Отправлено: 09.02.24 00:38. Заголовок: Коттедж Романа Доллангенджера.

 Отправлено: 09.02.24 00:40. Заголовок: Ласка ленно вздыхает..

Ласка ленно вздыхает, отложив очередной отчёт, составленный для Варга. Попутно не запамятовав с занудной дотошностью внести в свой ежедневник галочку напротив данного действа. У неё все рабочие, да что уж там – и домашние дела – расписаны буквально по минутам. Не то, чтобы Ласка остервенело соблюдает собственное расписание, порой она спонтанно позволяет себе отойти от оного. Просто…утрамбованные на бумаге мелочи служат бальзамом на её нервозный разум. Уилсон ласково журит сестру в медицинской манере, мол, это нервоз в чистом виде, как по учебнику. А она, к негодованию брата, от невроза избавляться не стремится. Можно сказать, она его лелеет словно диковинный цветок, от коего все силятся избавится, но кто-то должен время от времени полить. Синдром жертвы…синдром спасателя. Да на Агне с превеликим азартом можно ставить эксперименты.
Оказавшись подле своей двери ближе к вечеру, она вытирает подошвы туфель ровно пять раз, аккуратно считая. И этот чёртов ковёр лежит под привычным ей углом. Быть может, так она надеется заметить, не забрались ли к ней, одинокой молодой ещё женщине, грабители? О, нет. От вида сдвинутого дверного коврика у неё примется отчаянно дергаться глаз. Что с неё взять, если столь простое действо, как, скажем, намыливание рук, она осуществляет строго по часовой стрелке, иначе нервный срыв обеспечен.
После пары чашек молока с кофе (благо, блаженно распиваемой ею напиток саркастически можно окрестить только так) она незатейливо щёлкает каналами телевизора, затем расслабленно болтает по телефону со своей новой подругой – спасибо Роману с Барри. Именно благодаря семейному конфликту отца и сына, от коего у Ласки стены в доме сотрясались, ну а Донат предусмотрительно забежал на её лужайку подальше от повышенных интонаций – она и свела знакомство с прекрасной Алин, девушкой Барри, что стойко сопровождала его «набег» в родительские пенаты.
К глубокому вечеру, Ласка, нацепив уютные домашние вещи, подумывает чем себя занять, как всегда маясь без сна – и не находит ничего лучше, как совершить небольшой пеший вояж. Быть может, загородный воздух слегка её убаюкает, хоть на подобное везение не стоит уповать. Меж тем, на деревьях она наблюдает развешенные объявления, кажется, об утери питомца. Сердобольно вглядевшись в смазанную фотографию, безошибочно признаёт в собаке любимца загадочного и интересного мужчины по соседству. У Агне сердце сжимается при мысли, что где-то, на холодном ветру, привыкший к хозяйским рукам да теплу очага пёс грустно не может разыскать дороги к дому. Ласка была бы не Лаской, если бы, решительно засучив рукава белоснежного свитера, не отправилась на его поиски…что завершились успешно, только вот почти к ночи.
Таким образом, она и оказалась на пороге благодушного, но явно не простого соседа, что вёл с ней красноречивые беседы, меж тем нет-нет, да ненавязчиво заманивая на огонёк выпить напитков покрепче. Она всегда с мягкой вежливостью, немного робея сказаться бестактной, отказывалась от подобной чести, не будучи глупой да предполагая, что может импозантному мужчине, недавно разорвавшему узы длительного брака, потребоваться от молодой блондинки. Её всегда считали лёгкой и доступной будто бы по умолчанию. Она не набивала себе цену, просто поворачивала в обратную сторону, кто бы её не звал. Нынче же она, немного помявшись, скребётся ногтями в дверь чинного соседа, не слишком надеясь на успех, вполне будучи готовой унести Доната до утра к себе. Роман открывает.
-Мистер Доллангенджер, прошу простить за беспокойство в столь поздний час. Вы, должно быть, уже собирались ко сну? Но я не могла оставить без внимания Ваше беспокойство о сбежавшем Донате и, как только он нашёлся, сразу принесла.
Сосед, как всегда, с иголочки, в то время как она смотрится болотной кикиморой, в перепачканной грязью одежде да волосами словно после атомного взрыва. Столь упорно она продиралась сквозь крапиву да кусты, в отчаянных и неустанных поисках бедного потерявшегося животного.
