Отправлено: 15.06.11 01:11. Заголовок: Квартира Пьеретты Лоррен

 Отправлено: 15.06.11 16:03. Заголовок: Переход: Многокварти..

Переход:
Многоквартирный дом.

Носки чёрных замшевых туфель Пьеретты запылились и теперь выглядели так, словно женщина просыпала себе под ноги баночку с пудрой. Всю дорогу от квартиры Келлана, до собственного дома, француженка не сводила пристального взгляда с собственных туфель и подняла взор только тогда, когда таксист притормозил у подъезда.
Молчаливым кивком женщина поприветствовала консьержа и с какой-то обречённой злобной усталостью ткнула указательным пальцем в кнопку лифта.

Отчего-то пребывание в компании грустного креативщика разбередило душу француженки. Заставило её вспомнить то, что она страстно мечтала позабыть насовсем – белый особняк в Ницце, ухоженная квартирка в Риме, кровь на губах юноши, горячий блеск в голубых глазах итальянского мужчины – всё это теперь всплывало в мозгу нестройной чередой, заставляло сердце сжиматься от боли.
Мучающий её сознание каждодневный страх отступил назад, на время, сменившись туманной тоской об утраченном прошлом.

Вкус горьковатого табака на губах, сонный взгляд в одно из зеркал летящего вверх лифта, глумливая ухмылка, ещё более подчёркивающая помятый вид женщины с распутными глазами … Привычно. Слишком привычно. Настолько, что почти осточертело.

Она выходит на своём этаже, немного задерживается на пороге квартиры, так как не сразу находит ключи в сумочке с красными ручками. Дом встречает её тишиной, запахом сухого лимона с корицей и стопкой нераспечатанных конвертов на столике в прихожей.
Она снимает туфли, бросает ключи на столик и принимается стаскивать платье. Ей нужно принять душ, перед тем как идти на эту встречу в брачное агентство. А ведь она ещё не решила, что ей одеть и как накраситься. Явно нельзя выглядеть излишне вызывающе, однако, и Пьеретта знала это, она умудрялась выглядеть развратно даже закутанной с ног до головы.

- Орнелла! – зовёт француженка, однако горничная не откликается, что вызывает раздражение у её хозяйки. Она терпеть не могла оставаться одна в квартире, поэтому, собственно и поселила у себя эту подобранную с улицы девку.
Горничной не оказалось ни в комнате для прислуги, ни в кухне, где мадемуазель Лоррен, сразу же достаёт из холодильника бутылку холодного молока и принимается пить его прямо из горлышка, не обращая внимания на то, что напиток струится у неё по обнажённой шее и груди.
И тут только слышит то, от чего мурашки бегут вдоль позвоночника. Шаги. Осторожные, пружинистые, почти кошачьи. Не женские совершенно. Абсолютно мужские. Незнакомый мужчина топтался в её спальне, расположенной как раз над кухней, затем спустился по лестнице и теперь идёт по коридору. К ней.
Она много раз прокручивала в голове эту сцену. Сцену своего убийства. Она не раз и не два за ночь воображала, как будет отбиваться, и пытаться спастись. Но, ни разу, даже тогда, когда внутри что-то леденело от ужаса, она так не боялась. Никогда не ощущала себя зверьком, загнанным в угол лающей охотничьей собакой.

Он входит в кухню. Даже улыбается, глядя на неё, женщину в одних шёлковых трусиках, с размазанной косметикой и следами молока на голой груди. Он направляется к ней, одеревеневшей от страха, и она узнаёт его. Своего любовника из Рима. Того самого из-за которого когда-то разнесла всю квартиру и сбежала искать счастья в Канны. Того, кто платил ей за ночь столько, сколько не платил никто, но при этом ни разу не говорившего о том, что она – шлюха. А ещё она видит, что он понял её страх, углядел в чертах её лица нечто такое, что поразило его и даже взволновало. То чего раньше никогда не было. Вечно ухмыляющаяся Чиниция не могла бледнеть как смерть всего лишь от звука мужских шагов. Она их слышала каждый день раз по десять.

Пьеретта смотрит на руки Чезаре, проверяя нет ли в них ножа или пистолета и только тогда подаёт голос. Хриплый и будто бы упавший сразу на несколько тонов вниз.

- Ты явился убивать меня голыми руками? Или. … Снова пришёл взять с пустыми? За тебя, на этот раз, никто не платил вперёд.

Её губы искажает ухмылка. Зловещая и презрительная. Но в глазах уже зажигаются яркие, блудливые огоньки, снова превращающие её в римскую проститутку из квартирки в доме без консьержки.

 Отправлено: 16.06.11 11:53. Заголовок: Чезаре улыбается уго..

Чезаре улыбается уголками губ. В глазах у него блестят искорки. У него двух-трехдневная щетина, одет он, как всегда, просто - удобный реглан, джинсы, кроссовки.
- Я не убиваю женщин, тем более - таких красивых, - он говорит нарочито-медленно, его английский с едва заметным миланским акцентом.
Сколько лет прошло? Чезаре сбился со счета. Тюрьма швейцарская, тюрьма немецкая, суд, освобождение, год на Антильских островах, затем США. Негостеприимная, холодная америка, быстро сменившая гнев на милость после пары ударов под дых.
Много чего было, но почему-то Чинцию он не мог забыть. ни одна женщина, с которой он был после нее, не заполнилала душевной пустоты от ее ухода. Впрочем, кто из них от кого ушел - трудно было сказать.
- У меня есть деньги, - говорит он, глядя на нее. - И не только деньги.
Да. Было время, когда Чезаре боялся. Не за себя - за других. За Чинцию. Но он больше не боится. Все изменилось, и никакого Джакомо больше не будет. Почему?
Долго рассказывать, но это именно так. Из амбициозного миланского волченка Чезаре превратился в матерого американского волка. Теперь всякие там безпредельщики вроде Джакомо до него попросту не дотянутся.
Он медленно подходит к Чинции. Она действительно прекрасна, но дело не в этом. Прекрасных женщин много, но в ней есть то, что привлекло его тогда - какая-то особая беззащитность, порочная невинность, вызывающая желание защитить.
- Я не стану покупать тебя, нет-нет, - говорит он, ложа руки ей на талию и привлекая к себе. - Я возьму тебя даром. И не позволю никому платить за твои ласки. Они не продаются.
После чего целует ее пахнущие молоком губы. Ей идет этот запах, идет этот вкус.
Чезаре вдруг почувствовал себя так, словно бы и не было этих лет. Словно бы он только что вернулся из Германии. Конечно, это было не так, но своим шестым чувством Чезаре почувствовал - все будет хорошо.

 Отправлено: 16.06.11 13:04. Заголовок: Он улыбается и вокру..

Он улыбается и вокруг его глаз и на щеках кожа сразу же собирается в лёгкие мимические морщинки. Как когда-то. Он совсем не изменился, хотя явно повзрослел, в сравнении с тем молодым парнем из Римских трущоб, едва научившегося стрясать лишние деньги из чужих кошельков.
Запах, вкус, даже дыхание остались прежними. В этом Пьеретта не сомневается, так как за то недолгое время, что провела с ним, успела изучить всего его до кончиков ногтей. До отпечатков пальцев.

- У тебя есть деньги? – переспрашивает она насмешливо и кривит губы в презрительной усмешке, - Надо же. … У меня они тоже есть. Но ничто не мешает увеличить их число, ведь так?
В её голосе явственно слышится издёвка. Её лицо, всеми своими чертами, выражает эту издёвку, красноречиво демонстрируя незваному собеседнику то, что он и так знает без намёков – его слова она вряд ли сочтёт хоть вполовину правдивыми, пока не убедится в их материальности.

