Отправлено: 06.09.23 02:01. Заголовок: Особняк Такаюки Нишимура и Накамы Сейко

 Отправлено: 06.09.23 02:42. Заголовок: Стол ломится от заку..

Стол ломится от закусок и выпивки, Такаюки же сильной рукой прижимает к себе Накаму. Присутствие которой сначала слегка смутило партнера Такаюки, но потом он выпил и весьма даже фривольно ее разглядывал. Что, конечно, не ускользало от взора Такаюки, он наблюдал пристально. Фривольное разглядывание Накамы не выходило за рамки, да. Партнер просто невольно бросал на нее взгляды, которые бы не заметил кто-то, кто не Такаюки, от цепкого взгляда которого сложно что-то скрыть. Партнер не вел себя нагло. А вот Такаюки неразумно закипал. Он мог быть хладнокровным, но, если дело касалось его Накамы, то он, словно вообще терял любое здравомыслие. Ему уже и партнер не был нужен, он уже и думал, что партнер готов трахать его Накаму.

Накама же в своих строгих одеждах лишь показывала, какая она невероятная, как верна и близка Такаюки. Его бы взбесила ее открытость с другими. Они с Тайкой часто безобидно спорили. Тайко нравилось, когда Гуччи открывалась другим, была открытой, порочной, даже вроде как доступной, но лишь с Тайкой.
А вот Такаюки желал полной закрытости Накамы. Такаюки нравилось, какой сложной, закрытой была Накама, и какой раскрытой была лишь с ним. Такаюки не заводило то, чтобы ее открытое тело облизывали взглядами другие. Он не считает унизительно Накаму своей вещью, но считает совершенно четко, что она ему принадлежит целиком и полностью. И ее братцу он об этом говорил. Накама была сокровищем Ирии, а Такаюки цинично ему сказал, что теперь его сокровище – Химари, а Накама – принцесса Такаюки. Это всегда будет камнем преткновения, но Такаюки плевать. Он не знает, как это быть старшим братом сестры. У него младший брат, у него Тамаяма. За которым он следит как коршун. И которого обожает трепетно. И ему бы задуматься и понять Ирию. Ибо, если бы у Такаюки была сестра, то он ее бы третировал еще хуже, чем обожаемого брата.
Но его бесило, что Ирия пытался у него отобрать Накаму. Оба были слишком упрямыми, чтобы просто друг друга принять в этой битве за их «общую» жемчужину Накаму. Если бы Ирия и Такаюки просто поговорили, то поняли бы, что они всего лишь любят Накаму, просто по-разному, но оба желают ей счастья. Но они не поговорят.

И сейчас Накама в своём строгом костюме оставалась на его стороне, как всегда была с ним рядом, поддерживала. Он говорит о делах с партнером, Накама рядом, попивает маленькими глотками вино, не особенно обожая алкоголь, но расслабляясь с ним. Накама часто говорила ему, что ей бы проще невидимкой быть, не потому что она такая стеснительная, а потому что она вовсе не понимает, что ей делать на его встречах с партнерами. Она никогда не была против того, чем он занимается. Готова была быть частью этого всего. Но ее жутко нервировали все эти вечера, где она была вынуждена присутствовать.

Наверное, она перенервничала и сейчас, когда взяла за ножку бокал с красным вином. Наверное, перенервничала, когда ручка ее задрожала и она опрокинула на себя этот чертов бокал. Наверное, партнер Такаюки среагировал быстрее, чем было нужно, схватив салфетку со стола и попытавшись промокнуть строгие брюки Накамы в попытке помощи. Наверное, он хотел помочь привлекательной избраннице Такаюки. Наверное, он хотел заслужить баллы перед самим Такаюки.

