo, оно мне надо? А с тобой мне всегда хорошо...
Он вел ее по дороге наслаждения, чувствуя, как она отзывается на его ласки. Ее удовольствие было очень важно для него, хотя с другими он никогда об этом не заботился. А с ней ему хотелось, чтобы она таяла, млела в его руках.
"Возможно, браки действительно заключаются на небесах..." - думал он некогда, глядя на ночное небо через решетку Моавита, - и Чинция - моя вторая половинка? Эх, ну что ж, поживем-увидим, только бы выбраться из этой bucca del culo...
Он выбрался. Он нашел ее. Теперь она в его руках, и он ни за что ее не отпустит. Basta! Не надо было тогда быть таким благородным, czarolla! Что он, со шконки бы не сорвался, если бы даже Эрих его не вытащил?
У Чезаре начинает кружиться голова, предвещая близкое наслаждение, и он хочет, чтобыв это наступило у них с Чинцией одновременно. А уж потом он поджумает, как сделать так, чтобы она больше не боялась его потерять. И сделает.

 Отправлено: 18.08.11 07:04. Заголовок: Солнце греет почти н..

Солнце греет почти нестерпимо. Кажется, ещё совсем немного и оно испепелит дотла.
Хрупкая шатенка с распутной улыбкой лежит на спине, устремив взгляд в девственно голубое небо, на поверхности коего сейчас нет ни облачка.
Лето, полновластно царившее в Италии, оглушило её, придавив всем своим
палящим жаром к земле, как, ещё совсем недавно тело любовника вжимало её в сладко пахнущую почву.
Обнажённые ноги скользят по тёплой траве. Прерывестное дыхание срывается с искусанных, припухших губ. Из груди рвётся хриплый стон, который женщина даже не пытается сдержать.
Лето и солнце убивают её, лишают сил и без того обессиленную распутницу. Пахнет мальвой и нагретой на солнце кукурузой. Где-то в глубине розового бутона жужжит шмель, будящий смутное беспокойство в сердце Чиниции, страшащейся жалящих укусов.
Тоненькие ручки с бледной, несмотря на царящий зной, кожей обнимают широкие, загорелые плечи любовника.
Хриплый шёпот разрывает свинцовую тишину:
- Хочу тебя. Обними меня, пожалуйста.
Голова кружится, под закрытыми веками взрываются алые звёзды. Женщина с вечно пьяными глазами кричит, откидываясь назад, и тонет в мягком, вязком сумраке наслаждения.

… Это было когда-то. Это происходит снова теперь. Только на этот раз удовольствие ярче, а объятия ещё крепче. Ничего удивительного в этом нет – разлука лучший афродозиак.

- Всё … Всё, хватит, - хрипло выдыхает Пьеретта, миновав вершину экстаза и теперь устало откинувшаяся на спину, - Иначе так или никуда не пойдём или будем выглядеть, как два задохлых гусёнка.

С распутных губ француженки срывается хриплый смешок.

Нет ничего удивительного в том, что ей хочется выглядеть сейчас очень красивой. Как всем женщинам, сердце которых занято любовью.
Красота – естественное продолжение любви. Горячей, страстной, сводящей с ума. Она заставляет кожу сияет изнутри и блестеть глаза. Только ей подвластно вернуть румянец щекам, а губам соблазнительный блеск и мягкость.
Любви и только любви было подвластно стереть с лица Пьеретты Лоррен следы бессонных, пьяных ночей. Исторгнуть из её загаженных никотином лёгких весь их чад и черноту.

- Я хочу себе самое-самое лучшее платье, - заявляет Пьеретта, поднимаясь на ноги и слегка шатающейся походкой направляясь к холодильнику, - Так, чтобы все от зависти околели. Только не белое, а синее и много-много оборок. А ещё я хочу кольцо. С огромным бриллиантом, - процитировав Скарлетт О`Хара, мадемуазель Лоррен открывает дверцу «холодного шкафа», достаёт ещё не открытую бутылку молока и, устроившись на краешке стола, принимается её открывать, косясь на Чезаре с усмешкой.

- Ты, наверно, захочешь позвать на свадьбу своего патрона и дружков? – спрашивает она, отпивая пару глотков, - Мне звать некого. … Хотя может быть я, и приглашу парочку человек. Если мне удастся найти их трезвыми, конечно.

