Отправлено: 23.02.21 02:55. Заголовок: Огромный особняк, именуемый "Школа Разврата".

 Отправлено: 23.02.21 02:56. Заголовок: Маркиз, восседая в о..

Маркиз, восседая в одиночестве на высокопарной тафте, скучающе играет со своим вялым нынче инструментом. Он бесстыжий охальник и может заняться, о ужас, этим в высшей степени неблаговидным занятием – для бдящих деланные приличия людишек – хоть посреди светского раута. Уж слишком забавно матушка заламывает руки, а отец корчит физиономии, грозясь отправить Гаспаре подальше с глаз – в дом для душевно больных, как вариант. На это Маркиз отнюдь не почтительно взрывается хохотом – в нём, кстати, всё прекрасно, а смех не исключение - звонко звенит дивным колокольчиком. Только вот слова, что срываются с губ Гаспаре, сложно назвать красивыми. К примеру, папеньке он настоятельно рекомендует заткнуться, а, если сам не в состоянии, Гаспаре не возражает ему помочь каким-нибудь кровавым милым способом. Может, сдать папеньку доброму другу Судье на праздные опыты? Отчего бы нет - если родители своим окаянным благочестием окончательно замучают несчастного отпрыска. Пока Маркизу удаётся сдерживать порывы пошалить - к тому же, ведь не вся его семья – ограниченное дерьмо. Он уверен, в их тухлом роде есть достойный представитель, коего Маркиз нежно и пылко обожает – разумеется, речь о безумном в расчудесном пороке дядюшке Уигрэме. Мир ещё не придумал индивида, фантазия коего сравнилась бы с трепетно гнусными и оттого особенно заманчивыми идеями неутомимого Герцога. Маркиз с порочной страстью привязан к дядюшке всем сердцем, членом и прочими важными атрибутами. Иногда только Герцог способен усмирить дурной нрав младшего друга и по совместительству племянника – благо, иногда на Маркиза накатывает ужасная хандра. В такие моменты, в лучшем случае, он стонет в покрытой шелками кровати, капризно требуя у медсестёр, а чаще – медбратьев, прыгать вокруг него в голом виде и одних чулках, пока ставят капельница. К слову, с отменной дурью, именуемой им идеальным лекарством. Эти глупцы наивно полагают, будто их грудь или отросток между ног его возбуждают. Его всего лишь забавляет, как они носятся с запалом стала овец, готовые выполнить любую его прихоть. Любопытно, скажи он сим неизменным бабам-поклонницам оторвать мужикам-соперникам члены – как быстро те ринутся выполнять приказание. Бесполезные плебеи. Он ненавидит безответных девиц с бесцветным характером, он вовсе не фанат дамского племени. Вопреки, именно поэтому ему запала в душонку – насколько картинный мерзавец обладает душой – привередливая Маркиза Адалин. Он имел удовольствие сталкиваться с ней на приёмах – они то и дело обменивались колкими любезностями. В отличие от покорных сучек, изрядно надоевших и замирающих в его присутствии, Адалин никогда не принижала себя и не ставила ниже него только потому, что была рождена слабой женщиной. Никакая она не слабая и, признаться, Маркиза заводит её сила. Он мог с надменной статью целовать её ручку, с милейшей улыбкой называя её сукой, а далее следовали столь картинные пошлости, что любая бы стыдливо зарделась скучным образом. Любая, но не Адалин. Она каждый раз выдаёт новые кульбиты, а однажды отдавила ему ногу каблучком – ему пришлось посещать болезненные перевязки неделю, чем он извращённо был доволен. Ибо может показаться, будто Маркиз любит себя настолько, что уж дальше некуда. А он отчаянно не выносит сам себя периодами. Настолько, что жалобно делится с дядей желанием отрезать себе голову. Просто так, если Маркиз огорчён, у него пропало вдохновение, и, среди аристократического сброда, именуемого их кругом, он хуже всех играет на фортепьяно. Дядюшка пока запрещает ему тешиться столь фатально. Даже жаль.
Сегодня же Маркиз, сбросив апатию, пребывает на подъёме. Быть может, виной тому – недавний угар, благодаря спидболу, ведь обыденные запрещённые вещества ему давно что святая водица, всё ни по чём. Но, куда вероятнее – заманчивая дядюшкина затея с принадлежащей им троим школой разврата, коей Маркиз радовался, словно малое дитя, не постеснявшись сладко хлопать в ладоши, в то время, как Судья с мрачной сдержанностью, но не менее одобрительно хмыкал себе под нос. Надо бы ознакомиться с птенчиками, что попались в их клетку – ох уж эти неразумные пташки на убой. Гаспаре бы посочувствовал всенепременно, если бы был способен на эмпатию. Но, простите великодушно, он, недоросль, не ведает такого варварского слова. Если с дядюшкиной добычей Гаспаре уже успел столкнуться в коридоре, то выбор Судьи пока был сокрыт от его любопытного взора. Что ж, душка Фабрицио всегда был наиболее скрытым из их коллектива элиты самого грязного – на зависть лапушкам – общества. От праведников невольно сводит зубы. Может быть, за такие грехи стоит выдрать зубы всем этим праведникам средневековым способом? Это бы порадовало Судью. Дядюшку бы больше воодушевило, когда бы всех этих умников, с кровавой дыркой вместо рта, поимели в пресловутую дырку возмутительными способами. Но вернёмся к чудесным пленникам – Маркиз ощущает себя как ребёнок в рождественский сочельник, распахнув дверь комнаты добычи Судьи, глумливо поклонившись представшей пред ним прекрасной даме – и ничего, что та не слишком вежливо стоит к нему спиной. Он с изысканной леностью опирается о дверной косяк, обманчиво мягко хмыкнув.
-Ай-ай, барышня. Право, как некультурно. Что за непотребное приветствие своего господина? Даже не знаю, как привить хорошие манеры. Быть может, вскрыть Вашу очаровательную черепушку и вложить сиё знание прямо в мозг?
Задумчиво произносит он, уже куда менее интеллигентно, с бессердечной резкостью развернув девчонку за плечи. Маркизу не терпится испытать её на прочность. Только вот меньше всего он ожидает узреть уперевшийся в него ненавидящий знакомый взгляд… Адалин. Минуту назад он был самоуверен, словно слетевший с катушек индюк. Но теперь в его глазах плещется растерянность. Он, разумеется, не прочь проучить эту негодницу, правда, он предпочёл бы отодрать её приятным для обоих образом. При всей его неспособности сопереживать, эта женщина вызывала в нём особенные чувства. Посему, увидеть ту в обители содомского – и далеко не только оного – греха, он желанием не горел.
-Прошу простить великодушно мою несдержанность, Маркиза…но изволь объясниться, какого чёрта ты здесь, проклятая стерва?
Зло, при том взволнованно вещает Маркиз, встряхнув непокорную барышню. В то время, как все спали и видели, как бы прыгнуть к нему в койку, она не давалась его обаянию, чем распаляла мужские инстинкты охотника. Однако, сиё не означало, будто он жаждал узреть, как за острый язычок Судья превратит её красивые черты в нечто ужасное. Чёрт подери, придётся всё это разруливать. Пусть Гаспаре ленив и инфантилен, он прежде не вступал в перепалки со старшими друзьями, но сию ситуацию пустить на самотёк не может. Он не добрый самаритянин и, раз Адалин изволила здесь оказаться – не суть, по своему желанию или же против – он отпускать её не собирается, он не сопливый рыцарь. Но и позволить глумиться над ней бездушным образом не в силах. И оттого ещё сильнее бесится из-за её пребывания в обители истинной похоти.
-Чудесно выглядишь, моя Маркиза. О, да, моя – спорь, сколь угодно, меня возбуждает твоя непокорность. На данном курорте, к слову, это – комплимент. Но в большей степени – повод беспокоиться.
Он задумчиво проводит хищными пальцами по центру её шеи, замерев в ложбинке между грудью. Ему коварно нравится то, как тяжело Адалин дышит – вероятно, обеспокоена своим незавидным положением. Хотя приятнее уповать – она обеспокоена близостью того, кого называет врагом.
-Так и быть, сегодня я невероятно добр. Итак…на какие грехи ты способна, дабы я возжелал облегчить твою участь?
Он хлопает бесконечно длинными ресницами, а затем по-звериному прижимает Адалин к стене корпусом, впрочем, боли не стремясь причинить. Он хочет телом ощущать, как сладостно она подрагивает от безнадежной ярости. Он же с жестокой нежностью играет локонами строптивицы.