-Не волнуйтесь, у Доната всё в порядке с лапами, я их тщательно осмотрела после очаровательного забега по окрестным зарослям. Он лишь немного утомился.
Быстро поясняет тот факт, что Доната принесла на руках. Вероятно, его хозяин может переживать, не повредился ли питомец. Она ставит пса на все четыре лапы, ласково потрепав за ушком. Он же убегает куда-то на задний двор с удивительной энергией после резво проведённого денька.
Она намеревается устало откланяться и отправиться восвояси, как вдруг небо резко затягивается мрачными тучами и подле самых перилл с ужасным грохотом разрывает воздух яростная молния. Ласка взволнованно вздрагивает, ощутив себя героиней дурного фильма, где обычно блондинки не выживают. Словно её страхам в насмешку, к ним прибегает довольный Донат, тычущийся мокрым носом ей в ногу, явственно желая похвастаться находкой. Она невольно берёт находку в руки и…едва ли не каменеет. Раскрытая тряпка в кровавых подтёках – судя по ткани, остатки женских кружевных трусиков, и внутри…чёрт дери, это женские губки. Окровавленные гениталии, знаете ли, сложно с чем-то спутать. Если бы ткань не раскрылась столь призывно в её ручках, был малейший шанс закосить под дурочку. Сейчас же, находясь под сверлящим её пристальным взглядом Романа, она молча смотрит в ответ ему в глаза, явно давая понять, что не попытается бежать, впрочем, как бессмысленно скрывать очевидное беспокойство. Истерить да бесить милейшего соседа не входит в её планы. Она не так уж многого в жизни боится, слишком апатичная и ожидающая ненастья. Только вот оказаться растерзанной маньяком по собственной дурости как-то, признаться, не хочется. Алин вряд ли понравится также случайно наткнуться на части её тела, припрятанные по всему двору.
-Мистер Доллангенджер…всё это – не моё дело. Я… не имею привычки соваться в чужие дела, что меня не касаются. В особенности дела тех, с кем живу по соседству.
Меж ними повисает недолгое молчание. Ласка, конечно, весьма логично да предсказуемо внутренне нервничает, внешне же стараясь сохранять невозмутимость – конечно же, в той степени, в коей это вовсе можно сделать. Она разговаривает вежливо, не силясь храбро бить себя в грудь, мол, ей море по колено, но и не порываясь уносить ноги прочь, будто безмозглая жертва из дешёвых фильмов ужаса, пробуждая даже в самом невинном маньяке инстинкт кровожадного охотника. Её голос всё ещё звучит доброжелательно и тихо. Мягко, без попыток бравировать или трястись как осиновый лист. Её голос не дрожит, разве что кончики пальцев.
-Пожалуйста…просто позвольте мне уйти. Я забуду то, что видела. Но если Вы не верите…могу ли я что-либо сделать, чтобы…убедить Вас в умении хранить секреты?
Она сглатывает вставший поперёк горла ком, когда он, как в замедленной съёмке, подходит к ней практически вплотную. Нельзя сказать, будто его лицо озаряется зловещей гримасой, нет, пока всё выглядит чинно, однако, что-то меняется в его чертах. Быть может, эта жуткая гроза да отблеск молний придаёт сухопарому лицу изысканного седовласого аристократа хищный налёт. И всё же…она давно словно бабочка, непредусмотрительно порхающая вокруг силящегося скрывать свою ярость пламени, ощущала от него флюиды напряжённости…не всякий раз. Когда поймала его строгий и не слишком довольный взгляд холодно сощуренных глаз, с утра выбегая на работу да в своём неуклюжем стиле потеряв ключи на пороге. Она тогда вела себя, как обычно…разве что, собираясь впопыхах, использовала не привычный мягкий блеск для губ, а более яркую матовую помаду, что попалось в сумочке под руку, где она, чертыхаясь, торопливо шарила, уповая успеть привести себя в удобоваримый вид после сна.
Она странная женщина с синдромом вечной жертвы. И сейчас, когда Донат доверчиво тычется в её ладонь окровавленной мордой, она рассеянно и вместе с тем тепло гладит его по обагрившейся пурпурным, шёрстке, не опасаясь замарать и без того измазанные в земле руки. Теперь ещё в крови.