Идея предстоящей свадьбы кажется Пьеретте настолько увлекательной, что она радуется как ребёнок. Пьёт молоко, привычно проливая его себе на грудь, и воображает, как итальянец оденет ей на палец кольцо, как поцелует при всех в губы, поцелуем законным и совершенно чистым. Отчего-то это всё так желанно теперь, хотя всего лишь пару лет назад, француженка просто бы рассмеялась в лицо тому, кто предложил бы ей руку и сердце. С Чезаре всё иначе. Как всегда. Он же другой.

- А кто твой босс? Мне интересно … Он, как я понимаю, не итальянец, а немец. Наверняка или нацист или немецкий бандит с холодом во взгляде, любящий только немецкое порно из чувства патриотизма?

 Отправлено: 25.08.11 16:33. Заголовок: - Чтобы я устал от з..

- Чтобы я устал от занятий любовью с тобой? Che culo! - рассмеялся Чезаре и нежно шлепнул Пьеретту по аппетитнім округлостям. Он тоже встал, достал из кармана валяющейся на полу рубахи смятую пачку кубинских сигарет и закурил, любуясь тем, как Пьеретта пьет молоко. Вид был очень сексуален - белые капли стекали по волнующей груди, по острым соскам, по шелковистой коже живота... Чезаре вновь завладело желание, но истина в словах Чинции была - в конце концов, никуда она от него не денется... но сегодня ночью ей будет не до сна.
- - Я хочу себе самое-самое лучшее платье, Так, чтобы все от зависти околели. Только не белое, а синее и много-много оборок. А ещё я хочу кольцо. С огромным бриллиантом.
- Я подарю тебе все это. Подарю кольцо с неприлично большим бриллиантом, как у супруги наркобарона. Они любят и ценят ювелирные украшения. И у тебя теперь их будет много, ma bambinja...
Теперь ведь Чезаре - не простой рекетир и даже не элитній киллер, он правая рука герра Эриха, его карающая правая рука. Улыбчивый убийца - говорят о нем, но полиция штата почему-то никак не составит его фоторобот ни даже словесное описание. И Чезаре этим невероятно доволен. Он полностью свободен, с ним рядом та, кого он любит и плевать на все и вся.
- А кто твой босс? Мне интересно … Он, как я понимаю, не итальянец, а немец. Наверняка или нацист или немецкий бандит с холодом во взгляде, любящий только немецкое порно из чувства патриотизма?
- Ты почти попала в точку. Говорят, он из "штази", а его папа был генералом в ГДР... не знаю, может, врут, но che cazza, я сильней человека не встречал. А на вид - обычный добрый дядюшка в костюме за полсотни косых. Вежливый, как cazza di monacco, респектабельный, как cullo di Rocfeller, но какая хватка! В общем, работать с ним- одно удовольствие.
Уважение к достойным людям - признак величияж. Чезаре уважал герра Эриха, не преклонялся, не боготворил, а именно уважал. И знал, что тот также уважает улыбчивого убийцу.

 Отправлено: 26.09.11 03:36. Заголовок: Он курит, а она смот..

Он курит, а она смотрит на него своим грустным, чрезмерно внимательным взглядом. Когда-то давно, в вечер их знакомства, она поразилась удивительной красоте итальянца и даже теперь, по-прошествии времени, не могла с тайным, тщеславным удовольствием, не поздравить себя с тем, что ей посчастливилось делить постель с ним, а не каким-нибудь лысеющим неаполитанцем, «активно за шестьдесят», блистающим идеальными, фарфоровыми зубами, пьющего таблетки для усиления эрекции и уединяющегося с газеткой в туалете на долгие часы.

В конце концов, есть что-то необыкновенно чарующее в совокуплении двух тел, Богом созданных для распутных кульбитов. Недаром хорошие эротические фильмы снимают только с теми актёрами, которые, помимо всего прочего, могут возбудить желание силой собственного темперамента. Без него любой секс на киноэкране – дешёвое порно для любителей тайного ночного рукоблудия.

- Да? Ты думаешь, я когда-нибудь смогу стать такой же, как они? Такой же роскошной женщиной, которую будут все уважать? Так, чтобы когда я шла по улице с тобой, все нам кланялись и спрашивали о делах. Все-все.