Чезаре приближается к ней. Медленно, как довольный, сытый дворовый кот, один из тех худых южных котов, которые вечно орут на прогретых знойным солнцем плоских крышах. В его голубых глазах сияют насмешливые огоньки. Яркие, как звёзды и назойливые, как осенние мухи. От них не скрыться. Не спрятаться. Единственный выход – закрыть глаза и отвернуться, но Пьеретта продолжает смотреть прямо в лицо итальянцу. Продолжает нагло усмехаться собственному прошлому, которое, помимо страха, вызывало теперь ещё и злость. Жгучую и ослепляющую. Ту злость, чья сущность вовсе не чернота отторжения, а ревности. Обиды женского тщеславия, кое, в случае мадемуазель Лоррен, было ещё и истерзано сознанием собственного места под солнцем. Она прекрасно помнила, как относятся к проституткам в Италии и не могла отделаться от мысли, что и Чезаре никогда не избавится от внутреннего предубеждения. Как и многие мужчины, в сущности, независимо от возраста и цвета кожи …

- Не станешь покупать? Отчего же? Может потому, что у тебя нет денег, о которых ты тут звонишь? Зачем шлюхе клиент без денег? Или ты надеешься, что я буду отстёгивать тебе половину заработка? Всё ещё не похоронил идею стать моим сутенёром …
В сердце теснятся тысячи грубых слов. Ещё больше хотят слететь с кончика острого языка, которым уже завладел его скользкий язык. Его губы со вкусом пшеничного хлеба и оливок, накрывают её губы. На мгновение, только на одно лишь мгновение, Пьеретте хочется ответить на поцелуй Чезаре, однако обида мешает ей, калёным железом выжигая те крохи нежности, посеянной ностальгией, кои уже успели пасть на почву её сердца и пустить слабый росток.

Белые зубы впиваются в розовую плоть губ. Она всегда кусалась как сука. Он сам ей однажды ей это сказал, когда она укусила его за большой палец правой руки во время кратковременной вспышки обоюдного гнева.
- Что ты здесь раскомандовался? Припёрся чёрт знает, откуда и чёрт знает, зачем и лапаешь меня, как будто у себя дома! Ты даже не заплатил за то, что трогаешь. … Если ты обольщаешься мыслью, что я дам тебе в кредит, можешь засунуть свою фантазию себе в задницу. Проваливай отсюда.
Она отталкивает его от себя, царапая при этом щёку Чезаре своими ногтями. Слегка, но болезненно. Теперь нет нужды говорить по-английски. Её итальянский, особенно по части ругательств и иной площадной брани, может по соперничать даже с родным французским.
- Ты думаешь, что можешь так просто ворваться ко мне, а потом бросить, тогда когда тебе захочется? Да, конечно, я всего лишь грязная проститутка. Я ничего не чувствую. Мне вообще на тебя плевать. Ты можешь жениться, завести семью и ходить ко мне каждое воскресенье, зная, что я тебя всё равно буду обслуживать. Что не так, сволочь? Не так!? Bastardo!
Хрипло кричит она, размахивая своими худенькими руками, пытаясь снова добраться до лица любовника и расцарапать его в кровь. Ей хочется бить его до тех пор, пока хватит сил, однако неумолимый опыт подсказывает – он ответит, причём так, что она ещё пожалеет о том, что раскрыла рот. Это знание ещё более распаляет боевой дух француженки. Так, из последних сил, дерутся слабаки и женщины. На одной лишь энергии. Силой одной лишь злобы.
- Итальянский кабель! Скотина чёртова. Наверно каждый раз моешься после того как от меня возвращаешься в винном уксусе. Ха-ха. … Посмотрите на него! Он яйца отстрелить может в два счёта, а к шлюхе ему прикасаться противно … Pezzo di merda!

 Отправлено: 16.06.11 15:02. Заголовок: Попытки Чинции задет..

Попытки Чинции задеть его чувства позабавили Чезаре. Облизнув прокушеную губу, он перешел в контрнаступление:
- О Санта Мария, Мадре де Дио! - рявкнул он. - Правильно говорил какой-то древний мудрец: идешь к женщине - захвати с собой розгу! Rompere le scatole, mа bella figa! Меня легаши на шконку пригласили, пятнарик светил за все хорошее. Да не вышло у них, я вышел чистым и ни в чем не виноватым, как Джовани дель Санто.
Было время, Чезаре сильно ругал себя за поспешность, за то, что поторопился дать Родриго указание. тот, понятное дело, с удовольствием его исполнил. И вот итог - Чинция исчезла из Рима и никто не знал, где ее искать. Тогда Чезаре и представить себе не мог, что судьба вновь сведет их в США.
- Я сказал, что ты теперь моя! И никаких разговоров про кредиты, про шлюх и других porco stronzo, ясно? Иначе я научу тебя послушанию, станешь у меня шелковой, mа bella figa.
Как бы это не звучало, но в словах Чезаре не было грубости или унижения, даже bella figa он произносил не как оскорбление, а как сомнительный, но комплимент. Он решил забрать Чинцию себе и не думал останавливаться. Возможно, если Чезаре он видел, что Чинция действительно не хочет быть с ним - он не стал бы так себя вести, но он чувствовал другое. Чезаре опять притянул ее к себе, грубо схватив за округлости и вновь поцеловал непослушные губы:
- Как будто ты этого не желаешь! Я не мальчик, вижу, что соскучилась. Так что не строй тут из себя девочку, а лучше покажи, как ты мне рада.

 Отправлено: 16.06.11 16:33. Заголовок: - Это был Ницще, кре..

- Это был Ницще, кретин безграмотный. И не розгу, а плетку. Ты думаешь, я поверю всему тому, что ты здесь наболтал? Да. … Даже если и так, то что? Ты мне не написал, даже не попросил передать записки. Поручил всё своему братцу - che cazzo! Нашёл кому. … А теперь ты вмешиваешься в мою жизнь. Ждала я тебя в ней что ли? Звала я тебя? Как ты вообще узнал мой адрес, figlio di putana!

Если Пьеретта начинала скандалить, остановить её было довольно трудно, если не невозможно. Приступы бешенства проходили сами собой, плавно сходя на нет, и редко что могло пресечь их на корню. Всю свою обиду, вечно зреющую в груди злость, мадемуазель Лоррен выплёскивала наружу щедрой мерой, начисто забывая в такие минуты о чувствах прочих людей.
Сейчас под горячую руку попался Чезаре, который, надо сказать, не был лучшим из возможных слушателей подобного кошачьего концерта. Тем не менее, сдержать себя Пьеретта не могла. Это было бы выше её сил.

- А я тебе сказала, нет, нет и нет! Я не обязана с тобой оставаться, если не хочу этого. Хватит с меня того, что из-за тебя и только из-за тебя я покинула такое хорошенькое местечко в Риме.
Откровенно говоря, её никто не заставлял бросать Рим и мчаться в Канны за приключениями на собственную il buco del culo. Она по своей воле покинула столицу солнечной Италии, так как ей тошно было оставаться и работать там, где ей хоть чуть-чуть было хорошо и спокойно. Тем не менее, что вполне было логично для мадемуазель Лоррен, всю вину она переложила на Чезаре, сочтя только одного его виноватым в её, последующих переезду, неудачах. И, конечно же, Родриго. Однако не в пример первому, второго сеньора Баракка, француженка вообще не почитала за человека и мужчину.

Крепкие руки снова хватают её, на этот раз куда откровеннее прижимают к себе. Горячие губы, бесстрашные и беззащитные против острых, белых зубов Пьеретты, впиваются в её губы. Так надоело. … Надоело это всё. Надоело, не успев начаться. Потому, что умиротворение, обманчивое и эфемерное, поселившееся в сердце распутной красавицы после приключения в особняке мадемуазель де Кермадек, рассеялось как дым, уступив место лихорадке тревожного страха. Нельзя сказать, что Пьеретта боялась Чезаре. Скорее её страшили те перемены, которые он мог бы принести в её кажущуюся благополучной жизнь. Привет из прошлого. Только в отличие от, втайне ожидаемого французского приветствия, авантюристка и обманщица, услышала громогласный итальянский гимн.