 Отправлено: 09.02.24 01:56. Заголовок: Первую он задушил сл..

Первую он задушил случайно. Она просто спровоцировала. Он не собирался убивать. Не собирался резать нежное молодое тело, прикладывать к лицу окровавленные его части. Вдыхать манящий запах мертвой крови. Не собирался. Но остановиться уже не мог. Только убивать стало скучно. У Романа внутри рокотало, что ему нужно кем-то обладать безоговорочно, сделать кого-то своей рабыней, собственностью, чтобы полностью стереть ее чертов прошлый мир. Не надо думать, что Роман не пытался справиться со своими… изъянами. Роман смывал кровь с рук, ошметки плоти, спускал в унитаз отрезанные соски, и молился. Да он молился о прощении. Он не гордился собой, он ведь был отцом и когда-то мужем. Он перестал быть мужем, но остался отцом. Барри и Стил сложные, словно – его греховная расправа. А вот Огастус… Роман верит в то, что тот сумеет спасти его душу. Надо быть ему отцом.

Роман осматривает подвал, свое творение. Выглядит, как самая настоящая жилая комната. Матрас, небольшая книжная полка, тарелка рядом с матрасом. И, конечно, наручники, и электрошокер. И, конечно, плеть. Полная изоляция. Идеальная комната для… для кого? Роман убивал, но никогда никого не похищал. Пока. Почти всю свою жизнь он сдерживался от похищений. С особой жестокостью убивал молодых девушек с белыми волосами. На белых волосах кровь ярче. А Роману нравится все яркое.
Он сдерживался. И, когда делал шумоизоляцию в подвале. И, когда наполнял книжную полку странными книгами, вроде «коллекционера». И, когда тщательно выбирал матрас, что теперь лежит в подвале. И, когда представлял, как шокером поимеет пленницу. Роман сдерживался, пока строил тюрьму для той, что уже давно стояла перед глазами. Идеальной жертвой могла бы стать Яэль. Но ее хочется просто убить, свернуть шею, смотреть в глаза, как остальным, чтобы видеть, как покидает жизнь. Но Роману хочется свое. Свое в подвале, в комнате, что он создал. Специально для нее. И перед глазами всегда улыбчивая, красивая: белокурая и с белоснежной кожей, соседка – Агне Ласка.

До нее он мог себя контролировать. Когда она появилась, Роман, словно с цепи сорвался. Даже забыл о своей осторожности, когда затащил к себе домой какую-то проститутку с белыми волосами, а потом жестоко ее расчленил. Перед глазами стояла чертова Ласка. Когда Роман избавлялся от тела, закапывая его на заднем дворе. Роман вырезал половые органы блондинки, которую никто не стал бы искать, пока та еще была жива.
Когда осознал, что случилось, пока он пытался стереть наваждение белокурой соседкой, убивая другую, то слегка запаниковал, и, видимо, поэтому, не был внимателен к «могиле» расчлененной шлюхи.

Роман животных любит больше, чем людей. И о Донате честно переживал, даже виски наливал себе дрожащей рукой, когда в дверь раздался стук. И вроде все отлично. Пес его жив здоров, радостно виляет хвостом, увидев хозяина. Но вселенная, словно подкидывает Роману испытания. Ласка идеально будет смотреться в подвале… черт, эти мысли надо от себя гнать.

- Как мне Вас отблагодарить? – его голос уже звучит слишком хрипло и опасно, это знает он, но никогда не понимают жертвы, - позвольте угостить вином?

Роман пытается бороться с собой, убедить себя в том, что может угостить Ласку вином, поблагодарить, а потом отпустить. Убедить себя в том, что подвал не создавал специально для нее. Убедить себя в том, что даст ей уйти.
Но потом Донат с трусиками и остатками, ошметками половых органов той, которую не будут искать. Странно, что Роман не паникует, когда просто наблюдает за ее реакцией. Она может с визгами бежать, сдавая его. Может просто уйти. Может обозвать его. Может испугаться. Она, в любом случае, в его извращенном мире, не оставила ему никакого выбора. Напрочь с ним повязана своим знанием, испугом, обещанием. Ласка не убегает. Ласка обещает.

- Это уже коснулось тебя, - спокойно утверждает он, - что ты видела? Что ты имеешь в виду?

Дразнит. Играет с ней. Она ему не жертва, она результат. Для сравнения, половые органы жертвы валяются под их ногами. А вот результата еще не было. Роман шагает к ней ближе. Такая красивая, белокурая, как шикарно она будет смотреться на матрасе в подвале, принадлежа лишь ему.

- Нет, ты не забудешь и не уйдешь, - четко констатирует Роман, почти мягко беря ее за руку и втягивая в свой дом, и демонстративно запирая дверь.

Роман ее жадно взглядом пожирает. Она нужна ему там в подвале. Только она. Ему правда хочется ее отпустить. Но н вот вообще не может.