 Отправлено: 26.02.21 00:57. Заголовок: Она вся пропитана не..

Она вся пропитана ненавистью к наряду, что красноречиво лежал на постели. Она прекрасно понимает намеки, поэтому не сомневалась в том, что ей придется его надеть. Да она дерзкая, злая до безобразия, и не собирается мириться со своим положением. Но она не была воспитана дурой, поэтому на рожон тоже лезть не планировала. С ненавистью и яростью она натягивала на себя наряды, что ей предназначались. Даже нашла в себе силы пошутить, что Рагнару предложенные костюмы идут куда больше, чем ей все эти платья и замысловатые прически. Откуда вообще берутся странные девицы в масках, которые делают ей причёски и завязывают корсеты, а потом исчезают.
Вот и сегодня одна из таких девиц поспешно покинула комнату Рагнара и Адалин и, конечно, Адалин тут же «напала» на Рагнара.
- Ты должен ее соблазнить. Одну из них, - Рагнар смотрит на нее взглядом с примесью непонимания и даже почти ужаса, на что она фыркает. Ей нужно всеми правдами и неправдами отсюда вырваться, - ты что думаешь они позарятся на мою бледную кожу и большой нос? Ты наша надежда, граф Аркур, поэтому прошу меня слушаться и повиноваться.
Она-то говорит с ним на «ты» и буквально трясет за плечи, то ведет себя величественно и отрешенно. Словно сама еще не может до конца определиться ни в том, как к нему относится, ни в том, как ей сбежать и что для этого использовать. Пусть Адалин привязалась с белокурой Марин, но та была совсем не помощницей ей. Что выводило из себя Злюку Адалин.
На счастье Рагнара за ним прислали очередного молчаливого слугу. Не успел он и шагу ступить, как Адалин прошипела ему на ухо «Вас поимеют палками в зад, прелестный граф, так что лучше случайтесь меня». Да она ужасна и зря ведет себя таким образом с прекрасным Рагнаром. Но она злится каждую минуту. Причем на всех. Даже на того, кто относится к ней с душой. Что уж говорить о ее мыслях относительно того, как она будет себя вести, когда найдет виновника своего пребывания в этом аду.
Она наводит последние штрихи своего вынужденного туалета, когда слышит, что дверь в комнату распахнулась. Она намеренно горделиво и не думает оборачиваться. В ней зудит противный страх, что ей сделают больно, противно, что неизвестно, что придет в голову всем этим ублюдкам. Но она не собиралась пищать. Может, потом скулить.
И, когда невольно развернувшись от резкого жеста, она сталкивается взглядом с прекрасными, но ненавистными глазами Маркиза, Адалин не просто вспыхивает. Она буквально пылает яростью. Это все он, проклятый порочный Дориан Грей, не сумел ей простить, что она вела себя, как стерва и решил ее таким образом наказать. Она нашла мишень своей ненависти и ярости.
- Не притворяйся душкой, Дьявольское отродье, - цедит она сквозь зубы, но почему-то внутри ликует, что явно читается на ее лице. Ее враг ужасен. Дьявольски красив, но теперь она знает его в лицо.
- Я никогда не буду Вашей, Маркиз Де Сад, - она кланяется ему, изображая вежливость, хотя желает расцарапать его красивое лицо.
Он касается ее кожи, у нее предательски бегут мурашки, к черту это отвратительное тело, которое ее таким нахальным образом предает. Она считает, что ей следует быть кокетливой и покорной, чтобы как-то ввести в заблуждение своего мучителя. Но в ней нет кокетства. Она злая, она одинокая и грубая. А сейчас она просто делает сбежать из этого Дьявольского места и уничтожить его к чертям.
- Право же, Маркиз, неужели Вам была так интересная моя персона, что Вы решили меня украсть? – она все еще видит в нем своего главного врага, но вопрошает вполне искренне, - из всех несчастных, кого я здесь видела – я самая некрасивая. И да я непокорная и покорной не буду.
С переговорами у нее тоже так себе. Даже если случится чудо, и Маркиз ее просто отпустит, она никогда в жизни не оставит его в покое и просто сделает все, чтобы сжить с лица земли, настолько в ней кипит злость. И притвориться, что так не будет, она просто не в состоянии.
Он прижимает ее к стене, тело снова ей не поддается, что бесит еще сильнее. Она упирается ладонями ему в грудь, чтобы он не почувствовал, как подводит ее сердцебиение.
- Я не буду играть в благородную. Я предоставлю Вам трех прелестниц для этого адского места, если Вы меня отпустите. Я не могу здесь находиться и клянусь… при первой же возможности, я вскрою Ваше проклятое горло.