- Ты-то? Да, что ты сделаешь. … Да чему ты вообще кого-то научить можешь? Ты братца-то своего не научил до сих пор зубную пасту на щётку выдавливать ровно.
Её пальцы с острыми ногтями опять впиваются в его кожу, причиняя боль. Ещё чуть-чуть и он, со своим пылом, пробудит новый залп хриплых криков.
- Почему все мужчины думают о том, что их обязательно должны хотеть? Neanche un cazzo, – зло смеётся Пьеретта, глядя Чезаре прямо в глаза, - То, что ты видишь – лишь обман твоего собственного желания. Не более и не менее …

Она пытается высвободиться из этой воистину стальной хватки, но с каждым рывком, с каждым укусом понимает – слишком уж она слаба для того, чтобы бороться с этим мужчиной.
- Ах ты, чёрт, - бормочет Пьеретта, продолжая хихикать, - Ты худой, как глист, а сильный, зараза.
Когда-то давно, бродя по тёмным улочкам Парижа, Матильда Ланж не раз и ни два подвергалась подобным домогательствам. Против них существовала только одна доступная мера воздействия – точный удар коленом по центру, так сказать, вожделения.
Этот урок был усвоен настолько хорошо, что впоследствии распутница с пьяными глазами действовала уже на автомате. Так, как сейчас, например.
Получив желанную свободу, Пьеретта в пару шагов, оказывается, по ту сторону широкого кухонного стола, отделяющего её от объятого страстью поклонника, и уже оттуда небрежно бросает:
- Vattene! Я же сказала – я не хочу. К тому же через пару часов у меня встреча. И уж поверь – у него хватит денег оплатить всё это и без лишней болтовни.

 Отправлено: 17.06.11 12:16. Заголовок: Удар по яйцам - штук..

Удар по яйцам - штука крайне болезненная; к несчастью для мужчин, женщины не могут этого понять - в силу отсутствия оных. Такое даже Чезаре выводит из себя, хотя на какое-то время он отпускает Чинцию. Та отбегает за обеденный стол.
- Сhe cazzo!!! - рычит Чезаре. - Incoglionita scopetta cagna! Ишь ты, не хочет она, посмотритена нее! Сazzo qualcuno, хочешь ты, или нет, я хочу!
Он легко перемахивает через стол и оказывается рядом с Чинцией. Девушка не успевает опомниться, как разгневаный Чезаре лишает ее единственного предмета ее туалета, свободной рукой сметая со стола то, что там находится. В следующее мгновение он валит Чинцию ничком на стол, прижимая ладонью.
Перед ним оказываются совершенно беззащитные округлости Чинции. Эти округлости сами по себе могут считаться произведением искусства, но Чезаре ведет себя как настоящий вандал - его тяжелая ладонь с характерным шлепком опускается на них, оставляя розовый след:
- Это чтобы ты руки... ноги не распускала. А это, - шлепки следуют один за другим, - чтобы понятливей была. Это чтобы поняла, что ты теперь моя. А это за то, что сбежала из Рима. Будешь теперь знать...
Что именно теперь будет знать Чинция, Чезаре не говорит. Вместо этого он расстегиваеит брюки, хватает ее за талию и резко прижимает к себе:
- Не хочешь, говоришь? Ну и кого ты хотела обмануть?

 Отправлено: 18.06.11 03:36. Заголовок: Она привыкла к грубо..

Она привыкла к грубости. Привыкла к слепому мужскому желанию. Его всегда было в избытке. Незамутнённая ничем, животная, земная потребность плоти, не всегда привлекательная и желанная. Совсем не то, что привыкли описывать романисты и поэты.
Она привыкла к этому типично мужскому, извечному «я хочу» и вряд ли оно хоть сколько-нибудь коробит или раздражает её.

К чести Чезаре – в его страсти никогда не было злости, никогда не было ничего патологичного. То была абсолютно естественная, совершенно здоровая жажда мужчины получить тело понравившейся женщины и ничего более. Да, грубая, лишённая сантиментов и долгих прилюдей, но, тем не менее, не вызывающая отторжения у Пьеретты, не терпевшей извращенцев.

Его реакции позавидовали бы многие. Не прошло и минуты, как мадемуазель Лоррен получила свободу и вот она снова упустила её, оказавшись прижатой к гладкой столешнице сильными руками итальянца. Любого другого она бы возненавидела за подобное обращение. Чезаре простила. Не потому, что была особенно покорной с ним, а потому, что, в глубине души, любила, хотя всё ещё и обижалась за тот случай в Риме.
Даже боль, причиняемая его ладонью, не возмущала Пьеретту, не в пример обычного. Возможно потому, что женщине было ведомо – её римский любовник, даже не смотря на горячую кровь, никогда не причинит ей настоящей, всесокрушающей боли или любого другого физического вреда. Это было настолько противно его природе, что француженка, в прошлом, не раз дивилась сему обстоятельству, а так же тому, что обладая подобной чувствительностью, Чезаре занимался ремеслом, в котором боль и смерть были столь же каждодневны и естественны, как чистка зубов или ботинок.

- Потише, - шипит она сквозь зубы, слегка вздрагивая от каждого шлепка, - Потише, чёрт тебя возьми. Если останутся синяки – я не знаю, что я с тобой сделаю.
Её голос сейчас звучит ещё ниже обычного. В нём легко прочесть нотки игривости, уловить лёгкий флёр страсти. Она не кричит, а смеётся, вспоминая, что уже очень и очень давно не была с мужчиной в одной постели по собственной инициативе, из-за собственного удовольствия. Сейчас тоже не так, однако, всё же, немного по-другому.
Страсть Чезаре если и не передаётся ей целиком, то, по крайней мере, мягко овладевает частью её духа.

Многие её клиенты обманчиво предполагали, что в лице Пьеретты им попалась удивительно страстная, почти порочно ненормальная женщина, получавшая удовлетворение от собственного занятия, лишь по зову плоти ступившая на скользкий путь продажной любви.
Трудно было поверить, что особа, чьи улыбки столь многообещающи, чьи глаза столь распутны, причём распутны природно, может в действительности быть холодной и отчуждённой. Ей платили за тот разврат, что был нарисован на её лице умелой рукой провидения.
Да, она получала лёгкое удовольствие от прикосновений чужих рук, от поцелуев губ тысячей Жанов, Пьеров, Сильвио и Бенито, однако впоследствии, когда деньги были заплачены и вышеназванные субъекты удалялись с поля боя, от собственной показной горячности, от грязи своего тела начинало мутить. Никогда она не чувствовала себя большей шлюхой, чем в те моменты, когда оставалась одна на ещё тёплой постели, покинутая очередным клиентом. Ни деньги, ни желания мужчин, ни даже осуждение общественности и грубые слова – ничто из перечисленного не втаптывали её в грязь сильнее, чем чувство одиночества, бесславного единения с телом, чей запах смешался с чужим запахом столь плотно, что, казалось, их уже не разделить.
Разумеется, не каждый искал в объятиях женщины с распутными глазами лишь удовлетворения своих потребностей, однако, и Пьеретта признавала это, ей досталась роль проститутки «страстной». Не «любящей», а именно той, с кем можно иметь качественный секс, в котором приобретённая любовница не изображает, а, как им казалось, испытывает экстаз. Её редко брали в качестве сопровождения, однако почти всегда выбирали для постельных утех, презрев куда более красивых конкуренток.
Только из-за глаз и губ libertine от Бога, даже в булочной выглядящей так, будто только-только испытала райские спазмы оргазма.

Кружится голова. Не сильно, всего лишь как от бокала ледяного шампанского. Она чувствует его в себе. Так просто отдаваться тогда, когда хочется отдаться. Без автоматизма не раз купленной проститутки. Всего лишь с желанием молодой женщины.
- Хорошо – да! Ты доволен? Закрой дверь, идиот. Вдруг вернётся проклятая горничная.
Однако на самом деле ей чихать на горничную и на всех людей на свете. Ей хочется вновь обрести свободу, однако на этот раз лишь для того, чтобы сменить позу на ту, что удобна для неё.

 Отправлено: 18.06.11 15:43. Заголовок: Он стягивает с себя ..