Наверное, Такаюки надо было думать. Наверное, Такаюки не надо было хватать нож со стола и вонзать его в глаз «партнера». Теперь уже вопящего, поэтому Такаюки добил его точным ударом ножа в сердце.
Наверное, надо было сдержаться, ведь тот не сделал ничего такого. Наверное, Такаюки надо было не слепо беситься от ревности, а подумать, что его женщина произвела такое впечатление, что отпетый бандит, в лице его партнера, готов был ей помочь молниеносно. Наверное, Такаюки надо было быть спокойнее. Наверное, Такаюки надо было думать головой, а не секундными инстинктами, как это с ним обычно бывает.

Но все вышло иначе. Теперь на диване в их гостиной кровью истекал труп. Истекал кровью, благо уже после смерти. И Такаюки просто закуривает, сильной рукой за талию прижимает к себе Накаму. Даже спокойно.

- Неприятно, - хмыкает он, - я опять убил засранца, что тебя коснулся. Ты уж прости, инстинкты. И, молю, не напоминай, как я пришиб курьера с пиццей, он так же ведь касался тебя. Нет. Не протянул руку. Но хотел тебя коснуться.

Такаюки даже слегка задумчиво ее к себе прижимает. Ну труп есть. С ним надо что-то делать.

- Труп бы закопать, любовь моя, - словно ничего страшного и не произошло, - наберу Тайке, - словно его осенило, - а ты поцелуй меня, ужасно было сидеть весь вечер и тебя не целовать.

Так он справляется с трупами. Спокойно. Легко. Со своей любовью.

 Отправлено: 10.11.23 23:28. Заголовок: Накама обожает своег..