 Отправлено: 29.04.21 03:10. Заголовок: -Кошечка, чем тебе Д..

-Кошечка, чем тебе Дьявольское отродье – не душка?
С невинным видом смеётся Маркиз. Как же она права – он жестокий мальчик. У него смех чистый, словно у ни в чём не запятнанного дитя – а на деле, он эгоцентричный, помешанный на пороке юноша – ещё со времён, когда ленно валялся в баснословно шёлковых пелёнках. Смех обманчиво звенит, как колокольчик. А душа его – грязные потёмки. Он, к слову, в отличие от своих великовозрастных друзей по разврату не сказать, будто столь же опасен. Он до кровожадных чудачеств ещё не вполне дорос и не успел фатально – для их жертв, само собой – пресытиться однообразием бытия. Он всего лишь картинно красивый юноша с ямочкой на подбородке, от коей многие имеют обыкновение сходить с ума. Не замечая в его глазах бессердечного блеска. Да, быть может, он не стал бы праздно убивать, тем не менее, уж точно не подал бы руки утопающему. Он греха насмотрелся на сто веков вперёд – благо, завсегдатай публичных домов, и повидал немало на своём юном веку. В неспешных беседах с дядюшкой, Маркиз неустанно заламывает руки, мол, надо бы всё же отбросить присущие ему ленные повадки да свернуть шею кому-нибудь из гетер – благо те так много болтают, а ему иногда любо слушать тишину. Мёртвые тела не раздражают стенаниями над ухом. А для ушей Маркиза пересуды девиц напоминают бесполезные трели комаров. Но не касаемо Адалин – она, пожалуй, единственная женщина, кого он истинно слушал, а не с возмутительно приветливой улыбочкой цинично отключал органы чувств.
-Право, до чего прелестно ты ненавидишь меня. Восприму комплиментом то, столь рьяно ты своей непокорностью намереваешься ещё больше возбудить мою дьявольскую натуру.
С мягким, едва ли не озорным лукавством, хмыкает Маркиз, продолжая сладко терзать её обнажённые, острые ключицы кончиками пальцев. Она для чего-то принижает себя – Маркиз, невзирая на всю популярность в бесчисленном кругу светских львиц, никогда не утруждал себя озаботиться амплуа дамского угодника, посему не слишком понимает основы женского кокетства, хоть и с нотками явной неприязни по отношению к его премилой персоне. Что не смущает Маркиза. Ибо он из тех каверзных шалунишек, коим, если неинтересно – пиши пропало. Он тогда бровью не поведёт, не говоря о том, чтобы, разбежавшись, щёлкнуть пальцем. Впротивовес, коли кто-то умудрится зацепить его внимание – как Адалин ловко удался этот трюк – его вовек не отвадить ни яростными речами, ни ножами, воткнутыми в ухо. Он не трепетный страдалец – и, в случае нужды, отрезав себе покалеченный орган, приобретёт самый стильный слуховой аппарат.
-Глупышка. О да - ты непокорная. Не сомневаюсь в святости данного постулата. Но не припомню, чтобы мне нравились сахарные пташки. Ты перепутала наши вкусы с дядюшкой – его прерогатива девочки, вроде твоей отрешённой подружки-маньячки.
Он склоняет голову набок, с пристальным рвением рассматривая её – так, словно изучает впервые. Несносно и жадно. Он всё ещё пылает лихорадочным недоумением, что за чёрт побудил Маркизу найти такое сомнительное приключение на её влекущую его задницу. Гаспаре до умиления забавляет её жгучая уверенность в том, что он и есть сатрап, содействовавший похищению – что ж, Маркиз любезно не станет разубеждать. Во-первых – с чего бы? Образ плохого мальчика ему вполне под стать. Во-вторых, не хочется пугать её. Не то, чтобы он корчил из себя потуги джентльмена – однако, являться фетишем безумного судьи – даже для не слабонервных удовольствие относительное. Что ничуть не отменяет тёмной страсти к Адалин и от Маркиза – жаль, он всё же до старших товарищей не дотягивает. Благо притащить её в сад содома – где проснуться по крайней мере целой уже великая победа – посчитал греховно излишним.
-Моя Маркиза. Ты красива. Любопытно, что ты того не видишь. Но неважно – главное, я подмечаю каждую твою гневную черту.
Герцог бы хмыкнул с театральным ужасом, мол, племянник совсем отбился от рук – так недолго втрескаться по уши. Ну а что – Маркиз способен даже на столь диковинное для него извращение, как любовь. Когда-нибудь он не стал бы исключать сей трагикомичной перспективы, коли все прочие радости жизни осточертеют – не зря ведь он вкушал оные с младых ногтей. Хотя, приземлённый Судья тут же бы охладил его пыл комментарием, что Маркиз себя то толком не умеет жаловать. Что поделать – Гаспаре иногда себя обожает до дрожи нарциссизма. А порой находит меланхоличное настроение, и он не прочь вспороть себе живот под грандиозную музыку какого-нибудь Равеля. «Павану на смерть инфанты», например.
-Ты всерьёз, Адалин? Неужто наивно полагаешь, будто я променял бы тебя на кучку заурядных клуш? Которые примутся пищать, туповато хлопая глазами. Я завожусь от попыток вскрыть моё горло - тебе не повезло. Или повезло – смотря, как взглянуть на сей факт.
Он всё с той же невозмутимой горячностью вдавливает в стенку пылкую занозу. Он обожает в Адалин её противоречивое стремление проломить ему голову и откровенно поизвиваться на чреслах. Она ведь может прыскать прелестным ядом сколько вздумается – но ток, прошедший по коже от его касаний, он разнузданным нюхом ощутит за версту. Маркиз многозначительно играет бровями, растянув улыбку ангелочка. Падшего. И, стоит ей упрямо упереться ему грудь, он, без зазрения совести сцапав одну из её горящих ладошек, целует запястье Адалин. Правда, церемонный, казалось бы, жест в исполнении окаянного Маркиза смотрится похабно.
-Я сегодня зверски добр - пользуйся моментом. Итак, ты получишь возможность бежать. Да, Маркиза, Ваш слух не подводит. Я позабочусь о том, чтобы Вам не чинили препятствий. Вся соль в том, что, даже без подводных камней, выбраться отсюда - задача непосильная. Каюсь, мне чертовски интересно, что ты придумаешь ради осуществления цели.
Кто сказал, будто Маркиз способен изгаляться лишь в постели? Он извращённо пытлив также в думах. И сейчас его охватывает первозданный азарт – словно ребёнка, коего дурные родители оставили дома в надежде, что их якобы благоразумный отпрыск не перевернёт всё вверх тормашками.
-Так вот, строптивица. Выберешься - будешь свободна. Тебя не станут преследовать. Как я об этом договорюсь - будет моей заботой. А вот, коли не сумеешь...что станет расплатой, скажи? Твой черёд выдвинуть условие нашей чудесной игры.
Гаспаре не думает шутить – его заводят дерзкие вызовы. Он извращённый любитель как можно более неприлично порицаемого обществом времяпрепровождения. Только – диво дивное – с тех пор, как пропала Маркиза, не гнушающаяся играть с ним на приёмах в язвительный пин-понг, ему всё сделалось немило. И никакие неприличия не заменяли компании этой строптивицы. Потому, он, сколь чарующе не глумился бы над её нынешним незавидным положением пленницы, всё равно будет заботиться об Адалин - тайно, само собой разумеется, он в благих поступках ни за что не сознается, вся нечистая сила его упаси. Впрочем, пусть Гаспаре похотливый милый изверг, это не мешает ему иногда слыть старомодным романтиком. Самую малость, ясное дело.