Он стягивает с себя реглан, спускает джинсы до щиколоток; теперь он практически нагой, лишь две подмышечных кобуры с хищно выглядывающими из них рукояткам Берет составляли его одеяние.
- Если какая-то troya-cameriera попробует ворваться сюда – пристрелю, как porco canio, – рычит Чезаре. Его сильные пальцы впились в бедра Чинции, он насаживает ее на себя, чувствуя ее желание. Он берет ее грубо, но не так, чтобы причинить ей боль. Чезаре всего лишь хочет, чтобы Чинция почувствовала его власть над ней, чтобы ощутила силу его страсти.
- Ti piace scopare? Ti scopare in un modo che nе stare nе sedersi non е possibile! – приговаривает он, входя в нее так, как никто никогда не входил. - Пусть тепер хоть один мужчина попробует взглянуть на тебя – я этому schifo stronzo яйца отстрелю.
Он хватает ее за волосы – не больно, но на грани боли, притягивает к себе. Перехватывает рукой за грудь, начиная сжимать ее, но не до боли, легче; другая его рука гладит низ ее живота, касаясь самых чувствительных точек ее тела.
- Ты теперь моя, ты принадлежишь мне, и если ты рассчитываешь, что завтра утром я растаю, как сон – даже не надейся, – шепчет он, прижимая ее к себе и чувствуя, как Чинцией овладевает неконтролируемое наслаждение.

 Отправлено: 18.06.11 17:40. Заголовок: Вы меня ввергаете в ..

Вы меня ввергаете в грех Гоморры
И в услады пап, а у этой своры
Вкуса меньше, чем у навозной лужи … (с) Пьетро Аретино «Сонет 10».

Как-то некстати вспомнилось то, как однажды Чезаре бегал за нею с пистолетом, требуя выбросить деньги, полученные у случайного клиента-японца. Отчего-то страха тогда не было, хотя итальянец так разъярился, что и вправду мог бы её застрелить. Был лишь смех. Низкий, глубокий, страстный смех. … Потом они эти деньги прокутили в ресторане. Она была в красном платье без бретелей и постоянно пила из его бокала вино. Белое, слегка горьковатое и безумно пьянящее. Она до сих пор помнила его вкус. Он наполнял её рот каждый раз, когда Чезаре целовал её в губы.

Каков был вкус его губ? Забыла. Помнила многих, а его забыла. Или, вернее, заставила себя забыть, чтобы никогда не искать его в устах чужих. Чтобы никогда не плакать по нему, рисуя в собственном воображении смеющееся лицо Чезаре, счастливое от присутствия какой-то другой, чужой и далёкой женщины.

Алмазная пыль шампанского оседала на губах слегка шероховатым флёром. Пьеретта кусает губы, чтобы не кричать, не выпускать на волю ту силу, что внутри неё ликовала от каждого прикосновения его рук, от каждого толчка бёдер … Он вернулся. Он нашёл её. Теперь ей точно нечего и некого бояться. Казалось, от одной этой мысли можно было бы испытать оргазм, безо всякого секса. Теперь страх уйдёт, уйдёт навсегда, потому, что он не даст ему вернуться. Она сможет спать, сможет нормально есть, сможет наконец-то почувствовать всю сладость выкупленной у судьбы свободы. И всё только потому, что одному безбашенному итальянцу захотелось вернуться к былой любовнице из Рима, роскошной проститутке Чиниции, славившейся среди любителей грешных развлечений своей излишней распущенностью.

Его пальцы погружаются в шелковистую густоту её волос. Одним рывком он запрокидывает её голову назад, обнажая беззащитную бледную шею с трепещущей синией жилкой. С губ мадемуазель Лоррен срывается тихий крик. Скорее от неожиданности, нежели чем от боли.

- О нет, нет. Мои кошмары никогда меня не покидают, - хохочет она и пытается поймать губы любовника. Ей так хочется поцелуев, от которых в обычное время её воротило. Хотелось нежности, заботы, лёгкого озорства, свойственных всем любовным парам, объединённых страстной любовью. Хотелось почувствовать себя хоть чуть-чуть любимой. Чуть-чуть женщиной, а не куклой для развлечений.

На что похож экстаз французской проститутки? На морской прилив, мягко подкатившейся к горящим от жара ступням ног своей прохладной волной. На наконец-таки утолённую жажду. На нежное фуа-гра после недели строжайшей диеты, состоящей из несладкого чая и несолёной овсяной каши. Он овладевает Пьереттой резко, быстро, неожиданно, почти так же как овладел тот, кого она должна благодарить за него.

Чезаре прижимает её к себе, крепко держит в своих руках, так, что она чувствует, как где-то рядом с её лопаткой бьётся его сердце. Голова Пьеретты прижимается к плечу итальянца, она смотрит на его довольную улыбку, на мимические морщинки на щеках, трёхдневную щетину и кривит рот в привычной усмешке.
- Скажу сейчас, что ты – милый – ещё испугаешься, что я с ума сошла. Похотливый кролик.
Она слегка дрожит в объятиях любовника. Дрожит мелкой, горячей дрожью, столь же отличной от холодной дрожи страха, сколь различны между собою лето и зима.
- Раздевайся … Пойдём в спальню … Пойдём, мой красивый.

 Отправлено: 18.06.11 19:28. Заголовок: Он неохотно выходит ..

Он неохотно выходит из нее - но вовсе не для того, чтобы завершить. Нет, он быстро обнажается, оставляя лишь порттупею, а затемпросто подхватывает ее на руки и вновь насаживает ее на себя. Теперь у Чинции еще меньше свободы - она вынуждена обхватить его руками за шею, ее ножки скрещиваются вокруг его талии, одной рукой он поддерживает ее под округлости, другой - прижимает ее к себе, так, что ее грудь прижимается к его груди.
Он начинает целовать ее губы, так, что у Чинции перехватывает дыхание; затем не останавливая своих движений в ней. Она дрожит от желания и удовольствия, а он целует ее лицо, шейку, плечи, оставляя следы своей страсти. Он идет медленно, но вскоре доходит до лестницы. Здесь его движения становятся резче, и Чинция вновь чувствует прилив удовольствия, так, что Чезаре приходится остановиться, чтобы она могла сполна насладиться им. Ее пальцы царапают его спину, ее зубки впиваются в плече Чезаре, и он тоже рычит от удовольствия, чувствуя ее наслаждение, как свое.
Он продолжает движение, продолжает сладостную муку, пока не достигает спальни и не укладывает Чинцию на постель. Она вновь близка к пику наслаждения, но Чезаре не спешит продолжать.
Он нависает над ней, улыбаясь, его рука гладит льнущую к ней плоть у нее между ножек. Он упивается тем, что Чинция сейчас полностью в его руках, что она безраздельно прингадлежит ему...
- Ты принадлежишь мне, вся, целиком и полностью, - говорит он, а затем переворачивает ее на живот, - et sub viri potestate eris, et ipse dominabitur tui.
После чего медленно, но непреклонно входит в нее, но не туда, куда раньше, а с другого входа, но делает это осторожно чтобы не причинить боли Чинции.

 Отправлено: 19.06.11 13:46. Заголовок: Его губы на вкус нап..

Его губы на вкус напоминали пшеничный хлеб со сливочным маслом, бисквит с мёдом и «Bailey's Irish Cream». Он очень вкусный, даже не смотря на то, что излишне горячий. Его дыхание обжигает, щекочет кожу, дразнит, красноречиво приготовляя большему.
Он держит её в своих руках, а она льнёт к нему, воодушевлённая не только страстью, но и спустившимся на неё с небес спокойствием.
Так приятно … Боже, как чертовски приятно не бояться! В один миг сбросить с себя всю боль, весь ужас каждодневного изматывающего страха, подобно мокрой собаке стряхнуть со своей шкуры тяжёлое бремя влаги.