Накама обожает своего мужчину. Всегда на его стороне, защищая с грацией наседки, даже от попыток обожаемого старшего брата скрипеть зубами. Вместе с тем, по сравнению со своей восторженной юностью – она стала приземлённее. Раньше ей до боли в нежном сердце хотелось прилепиться к Такаюки слащавым банным листом. Сейчас Ама более самодостаточна. Зато, потеряв былую веру в сопливые идеалы, ей не придётся с горя рвать на себе волосы, коли Такаюки усвистает к двадцатилетней шлюшке. Накама иногда себя не узнаёт, но точно о себе былой не скучает. Она невозмутимо перебралась к Такаюки. Раньше бы с томлением жаждала предложения. Уже не ждёт. Он в своей жизни ничего менять не будет, сохраняя образ холостого волка. А она не против. Правда, больше не окружает себя иллюзиями. Он называет особняк их домом, она же мягко убеждена, что дом – его. Накама не драматизирует, готовит его любимые блюда и посмеётся над своей неуклюжестью, если он раздражённо вышвырнет её варево в мусор. Её не задевают подобные вещи. Она взрослая девочка, и ей не нужно, чтобы любимый мучился несварением в романтических потугах. Она приняла его нежелание связывать себя путами. Но играться с собой не позволит. Она даст и в рот, и в зад. Как бы пошло не звучало. Но не даст пользоваться её чувствами. Накама не вступает в споры, не препирается, не силится возмущённо что-то доказать. Лишь отмалчивается, едва он ненароком затрагивает семейные темы. Ама не станет наматывать сопли на кулак. Она благодарна своей яркой, рациональной Гуччи, что сумела донести до прежде глухой к доводам разума Накамы – мужчины эгоисты и будут вместе, пока женщина сильно нравится и не полощет мозги. Она всё также безумно любит Такаюки. Вместе с тем, коли он пошлёт её на х*й – туда она нет, не пойдёт. Пойдёт восвояси и обивать его пороги не будет. Куда вернуться, у Накамы есть. Ирия, в случае чего, не оставит блудную сестрицу на улице. Накама верит, этого случая у них с Такаюки не произойдёт. Разумеется, речь бы шла о серьёзной размолвке, ибо из-за ерунды привязанность Накамы к Такаюки не убить железными кнутами. Она не истеричка. Они, бывает, ссорятся, она же никогда не порывается, поджав хвост, отсиживаться у брата. Если Такаюки умудряется залепить ей затрещину, Накама реагирует порой апатично. Порой кидается на него, как взбесившаяся фурия. Но остаётся с ним рядом.
В этот день Накама нервничает, как бы не пыжилась держать лицо. Она не жалует долбанные деловые ужины и ещё более долбанных деловых партнёров Такаюки, коих, по его указке, вынуждена встречать радушно, камуфлируя улыбку сквозь зубы под нечто удобоваримое. Небожители наградили Накаму смазливой мордашкой – и пока оной было достаточно, дабы изобразить приветливый вид. Вот сейчас – кусок в горло не лезет, хоть стол ломится от яств. Её нервируют приезды нежданных гостей. Такого рода сюрпризы Накаме не по душе, но она понимает. Впрочем, также зная себя, не самую приятную девицу – она вовсе не выносит сюрпризы.
Главным поводом для отрешённого состояния Амы служит очередная ссора с Ирией. Она сознаёт – с Доумой ему приходится нелегко, он взвалил на плечи груз ответственности за малого. А малой порывается выпрыгнуть из штанов да бузить на всяком повороте. Накаме приходится выступать парламентёром. Вернее, приходилось. Ведь теперь зачастую сама становится предметом злости Ирии. И на сей раз он устремился проехаться танком по душевным качествам Такаюки – Накама же встала на дыбы, готовая выслушать о себе любую гневную тираду, но защищая любимого, словно львица. Ирия вспылил, она после его ухода в бессилии разревелась. Ирие нужно временя остыть. Он всегда присылает её любимые букеты. Ирисы. Фиолетовые с жёлтыми вкраплениями. А она всегда согласна ринуться брату в объятья первой.
Такаюки яростно сжимает её талию, и она выпадает из рассеянной лёгкой грусти. Ей хочется потереться о его шею, а лучше – лукаво опрокинуть на диван и оседлать с самыми пошлыми целями. Но чёртов гость сверлит её взглядом. Она с трудом удерживается от закономерного вопроса, что ему надобно. Возвращается мыслями к ссоре с Ирией, и, не заметив, неуклюже опрокидывает на себя бокал вина. Прохиндей порывается помочь пятно «застирать» - и Накама готова рычать, но Такаюки звереет раньше. Сей расклад – гораздо трагичнее для его дружка. Изрядно доставшего даже Накаму. Что отличается желанием решать проблемы путём диалога и конфликтов не боится, просто старается избегать.
-Така, милый, снова ты за своё. Стоило ли слетать с катушек из-за того, что этот несчастный подал мне салфетку?
С ласковым занудством будто журит его – именно, что будто. Благо, чиркает зажигалкой, прикуривая ему сигарету и наслаждаясь тем, как он выпускает кольца грубоватого дыма в её личико. Она ловит дым губами, уже не скованно, как было при «живом свидетеле» себя ведёт - раскованно забросив на Такаюки ножку, обрамленную строгой брючной тканью.
Ама испуганно не вжимается в спинку кресла, когда он устраивает кровавую бойню. Кровища, льющая из глаза трупа – их привычные будние. Хм…её страшно заводит, как Такаюки безбожно её ревнует. Она не больная и нарочито не желает смерти тем, кто не так на неё посмотрит. И всё-таки… через кровавые приключения, что помогают прикрыть их неизменные друзья – она остро ощущает себя желанной для Такаюки. Не одной из его былых многочисленных шлюшек. Кстати, раньше Накама бы ни за какие коврижки не поверила, будто она стала единственной. А сейчас могла бы уверовать, сделавшись более в себе уверенной. При этом, вряд ли бы потеряна сознание, если бы, вернувшись в неурочный час, обнаружила его со случайной любовницей. Вопрос, как бы она отреагировала.
-Разносчик пиццы плохого не сделал. Его было жаль, я даже немного всплакнула. А, что касается данного конкретного дружка – не жалко. От слова совсем. Он за короткую встречу сумел выбесить нас обоих.
Она с энтузиазмом рада, словно порочный джинн, исполнить его просьбу – и впивается в брутально прокуренные губы поцелуем, одновременно животным и изнеженным. Ама оттягивает его нижнюю губу, раскрывая его рот, чтобы чувственно проникнуть туда язычком и нежить его слизистую, лакать. Мммм...лакомство. Губы, скулы, первобытная щетина своего мужчины, которого любишь до луны и обратно.
-Поразительно. Как некоторые умеют раздражать, даже будучи трупами. Давай поскорее избавимся от его назойливого присутствия.
Трепетно щёлкает по носу холёным маникюром. Который не пожалеет, когда будет не хуже Тако орудовать лопатой. Хмыкает, подмигнув.
-А я позвоню Гуччи. Вряд ли она шибко обрадуется кровавой перспективе, но о вашем с Тайкой упрямстве ходят легенды.