 Отправлено: 06.05.21 01:05. Заголовок: - Ненавижу, - цедит ..

- Ненавижу, - цедит Адалин, - не собираюсь это скрывать.
Он отнял ее свободу, он отнял у нее возможность просто гулять по городу, волчицей смотреть на ненавистных ей людей на приемах. Заточение не принесло ей ничего хорошего. Кроме того, что парадоксально именно здесь она встретила ту, кого могла звать своей подругой. За всю свою холеную и роскошную, можно сказать, жизнь, она не встретила никакой девушки, с которой ей хотелось бы делиться секретами и кого хотелось звать подругой, а не просто фрейлиной или знакомой. проклятая школа разврата подарила Адалин белокурую и, черт дери, совсем безумную Марин. Никогда бы в той самой свободной жизни они бы не подружились, скорее всего, даже не встретились бы. Но здесь все иначе. Можно сказать, что и странная девочка в синяках Кларолин так же стала для Адалин не чужой. Жалкой и трогательной. Адалин не любит жалких. Раньше она бы лишь фыркнула, но в мерзкой школе, она даже вытирала кровоподтеки растерянной Кларолин. И, конечно, готова была залечить раны своей белокурой Марин. Марин говорила, что не верит в то, что можно сбежать. А Адалин думала, что блондинка, просто не хочет бежать. Это было дикостью для Адалин. И она гнала от себя сию безумную догадку.
- Не говори ничего о моей подруге в моем присутствии. Не смей, - под его касаниями ее ключиц, она невольно часто дышит, выдавая свое возбуждение.
Адалин не дура и прекрасно уже поняла, как все происходит в этой школе. Они просто игрушки. И Адалин и Марин… и Рагнар. На вершине школы – извращенцы, которым плевать, над кем издеваться. И Адалин прекрасно понимает, что белокурая и странная Марин попадает в руки, как к пугающему судье, так же и к безобразному герцогу и, конечно, к дьяволу – извращенцу Маркизу. Просить о пощаде к подруге Адалин не могла, это просто глупость. но ей больно слышать, когда упоминается имя той, что стала ей по-настоящему близка.
Он говорит, что она красива. Она шумно выдыхает. Она не робеет от его комплиментов, ибо не считает это комплиментами. Более того, она не считает себя красивой и не покроется румянцем после того, как такой красивый подонок сообщил, что она красивая. Она не хмыкает иронично лишь по причине того, что корсет слишком стягивает легкие. И не только корсет.
- Уж поверьте, Маркиз… я бы рада была пообещать заурядных клуш, как Вы выражаетесь, что будут пищать… но я обещаю, что все будут желать перерезать Вам горло, благо Вы это заслужили, - она даже слегка кланяется, вновь переходя на официальный тон. Адалин желает выбраться. Она желает выбраться больше всего. В то же время, почему-то не может удержаться от искушения «играть» с прекрасным и ненавистным ей Маркизом.
Он целует ее запястье, от чего по коже, по такой предательской белой коже, бегут мурашки. Адалин вся вжимается в стену, буквально его испепеляя взглядом. А он дает ей шанс, о котором она молила, кричала, требовала, все то время, что была в заточении. Она была уверена, что, если у нее будет шанс, то она обязательно победит. Потому что никто не желал сбежать так, как она. И она готова была цепляться за любую, даже самую призрачную возможность. Но… разве может она доверять Маркизу? Ни единому слову. Он хитер и умен. Она не думает, что она такой ценный кадр, что ее нельзя отпустить. Но понимает, что в этой школе свои правила.
- Я не доставлю Вам, Маркиз, удовольствия лицезреть, как я пытаюсь убежать и мечусь, как загнанное в ловушку животное, - если честно, то она бы доставила ему это удовольствие, если бы хотя бы на сотую долю верила в то, что может убежать.
Адалин облизывает губы.
- Если бы у меня была возможность бежать, я не бежала бы без… - она замолкает, ей не хочется произносить имен, во-первых. Во-вторых, она сама не понимает, чье имя назвала бы. Первым идет имя Марин, с другой стороны, Адалин понимает, что белокурая подруга бы сопротивлялась и осталась бы в школе. Да это странно, но Марин умеет адаптироваться. Да Марин больно, плохо, она не наслаждается всем, что происходит в этом замке. Но она умеет здесь жить. и поэтому Марин сильна. А вот Рагнар… Адалин его здесь не оставит. Пусть Рагнар так же силен, как Марин, он может быть в этой атмосфере. Но Адалин обязательно вытащит этого ангела с собой. Если бы не он, то она бы порезала себе вены в первый же день, до того она категоричная.
- Без того, кто волей судеб оказался со мной «в паре». Раз уж так вышло, что мы с ним оказались вместе, то и сбежим вместе.
Она не называет имен. Но, наверное, впервые за все время своего заточения, признает, что Рагнар не просто так. Рагнара она потянет за собой и не оставит здесь на растерзание другим.
- Обещаешь, что я могу сбежать не одна и я попробую. Если нет, то найду способ и без твоего дьявольского величества.

 Отправлено: 29.06.21 04:31. Заголовок: -Ну, знаешь ли, срав..