Она обвивается вокруг него подобно змее искусительнице, однако эгоистично не прикладывает ни малейших усилий для того, чтобы доставить ему удовольствие, лишь млеет от его ласк, в одно мгновение, преображаясь из продавщицы страсти в жадную потребительницу.
Тонкие пальцы француженки зарываются в коротких волосах Чезаре. Теперь она оттягивает его голову назад и впивается губами в его губы. Мягкие, чересчур мягкие для мужчины и шелковисто-скользкие, как шкурка экзотического плода. Впрочем, нежным у Чезаре можно назвать не только губы, но и кожу на руках и теле, что, учитывая образ жизни итальянца, можно счесть почти невозможным.
- Ты что у себя там, в тюрьме мазался кремами? – тут же острит она и, посмеиваясь, мягко скользит руками по его шее, плечам и спине, - Нежная. … Такая нежная …

Наслаждение снова накатывает на Пьеретту и она, не сдерживая себя, впивается в эту мягкую кожу своими ногтями и зубами, желая пробраться внутрь своего любовника, поселиться под его покровом, вобрав тем самым подаренное удовольствие целиком.
Француженка не кричит и не стонет, лишь широко раскрывает свои распутные, вечно пьяные глаза, в которых сейчас отражается целая гамма чувств из букета тех, что мечтают увидеть многие мужчины в зрачках, лежащих под ними женщин.

Её спина касается простынь кровати. Она смотрит ему в глаза, хватает Чезаре холодными пальцами за подбородок и хрипло шепчет:
- Посмотри мне в глаза. Посмотри сейчас же мне в глаза!
Его радужка сияет бирюзой. Такой красивый цвет мог бы украсить лицо любой женщины, но достался мужчине, во власти которого было довести мадемуазель Лоррен до исступления, как силой своей страсти, так и темпераментом, схожим по горячности с извержением Везувия.

Чезаре снова овладевает своей любовницей, на этот раз на итальянский манер, что вызывает лёгкое сопротивление у Пьеретты, не любившей никогда этот вид наслаждений.
- Нет. … Нет … Я не хочу! Пусти меня, cagna! – её низкий голос почти шепчет, но, тем не менее, звучит резко, даже грубо. Ногти женщины впиваются в руки итальянца, стремясь причинить ему боль, однако опьянённый страстью мужчина не ощущает ничего, кроме подступающего экстаза.
Его движения становятся всё более быстрыми, почти эгоистичными в своей грубости. С губ Пьеретты срывается крик, но не боли, а удовлетворения, ибо распалённая прошлыми ласками она вряд ли сейчас способна испытывать нечто противное.
Наконец удовольствие снисходит и на пылкого итальянца. Он сжимает француженку в своих руках, не меняя позы ни на йоту, и нежно бормочет ей в ухо какие-то грубости, в его устах звучащие нисколько не оскорбительно.

- Не уходи. Полежи со мной чуть-чуть, - просит она, но на этот раз робко, что совсем ей не свойственно. В такие минуты мадемуазель Лоррен всегда хотелось ощутить нежность, тогда как на деле она получала лишь холодный глоток брезгливого презрения или осушающего душу безразличия.
- Уж не знаю – ты или оргазм оказался хорошим лекарством от страха, - ухмыляется Пьеретта, прижимаясь щекой к белой простыне, - Пока ты не пришёл, мне было так страшно. Я думала, что умру. Думала, что ты пришёл меня убивать. … А теперь всё ушло. И так хорошо … Я и забыла, как бывает хорошо, когда у тебя есть кто-то кого ты …
Она хотела сказать «любишь», но промолчала и вместо этого, слегка повернув голову набок, принялась облизывать его вспотевшую щёку
- Боже, да убери ты эту дрянь, - звенящим от смеха голосом говорит женщина, имея ввиду портупею из мягкой кожи с золотыми заклёпками, - Ты в ней и моешься и в туалет ходишь ... Вдруг выстрелит.
Она прекрасно помнит вторжения полиции и карабинеров в её квартиру, в те часы, когда там находился Чезаре. Помнит, как переворачивали дом вверх дном, придираясь к каждой бумажке, к каждому чеку из прачечной, видя в них тайнопись мафиози. Тогда она орала громче Чезаре, препираясь со стражами порядка, всеми правдами и не правдами силясь выставить их из своего дома. Получалось. Но осадок на душе оставался отвратительнейший.
Судя по словам и внешнему виду итальянца, теперь его вряд ли стали бы арестовывать подобным образом, однако воспоминания были сильнее здравого смысла. Лёжа на животе, всё ещё находясь, так сказать, под гнётом пышущего жаром тела, Пьеретта с усмешкой воскрешала в голове картинки из прошлого, на коих Чезаре, худой и потрёпанный, вскакивал с неё как ужаленный, прикрывая срамные места от «осуждающего» взора «людей в погонах». Что она сама делала в такие минуты? Кажется курила.

 Отправлено: 19.06.11 16:14. Заголовок: Удовольствие приходи..

Удовольствие приходит внезапно, оно острое, затуманивающее разум , оглушающее, как глоток чистого спирта после долгой погони. Чезаре выходит из Чинции, откидываясь на спину, но его руки инстинктивно продолжают ласкать шелковистую кожу Чинции. А та уже льнет к нему, словно не она час назад била его коленом в пах. Чезаре улыбается, но в его улыбке нет превосходства, она мягкая и добрая, как у ребенка. Вряд ли кто-то, кто знает Чезаре, мог бы себе представить, что он способен так улыбаться.
- Не уходи. Полежи со мной чуть-чуть.
Он хотел бы ответить, что никуда не собирается уходить, что не за тем он нашел ее, чтобы опять потерять; но он все еще не справился с лихорадочным серцебиением и прерывистым дыханием. Наслаждение было таким ярким, какого он никогда ни с кем не испытывал, оно до сих пор волнами пробегало по нервам Чезаре. Потому он просто кивнул - и почувствовал нежный язычок Чинции на своей щеке.
Чезаре, конечно же, слышал про любовь - в фильмах, в песнях, в книгах, которые он читал. Но в жизни он видел другое. Вероятно, всему виной его специфический круг общения, но Чезаре всю свою жизнь не видел любви, только похоть. Возможно, поэтому в Риме он не понял, что случилось с ним, почему он не мог забыть ее, почему так хотел отыскать.
Сейчас Чезаре внезапно вспомнил про любовь. "Если любовь существует, значит, я люблю Чинцию", - думал он. - "Потому neanche un cazzo не позволю ей больше и смотреть на других мужиков! Cazzo di mon Patrone, но до чего же хорошо...
- Боже, да убери ты эту дрянь, ты в ней и моешься и в туалет ходишь ... Вдруг выстрелит.
Две вещи Чезаре никогда не снимал - нательный крестик и порттупею с береттами. Нет, мылся он, конечно, без нее - порттупея висела рядом с полотенцами, а завернутые в целофан беретты лежали на краю ванны, прилегающем к стенке.
- Не выстрелят, они на предохранителе, - буркнул Чезаре. Он задумчиво вынул из кобуры более "молодую" беретту. Пистолет был красив - никелированый ствол с золочеными рельефными накладками, щечки рукоятки - из орехового дерева...
- Это Гарпия, - улыбаясь, сказал он Чинции, протягивая ей пистолет. - Теперь она твоя. Умеешь стрелять?

 Отправлено: 19.06.11 18:34. Заголовок: - Кто бы меня стал у..

- Кто бы меня стал учить. … Не умею, - она кладёт свою руку на пистолет, мягко поглаживает его, словно то и не пистолет вовсе, а нечто живое и трепещуще нежное.

Когда-то давно она просила научить её стрелять, но Чезаре лишь отмахнулся. Это не для женщин, сказал он тогда. Теперь же, отчего-то, изменил своё мнение …

Лёгкое подозрение шевельнулось в груди Пьеретты. Может быть, он не просто так пришёл сюда? Быть может ему что-то нужно от неё помимо секса?
Сейчас она не была готова ввязываться в какие бы то ни было сомнительные авантюры, так как и без того пребывала не в лучшей форме, благодаря каждодневной угрозе разоблачения. С другой стороны. … Если Чезаре гарантирует ликвидацию её проблем, она, вполне возможно, согласиться на многое. Разве что только не станет снова заниматься проституцией, в том её виде, в котором она занималась ею ранее.