 Отправлено: 11.11.23 01:55. Заголовок: - Подал салфетку? – ..

- Подал салфетку? – рычит Такаюки, но не на Накаму, а на ситуацию, - он тебя коснулся. Я сколько раз говорил, что касаться тебя могу только я? Это знают даже тупые ублюдки, вроде него, - кивает на труп, - он сам рискнул своей жизнью и проиграл.

Такаюки ревнивый, никому не позволит касаться Накамы. Его бесит даже если Гуччи, вся такая из себя прижимается к его женщине. Что уж говорить о мужском поле? При этом Такаюки никогда бы не обвинил Накаму в том, что ее коснулись. Виноваты всегда те, кто тянут к ней свои ручонки, как курьер с пиццей. Ибо Такаюки доверяет ей целиком и полностью. Его красавица не какая-то вертихвостка, которой мало внимания. А такой засранец кровожадный как Такаюки всегда дает и будет ей давать столько внимания, чтобы она понимала, что других для него просто не существует. Да он может, как истинной тупой мужчина, например, слишком много выпить с Тайкой и опоздать к ужину. Или после ссоры с ней психануть и отправиться в бар. Но он способен признавать свои ошибки, когда он кидается на него и колотит маленькими кулачками в грудь, говоря, что он ублюдок и уехал трахаться. Перехватит ее руки, встряхнет сам грубо, прорычит ей в губы, чтобы сворачивала истерику, ибо трахает он только ее и сейчас будет трахать только ее. Возьмет грубо, пусть пищит и уворачивается. А потом сделает себе галочку, что накосячил и исправится. Ну на какое-то время. Он не делает ничего криминального, но детка ему досталась достаточно эмоциональная.
Впрочем, как он сам. Доставщик пиццы был не первым и не последним, кто гниет в земле за неправильные действия в сторону женщины Такаюки. Виноваты всегда похотливые ублюдки. О некоторых она даже не знает.

- Плакала? – сдавливает ее талию, словно тисками, - и какого черта ты плачешь по ублюдку, который тебя хотел?

Он ревниво закипает, однако она усмиряет его весьма действенным методом, целуя его. Если в мире есть блаженство, то это ее поцелуи. У них великолепный секс, он хочет ее постоянно, но есть нечто совершенно особенное в поцелуях. К слову, до Накамы, Такаюки даже уворачивался от поцелуев, считая это просто бесполезной траты времени и все эти слюни. Он не целовался. Это было его правилом. Но с Накамой он просто как с цепи срывался, терзая нежные губки, посасывая, прикусывая, как сейчас. Особенно ему нравится, как они отрываются с тяжелым дыханием, а между ними тянется ниточка такой пошлой слюны.

Он так же курит, пока она встает, чтобы убрать какую-то тарелку. Она знает, как дразнить. Такаюки же взглядом облизывает ладную фигурку своей женщины, ему так нравится, как все закрыто и как он знает, что за волшебное тело прячется за плотным костюмом. Белоснежная мягкая кожа, податливая плоть. На ее коже приятно оставлять метки. Стоит чуть засосать кожу, как разливается багровое пятно, что кричит от принадлежности Накамы ему и только ему.