А ведь это – то, что даровалось некоторым по праву рождения – столь много для неё, дочери проститутки, значило. Быть уважаемой, любимой, особенной, властной, избранной, величавой, – такой, какими были, на её памяти, женщины в мехах, ужинающие на террасах дорогих ресторанов Рима.
В ту пору она, Чиниция, не могла и мечтать о том, чтобы присоединиться к этим земным богиням, вкушающим с безразличным видом пасту и мидий, под звуки «живой» музыки, льющейся из глубин сияющего огнями зала ресторации, даже не смотря на имеющиеся в наличии деньги. Все знали, кем она являлась и вряд ли, кто бы то ни было, позволил шлюхе, сидеть за одним столом с жёнами мафиози. Для таких, как «крошка Чиниция», существовали иные часы, прикрытые ночным сумраком, от посторонних глаз.
Теперь же хотелось наверстать упущенное. Хотелось всего и сразу, в гигантских, почти гипертрофированных масштабах.

Пьеретта манит к себе Чезаре и, когда тот подходит, обнимает его руками за шею, одновременно сжимая коленями бёдра мужчины. Ей хочется простых объятий, способных безмолвно поведать всё то, что так страстно мечтает услышать сердце.

- Значит … Значит, сегодня мы пойдём в ресторан и в магазин, да? Мне хочется кольцо уже сегодня. Пожалуйста. Да же? Да?

Она целует его в губы, стараясь скрыть смущение и волнение, изо всех сил царапающих её изнутри. Дело ведь не в кольце, а в факте подтверждения сказанных слов, вполне весомом и значимом факте, который она, хотя бы, могла видеть и телесно осязать каждый день.
В Риме у неё уже было кольцо – самое простое, безлико-скромное. Она купила его по личной инициативе, вообразив, что, тем самым, связывает себя и Чезаре навечно.
Впоследствии она спустила сие связующее звено в унитаз, изводясь насмешками над собственной наивной глупостью, позволившей ей столь по-детски верить в силу какого-то куска металла.
Теперь же эта вера вернулась, но была совершенно иного порядка. Он сделал ей предложение сам, без каких либо намёков с её стороны, а значит, теперь Пьеретта имела полное право получить новое кольцо. Настоящее, а не выдуманное слепой верой в чудо.

В конце концов, не смотря на боль, страх, унижения, на приступы ослепляющей агрессии, мадемуазель Лоррен оставалась если не наивной, то безмерно инфантильной, подобно злому ребёнку, ожесточившемуся из-за потери детства.
Она была не религиозна, но суеверна. Она верила во все те легенды о святых, кои в изобилии распространены в Италии, в мощь крестиков из дерева, фигурок из глины, свечей из розового воска. Ей хотелось доказать себе, что хотя бы эти невинные безделушки способны защитить и подарить надежду там, где не было ни безопасности, ни веры.
Получив в свою власть обручальное кольцо, Пьеретта, по крайней мере, могла бы рассчитывать на покровительство высших сил и, главное, на частичку Чезаре рядом с собой.

- Я хочу кольцо. Хочу кольцо, - повторяет она, прижимаясь к шее любовника щекой и задумчиво перебирая его пальцы в своих.

Ей и интересно и, одновременно, неприятно, слышать столько приятных эпитетов в адрес шефа Чезаре. Власть гения имеет более сильное влияние, нежели чем плотская или же любовная. С этим приходилось считаться. И это, надо сказать, было не по вкусу Пьеретте Лоррен.

- Если я ему не понравлюсь – ты меня бросишь? – прямо спрашивает она, выпрямившись и заглянув Чезаре в глаза.

Она не питала иллюзий. Такие люди, как этот немец, разумеется, знают о своих приближённых всё и даже больше. Вряд ли что-либо помешает ему поинтересоваться прошлой жизнью будущей «сеньоры Баракка». Всего лишь одно имя, какая-нибудь полузабытая связь с неугодным или коварным лицом, могла перечеркнуть мечты бывшей проститутки на счастье, равно как и навесить на неё, Пьеретту, тысячу и одно подозрение.
Паранойя свирепствовала в мозгу мадемуазель Лоррен, подобно чуме в предисловии к «Декамерону» Боккаччо.

 Отправлено: 27.09.11 11:18. Заголовок: Чезаре курит и ухмыл..