Он лежит перед нею на спине и пальцы Пьеретты, соскользнув с прохладной поверхности ствола, мягко касаются его груди, ласкают шею, щёки, нос. Она смотрит на него, слегка покусывая губы, молчаливо размышляя над тем, в действительности ли она так ему нужна или же все слова об этом, всего лишь ловкий обман.
Эмоциональность Чезаре, его горячность не располагали к обману. Он был искренен и когда хотел кого-то или чего-то, всегда добивался поставленной цели. Он был прост, в том смысле, что его кровь и разум не были замутнены условностями мира светского, в котором длительное время жила, да и живёт теперь Пьеретта, и эта простота располагала к себе француженку. Будь итальянец сыном какого-нибудь светского старого ловеласа, она вряд ли поверила бы ему на слово. Отпрыск каменщика не мог изворачиваться в таких вещах как желание удержать рядом с собой понравившуюся женщину. Это было бы излишне низко для честного католика. Впрочем, что немаловажно, речь шла о шлюхе, а значит …

- Ты хочешь меня научить стрелять, чтобы я сумела застрелить себя, когда ты меня бросишь? – глухо спрашивает мадемуазель Лоррен у своего любовника.
Не дожидаясь ответа, она поднимается на ноги, нашаривает на прикроватной тумбочке пачку красного «Marlboro», прикуривает одну сигарету и снова ложиться рядом с итальянцем, на этот раз, не прикасаясь к нему даже пальцем.

Пьеретта смотрит в потолок, бездумно созерцая его гладкую, белую поверхность. Подозрение в её сердце крепнет и точит тонкую плёнку, разделяющую в её душе страх и успокоение. Теперь она уже боится потерять его, боится, что он сейчас поднимется и уйдёт. Уедет в эту проклятую Германию – столицу порно, пива и нацизма, только для того, чтобы щекотать свои нервы и искать приключений на задницу.

- Теперь меня зовут Пьеретта Лоррен, - после долгого молчания говорит женщина, щурясь в сигаретном дыму, - Я дочь Жан-Поля Бовуар-Лоррена, владельца нескольких аукционных домов, антиквара и пронырливого кабеля. Когда-то он заделал моей матери, ещё в Париже, ребёнка. Спустя почти двадцать девять или чуть больше лет, он признал меня, свою единственную дочь и, умирая, обеспечил наследством. Казалось бы – живи и радуйся … Я бы жила бы и радовалась, однако … Мне известна достаточно неприглядная, правда – месье Лоррен не мой отец. Он лишь излишне доверчив. И правду эту, рано или поздно узнают все. Все, понимаешь, Чезаре?

Она произносит свою речь на одной ноте, ни разу не меняя выражения лица. Она слишком устала ото лжи, чтобы сейчас быть эмоциональной. Ложь убивает её почти так же как страх. От вечной жизни во лжи, трудно доверять даже самой себе, не говоря уже о других.
- Я шлюха. Я привыкла торговаться. Поэтому хочу предложить тебе сделку – я останусь с тобой. Можешь делать со мной всё, что захочешь, - при этой фразе губы Пьеретты искривляет злая усмешка, - В обмен на то, что ты не дашь им оторвать мою голову.

Она вспоминает о том, что скоро должна идти на встречу в брачное агентство, а затем, по инерции, как однажды видела Родриго, брата Чезаре, любезничающего с молодой учительницей. С ней его голос звучал нежно и ласково. На неё он смотрел почти смущённо, чего, разумеется, не было никогда, когда он наведывался к «своей Чиниции».

Сигарета тлеет, её уже почти нет. Француженка прикладывает то, что осталось к губам, а затем зажимает окурок в кулаке. Острая боль пронзает руку, однако Пьеретта не кричит и даже не кусает губ. Просто продолжает смотреть в потолок.

 Отправлено: 19.06.11 20:35. Заголовок: Пока она рассказывае..

Пока она рассказывает ему все это, Чезаре поворачивается на бок, опираясь на руку и смотрит на нее. Сейчас она кажется енму еще беззащитнее и несчаснее, чем обычно, словно Чинция - маленькая девочка, лишь притворяющаяся взрослой. И даже слова вроде "шлюха" Звучали словно из уст десятилетней девочки - отчаяно и неубедительно.
- Ты, кажется, очень невнимательно меня слушаешь, - сказал он строго. - Отвыкай, теперь тебе придется прислушиваться к каждому моему слову. Я сказал тебе, что теперь ты - моя женщина, ты теперь принадлежишь мне телом и душой, а что это значит?
Она молчала, только смотрела на него своими томными глазами. Чезаре знал проституток по обе стороны океана, но ни разу не видел подобного взгляда. Чинция могла казаться себе рассчетливой, корыстной или еще какой-то, но ее взгляд говорил о другом. Даже олух Родриго заметил это:
- Mio fratello, t non capisci! Llei con di batonna uno sguardo di Madonna!
Он притягивает ее к себе, обнимая, так, что ее лицо оказывается у него на груди:
- Я итальянец, миланец, католик. Я состою в Каморре (потому что из Каморры выходят только мертвыми), Дон Матео называет меня figlio mio, я слиппер для американской Каморры. Если я дам клятву и переступлю ее - за мою жизнь не дадут и мусорного пакета. И не важно, дам ли я эту клятву один, или при свидетелях.
Он переводит дух:
- Я сказал тебе, и повторю при свидетелях - ты принадлежишь мне. Ты моя женщина. Отныне любой мужчина, кто коснется тебя без моего разрешения - а я такое разрешение не дам - вдруг обнаружит у себя множество заболеваний - отсутствие яиц, глаз, кистей, лодыжек и жизни - и все от передозировки стали со свинцом, потому что пули в моей Беретте - стальные со свинцуовой оболочкой. Тебе понятно? И я буду лелать с тобой все, что захочу, но не из-за какой-то сделки, а потому что я хочу, чтобы ты была моей.
Он переводит дух.
- Che cazzo, у тебя есть что-нибудь достаточно крепкое для мужчины с яйцами? Или я плохо удовлетворил тебя, что ты меня даже не угостишь?

 Отправлено: 19.06.11 23:08. Заголовок: Он обнимает её. Приж..

Он обнимает её. Прижимает к себе крепко-крепко, так, что её лицо вжимается в его грудь и делается трудно дышать. Однако, несмотря на то, что воздуха становиться меньше, Пьеретта не сопротивляется и не желает получить свободу. Слишком уж долго она прибывала в объятиях этой хвалёной свободы …
- Ты не говорил, что я – твоя женщина, - глухо возражает она немного обиженным тоном, - Ты сказал – я хочу тебя. Это разные вещи.

Она скрупулезна. Она хочет точно знать – что он от неё ожидает, так как привыкла к тому, что говорят одно, а делают совершенно противоположное. Возможно, сейчас Пьеретта действительно кажется маленькой девочкой. Испорченным ребенком, не видевшим в своей жизни ничего кроме грязи и желающей удостовериться, что райский сад, в котором она вдруг очутилась – не нарисованный.

«Моя женщина» - любовница мафиози. … Comare. Это звучит не так уж и безвкусно. По крайней мере, куда вкуснее, нежели чем её теперешняя жизнь, в которой, по иронии судьбы, душевных терзаний было более, нежели чем в прошлой.
К тому же, зная Чезаре. … Зная Чезаре можно было предположить, что он никогда не станет обращаться с ней, как с игрушкой. Дешёвой куклой купленной на ярмарке по сиюминутной прихоти капризного транжиры.

- Хорошо … Хорошо. Если ты хочешь, пусть будет так. Но учти, - она вздрагивает всем телом, слегка выгибается в его руках, для того только лишь, чтобы заглянуть ему в глаза и продолжает, - Если ты когда-нибудь женишься на какой-нибудь невинной девочке, чтобы у вас была настоящая итальянская семья – я убью её и тебя заодно. И мне плевать, что потом твои мальчики пустят меня по кругу и порешат, ясно?
Глупо было бы искать в этих словах хоть долю шутки. Глупо было бы вообще ожидать, что Пьеретта простит нечто похожее на измену. Она готова была принадлежать ему целиком и полностью, но, в свою очередь, так же требовала получить в свою власть его волю. Душу. Сердце. Всё.
Может быть, связь с проституткой француженка и не сочла бы оскорбительной для своей персоны, а вот «правильную семейную жизнь», посчитала бы предательством сравнимым, разве что, с вероломством Иуды.