- Зачем звонить Гуччи прямо сейчас? – низким голосом интересуется, его вот труп окровавленный вообще ни разу не смущает, - думаешь, Тайка и Гуччи прямо сорвались и уже стоят в лесу с лопатами? – хмыкает, пожирая ее глазами, - сейчас.

Такаюки хватает ее за запястье и притягивает резко, даже чуть грубовато к себе, чтобы она оказалась прямо на его бедрах. Глухая одежда, которая ей так нравится хороша тем, что очаровательно трещит под его пальцами, когда он рвет сначала жилетку, а потом разрывает рубашку, так что пуговицы отлетают и одна даже попадает в окровавленную глазницу «их» трупа. Белье так же летит в сторону, когда одна его рука накрывает левую грудь, и он прокручивает ее вставший сосок меж пальцев, ртом же накрывает сосок правой груди, терзая его, покусывая, тут же зализывая. Свободной рукой расстегивает ее брюки, проникает под них, под белье и врывается в нее пальцами. Сразу тремя, без подготовки, срывая с губ стон. Он отрывается от уже покрасневшего нежного соска, чтобы этот стон заглушить в поцелуе. Да, с ней он чертовски любит целоваться, превращаясь в ласкового щенка, что просто хочет без остановки целовать ее нежные медовые губки, кстати, все.

Он таранит ее пальцами одной руки, вторая рука терзает грудь. Сам с замутненными глазами отвлекается от поцелуев, заглядывает в ореховые любимые глаза.

- Выбирай, - не прекращая буквально дико иметь ее пальцами, - вылизать тебя, довести до гребаного сквирта пальцами или трахнуть? К сожалению времени у нас на что-то одно.

Ему нравится, какая она в его руках податливая, как влажно хлюпает и сокращается на его узловатых пальцах. Он разрывается между тем, чтобы вытащить пальцы, облизать их и насладиться сладким нектаром и между тем, чтобы ускориться и довести ее до того, чтобы она скулила и заливала его руку, кончая. Выбор за ней. Любой ее выбор заставит Такаюки кончить тоже.

 Отправлено: 11.01.24 01:26. Заголовок: Ама невозмутимая все..

