Отправлено: 24.03.24 22:02. Заголовок: Владения клана Арисима, сад подле покоев Савады и Айко.

 Отправлено: 24.03.24 22:28. Заголовок: Дни сливаются в один..

Дни сливаются в один сплошной, однообразный ком, планомерно перетекая в недели. После повторной – что удивительно, успешной операции по вскрытию своей грёбанной черепушки, да попутного извлечения останков смеси заржавевшего металла и омертвевших костей, он мог бы ощутить себя любимчиком фортуны. Но младший Арисима отчего-то напротив впадает в непонятную меланхолию и первую неделю вовсе никого не хочет видеть, большую часть времени посвящая сну, а по сути, продолжая внутренне разлагаться, мрачно, с каким-то бессильным остервенением вгрызаясь в одну и ту же точку в стене больничных покоев, слово желая взглядом испепелить эту твердь.
Лишь через некоторое время после операции, более-менее придя в себя, способный сдерживать гримасу некоторого отчаяния и агрессии на своей картинной физиономии, Арамис перестаёт столь усиленно скрываться от мира и общества близких ему людей. К слову, боль словно в насмешку со звериным оскалом судьбы-провидицы продолжает играть с ним в игры разума, ещё больше раздражая да разжигая его и без того холодный, однако не слишком покладистый нрав. К примеру, у него на части раскалывается голова. Что, после трепанации да установки нового каркаса, удерживающего на месте его извилины в печально буквальном смысле слова, в общем вполне ожидаемо и неудивительно. И всё же…чёрт дери. Хоть волком, хоть белугой вой. Но он скорее удавится, чем примет обезболивающее вроде морфия. Единственное, способное всерьёз облегчить эту пытку, но Савада, сквозь зубы, категорично зовёт сиё недостойным стати истинного воина дурманящим веществом. За то, что в подобные игрушки играется, скажем, Акайо Ямомото, Савада никогда не стал бы уважать его. Не по причине, сколь тот бездарен в сравнении с его куда более раздражающими братцами. Но оттого, что слабак, ведущий себя как тургеневская барышня в обморочном припадке. Любая боль ведь означает – ты жив и точка. Без исключений да прочих долбанных реверансов. Так вот. Голова Савады едва ли не ходит ходуном, словно некто весьма извращённый то и дело бьёт внутри его мозга в церковный колокол. Но…его демонов не изгнать столь легко. Он их больше не может видеть или же слышать, при том, по-прежнему ощущает их обжигающее дыхание смерти за спиной. Ибо, когда подростком он умирал на больничной койке, матушка, отчаявшись просить о здоровье младшего небожителей, вымолила его у злых духов. Лекари пророчили Саваде не более пяти лет. По их мнению, он не должен был дотянуть до своего двадцатилетия. До чего забавно он, возможно, оскорбил их седины тем, что ему уже не так уж далеко до тридцати.
Ещё более забавно, тело Арисимы по-прежнему словно парализовано. Нет, не в прямом понимании, хотя, встав на ноги, он удручённо порой вынужден «отдыхать» в инвалидном кресле, в такие минуты готовый прикончить всякого, кто посмеет хоть что-то по этому поводу ему неосторожно сказать, пусть с самыми благими намерениями. Коими, как известно, вымощена дорога в ад. Что ж, по крайней мере, некую надежду вселял в него уже ставший привычным лютый энтузиазм их негласного и дружно признанного лидера – Атоса – самого сильного и зловеще рассудительного из всех их кровавой бравой четвёрки мушкетёров опасного мира якудза. Мацумото обещал, как Арисиме сделается лучше, кроме всяческих шуток, резать его нынче бесполезную в своей бесчувственности плоть катанами да кинжалами, если придётся, но научить его вновь ощущать свои оголённые нервные импульсы боли под кожей. А после, Арамис вновь научится сражаться с болью рука об руку, когда та перестанет быть его невольным союзником и логично восстанет против него. Арамис чертовски мучается без всех этих тренировок, с коих