- У меня есть виски, коньяк, джин и ром, - как им не быть, если мадемуазель Лоррен дома пила, как сапожник, только бы приглушить остроту нервной дрожи, - И, кажется, что-то ещё … Я не знаю, насколько это подходит мужчине с яйцами. … Но я могу сделать коктейль, если ты хочешь.
Она встаёт с постели, тянется к тонкому, чёрному неглиже на узких бретелях. Типично итальянскому. Привычному с давних пор. Медленно одевается, хотя, собственно, одежда ей и не нужна.

Коричневатая жидкость мягко блестит в хрустальном стакане с тяжёлым дном. Мини-бар устроен не так далеко от кровати, чтобы в случае необходимости спиртное всегда было под рукой. Пьеретта наполняет один стакан, затем второй. Пара кубиков льда с идеально ровными краями и вот уже она, дабы справится с волнением, осушает почти залпом свою порцию, не забыв перед этим подать Чезаре его.

 Отправлено: 20.06.11 00:28. Заголовок: Он принял стакан из ..

Он принял стакан из ее руки и начал пить, медленно, смакуя.
- Я не такой, как другие, - сказал Чезаре. - Я мог остаться в Милане, мог даже жениться на племяннице Дона Матео и к пятидесяти годам стать новым доном. - Он зевнул. - Я мог бы жить совсем по-другому.
И это была истинная правда. Чезаре был тем, кем он был, именно поэтому он и сошелся с Эрихом. Чезаре не хотел плыть по течению, ему хотелось самому выбирать. Эрих предоставил ему эту возможность.
- В этом безголовом мире я могу рассчитывать исключительно на мою голову, - сказал он. - Так что теперь США - мой новый дом, ты - моя женщина, и даже Дон у меня новый.

Он вновь пригубил напиток, отметив, что коктейль у Чинции получился что надо.
Именно на этом базировалась его новая сила, новая увереность в себе. Эрих очень легко ввел его в преступный мир США - просто ряд лиц узнали, что на них есть компромат. Поэтому мешать новому слиперу в его делах, мягко говоря, нежелательно.
- В конце концов, Вы ведь тоже живете по принципу "живи сам и дай жить другим?" - заискивал перед ним Сильвио Дотторе. Чезаре знал, что Сильвио - шестерка, но шестерка выражала мнение тузов.
- Мы не собираемся вмешиваться в бизнес почтенных американских донов, - сказал он с расстановкой, - и полагаем, что Вы будете поступать также
Сильвио поспешно закивал...

- Мое слово - это мое слово. А я говорю, что мне нужна ты. Больше никто. Я не мальчик, мне почти сорок, и я отвечаю не только за свои слова, но и за чувства.
И вновь медленно отхлебывает пьянящую жидкость, не сводя с Чинции глаз.

 Отправлено: 20.06.11 02:14. Заголовок: Она снова возвращает..

Она снова возвращается в постель, и ложиться рядом с ним. Кладёт голову на его плечо и ласково гладит рукой по груди и животу.
Довольна. В кои-то веки она довольна тем, что получила. Довольна тем, что имеет и нисколько не боится того, что может случиться в будущем. Теперь ей, по крайней мере, есть, у кого искать защиты.

- Я бы хотела попробовать сделать тебя счастливым. Не знаю, наверно это звучит глупо, но мне бы хотелось спать с тобой в одной постели, готовить тебе пасту на обед и ужин. … Заботиться о тебе. Ну, знаешь, - её голос звучит почти смущённо, словно Пьеретта опасается, как бы её слова не показались бы неуместными и оскорбительными, - Быть для тебя итальянской женщиной. Чтобы ты никогда не захотел посмотреть на кого-то ещё.

Она бы ещё добавила – родить тебе ребёнка, но, увы – на это она, вероятнее всего, не способна. Когда-то давно даже радовалась тому, что не может забеременеть, а теперь, второй раз за последнее время, затосковала. Теперь то-уж точно она смогла бы обеспечить своему сыну или дочери хорошее детство, далёкое от её собственного – унылого и жестокого. Но … Видимо не судьба была Пьеретте Лоррен жить так, как могли жить тысячи других, так называемых, нормальных женщин. С этим оставалось только смириться.

- Ты хочешь жить со мной или будешь приходить ко мне? – Пьеретта осторожно проводит пальцами по мягкой коже портупеи, - Иногда мне кажется, что я сойду с ума в этом доме. В этой идиотской тишине. Я даже, не поверишь, подобрала с улицы девчонку, только бы не жить здесь одной …

Девочка с улицы, мальчики на улицах – всё это не могло длиться вечно. Такой образ жизни, по сути своей отличный, но на деле схожий с тем, прошлым, от которого мадемуазель Лоррен так стремилась убежать, ещё более разлагающе действовал на нервную систему Пьеретты. Теперь не её покупали, а покупала она, но, как и в первом случае, не могла обеспечить себе успокоения
Она готова была сбежать сейчас же. Одеться, бросит пару платьев в сумку и больше никогда не появляться ни в этом доме, ни, даже, в этой стране. Заново сменить имя, купить новый паспорт … Стать настоящей итальянкой или, на худой конец, испанкой.
Главное, чтобы с ним. В новом времени они смогли бы жить так, как мечтали тогда, когда были бедны и радовались каждому подвернувшемуся случаю посидеть в дорогом ресторане за чужой счёт.

- Я скучаю по Италии. Только на этот раз мне бы хотелось жить там по настоящему, а не так, как я жила раньше. У меня было бы новое имя, новая история. Я бы всё начала сначала, только на этот раз с тобой …
Белый дом где-то на берегу, воскресный рынок с его изобилием, восхитительные обеды, от одного аромата которых можно сойти с ума. Неаполь с его безумной беспечностью. Милан с его многочисленными магазинами. Рим и его голос, чей звук особенно слышен по ночам. Да, она, несомненно, скучала. По Италии. Стране, где даже воруют с каким-то особенным шиком, могущим расцвести только под тёплым, слепящим солнцем. По себе в Италии. Себе получившей свободу кричать, смеяться, плакать, скандалить и веселиться там совершенно беспрепятственно и вдохновенно.

- Тебе налить ещё? Я должна через пару часов съездить по делам, - несомненно, она откажется от этого мужчины, подобранного ей в брачном агентстве, однако совсем не приходить было бы крайне неприлично с её стороны. Нельзя пренебрегать подобными знакомствами, - Если ты хочешь, мы можем пообедать сегодня в каком-нибудь ресторане …

 Отправлено: 20.06.11 12:46. Заголовок: - Налей, пожалуй... ..

- Налей, пожалуй... - Чезаре задумался.
Кто-то мог бы посчитать Чезаре простым и даже глуповатым, но это было вовсе не так. Скорее, он был рациональным, его мысли были просты, но не примитивны. Конкретные ситуации порождали конкретные решения, без самокопания и растекания мыслью по древу.
При этом Чезаре, которого враги называли "двухголовой гадюкой" за неизменную пару смертоносных беретт, читал книги, причем отнюдь не бульварные романы. Точнее, бульварные романы он иногда тоже читал, но, откровенно говоря, они выводили его из себя своей недостоверностью. Он читал то, что ему хотелось и был в этом всеяден, как дикий кабан на пастбище. Поэтому в спокойном состоянии речь его была довольно грамотна; но стоило вывести его из себя (а это ничего не стоило сделать) - как из его уст извергался поток брани и миланского арго.
- Хочу... - задумчиво сказал он, явно "обкатывая" какую-то мысль. - Тебе придется переехать ко мне. Я купил на набережной статусный особняк, потому что слипперу негоже жить в сарае. Но он слишком велик для меня, cazzo della cagni, и мне там скучно. Так что переезжай, и девочку свою с собой бери. В этой grande culo места хватило бы сотне человек. Там даже есть два бассейна, хотя рядом море. Короче, жить будешь со мной.
Он взял у нее стакан и отхлебнул:
- А насчет ресторана - это ты хорошо придуумала! Но только место и время выбираю я. Ты к шести освободишься?
Он вскочил с кровати, плавно, как дикий, дворовой кот - вот он лежит, а вот уже на ногах.
- Ты ничего не имеешь против The Hills? По-моему, неплохая забегаловка, хотя могло быть и лучше. я вот думаю открыть здесь итальянский рыбный ресторан. Ну чего ты на меня так смотришь, я серьезно! Тут такие тунцы, макрель, а лососи какие! И ни одна il buco del culo не может их нормально приготовить!
Кроме всего прочего, заиметь в городе легальный бизнес было директивой Эриха. Надо было легализовать те деньги, которые Чезаре зарабатывал крышеванием нужных и устранением ненужных субъектов, и ресторан в этом отношении был прекрасным выбором.
- Но пока его нет, The Hills - лучший вариант. Так ты согласна, mia bella?