Ама невозмутимая всем на зависть, до раздражения и треска зубов. Хочется ей спать – хоть палите в уши фейерверками, чудовищно насрать. При том, обычно она вполне миролюбивая, даже в меру дружелюбная, демократичная девица, на первый взгляд без особо бешеных тараканов в голове. Между тем, истерички похлеще Накамы днём с огнём не сыскать – когда она на пороге столь «обожаемых» ею месячных, а злосчастные гормоны бьют через край. Даже забавно, как сразу после «этих дней» она на аналогичные ситуации реагирует не то, что без драмы во взгляде, а даже бровью не поведя. В незадачливый день может чёртовой книгой – к коим обычно относится с занудным трепетом, маниакально заворачивая в суперобложки - запустить в Такаюки, когда тот является, весь проспиртованный духами подзаборных шалав, и чёрт его знает, где он там умудрился ими пропитать свою рубашку. После бескомпромиссно стащив с него проклятую рубашку и, недолго думая, ножницами в лоскуты её покромсав. Ну дальше уже, как правило, Такаюки подавляет бабий бунт в зародыше, грубовато поставив раком. Парадокс, но в спокойные дни цикла, Накама, напротив, может и не повернуться в кровати от жуткой лени, пусть хоть Такаюки надумает полчище проституток притащить и включить порнушку на полную мощность в качестве прелюдии. Правда, если стащат с её несчастной мордашки маску для сна – она нахрен в полудрёме кроваво перестреляет шаболд из его же пистолета. И примется с чистой совестью сладко посапывать дальше. А вот нечего нарушать её сон после недельки-другой бессонницы. Вот незадача, а Ирия наивно считает сестрёнку принцесской в обмороке. Видел бы он, как Накама напивается не хуже своего мужчины, коего Ирия беззаботно кличет варваром. Что ж, в таком случае, Ама – амазонка своему Таке под стать. Даром ей не сдались жеманные принцы с манерами благородных юношей, от коих её стошнит секунд через тридцать. Терпеть ненавидит расшаркивания да романтические прибамбасы. Ей нужно настоящее, живое, животное. Как у них с её невозможно любимым засранцем. Она нежно привязана к старшему брату и переживает войны любимых мужчин. И всё же, даже если Ирия проклянёт нерадивую сестрицу в третьем колене, она упрямо будет любить Такаюки до гробовой доски.
-Твоя правда. Не гоже отвлекать друзей от важных дел – наш «знакомый», полагаю, будет не против обождать с похоронами. Сидит тихонько, жрать не просит. После похода за город, мы с тобой устроим бурную ночку? Я ужасно тебя хочу. И целовать, любимый. И не только.
На их одежде – брызги крови. Ей плевать. Она отстирает ручками. Не сложнее, чем ненавистные ею месячные. Он похабно шутит, мол, избавит её от мук. А она упоительно зовёт его циничным засранцем. В ходе ласковой перепалки они не отказывают себе в удовольствии горячо целоваться –не торопясь погружать труп в багажник, раз уж условились не беспокоить не менее пылких Гуччи с Тайко вот прямо сейчас. Те нынче наверняка также предаются интересным играм, где трупик может малость помешать их уютно-раскованно богемной атмосфере. Накама цинично хмыкает, убирая тарелку и даже не пытаясь выглядеть менее соблазнительно, чем выглядит, когда течёт по своему варвару. То есть, чёрт дери – всегда.
-Помнится, в прошлый раз, когда мы грузили его славного предшественника в багажник – вот незадача – что-то хрустнуло. Милый, неплохо бы нам обзавестись машиной пошире, что за неуважение к бренным телам.
У Ирии волосы дыбом от злости вставали из-за того образа жизни, коему с энтузиазмом следовала его сестра. Слишком привык он видеть Накаму домашней. А Ама, при всей её любви к традиционным ценностям, браку, семье, ощущала себя странно скованной лишь на ниве домашнего хозяйства. Ирия не даст соврать – ещё до встречи с Такаюки она строго и скрупулёзно штурмовала гранит науки на не самой женской ниве. Кто бы мог подумать, до чего нынче полученные знания пригодятся ей весьма иронично в том или ином тёмном лесочке, где она странным образом ощущает себя… расслабленно. И её стальных в «убийственных» вопросах нервишек с лихвой хватает на то, чтобы успокаивать порой справедливо негодующую из-за взрывоопасного нрава Таки подругу. Хотя, надо отдать её богемной диве должное, в последнее время они с Амой чаще перебрасываются саркастическими шуточками. Даром что ли Ама горбила спину в институте, учась на судмедэксперта. Её не пронять видом хладного трупа. Она такие препарировала. Ирия, правда, полагал, будто умения Накама пустит в благое русло. Посему, она старается брата не огорчать и потчует сказками, мол, варит борщи Такаюки да не лезет в мужские дела – прямо, как милашка принцесса Химари. Ама искренне симпатизирует невестке, но на поводок дома её не усадить. Она будет яростно рваться искать приключения на свою пятую точку. Да, лишь рядом с Такаюки. Но всё же, постоянная необходимость торчать в четырех стенах Аме бы давила на мозги.
-Милый, ты так психуешь, будто он меня этой салфеткой отодрал. Не стоит так нервничать. Может, я плакала по нему, чтобы ты хотел меня ещё яростнее и сильнее. Как тебе такая причина, мой Отелло? К слову, на ночь я ни черта не молилась.
Строит невинные глазки, прекрасно зная, как наливаются кровью глаза Такаюки от любого, даже шутливого упоминания о её взаимодействии с мужчинами. Даже если эти мужчины давно удобряют собой лесные массивы и служат на радость земляным червячкам.
Такаюки резко притягивает её к себе – Накама взвинчено обвивает Таку за шею. Мёртвое тело ненароком тоже получает свою порцию ласк. Прямиком в глазницу, как всегда, точное попадание. Почему-то то, как небрежно ведёт себя её мужчина с новоявленным трупиком ещё больше заводит её и будоражит. Было бы кого стесняться. Уж не этого безглазого и бездыханного, в самом деле.
Такаюки жёстко выкручивает её стоящие колом от близости безбожно любимого мускулистого тела соски – и их же зализывает почти ласково, срывая с её губ стоны нетерпения, когда она уже почти яростно царапает его торс ноготками и агрессивно двигается на его бёдрах ещё сквозь одежду, так, чтобы даже через строгую ткань брюк ощутить впившийся пока ещё в её бедро член. Она нетерпеливо борется с его ширинкой, он же стаскивает с неё жалкие ошмётки былой «элегантности» в виде костюма, полетевшего куда-то на люстру. Она чувственно и порочно дрочит его член, заставляя наливаться литым железом, пока он долбит её пальцами внутри влагалища, и она течёт на него, словно распутная девка с грязными, влажными стонами – не в силах оторваться от его губ, рта, языка, где их слюни смешались в чёртову кучу малу. Будь у них время чуть больше, она с радостью поглотила бы все его жидкости, с бесстыдным причмокиванием. Впрочем, быстрый секс также чудесно бодрит дух. Им, конечно – право, не трупу же.
-Хочу и до грёбанного сквирта…и чтобы ты бурно кончил мне в рот. Но…раз у нас одна попытка…чёрт…трахни меня в пи*ду. Любимый.
Хрипит и сипит на последнем издыхании, в любимые губы. Уже мало что соображая, блаженно и страстно покусывая его кожу и нежно лаская язычком везде, где только может из выбранной им позы достать. Накама не особенная поклонница матов в обычной жизни. Но вот в постели её несёт. Она безумно возбуждается от его остервенелых, горячих касаний к её и без того уже разгорячённой коже. И зачастую эта милая конфетка матерится как портовый грузчик от перевозбуждения.
-Умираю, как тебя люблю. Бл*ть, вы*би меня до потери сознания.
С вожделением засасывая его в шею, ласково пройдясь по дрогнувшему кадыку юркими прохладными пальчиками.