Чезаре курит и ухмыляется. Он понимает опасения Чинции и знает, что они совершенно безпочвенны. Как, по ее мнению, он смог отыскать ее, сменившую имя и место жительства? Сhe cazza, он ведь не Ури Геллер и не Девид Блейн! Зато вот кто точно обоих этих деятелей заткнет за пазуху - так это герр Эрих.
- Слыхал я, - вместо приветствия начал Эрих, когда Чезаре появился пред его ясны очи в один прекрасный день, - что, выйдя из узилища, вы предприняли поиски некой особы.
Чезаре кивнул. Он уже сделал для себя вывод - Эрих знает все про всех.
- И даже знаю, что эти поиски не увенчались успехом, - Эрих налил из запотевшего графина в два стопарика кристально-чистую водку. Эта водка, без вкуса и запаха, стоила восемьсот евро за бутылку, но Эрих редко потреблял столь дешевые напитки.
- Садитесь, Чезаре, как говорят в России, в ногах правды нет, она где-то между ними. Прозит!
Чезаре уселся в кресло и опрокинул стопку. Водка приятно согрела пищевод.
- Искал. И не нашел, - ответил он. - Она как сквозь землю провалилась.
- Это потому, что не там искали, - Эрих закусил оливкой и посмотрел на Чезаре. - Вы же знаете девиз нашей... фирмы?
Девизом "фирмы" герра Эриха, негласным, конечно была фраза из Евангелия - "Ибо нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, ни сокровенного, что не сделалось бы известным и не обнаружилось бы. "
- Власть, друг мой, она может карать, но может и миловать, и если покарание ее страшно, то милость ее прекрасна, - Эрих пихнул через стол обычную визитку. - Это имя Вам ничего не скажет, конечно, но наведайтесь по указаному адресу. Ах, да, адрес записан на обратной стороне карточки.

- Да? Ты думаешь, я когда-нибудь смогу стать такой же, как они? Такой же роскошной женщиной, которую будут все уважать? Так, чтобы когда я шла по улице с тобой, все нам кланялись и спрашивали о делах. Все-все..
- Ты уже роскошная женщина, ma bella, - улыбнулся Чезаре, туша окурок в пепельнице. - Куда роскошнее всех великосветских потаскух. А скоро ты будешь обедать за одним столом с бомондом и каждый фраер в смокинге будет рад поцеловать твою ручку.
Чезаре был в этом стопроцентно уверен. Он вообще уверено смотрел в будущее, поскольку знал – теперь он не одинокий волк Чезаре, а часть корпорации Гера Эриха, притом незаменимая. Хорошо работать с единомышленником: при полном, полнейшем несходстве характеров Чезаре и Эрих понимали друг друга даже без слов.
- Значит … Значит, сегодня мы пойдём в ресторан и в магазин, да? Мне хочется кольцо уже сегодня. Пожалуйста. Да же? Да? .
Чезаре опять лукаво улыбается. Контрабанда из стран Латинской Америки – это не только наркота и нелегальные мигранты. Это, например, бразильские алмазы – большие и чистые, как лед Анд. В двадцатых годах прошлого века их добычу официально прекратили из-за нерентабельности, и выработки стали добычей разного рода авантюристов. Индейцы добывали камни, продавали их местным хищникам по два-три доллара карат, а те сплавляли их в десять раз дороже хищникам Европы, США и Японии.
Эрих схватил эту коммерцию за горло, а Чезаре несколькими точными ударами показал, что рыпаться не следует. Глобальный проект «бразильские брюлики» еще медленно становился на ноги, но на Оушн-лейн уже открылся первый ювелирный магазин большой торговой сети.
И, конечно, там были латиноамериканские персни из белого золота с камнями на много карат, такие, какие очень любят жены наркоторговцев и мафиози. Чезаре хотел для Чинции именно такой – почти вульгарно дорогой, кричаще-раскошный, стоящий как новенький Бентли.
«Cazzarolla, Чезаре, ты, должно быть, сумасшедший! Но мне это нравится.»
- Хочешь перстень – будет перстень, – сказал Чезаре, натягивая джинсы. Он думал, не надеть ли ему по такому случаю костюм, но вовремя вспомнил, что когда-то сам сказал Эриху, что костюм надевает только в церковь, где бывает нечасто. Ничего, он и в джинсах собой хорош.
Он подошел к чинции и обнял ее, просто нежно прижал ее к своей обнаженной груди:
- Che cazza, никуда я тебя не брошу.Я и так еле тебя нашел, bambinja. При чем тут кто-то? В конце концов, моя частная жизнь – это моя часная жизнь, cazarolla, и бизнеса она никак не касается!
Хотя он точно знал, что Эрих уже одобрил его решение. Иначе с чего он поделился с ним информацией? В свете взятого гером Штальманом курса на легализацию это было вполне логично.

 Отправлено: 01.10.11 06:38. Заголовок: Сейчас она была счас..