- И как ты докажешь, что хранишь секреты? – ведет по очертаниям ее лица, задевая губы, надавливая чуть на веки, как же хочется ее мучить! – знаешь, скольких я убил? Мне это не сильно нравится. Я могу и тебя убить? Хочешь? А можем сотрудничать, - прижимается к ее лбу лбом, - ты моя конечная. Где ты так нагрешила, что оказалась здесь?

 Отправлено: 11.04.24 00:57. Заголовок: Вероятно, банальный ..

Вероятно, банальный инстинкт самосохранения без лишних слов подсказал бы женщине в относительно здравом уме бежать, не оглядываясь. Удивительным образом, Ласка совсем не думает бежать. С одной стороны, из-за шока от увиденных остатков половых девичьих органов, покрытых густой, давно засохшей коркой крови - она буквально окаменела и словно намертво приросла ступнями к крыльцу дома своего, как оказалось, убийственного соседа. С другой же, интуитивно она сквозь пронзившую её разум дрожь, ощущала...попытка унести ноги лишь пробудит Романа инстинкт охотника - и это не будет сулить ничего хорошего для опрометчивой соседки. Как там пелось в одной дурной песенке, что, как назло, засела в её белокуром разуме - просто..я слишком много знаю...меня пора убить. Но, право, до чего на злобу дня. Хотя...скорее больше ночи. Говорят, ночь неплохое время для смерти, в особенности предрассветные часы. Быть может, умереть незадолго до рассвета не так уж и плохо.
Роман сверлит Ласку тяжёлым, опасным взглядом - уже более не пытаясь камуфлировать ни оный, ни свои слова и интонации под примерного доброжелательного соседа. Отчего-то ей от этого даже становится чуточку легче. Слишком все его былые лицедейские попытки пудрить ей мозги да играть в тайны Ласку заставляли волноваться и ужасно нервничать. До чего же странно - осознать факт, что перед ней опасный жестокий маньяк, не знающий жалости к своим жертвам, и сиё очевидно перед развернувшейся могилой на его заднем дворе...для неё оказалось проще, чем играть в таинственность. Когда нутром ощущаешь - что-то не так. Но мучительно не понимаешь, что именно. Пугающая действительность её привлекает более, чем добрые загадки. Разумеется, все эти рассуждения ничуть не отменяют первобытного, животного страха, охватившего её с ног до головы до панической трясучки. Надо отдать должное Ласке, как раз таки рвущуюся наружу панику она старательно держит в узде, ибо, стоит ей заголосить, словно в глупом ужастике - и Роман лёгким движением руки свернёт ей шею, заставив замолчать и не привлекать внимания других к их своеобразной ночной беседе.
-Ничего….я ничего не видела.
Старательно произносит она, пытаясь дать ему «правильный» ответ на его вопрос с подводным дном. Однако…если бы между ними происходила викторина, а на кону стояла бы её бедовая голова, то она уже бы точно благополучно отделилась от плеч. Что ж…Ласка никогда не была сильна даром убеждения. Уилсон бы не дал соврать – она с детства была какой-то непутёвой и будто от мира сего. Брата эта её диковато инфантильная особенность умиляла, чего не сказать о бывшем муже, что изменять ей начал, кажется, прямо на свадьбе, за недолгий срок их брака «оприходовав» всё, что шевелится. Правда, он был немало удивлён, когда, прознав об этом, Ласка не стала драматично выдирать его бабам космы или тем паче валятся в его ногах с вожделенным воем – останься! – а молча подала на развод и ни разу не дала слабину. Её как отрезало от этого предательства и с тех самых пор она жила почти монашкой в этом смысле. Со стороны могло бы показаться, будто бы она всё ещё любила бывшего. Ох, нет. Она полюбила себя. Не то, чтобы очень, просто достаточно для того, чтобы опять и снова не мотать себе нервы. Ей долгое время проще было оставаться одной и жить одной работой да излюбленными пионами в саду.
Роман вкрадчиво берёт её за руку и неотвратимо, твёрдой поступью, требовательно тянет за собой – а она с готовностью, не силясь вырываться или изворачиваться, как-то обречённо следует за ним. Покорно и…что-то странное происходит в её голове, когда он жестоко запирает на глухой засов свою дверь. У неё сердце падает в пятки, потому как она отчего-то сразу остро чувствует – она не скоро увидит небо. Быть может, уже никогда не увидит и вскоре по частям будет закопана в землю где-то рядом с разодранными найденными Донатом органами. И всё же…когда звуки улицы стихают, и её опоясывает пугающая, жутковато звенящая тишина, а в глаза впивается его хищный и жадный взгляд…она ощущает себя куда более спокойно, чем когда недавно дома одна миролюбиво пила чай. Даже любимый невроз, измотавший её до изнеможения, благодаря жгучему выбросу адреналина отступает на задний план. У неё нет выхода и выбора. Эта мысль совершенно безумно умиротворяет её и успокаивает.
Впрочем, дальнейшие его зловещие слова немного отрезвляют её – действуя по принципу чего-то вроде духовной пощёчины. Она нервно сглатывает вставший поперёк горла ком, невольно кинув взгляд на свою жалкую, потрёпанную после прогулки по зарослям да болотистой местности одежду – ни дать ни взять, идеальная пленница.
-Не хочу умирать…и совсем не хочу быть растерзанной по кускам…но если нет выбора, позвольте лишь одну просьбу. Закопайте меня подальше, чем ту бедную женщину. Вам ведь тоже не нужно, чтобы тело нашли, не так ли? А мне… не хотелось бы, чтобы расчленённый труп опознавал мой брат.
Того, что у неё есть брат, она не видит смысла скрывать от Романа. По той хотя бы причине, что он ни раз видел забегающего к ней на ланч рассеянного доброго доктора Уилсона. Коему, если всё же придётся столкнуться с не самой приятной картиной однажды…хорошо, что он врач. И в морге видел и не такое. Хотя, когда речь идёт о близком родственнике, всё становится иным, не даром хирургам запрещают оперировать родных.
Роман прикасается к ней собственническим, властным жестом, и она невольно вздрагивает, силясь не зажмуриться от страха, что он тут же вырежет её глазницы или нечто наподобие. Но он лихорадочно прижимается к её лбу и называет её своей конечной…верит ли Ласка в нечто вроде романтики меж маньяком и выбранном им «особенной» жертвой? Нет. Она помнит ужасный фильм, к слову, снятый в прекрасных красках. Про женщину, коей был одержим мужчина, и, когда та попыталась сбежать, он отрезал ей ноги и руки. Это не мешало ему её обожать, ну а ей презирать его. Презирала ли Ласка Романа? Нет…она боялась его, после увиденного не бояться было бы бестолковым безумием. И она понимает, что так или иначе вскоре будет истерзана и покалечена и вопрос в том, насколько сильно он захочет и сочтёт нужным её изувечить. А она…как много она сумеет пережить яростной боли и настолько ли сильно в ней трепыхающееся желание просто выжить?
Роман обозначает её сделку, и его предложение звучит весьма глумливо. Ласка минуту задумчиво молчит, напряжённая, словно сбившаяся струна гитары. Но находит в себе силы произнести, мягко и ласково накрыв его блуждающую по её лицу ладонь подрагивающей своей.
-Мне очень страшно…Вы меня пугаете…Вам не слишком нравится убивать, но Вы убиваете людей…и предлагаете мне сделку или умереть. Что ж…если эта сделка, в чём бы она ни заключалась, поможет хоть немного сдержать Вашу…жажду, то я…готова. Да.
Она откровенно дрожит, ей ведь страшно, она словно сплошной оголённый нерв. Однако, Ласка не истерит, не мечется по его дому, заламывая руки да стучась во все закрытые двери. Она полна не самой адекватной решимости, хоть и ужасно беспокоится о своей дальнейшей, очевидно, далеко не завидной судьбе. Каждой женщине кажется, с ней этого просто не может случится. Каждая третья, пожалуй, наивно ошибается.