все нормальные люди рады были бы унести ноги, он же никогда не щадил себя и всегда выкладывался так, словно умирал вновь и вновь заново. Он не прочь даже послушать эти дурацкие прибаутки Ренгоку, что тот травит под пьяные посиделки, усиленно прикрывая охватившее его волнение в виду предстоящего приезда отца. И, конечно, ему хотелось бы повидать дурного Портоса, выпавшего из комы и также учащегося заново существовать да попутно идти в ногу со временем. А Киоми хоть и заслуженно, всё же порой учиняет супругу такие истерики, что, окажись Арамис на месте друга, точно провалился бы от ярости сквозь самую твердь пекла и земное ядро. Он был бесконечно благодарен своей Айко за её понимание и терпение, с коим она не тормошила его печали и не вытаскивала их наружу, заставляя снова в них окунаться. И, в минуты своей слабости, как сейчас, когда он снова вынужден усесться в кресло и дать грёбанный отдых изрядно одеревеневшим мышцам, он жаждет видеть рядом только её. Свою - прекраснее любой Богини - жену, свою любимую, свой смысл жизни в этом мире и свою судьбу.
Под покровом их покоев, впрочем, как и в отведённой их чете закрытой части сада, Савада может позволить себе не обряжаться в дивные одежды, отправляясь на небольшую прогулку в своей импровизированной пижаме на старомодный манер. Если, разумеется, променад с коляской наперевес можно обозначить смехотворным словом – отправиться. Вернее уж будет, поползти. И, к сожалению, коляска эта отнюдь не с их чадом, а пресловутая инвалидная. В этом Савада, пожалуй, хмуро завидовал Атосу. У него был сын. Продолжение их любви с женой. Савада же старался с Айко не поднимать эту ему. Она иначе смотрела на сей опасный мир и не желала для невинного дитя подобной жизни. Арамис же, прежде всего ценя покой своей красавицы, не собирался заставлять или давить, пусть несколько печально, но принимая её в том отказ.
Он ощущает её присутствие раньше, чем её воздушные ступни касаются травы подле пруда, где он и завис, прикрыв глаза, словно дремлющий ящер. Сам же, прищурившись, уныло наблюдая за красой увядающих в воде кувшинок. Он отрешённо улыбается одними уголками губ, поймав её нежную руку, что, вероятно, она стремилась положить на его плечо и чувственно касается любимой ладошки губами.
-Любовь моя, прости. Я, кажется, потерял счёт времени и припозднился ко сну?
Он лишь сейчас с тяжёлой рассеянностью и странным туманом, опоясывающим отчаянно гудящую голову, сознаёт, насколько не имеет представления, день ли нынче на дворе. Или же время клонится к ночи? Мидори бы точно ласково хмыкнула и так мило по-сестрински поцеловавла бы его в щёку или в нос. Его очаровательная сестрёнка, кою он яростно оберегает с самого детства, но не сумел дать ей того, чего жаждало сердечко. Свободы. Савада оказался паршивым братом и поддержкой для принцессы Ми. Давал ли он своей королева, Айко, то, от чего её сердце не роняло горькие слёзы?
-Знаю, о чём ты хочешь спросить. Твой младший брат…он был у меня. Мы поговорили.
Он кидает на супругу слегка испытывающий взгляд, но после почти расслабленно вздыхает. Ласково и нежно коснувшись россыпи её шелковистых волос и с упоением вдыхая их аромат словно живительный эликсир. Другой рукой привлекает супругу ближе за талию. К чёрту всё. Ощущать её всеми фибрами. Рядом с ней даже головная боль кажется не настолько невыносимой.
-Ради тебя я не задавал ему лишних вопросов. Твой брат не причинит тебе вреда. Он просил дать вам возможность увидеться так, чтобы то не имело огласки. Я сделаю это, если ты желаешь того же. Упомяну сразу – Нин выглядел неважно. Будь к тому готова, моя сильная красавица.
Нин не причинит вреда своей сестре. Но, если причинит, Савада невзирая на все её причитания отрубит юнцу голову без сожалений. Он никому не даст в обиду свою Айко. Хоть брату, хоть свату.