 Отправлено: 11.01.24 02:16. Заголовок: - Надо бы прикупить ..

- Надо бы прикупить джип, ты права, - соглашается Такаюки, - выбери, какой нравится, я пригоню его завтра к дверям нашего дома.

Он все решает сам, но при этом не считает, что Накама для него – фиалочка, что толком ничего решить не может. Откровенно говоря, он не видит ее полноценным партнёром в модном понимании этого слова. Равенства между ними никогда не будет. Если в баре флиртуют с Такаюки, то ему просто насрать. Если в баре флиртуют с Накамой, то рест ин пис, как говорится, тем, кто осмелился. Такаюки не требует от Накамы готовить его любимые блюда, но, если она встанет на кухню, то он вряд ли романтично рядом начнет нарезать огурцы, потому что это просто не так, как он себя видит. При этом, он искренне считает, что куда более толерантен, чем этот ее обожаемый братец, которого он в гробу видал. Ирия Сейко желает контролировать в этой жизни все. Он не может свыкнуться с мыслью, что его любимая сестренка не та, которой он ее видит до сих пор и которую хочет защитить ото всего мира. Лучше бы жену свою защищал, у которой на лице часто ссадины.
Однако они оба не за равноправие между свободой и своей избранницей. Это их объединяет, возможно, одно из немногого.
Накама его женщина, но она не его равный партнер. В то же время, она не тупая крошка, которую он удочерил, и да, последнее слово всегда за ним, но это не значит, что у нее нет мнения, к которому он прислушается. Поэтому он легко дает ей право решать, в какой машине они будут перевозить трупы. Но, если она осмелится выбрать что-то розовое или противоречащее ему, то он примет решение сам. Только Такаюки доверяет своей женщине. Они друг друга чувствуют.