 Отправлено: 14.04.24 01:19. Заголовок: Вторую Роман убил из..

Вторую Роман убил из любопытства. Слишком понравились эмоции от Первой. Вторую он убил нерешительно, прислушиваясь к себе. И даже извинялся перед ее телом, когда рубил на части. А потом благодарил. Потому что понравилось. Да. Понравилось.

Внутри Романа переключается что-то. Он умеет быть «нормальным», жить как простой обыватель. Когда видел Агне Ласку, то… продолжал быть нормальным, просто более трепетно обустраивал подвал. Ноги сами туда несли. Это можно назвать хобби. Но в каком мире разработка лучшей шумоизоляции и кандалов, является нормой? Только Роман контролировать это не мог. Трепетно выбирал наручники, матрас, полку с книгами. Любовался проделанной работой, но рьяно себя убеждал, что подвал никогда не использует. Просто сделает как инсталляцию. Искусство. Только сколько «любви» он отдал тому, как обустраивал это страшное место? Он ездил в другие города, чтобы никто в магазинах не заподозрил его в излишнем и частом внимании к кандалам, веревкам и прочему. В этом месте не было ничего для Яэль, к примеру. Роман строил, обустраивал, тратил свое время, для чего-то особенного. Для кого-то особенного. Он все продумывал. До мелочей. Как будто бы на подкорке понимая, что подвал будет использован.