 Отправлено: 26.03.24 23:28. Заголовок: Айко многое в этой ж..

Айко многое в этой жизни может сломать. И может починить. Сломала саму себя, иногда даже не замазывая шрам на своем лице. Но сумела починить, когда может надеть красивые традиционные одежды и, словно специально, этот шрам выделить. Айко с собой на одной волне. Айко не поломанная. Она могла бы жить свободной жизнью в Городе, она могла бы носить мини платья. Она могла бы добиться того, чтобы вообще не помнить о кланах, сбежать, перерезать себе глотку. Поэтому Айко свободна. Мидори не свободна, потому что заточена. А Айко не позволила бы себя заточить, о чем говорит шрам на лице, что она несет гордо. Савада не заставляет Айко носить одежды, а она его слишком уважает, чтобы бунтовать. Поэтому одежды носит, просто иногда может позволить себе нечто современное, и то вовсе не дерзкого вида. Например, роскошное платье в пол, на которое сверху накидывает традиционное кимоно. Айко бунтовать и пытаться строить свои порядки не будет. Если ощутит, что несчастна, что она обольет себя бензином, изуродует себя и потом, когда ее вышвырнут, то станет счастливой наедине с собой. у нее есть Наха, Наха ее обязательно подлатает.

Айко не надо бунтовать. Савада жестокий воин, он убивает, сострадания к жертвам в нем нулевое. Он странный и даже пугающий. А Айко другая. В ней жизнь кипит. Она гордо выставляет напоказ шрам, прячет под традиционным кимоно кружевное платье и пошлое белье. Айко не бесится от того, что она в традиционном клане только по причине того, что она с Савадой. Она его любит. Он ее не третирует. Он сильный воин, с самым красивым, пусть и ужасно жестоким сердцем. Она спасает котят, а он режет глотки людям. Он не ограничивает ее свободу. Но она любит то, какой он сильный и уважаемый воин и не пойдет против него и не станет использовать то, как ценит он ее свободу, против нее. Он говорит, что она может носить современное, она кивает. Но знает, что Арисима не сильно это приветствует. И своего мужа не подставит. Она не тупая дура, что не проживет без мини юбки. Ей важно то, что ее мужчина юбку мог бы отстоять. Но Савада не дурак. Он сам понимает, что Айко его не подставит. Если в ней что-то погаснет, если она решит, что свобода важнее, если вдруг… то она просто сбежит. Ее гармония с собой складывается в том, что она сможет. Она давно сказала Нахе, что на случай побега у нее есть план, просто пока бежать вовсе не хочется. Но боль есть по Нахе. Хочется больше вместе и чаще.

И по брату. Брат попал не в тот клан. И Айко рвала и метала, когда узнала. Но что она могла сделать? Его решения она так же уважала. Этому невольно учит жизнь в клане. Только Наха и Савада знали, как она переживала за брата. только версия была разная. Если Наха подтирала сопли Айко, то Савада получал лишь ее «я волнуюсь за него». особенно страшно сейчас. Когда в клане, где он был, произошел переворот. Ибо вернулся главарь. И все только и говорили о том, что он в сеть выливал расправы над теми, кто его предал. Айко сама видела фото как кишками выложили слово «предатель», а на фоне были трупы. «Оводы», к которым примкнул Нин, опасны. Но больше всего Айко переживала именно за брата. глядя на все эти кадры расправ, на воспевание их безумного лидера. Ее брат был нежным. Но иногда слишком сильным. И она ужасно боялась, что он попал в беду.

Она просыпается, его в постели рядом нет. Айко вздыхает. Это означает лишь одно. Ее мужчине, что прошел операцию, что сейчас проходит реабилитацию, ему вновь плохо. Она радовалась, что все прошло успешно. Но Савада ненавидел инвалидное кресло. Ожидаемо. Савада – воин. Быть в коляске для него наказание. Он должен воевать. И Айко это понимала и ей самой было больно. Вроде как жена она должна была радоваться, что он рядом, что в безопасности, что они могут быть вместе, и она может не бояться его смерти. Только Айко не дура. Ему нужны битвы. Ему нужны его мушкетеры рядом. Особенно, когда вновь с ними рядом Харуки, которого они зовут Портосом. К слову, Айко из мушкетеров в книге всегда выделяла засранца красавца Арамиса, что умел владеть клинком не хуже других, но, при этом был самым роскошным. И Айко хочет, чтобы Савада вновь шел на битвы. Тогда его глаза горят.

- Тебе не холодно? – игнорируя его вопросы, Айко действует по своему пути, - ты совсем обнажен.

Айко ласково водит руками по его плечам, совсем невесомо задевая повязки, что точно его нервируют. Ему в его положения плохо. Она не сумела его починить, но его состояние еще больше ей показывает, насколько он сильный. Настолько он стоит всего того, от чего она отказалась сознательно.

- Я пришла сюда к тебе, - мягко касается его ключиц, - но спасибо и за брата.

Она не использовала бы Саваду в качестве того, кто поможет с братом. да, переживала, да делилась. Но ее муж и ее брат разные. Однако сейчас сердце ее буквально из груди вырывается. Нин выглядел неважно… от этого она готова метаться. Мудрая девочка, что в гармонии с собой.

- Я хочу его видеть, - смотрит на Саваду распахнутыми глазами, - я знаю, что он не причинит мне вреда. Это же… мой Нин.

Главное, что он жив. Со всем остальным он справится. Айко просто научилась верить в силу тех мужчин, которым отдано ее пылающее сердце.

- Он очень сильный. Я всегда в это верила и это давало мне заснуть, - честно говорит про брата, - но эти же мысли давали мне заснуть относительно тебя. Ты сильный. Сильнее всех. Тебе больно, мой воин? Совсем скоро ты вновь будешь воевать. Многие не спят, переживают за своих мужей. А я знаю, что ты сильный и вернешься.