-Ну, знаешь ли, сравнила. Иногда разишь меня своей наивностью в самое сердце. Клуши на то и заурядные, что нет – скучно и тоскливо не будут ничего мне резать. В этом тебе не обвести меня вокруг пальца. Вокруг члена – ещё куда ни шло – я с изощрённым удовольствием рассмотрю подобную перспективу. Или…ты ведь меня не боишься?
Прицокивает он языком, а затем с мелодичным эффектом картинно выгибает бровь. У него черты лица столь правильные, что с него бы писать одухотворённые в своей старомодности полотна. Но, будто в противовес сему степенному умозаключению - ох, до чего Маркиз ядрёно не выносит свою рожу «Кена». Его то и дело подумывает заставить или, быть может, даже попросить кого-то из жертв их с Герцогом и Судьёй извращённого дома терпимости смачно исполосовать ему физиономию. Чем? Да хоть бы садовыми ножницами. Только все эти мышки точно испугаются, трусишки. Но не величественная в своей агрессии Адалин – она бы смело вонзила нож от бумаги прямиком ему в глотку – при том прежде не постыдившись подвигнуть заглядывающего ей в рот и попутно развесившего уши милашку Рагнара утащить пресловутый ножик для сей каверзной цели у Маркиза под носом. Разве не очаровательные перспективы? Без кровавых забав жизнь так скучна. Маркиз, кажется, становится уже не столь юн и беспечен, как прежде. Раньше садизм куда больше его развлекал. И в какой момент его потянуло познать мазохизм в самых бесбашенных проявлениях. Как поэтично, вы не находите?
-За это я тебя и обожаю, кошечка. Твоя ненависть меня возбуждает тем, что она неподдельная. Знаешь ли ты, сколь мало в моей жизни искреннего? Дружба Герцого и Судьи…вот и всё, на деле. А ещё – твоя ненависть. Мой афродозиак, непослушная кошка, запомни. Ты – моя любимая игрушка. Единственная игрушка, с коей я всегда хочу играть.
С обманчивой печалью играет бровями Маркиз – глаза же его с пристальным прищуром в неё впиваются горячей страстью. Многие женщины, кстати, упорно ожидали от него огня, а он же обдавал их высокомерным холодом, совершенно наплевав на их эмоции и чувства – то, от нечего делать, имея просто так, как в сию минуту ему нравится, то вышвыривая вон ещё до секса тех, кто своим глупым воркованием успевал, не дойдя до постели, его утомить. В нём много страсти, обдающей ледяным душем. Жестокой и далёкой от сентиментальностей. Почему же тогда он совсем не может контролировать в присутствии его остервенелой язвы свой огонь? Который именно она в Маркизе открыла, сама того не сознавая. Он медленно, но верно угасал до их судьбоносного столкновения на приёме, где он подумывал – выпить вина или засунуть шпагу себе в глаз, дабы позабавиться хотя бы визгами нечаянной публики от будничного кровавого зрелища. И тут появилась она, словно блоковская «Незнакомка». А он, между прочим, вдохновенно то и дело перечитывал особенно мрачные стихи этого тяжёлого, гениального поэта.
-Ну хорошо-хорошо, уломала, солнышко. Должен же я проявить воспитание и исполнить, по крайней мере, столь незначительный каприз дамы, милой моему холодному сердцу.
Хочет ли он глумливо продолжать провоцировать Маркизу тем, что эта её подружка с глазами блюдцами – как в анимэ – и, к слову, не менее порочной натурой, является чем-то незначительным? Или капризно вовлекает прекрасную в своей лютой непримиримости Адалин в спор, касаемо женской дружбы, над коей он нынче ненароком насмехается глумливо? Верил ли по правде Гаспаре в подобную тесно душевную связь между представительницами слабого пола? Судить ему, скептичному подонку, сложно. Он полагает, уж слишком у всех дам без исключения, тем паче из высшего общества, извечно семь пятниц на неделе. Тем не менее, сейчас он больше выпендривается, словно негласно вызывая Адалин на словесный поединок аргументов – потому как невооружённым взором давно узрел, сколь Адалин и Марин друг к другу прикипели. Это, пожалуй, вызывало в нём больше капризной ревности, чем эмоции его Маркизы к заумному выскочке, Рагнару. Тот – всего лишь мужчина. А в этом мире столь мало мужчин, способных поспорить с Маркизом