Для той, что говорит, что ничего не видела. Но она видела. А Роман вдруг ощущает возбуждение. Она видела. Она знает. Она боится. Страх ему нравится. Он в восторге от того, что она видела, что заметила. Доната ждет отличный кусок мяса за, можно сказать, помощь. Если бы она не заметила, не увидела, то Роман держался бы как… нормальный. Но он обожает запах страха. Ему нравится ее свитер и простые джинсы. Если он ее ударит в висок, то кровь запятнает ее светлые волосы и нежный пастельный свитер…. Он ненавидит черную одежду, на ней не видно крови. Роман сдерживается. Ее ждет нечто куда более ужасное, чем простой удар в висок и половые губки, разбросанные по округе.

Следует за ним, не визжит, когда он запирает двери. Завизжала бы – ему бы пришлось ее убить. Или повредить… Не хотел он того. Она ему нравится… целой. Но выхода бы не было. Она не визжит. Не бросается к двери, не пытается вырваться. Она понимает, что ничего хорошего уже не будет. А ему так нравится эта смесь и отчаяния и обреченности и страха и надежды. По ее взгляду можно поэму написать. Он ухмыляется, почти нежно осматривая ее. Идеальная белокурая жертва. Он убивал, расчленял… чтобы встретить однажды идеальную жертву и поработить. Заточить ее.

- Ооо нееет, - протягивает он, лаская взглядом ее образ, - зачем мне тебя убивать или пытать или расчленять? Ты же такая умная, и до сих пор совсем ничего не поняла?

Роман ее дразнит не от злости. Он ведь совсем не злой человек.
Только ей никуда не убежать. Если она попытается метнуться к двери, то это закончится для нее плохо, что она умно считывает в его глазах. И остается на месте. Умное белокурое создание. Роман с ума сходит от запаха свежей крови, от запаха той, которая станет той самой жертвой. Он больной ублюдок и извращенец. Он хренов серийный маньяк, что губы половые отрезает. Он ужасный отец. Барри подтвердит. Огастус тоже вряд ли скажет, что отец идеален. Но он при этом совсем не злой человек и не стал бы ее дразнить потехи ради.

- Хочу показать тебе кое-что! – как ребенок радуется он, касаясь ее дрожащих губ, словно пропустив мимо ушей ее слова, - бери меня за руку.

Это звучит ребячески сначала, но логично, что как приказ. Она касается его слишком мягко. Просто буквально подписывая себе приговор. Наверное, она где-то умно начиталась, что надо не злить потенциального мучителя. Только вот это ведь ее ни черта не спасет. В левом виске пульсирует, что ее надо отпустить. Но он себя убеждает, что она слишком много видела и знает. Пусть это все чушь и оправдания. Донат скулит в углу, оказавшись дома. Даже пес понимает, что сейчас вершится страшное. А Роман взгляда не сводит с Ласки. Он горит от предвкушения. Но внешне, кроме глаз, остается опасно спокойным.

Он хватает ее за руку и тащит к подвалу. Открывает дверь, показывая ей комнату или тюрьму, что так долго готовил. Гордится своим «детищем». Наконец, он может показать свой шедевр. Что создал для нее. Роман как-то странно заглядывает ей в глаза, схватив ее за щеки, желая увидеть восхищение. Но не видит. Видит испуг, напряжение. И внутри Романа закипает ярость. Он же так старался. Он для нее купил дорогой матрас, он сделал книжный шкаф, понимая, что ей нужно будет читать… взаперти. А она не выглядит счастливой.

- Тебе что не нравится твой новый дом? Почему ты боишься? Я купил для тебя отличный матрас и мягкие наручники, – цедит он сквозь зубы, - ты неблагодарная. Если ты не будешь мне благодарной, то я принесу другие наручники, что сотрут твои нежные запястья в кровь.

Роман теперь псих, одержимый своей жертвой. Ей некуда бежать. Если бы кто-то мог дать ей совет, то ей бы сказали, что надо сотрудничать. И что-то подсказывает Роману, что она не будет глупить.