Сейчас она была счастлива. В эту минуту и в эту секунду на свете, вероятно, не было более довольного жизнью существа, чем Пьеретта Лоррен. Она, разумеется, продолжала нервничать и волноваться, однако радость, неописуемая и, какая-то на удивление бешеная, не давала ей вновь попасть под чары извечного, непрекращающегося ни на миг, беспокойства.

Она ощущала себя сейчас настолько непривычно, что даже, невольно, опасалась за ясность собственного рассудка. Простое, известное многим, чувство счастья, было настолько позабыто и изуродовано в сознании французской проститутки, что она, не отдавая себе в том отчёта, не могла до конца поверить в то, что может, без ущерба для себя, испытывать нечто подобное совершенно искренне и не притворно.

Пока (а сие время было уже не за горами) Пьератта не боялась потерять вновь приобретенную любовь. Пока страхи не терзали женщину. Она всего лишь наслаждалась той душевной наполненностью, коея знакома, несомненно, всем тем, кто хотя бы раз в жизни исполнял своё тайное, заветное желание.

Худенькие руки мадемуазель Лоррен обвиваются вокруг шеи итальянца. Она тянется к нему, как цветок к солнцу и, безмерно смущённая и совершенно потерянная в открывшемся перед её глазами мире, тихо шепчет, изо всех сил стараясь не меняться в лице:
- Ты знаешь. … Ещё никогда мне не хотелось, чтобы у меня всё было как у людей. Красивая свадьба в церкви, белое платье с фатой, глупые гости, улыбающиеся только потому, что нужно. В эту игру я ещё не играла.

Она пожимает плечами и кривит губы в привычной ироничной усмешке. Ничего, собственно, и не произошло. Ничего не изменилось. Она всего лишь немного расчувствовалась только и всего. … Это вовсе не означает, что откажись он сейчас же, сию же минуту, она бы рыдала как урна. Возможно только совсем чуть-чуть …

Пьеретта слегка качает головой, стремясь избавиться от грустных мыслей, и поспешно высвобождается из объятий Чезаре. В конце концов, она не он. Ей для того, чтобы выглядеть, и, что главное, чувствовать себя нормально необходимо нечто большее, чем натянутые на голую задницу джинсы, – принять душ, вымыть голову, накраситься, одеться, наконец.

Указательный палец мягко касается губ итальянца. Женщина с вечно пьяными глазами, даже не прикрыв нагого тела, спешит в душ, дабы под тёплыми струями успокоить взбунтовавшиеся нервы.
Запах мяты бодрит, свежесть воды прогоняет усталость и остатки любовного и алкогольного дурмана. Взбивая в волосах мыльную пену, Пьеретта ловит себя на том, что напевает вполголоса некую неаполитанскую песенку, чей мотив, казалось бы, давно уже должен был исторгнуться из памяти. Вечный, гложущий сердце страх отошёл на второй план, заглушённый сознанием непривычной защищённости.

- Надеюсь, ты не против – я надела совсем другое платье, - ухмыляется француженка, спустя час вновь оказываясь рядом с любовником.
Чёрный наряд сицилийской вдовы, сменил простой, но кокетливый туалет из плотного, чёрного же шёлка. Обтягивающий, даже слишком, укороченный фасон казался довольно смелым, однако умеренный макияж, отсутствие драгоценностей и классические туфли, несколько скрадывали первое резкое впечатление. От слегка подкрученных волос Пьеретты исходил слабый аромат «Poison» от Dior, странно смешавшийся с её собственным корично-кофейным запахом.

Она целует итальянца в губы, страстно прижимаясь к нему всем телом, и тянет его к выходу, вцепившись в его руку, своими холодными пальцами.
- Я хочу целовать тебя всю дорогу, - заявляет Пьеретта, когда они, захлопнув за собой дверь квартиры, входят в кабину зеркального лифта, - Чтобы все видели и знали – ты мой и только мой. Чтобы мне завидовали те задрыги, кому приходиться строить глазки лысым старикашкам с отрыжкой и геморроем.
Эта фраза вполне могла принадлежать юной провинциальной дурочке, но уж никак не умудрённой опытом распутнице, однако в данный, конкретный момент, мадемуазель Лоррен было на это наплевать. Её веселило присутствие рядом с ней красивого мужчины, расслабляла мягкая слабость собственного тела, убаюкивала сама мысль о том, что она всего лишь за несколько часов смогла избавиться от гнета, довлевшего над ней долгие месяцы.

- Так куда мы едем?

Переход: антикварный магазин.