в искусстве по-юношески жестокого тёмного соблазна. А кому нужен соблазн исключительно светлый, отражённый в глазёнках непорочного душой мальчишки? Ну это ненадолго – зная слабость дядюшки к извращениям над задницами сладких малышей, Гаспаре с бессердечной усмешкой не сомневается – Рагнар так или иначе набьёт руки, рот и прочие свои части тела в дивном умении обольщения. Как скоро, интересно, очаровательный в своей непосредственный Герцог засунет свой член между губ сего паренька? Маркиз бы делал ставки – не будь он чрезмерно беспечен и не страдай непрошибаемой леностью. Судья же, вероятно, яростно пресыщенный даже самыми жестокосердечными зрелищами.
-Право, обойдёмся без откровенной лести – до его злостного Величества я пока сделал недостаточно отменных пакостей. Его Высочество – сойдёт вполне. Впрочем, у меня же имеется потенциал однажды до Величества дорасти, как полагаешь, прелесть?
Он с игривой, иллюзорно невинной жестокостью, с нажимом ласкает пальцами её разгневанные щёчки, с пылкой деланной невозмутимостью обводит контур дрожащих от ненависти губ. Он обдаёт её жарким дыханием. Он мог бы приказать ей целовать его, иначе целовать его придётся душке Рагнару на глазах Адалин – Маркиз уверен, Герцог не осерчает за невинную шалость, а его терзает искренний интерес, кого бы из них двоих больше Адалин ревновала. И кого бы сильнее пронзала глазами-молниями. Однако…она первая и, пожалуй, единственная женщина, кого он не желает заставлять – не от собственной лености и уж тем паче не от безразличия. Напротив, она как-то умудрилась подцепить его на крючок своей столь живительной ненависти, что он, дьявол раздери, опасается оной лишиться. Словно цветок без живительной влаги. Хотя, следует ли равнять Маркиза с ни в чём неповинным, едва ли не безгрешным цветком? Пусть даже каким-нибудь вполне в его духе Нарциссом. Как бы то ни было, он совсем не хочет перестать взирать в глазах Маркизы ненавистный интерес. Если он её обидит, она может променять свою столь милую ему жгучую ненависть на почти спокойное равнодушие. Даже без особого разочарования или тем паче презрения. Ну уж нет, он на то не согласен.
-Итак, моя злая прелесть…условия мы оговорили, однако…каким образом ты предпочитаешь со мной расплатиться? Признай, своей нездоровой добротой я заслужил награду. А уж какую – выбирать тебе.
Он с хищно ангельским выражением блаженно наблюдает, как она лихорадочно облизывает губы. И как капля язвительного пота вдруг нарисовывается в ложбинке её груди, которую он аристократично подцепляет пальцем, вульгарно слизнув уже со своей руки языком. Ему нравится порочно дразнить её – то своей сомнительной милостью, то якобы неискушённым коварством.
-Согласен, прелесть. Ты получишь возможность бежать с Рагнаром. Герцог, пожалуй, сумеет сдержать ласковый порыв оторвать мою голову, потеряв милую пешку в нашей с тобой шахматной партии. А вот белокурую Марин он так просто не отдаст. Посему я признателен тебе за исполнимость условия.
Хмыкает Маркиз – впрочем, и не думая шутить. По крайней мере, ему кажется, Герцог бы отпустил мальчишку, сумей тот улизнуть за компанию с Адалин. А вот белокурая психопатка – вопрос чуть более жестокий. Отпустил бы её Робен, «добрый», зато друг Маркиза? Отпустил бы на волю, потому как он просто на воле бы её не отпустил. А Маркиз бы ласково хлопал в ладоши, умиляясь превратностям да многообразию человеческих извращённых привязанностей. Что Робена с Марин. Что их с Адалин чудесно дикой истории – которая с радостью была бы воспета всеми творческими шишками прошлых лет, кстати, теми ещё извращугами – даже не считая ни Ван Гога, ни Пикассо.

 Отправлено: 01.07.21 01:56. Заголовок: - Я обещаю приложить..

- Я обещаю приложить все свои связи и усилия, чтобы найти тех, кто отрежет твой член, - она бы рада усмехнуться, но говорит на полном серьезе, не давая себе никакой воли, чтобы перейти с коварным Маркизом на вероломный флирт, - я боюсь. И тебя и твоих извращенцев дружков. И того, что я отсюда не выйду, а ты проживешь дольше меня.