 Отправлено: 21.06.11 03:08. Заголовок: - Девочку, пожалуй, ..

- Девочку, пожалуй, можно и не брать, - со злой усмешкой на губах говорит Пьеретта, наполняя стаканы второй порцией алкоголя, - Вдруг ты будешь к ней приставать? Специально для тебя найму старых итальянок. Морщинистых и горбатых.
Смех вырывается из груди француженки. Глухой, слегка резковатый. В действительности она, разумеется, не хотела бросать Орнеллу на произвол судьбы, однако и тащить её за собой не особо хотелось. Все старые связи лучше оставлять в прошлом. Какими бы они не были.

Она наполняет стаканы второй порцией спиртного и опять оказывается подле Чезаре. Сейчас она, быть может, излишне ласкова и чересчур предупредительна, однако сие того стоит. Хотя бы потому, что это чертовски приятно ласкаться к человеку, в силах которого доставить кружащее голову удовлетворение. Как душевное, так и плотское.
Коричневатый напиток из хрустального бокала обжигает горло. Ром, немного вишнёвого ликёра, такого крепкого, что захватывало дух.

- Ничего против не имею. Довольно милое местечко, - лениво протягивает Пьеретта, задумчиво вертя в руке свой стакан.
Выбранный Чезаре ресторан относился к категории тех, в которых за довольно не плохие деньги, можно было почувствовать себя в интимной обстановке. Что же ещё нужно им в данный момент?
Ухмыляясь, она смотрит на своего любовника в упор. Сейчас, воодушевлённый очередным проектом, на этот раз явившегося на свет Божий под видом итальянского ресторана, Чезаре выглядит ещё более красивым, чем обычно. Бирюзово-голубые глаза сияют, белозубая улыбка придаёт его радости хищный вид. Просто ни дать ни взять довольный собой кот, поймавший яркую птичку.

- Я согласна, согласна. Только вот я не знаю – что мне надеть, - она пожимает плечами и тут же оказывается на ногах. Француженка быстро распахивает шкаф, открывая взору стоящего рядом мужчины его содержимое, и в задумчивости замирает.
Типичная проблема многих женщин, на данный момент, для Пьеретты выглядит почти неразрешимо. И дело вовсе не, как это может показаться на первый взгляд, в излишней разборчивости дочери столицы моды. Мадемуазель Лоррен смущает более серьёзная проблема, чем раздрай между чёрным шёлком и цветным атласом.
Она хочет быть итальянской женщиной. Женщиной достойной своего мужчины. Такой женщине не пристало излишне оголяться или появляться на людях в чересчур откровенных нарядах. Нельзя сказать, что гардероб Пьеретты Лоррен ломился от подобных туалетов, однако она, тем не менее, опасалась ошибиться в своём выборе.
- Как ты думаешь, … Что было бы приличнее? – слегка повернув голову, спрашивает француженка и легонько пожимает плечами, будто бы ответ её вовсе не волнует.
Мягко скользит кончиками пальцев по плечам и вот уже чёрное неглиже падает к ногам, оставляя свою хозяйку совершенно обнажённой.

Он одет в чёрную кожаную куртку и красную шёлковую рубашку. Он громко матерится по-итальянски и ковыряется в зубах тонкой зубочисткой, которая почти никогда не покидает уголка его губ.
Барабаня кончиками пальцев по рулю чёрного «Ferrari», Пьерфранческо Сантамария с беспокойством поглядывает на окна квартиры, где у его друга, «брата» и босса назначена встреча. С кем и по какому поводу? Пьерфранческо это не известно. Ему было приказано одно – ждать. Однако от долго ожидания часто и очень часто в голову начинают лезть навязчивые и не слишком хорошие мысли. Например о том, что Чезаре захватили в заложники и пытают или, ещё того хуже, убили ножом в спину.
Долго сопротивляться этим мыслям невозможно. Это всем известно. Известно сие было и Пьерфранческо. Влекомый нехорошим предчувствием, он выходит из машины, переходит дорогу и скрывается в подъезде элитной многоэтажки.

Сверкающий зеркалами лифт распахивает свои двери перед преданным слугой «Каморры». Сантамария снимает пистолет с предохранителя и скользит к месту назначения, бесшумно, как кот, ступая по застеленному тёмно-красным ковром полу.
Дверь в квартиру не закрыта. Итальянец входит в коридор, внимательно осматриваясь по сторонам, и едва успевает сделать несколько шагов вперёд, как слышит крики. Чьему горлу мог принадлежать сеи возгласы - мужскому или женскому – Сантамария не понял, однако реагирует незамедлительно.
Один лёгкий пинок и дверь распахивается. Пьерфранческо врывается в комнату, залитую слепящим солнечным светом, и почти сразу же на него обрушивается целая какофония звуков: хриплый, истеричный, женский крик, звук выстрела, звон бьющегося стекла и мужской хохот …

 Отправлено: 22.06.11 00:28. Заголовок: Чезаре пил коктель и..

Чезаре пил коктель и любовался Чинцией, ее движениями, такими простыми и, одновременно, грациозными. Она похожа на яркую, хрупкую птичку, выпорхнувшую за врата Рая и каким-то чудом оказавшуюся на земле.
- Мне бы хотелось..., - он смотрит, как Чинция обнажается, и понимает, что опять хочет ее, прямо сейчас. Он соскальзывает с кровати, мягко, как кот. - Мне бы хотелось, чтобы ты одела что-то такое...
Он ложит руки ей на бедра и начинает гладить их, прижимая Чинцию к себе.
- Что-то, что ты надела бы в Риме, если бы мы, скажем, пошли в Соьор Святого Петра, - его горячие ладони скользят по ее гладкой коже вверх, поднимаясь к груди. - Представь себе, что мы пошли туда. Что бы ты надела?
Он слегка сжимает ее грудь, а другую руку опять направляет вниз, поворачивая Чинцию к себе лицом, прижимая ее к стене. Он наклоняется к ее шейке, касается ее губами...
...и тут распахивается дверь. Все происходит быстро, но Чезаре успевает среагировать - он еще крепче прижимает Чинцию к стене выхватывая из кобуры пистолет. В последнюю минуту он останавливает палец, узнавая человека, который без спросу ввалился в комнату, но, очевидно, влюбленные мыслят схоже - рядом с ним раздается выстрел.
Дальше события развиваются быстро и, в какой-то мере, весело. чинция отбрасывает от себя "Беретту", она еще не привыкла к ее довольно сильной отдаче. Пуля, естественно, в цель не попадает; зато она попадает в карниз над дверью. Тот обрывается и падает на голову вошедшему. Мужчина резко отклоняется и вписывается головой в косяк. После чего, вполне прогнозируемо, садится на жопу.
- Che culo, кто к нам приперся! Cazo di cagni, тебя сбда кто-то звал, shifo merda?! А если бы это я стрелял?
Он обратился к Чинции:
- Нет, ты посмотри на эту buco del culo! И этот sfigato считает себя моим телохранителем! Да я тебя, porco stronzo, сам сейчас пристрелю!
Он и не думал отпускать Чинцию или прерывать намеченое занятие. Еще чего.