- Плохая причина, - рычит в ее губы, - не надо плакать о других, чтобы я хотел тебя сильнее. Я хочу тебя сильнее, когда тебе плевать на других.

Такаюки не заводят третьи лишние в их отношениях. Такаюки заводят только они вдвоем. Пока Тайко рассказывает ему, попивая вино, что какая-то третья девица что-то там разбавила в их отношениях с Гуччи, Такаюки честно считает, что просто по-настоящему Гуччи и Тайко друг другу не нужны, иначе не стали бы друг друга делить с другими. И даже уверен в том, что Тайко однажды так же встретит свою женщину, как Такаюки встретил Накаму и забудет о всех этих свободных пошлостях в постели, как забыл сам Такаюки. Абсолютная чушь эти свободные отношения, что лишь оправдывают, как людям друг на друга насрать. Он тоже ангелом не был, и всякое случалось даже с теми, с кем он вроде как был в каких-то отношениях. А вот с Накамой резко расхотелось и секса втроем и даже этого «с моей женщиной флиртуют, я доволен». Нет. Он в выборе своем уверен, что Накама у него Богиня, которую все хотят. Доказательства тому ему не нужны, а, когда он их получает, то режет глотки. Делить ее он не собирается даже с гребаным вибратором. Вот это и есть любовь.

А пока они полностью обнажены, он буквально жадно вдыхает аромат ее разгоряченной и возбужденной кожи, она пахнет иначе, когда так заведена. Пальцы ее тонкие рвано дрочат его член, пока он так же рвано вбивается в ее бархатную дырочку, которая так отзывчиво для него хлюпает. Ее пальцы на его члене и звуки ее дырочки заставляют Такаюки издавать тихие хриплые стоны.

И пока она влажно хлюпает на его пальцах, она показывает ему, как возбуждена. Когда его Накама доходит до кондиции своего возбуждения, тогда с ее желанных сладких губ слетают матерные слова, пока с других сладких губок слетают хлюпающие звуки. И те и другие – услада для ушей Такаюки. Особенно, когда она молит его, чтобы он ее вы*бал, что он и собирается сделать. Он обожает ее любить так же, как обожает ее е*ать. И где здесь найти грань, когда просто нашел женщину своей жизни, что одним существованием заставляет гореть?
Он все же резко переворачивает ее так, что подминает под собой, и она оказывается под ним на диване, а Такаюки располагается между ее ножек, просто, чтобы попробовать нектар, чтобы не сойти с ума от этого голода.

- Самая вкусная, мать твою, - хрипит он, лакая ее, как пес, она такая мокрая, что течет по его подбородку, - такая мокрая…

Он все же отстраняется от нее, чтобы уже оказаться меж ее ножек, притянуть к себе за бедра и резко войти в нее по самые яйца, задержавшись. Смакуя ее внутри. Любуясь ее красивым возбужденным личиком. Он нежно наклоняется к ней, чтобы поцеловать.

- И я люблю тебя, детка, больше всего в этом е*аном мире.

И дальше уже начинает вбиваться в нее в бешеном ритме, разрушая ее узкую дырочку, надрачивая пальцами пульсирующий клитор, слегка надавливая другой рукой на шею, умело, чтобы ее ощущения были еще ярче. Насрать на труп рядом, его мир сузился лишь до Накамы.
Он бьется в нее с диким темпом, сдавливая горло, положив пальцы в ротик.

- Кончай, - хрипло, продолжая вбиваться и ласкать клитор, ибо знает, что кончит в нее горячо как только она сожмет своим влагалищем его член и как только он увидит ее лицо в оргазме, лучшее зрелище.