Марин ничего не боялась, потому что она была безумной. А Адалин боялась. Страх слегка притуплялся, потому что она деятельно пыталась найти выход и сбежать. Она просто не имела права в своей голове сесть и трястись от страха, потому что теряла драгоценные минуты. Но сказать гордо и пафосно, что не боялась ничего, и особенно не боялась Маркиза, Адалин не могла. Страх был написан в ее глазах и страх окутывал ее тело, когда он ее касался, так же как и желание. Но желание она могла в себе заглушить. А вот от страха просыпалась даже ночами и могла разбудить среди ночи Рагнара, если ей казалось, что он слишком крепко спал.

- Я не твоя игрушка, - цедит Маркиза, такие слова провоцируют в ней все самое плохое, а уж порочный Маркиз совершенно точно знает, как вывести ее из себя, - я клянусь, что я тебя убью. Если я стану твоей игрушкой, то я не знаю, кому перережу глотку. Тебе или себе.

Если Марин находила некоторое очарование, странное и безумное во всем том разврате, что здесь происходил, то Адалин не из тех, кому нравится насилие. Причем, дело касалось даже того, чтобы во время сексуальных утех, тот, кто был ей по душе, потянул бы ее за волосы. Нет. Адалин не возбуждают шлепки и ее не возбуждает, когда мужчины, считая себе сильнее, пытаются подчинить себе женщин. Адалин тошнит от одного слова «подчинение». Тем более, нельзя сказать, что она питала какую-то особую нежность к мужчинам, порой считая их примитивными приматами. Назвать ее игрушкой, рабыней, призвать к ее покорности и благоразумию…. Вот совсем небольшой список из того, что можно сделать, чтобы заставить ее кипеть от злости.

И пока Адалин думает о том, что следует пообещать Маркизу, чтобы у нее появилась возможность бежать, она буквально слышит, как захлопывается ловушка. С ее стороны очень опрометчиво было подумать, что она умнее Маркиза, как минимум потому что рядом с ним у нее совсем не выходило сохранить холодный разум. который был просто необходим, чтобы не попасться в ловушку, как она сейчас, словно глупая пасхальная крольчиха. Будь она немного иной по характеру, то сейчас бы точно разрыдалась на его глазах от отчаяния. Но Адалин и плакать не собиралась, и сдаваться тоже. Она просто не могла оставаться здесь в этой школе.

- Ты подлое исчадие ада, - сквозь зубы произносит Адалин, - если у меня получится сбежать с Рагнаром, то Марин будет в опасности. Ты захочешь мне отомстить, - она смеется громко, как злая ведьма, - но не потому что ты что-то ко мне чувствуешь. А потому что ты из ада. И тебе нравится играть с людьми.

Адалин злая, она не выносит, когда ее трогают. Когда ее трогает Маркиз, то по коже бегут мурашки, и дыхание сбивается. Это ее бесит. Огромное количество женщин – красивее ее, мягче ее. Сговорчивее, чем она. И она давно приняла решение, что ей не нужны никаких отношения, потому что это лишь нервировать друг друга. она не собиралась никогда принадлежать ни одному из мужчин. От одной мысли ее передергивало. Она видела Маркиза на приемах и знала, что его всегда окружали самые красивые женщины.

- Вы извращенец, Маркиз, - она кривит губы, - Вы вздумали, что будет весело сломать самую непривлекательную женщину, потому что всех красивых кукол уже поломали, - она вскидывает голову.

Ни за что на свете она не поверит в то, эта его игра хоть как-то связана с эмоциями, а не с извращением. А она терпеть не может извращенцев.

- Покиньте мои покои, Маркиз. Вот Вам игра. Или я попробую убежать с Рагнаром. Или я попробую убежать с Марин. Или попробую убежать одна. Или проткну себе артерию гребнем. Можете делать ставки.

 Отправлено: 18.09.21 23:52. Заголовок: -Я не рискну гневить..

-Я не рискну гневить Создателя – и клясться да божиться своим членом, что ты выйдешь отсюда всенепременно живой и целой, кошечка. Но, если тебя это возрадует, торжественно даю слово погрести вместе с тобой свой член. А имеешь ли ты представление, сколь много эта непрезентабельная, на первый взгляд, часть плоти, безмерно важна для мужчины? Даже для столь очаровательно извращённого стареющего юноши в моём лице.
Он вновь смеётся своим чарующе соловьиным смехом, будто бы он – само воплощение невинного паренька, никогда не знавшего ни упоения разврата, ни горького вкуса печали. Маркиз же, словно разрывая шаблон собственной ангельской внешности, является как раз образцом порока и пошлости, который, ко всему прочему, из грустно-задумчивого состояния давным-давно не вылезает, плотно срастаясь со своей тоской и даже ревностно не имея окаянных намерений от неё избавляться. Он отчего-то странно и не желает быть просто счастливым, весёлым человеком, ему необходима нотка трагичности и перчинка драмы в своей аристократичной судьбинушке. Словно в отместку своим фу ты ну ты идеальным родителям, что с его младых ногтей таскают сына то по психиатрам, то по священникам со святой водой наперевес в надежде разбудить в Гаспаре нечто светлое. Забавно, им не удался сей фокус за столько лет, а Адалин действительно будила в нём пусть самую чуточку, но добродетель. По крайней мере, в отношении её пребывания здесь, кое он мог очень недурственно отравить – однако, наоборот он собирается посильным образом сделать её жизнь в школе разврата как можно более…безопасной? Ибо определение «комфортной» в данном контексте звучало бы излишне циничным даже для Маркиза.
-Так почему бы тебе не перерезать глотки нам обоим, к чему муки выбора? Ты поймаешь аж двух зайцев - избавишь себя от пытки заточения, а меня - от вселенской скуки этого праздного мира. Уж не знаю, как ты - а я нахожу в твоём порыве нечто необузданно романтическое. Но...не вздумай так шутить с Герцогом и Судьёй, прелесть. Ибо за судьёй отродясь не водилось ни намёка на чувство юмора, а мой возлюбленный дядюшка не настолько пресытился грешностью мироздания – и трогательно жаждет поглощать жизнь.
Он многозначительно подмигивает Маркизе, и в глазах его играют чёртики – те самые, кои, как ему казалось, навек его покинули, отправившись в свою личную преисподнюю, очевидно, отдыхать от проделок проказника Гаспаре. Взгляд Маркиза, каким бы тот ни слыл молодым и прекрасным, утерял былой блеск и смотрелся безжизненным и опустошённым. Но злобные в своей пылкости речи Адалин зажигают в нём некий азарт, извращённую игривость и непостижимым ему образом страстное желание не просто праздно её поиметь, но помочь. Хотя, разумеется, он не настолько добренький, если не сказать придурковато сказочный благодетель, чтобы легко её отпустить.
-Благодарю за комплимент, моя пылкая любимая забава. Что ж, в таком случае, ты являешься самым коварным исчадием рая.
Здесь Адалин не погрешила против истины – Маркиз обожает опасные игры в жизнь и смерть. Ещё в детские года, пока его приятели потаённо разглядывали отцовские похабные журналы, Маркиз уже видел что женские, что мужские тела во всех мыслимых и не очень ракурсах и являлся пресыщенным ими уже тогда. Зато ему нравились книги – его ум занимал, к примеру, фаустовский Создатель и Мефистофель, их игра с человеческой судьбой в прологе на небесах его завораживала. И до последней страницы его грызло изводящее любопытство – кто же проиграет, а кто победит. И что из этого более интересно.
-О. Я тебя обожаю и да, ты права - я захочу тебе отомстить, в духе вероломного, капризного, жестокого мальчишки, если разобьёшь моё сердце. Но уж точно не через Марин - твоя подружка является игрушкой моего дядюшки, а я пока не настолько потерял страх, дабы ломать игрушки своих старших друзей! Так что вернее уж будет опасаться за Рагнара – вдруг я не сдержусь от искушения отрезать ему член, после того, как сладко его трахну, чтобы ты немного поревновала. А потом пришлю его нечестивый отросток тебе, перевязанным красивой пышной лентой, словно выходной бант первоклассницы!
Он с порочной улыбкой обводит кончиками прохладных пальцев линии её острых скул и ключиц. Адалин себя красавицей не считает – а он считает её самой прекрасной из женщин, а уж кого-кого, женщин он немало повидал как на своём веку, так и в своей постели. В ней есть неповторимый огонь, пламя бешенства, буйство темперамента. Злость и страх. Ранимое сердце и грубость манер. И сочетание подобных противоречий, сотканных в одном человеке, отменно заставляет его…выражаясь языком современности – залипать на неё, как последний глупый мальчишка.
-Кстати, кто тебе сказал, что тот факт, что мне нравится играть с людьми – а в особенности с тобой, прелестница, каким-либо образом мешает мне питать к тебе искренние чувства? Но осторожно - искренность это не то, что мне нравится ощущать на своей холёной шкурке. Обещай не быть хорошей девочкой, а я в ответ пообещаю не давать тебя в обиду, зайка.
Маркиз даже немного досадливо хлопает своими картинно длинными ресницами, обиженно прицокнув языком словно ребёнок, коего обделили излюбленным лакомством – стоит ей пообещать проткнуть себе артерию. А почему, с позволения спросить, не ему? Он бы, к слову, зла на неё не затаил, напротив, с любопытством бы наблюдал, как алая кровь бурным фонтаном бьёт из его пробитой шеи. Больше того, если бы он был способен что-то сказать, он бы на смертном одре, ощущая себя воодушевлёно, будто выпав из трагикомично порочной в моральном аспекте книги в стиле Чеховской «Драмы на охоте» - слабым голосом просил бы своего дядюшку не мучить Адалин за его гибель. Потому, что, быть может, на самом деле смерть по-своему странно его манила в туманные загадочно-удушающие объятия, и он хотел бы как можно более оригинально и, разумеется, изощрённо, покинуть бренный мир. Кроме того, Маркиз питает к Адалин очевидную приязнь и, положа руку на сердце, не желает узреть на земле или тем паче с небес череду её страданий.
-Ты забыла про ещё один чудесный вариант - ты проткнёшь мне яйца. Хм..что ж, золотце, попытайся, а я буду сладострастно хлопать в ладоши всякий раз, как тебе удастся удивить меня. К слову, я не столь уж жуткий гад, миледи. Потому как нынче я отнесусь к Вашей просьбе уважительно, позволив Вам побыть наедине с собою, как ты пожелала. Главное, оцени по достоинству моё великодушие и благочестие.
Нынче он дразняще её отпускает из своих навязчивых объятий, явно давая понять, что она ему по душе, и наседать, принуждая её к чему-либо, он не станет. Что, конечно, не означает, будто Адалин удастся крутить им, словно поделкой из пластилина – Маркиз сам неплохо умеет пользоваться чарами, и навряд ли сумеет пасть жертвой оных. Тем не менее, эта женщина сумела его зажечь, пробудить его от сомнамбулического анабиоза и тем самым разжечь в нём ещё более рьяный интерес к её персоне.
Посему, сейчас Маркиз оставляет её в покоях одну, хотя мог бы вынудить «плясать под его дудку». Но он не будет так поступать – только не с ней. Маркиз повидал множество приторно жеманных кукол, трясущихся маргариток аки листья на ветру, лицедейно храбрящихся барышней, да и немало других – он, возжелай того, запросто написал бы о внутреннем мире женского племени истинную диссертацию. Но не о ней. Благо, Адалин для него была и остаётся тайной. Адалин де Мопассан безо всяческих стараний удалось стать самой особенной в тёмном сердце порочного юнца.